Сказка о счастье

Сломанное крыло... только не в этом случае.

И Сима может, да... она может.

Решение было принято.

Сима впилась зрачками в лицо Анны.

— Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза.

* * *

Аня и ахнуть не успела когда на плечи ей легли неправдоподобно тяжелые и теплые руки.

— Смотри мне в глаза — повторил голос.

И Аня — упала.

Или взлетела?

Она летела над синим морем, сквозь грозовое небо, молнии били вокруг, но они ее не пугали.

Она — летела.

И плескались за спиной синие крылья, и свистел в ушах ветер, и летели по ветру волосы грозовым облаком...

Она плакала и смеялась. Кричала что-то нечленораздельное — и отталкивалась от земли.

Она была счастлива.

И знала — это ощущение останется с ней навсегда.

Она ничего не боялась.

* * *

Когда Аня вновь смогла открыть глаза — она сидела на той же скамейке в парке.

А рядом, на скамейке, как сломанная кукла лежала девочка с синими волосами. И руки её беспомощно распластались рядом. Словно сломанные птичьи крылья.

Еще минутой ранее Аня запаниковала бы. Стала бы кричать. Звать на помощь.

Сейчас она была... у нее были крылья.

Рука уверенно нащупала пульс на шее у Симы.

Жива.

А теперь позвонить знакомому водителю и попросить срочно приехать.

Девочку надо доставить в отделение.

И ей туда тоже нужно.

Как можно скорее.

Девушка достала из кармана старенький сотовый телефон и принялась набирать номер.

* * *

В приемном покое Аню знали. Больница место такое. Все друг друга знают. На одном конце чихнешь — на втором тебе "будь здоров" скажут.

И Аня дружески обратилась к регистратору:

— Оль, ты оформи девчушку ко мне, в хирургию. Похоже, у нее сердце больное...

— Может, тогда лучше в кардиологию?

— Да у нее документов никаких нет! — топнула ногой Аня. — Там разве с ней будут возиться? А я хоть пригляжу!

— Откуда ты это чудо выкопала?

— Она меня сама нашла, — коротко ответила Аня. — Сделаешь?

— Без вопросов.

Аня кивнула, подмигнула, пообещала шоколадку — и унеслась в отделение. За ней укатили каталку с девочкой. Медсестра пожала плечами и стала заполнять бумаги.

Неизвестная. Сима. Цвет волос синий. Цвет глаз — синий. Одежда... странное все-таки существо... хиппи?

* * *

В отделении Аня пристроила девочку на свободную койку. Посмотрела на бледное лицо.

— Сима, я не знаю, кто ты. Но я благодарна тебе. Ты главное потерпи. Утром придет Лев Михайлович. Он все-все знает про болезни, утром я приведу сюда врачей, тебе обязательно помогут. А сейчас — поддержим сердечко. Но что же с тобой такое? Никаких повреждений, давление в норме. А пульс зашкаливает. И сердечный ритм сумасшедший. Словно сокращения идут в десятки раз чаще, чем надо.

Аня говорила, а руки уверенно подключали капельницу, вводили лекарство, поудобнее поправляли на подушке голову девочки, приглаживали растрепанные синие волосы... такие мягкие, как птичий пух...

— Дождись меня. Пожалуйста, — еще раз повторила Аня.

Вышла из палаты. И развила бурную деятельность.

Она не собиралась дожидаться утра. И заведующего — тоже.

Она сделает операцию! На свой страх и риск. А что будет дальше?

Дальше — будет видно!

А сейчас ей надо поговорить с анестезиологом, медсестрами и пациенткой.

Сначала — с пациенткой.

Аня легонько поскреблась в палату.

— Лидия Петровна, можно?

— Заходите, — лежащая на кровати женщина выглядела безнадежно усталой. — Я вас слушаю?

Аня присела на край кровати. И коротко обрисовала всю ситуацию.

Она ничего не утаивала. Рассказала и про сомнения шефа, и про свое мнение и про желание попробовать провести операцию...

— Ваше начальство узнает...

— Только завтра. Если вы согласитесь — я сделаю операцию сегодня. Сейчас же.

Лида смотрела на девушку-доктора.

Какая она — эта Аня?

Не красавица.

Умное, худое лицо с четко очерченными скулами.

Яркие глаза. И — мираж, что ли? Или тени так легли?

На миг Лиде почудились громадные крылья за спиной девушки.

А еще она поняла, что верит. Верит ей, несмотря ни на что.

Да и чем она рискует?

Из больницы ее так и так выставят — умирать. Если ничего не сделать — будет поздно. А делать никто не будет кроме Ани. Она-то верит. И в себя, и в свою способность справиться с болезнью.

И справится.

Лида коротко кивнула.

— Я согласна. Что-то нужно?

— Ничего, — пожала плечами Аня. — Если вы согласны — полежите немного и постарайтесь расслабиться. А я пойду готовить все необходимое.

Девушка исчезла за дверью. А Лиде опять почудились за ее спиной огромные синие крылья. Вроде тех, что у чаек.

Странно как-то. Точно — болезнь, лекарства, вот сознание и поплыло.

* * *

Аня сама дивилась, как легко ей удалось провернуть это дело.

Невероятное.

Безнадежное.

Раньше.

Еще вчера она бы опустила руки и уползла под корягу. Сейчас же — она решили драться до победного. И уже через час была готова операционная.

Чего ей стоило уговорить анестезиолога, медсестер, дежурных — знала только Аня. Она обещала, клялась, даже написала записку, что принимает на себя всю ответственность — помогло то, что серьезного начальства в больнице не было. А те, кто был, Аню знали.

Девушка даже и не подозревала, насколько о ней хорошего мнения совершенно чужие люди.

Но все коллеги видели ее изо дня в день. Видели ее одержимость профессией. Видели неконфликтность, полную зацикленность на работе, желание отдать всю себя больным, стать самым лучшим хирургом...

А сейчас от Ани словно свет шел. И противостоять ей становилось просто не возможно. Как волшебство какое-то...

Ровно через час Лидия Петровна легла на каталку.

Щелкнули мощные лампы в операционной, заливая все пространство ярким дневным светом. И с губ девушки слетело тихое:

— Скальпель...

* * *

Источник всех чудес, происходящих в больнице, сейчас лежал на убогой, еще советских времен, кровати.

Симе было плохо. Безумно плохо.

Болело все внутри. Она понимала, что умирает. Но сквозь боль, сквозь подступающую черноту, птица продолжала крепко связывать нити, пронизывающие пространство.

Она должна дать крылья.

И если для этого придется подействовать на несколько человек — разве это важно?

Может, они тоже встанут на крыло?

Потом... потом...

Больно...

Папочка, больно...

* * *

Спустя три часа Аня с гордостью вышла из операционной.

И улыбнулась.

Не зря она была так уверена в себе!

Да, придется еще пропить кое-какие лекарства. Нужен тщательный уход.

Но если все будет хорошо — Лидия Петровна выживет.

Справится!

Девушка сняла маску. Развернулась. И уткнулась носом в дорогой пиджак Льва Михайловича.

— Ой!

Аня съежилась, ожидая громов и молний. Как ни крути — она понимала, что сейчас ей оторвут голову за неподчинение. По полной программе.

И как она могла подумать, что такое удастся осуществить втайне...

Крылья за спиной девушки опали, словно съежились.

Неподалеку Сима вздрогнула от острого приступа боли.

Неужели она ошиблась?

Тогда она умрет.

Прямо сейчас.

Птица не должна ошибаться. Небо — это не тот подарок, который делают трусливым.

Но Аня таки решилась.

Подняла голову и посмотрела в серьезные серые глаза заведующего отделением.

— Вы меня, конечно, выгоните. Только дайте Лидию Петровну поставить на ноги. Ладно? Я ей обещала?

И что-то дрогнуло в мире, отзываясь на ее вызов.

Серые глаза потеплели.

— Дурочка. Тебя — выгнать? Да ты же врач от Бога! Таких единицы... дочка...

И теплая ладонь легла Ане на волосы, мягко погладила, возвращая ощущение уверенности и крыльев за спиной.

— Ты лучше меня. Намного. Я бы в твоем возрасте никогда не решился спорить. И позволил бы человеку умереть. А ты вот... ты умница, девочка.

Слезы хлынули потоком.

Аня некрасиво шмыгнула носом и тихо призналась.

— я бы тоже. Никогда бы не решилась. Но... мне сегодня словно крылья подарили.

— Не понял?

— Я т-тоже, — донеслось сквозь слезы. — Лев Михайлович, я тут встретила странную девочку. И ничего не могу для нее сделать. Может, вы посмотрите ее? Ей очень плохо. И я привезла ее сюда. Я не могла бросить ее на улице. И не знаю, как ее благодарить...

— За что?

— За полет и крылья...

Слово было произнесено так тихо, что его почти никто не услышал.

Или совсем никто.

Потому что в следующий миг раздался грохот и звон. Из дальнего конца коридора.

Аня побледнела и метнулась в ту сторону.

— СИМА!!!

Она знала, откуда донесся грохот.

Но когда она влетела в палату, было поздно.

* * *

Сима соединила последнюю ниточку и улыбнулась. Сквозь боль и прерывистое дыхание — улыбнулась.

Вот так.

Мир обретет гениального врача. Врача, с раскрывшимися крыльями. Который будет бороться за каждого пациента. И спасет миллионы жизней.

Не ее.

Ее уже нельзя спасти.

Ее время истекает... почти истекло.

Боль нарастала, становясь невыносимой.

Перед глазами плыли лицо отца и морда лиса, сливаясь в единое огненное облако.

Еще немного — и боль закончится.

Она умрет.

Сима знала это.

Но уходить было не страшно.

Она совершила самое важное в жизни птицы. Она сделала крылатыми трех человек.

Мало это или много?

Невероятно много.

Зазвенела, истончаясь, ниточка, связывающая Птицу с жизнью.

Еще немножко... чуть-чуть... Сима потянулась к ней. И увидела знакомое и родное лицо. Лицо женщины с такими же синими волосами, как у нее. Она никогда не видела ее раньше. Мама умерла при родах. Но теперь они будут вместе, правда?

Девочка протянула руки.

Порыв ветра распахнул окно.

— ...И не знаю, как ее благодарить...

— За что?

— За полет и крылья...

Струна лопнула.

Симу отшвырнуло назад.

Мама погрозила пальцем и отступила в темноту. Мол, не суйся раньше времени. Лети отсюда!

И девочка обнаружила, что сидит на кровати в какой-то комнатке с крашеными стенками.

Рядом валялась странная металлическая конструкция.

Сима посмотрела на свои руки.

На грудь.

Огоньков больше не осталось. Но... она жива?

Да!!!

И это может значить только одно.

Девочка вскочила на кровать. И рассмеялась.

Она — прошла испытание.

Руки взметнулись, словно крылья...

Какие они — синие птицы?

Яркий лазурный хвост. Темное окаймление по краю крыла. Узкая, изящная головка, точеная шея, пышное оперение... и человеческое лицо.

Сима? Лицо ее. А глаза стали намного ярче и серьезнее.

В следующий миг в окно выпорхнула синяя птица.

Блеснула пышным оперением — и растаяла, слившись с ночным небом.

* * *

Когда Аня влетела в палату, там ничего не было.

И никого.

Смятая кровать.

Опрокинутая капельница.

Несколько ярко-синих перьев на белой простыне.

— А где пациентка? — удивился Лев Михайлович. — Ох, и здорова ты бегать!

— Не знаю, — Аня развела руками, незаметно сгребая с кровати перышки. — Вы, правда, не слишком сердитесь?

— Да я почти с самого начала знал. И разрешение дал по телефону на твои художества. Хотя драть тебя надо солдатским ремнем. Чтобы знала.

Аня улыбнулась.

— Меня надо учить и учить. Чтобы я стала хорошим хирургом.

— Отличным. И замечательным.

Девушка улыбнулась. Подошла закрыть окно. И тихо шепнула в ночное небо:

— спасибо, Сима.

Показалось ей или нет? Но на миг ветер донес до ее ушей торжествующую птичью трель.

И все смолкло.

Аня проживет много лет. Спасет множество больных.

Но эту песню она никогда не позабудет.

Никогда...

Интерлюдия 3.

Немного позднее.

— Дядь Миша, а я сегодня сальто сделать смог!

— Лёшка, ты просто молодец! Ты вообще прирожденный боец.

— Наверное.

— Как мама?

— врачи говорят, что ее скоро можно будет выписывать. Недели через три она будет дома. А вы пойдете с нами ее встречать?

— Ели пригласишь — пойду.

— Обязательно приглашу. — Мальчик замялся ненадолго, а потом все-таки спросил. — Дядь Миша а вы никогда на улице не видели девочку с синими волосами?

— С синими? Как Мальвина?

— Наверное. Только Сима — она невероятная. Я после встречи с ней смог взлететь...

— Дети часто летают. Когда растут, — Михаил Иванович погладил ребенка по торчащим вихрам. Но Алёша помотал головой.

— Вы не понимаете. Я не спал. А она помогла мне взлететь.

Михаил Иванович не стал спорить. Только улыбнулся. Мальчик вырастет и забудет А пока не надо разрушать эту сказку.

— Тогда скажи ей за это спасибо. Летать дано не каждому.

Алёша поглядел в небо.

Вспомнил ощущение облаков под крылом. И вдруг четко и громко произнес:

— спасибо тебе, Сима!!!

* * *

— Сегодня мы в гостях у Владислава Петровича Конюшенного.

Журналистка улыбалась в камеру профессиональной улыбкой. Безжизненной.

Но недолго. Стоило ей войти в галерею, где были выставлены работы художника, как она восторженно ахнула. И разговаривала уже совсем по-другому.

Нельзя было поверить, что все это — дерево.

Легонький кораблик словно летел по волнам. И деревянные паруса ей-ей шевелились, как живые.

Загадочно смотрели человеческие лица с резных портретов. Они не имели ничего общего с иконами. Ни канонов, ни установлений.

Но гений мастера был таков, что люди казались живыми. Только дотронься — и деревянные глаза распахнутся, губы улыбнутся — и портрет оживет.

Легкое деревянное кружево словно плыло в воздухе. Птицы парили под потолком. Олень, вырезанный из причудливого корневища, словно оттолкнулся одной ногой от подставки — и застыл в момент прыжка.

Леший тянул то ли лапы, то ли корневища к входящим. И по строгому его лицу было видно — не зли хозяина леса! Заплутаешь и не выпутаешься...

Фигура обнаженной женщины в углу стояла, гордая и спокойная в своей наготе. И даже сомнения не возникало — именно так правильно. И какая там обнаженная натура!?

Какая критика?

Там, где приходит гений — умолкает змеиное шипение.

Спустя час, когда прекратилось выражение восторгов и восхищений, журналистка смогла-таки перейти к деловому стилю общения.

И добралась до главного вопроса.

— а почему вы вдруг решили заняться резьбой по дереву? Обычно в этом возрасте уходят из профессии, а вы только открыли себя. Как так получилось?

Владислав Петрович улыбнулся.

— Сложно сказать. Наверное все началось с одной встречи. Сима, если ты услышишь меня — спасибо тебе за все. Теперь я понимаю, что такое счастье.

И уже тихо. Совсем тихо.

— Спасибо тебе за крылья...

* * *

Над миром парила первая синяя птица за несколько сотен или даже тысяч лет. Она летела и пела. И в небесах звенел ее торжествующий голос.

Первая синяя птица встала на крыло.

Сима знала — за ней придут другие.

Кто-то погибнет. Несомненно.