Большая черная муха

— Но я ещё раз об Эдике. Он не слишком мучился? — потупив глаза, негромко спросила Арина.

— Разве, по-вашему, я похожа на садистку? Чужие страдания мне не приносят наслаждения. Но, запомните, милочка, каждый получает смерть, которую он заслужил.

— А как вам это удалось? Я имею в виду чисто техническую сторону?

— У меня есть свои профессиональные секреты. Они не для широкой огласки, — растекаясь в сладкой улыбке, ответила Анна. — Но, строго по секрету, кое-чем я могу с вами поделиться. В каждом человеке заложена программа на самоуничтожение. Так вот, я умею её включать. Нажимаю нужную кнопочку, и программа заработала.

— Ясно. Хотя и не совсем.

— Совсем понимать и не нужно.

— Извините, а вы не боитесь находиться в этой квартире? — прощаясь, в дверях задала вопрос Арина. — Вас не страшит дух покойного?

— Нет, ни капли. Он страшит вас?

— Отчасти.

— Не тревожьтесь напрасно. Призраки бестелесны и не способны причинить вреда. Гораздо опаснее живые — все злодеяния и пакости исключительно от них. До свидания, милочка, — сказала Анна и крепко пожала ей руку.

— Прощайте.

— Да, если я вам ещё понадоблюсь, то обращайтесь ко мне в любой момент. Не стесняйтесь. Я всегда готова оказать вам услугу.

Никита сидел в гостиной в кресле и читал пухлую экономическую газету. Вернее, просто держал газету перед глазами. Он сидел и думал о том, что напрасно переехал жить в столицу из маленького волжского городка. Вот если бы можно было вместе с Ариной вернуться на свою родину. Но, разумеется, что она не согласится — ни за что не променяет Москву на далекую провинцию. Заикаться даже об этом не стоило.

Никита грустно качнул головой, сложил газету и побрёл на кухню.

— Как дела? — меланхолично спросил он у Арины.

— Нормально.

— Есть скоро будем?

— Скоро-скоро, — ответила та, заканчивая покрывать лаком ногти. — Что, у тебя депрессия?

— Нет. С чего, любопытно, ты решила?

— По твоему виду. Но если нет, то отлично. Как ты знаешь, сегодня я опять была у следователя. Ужасно перенервничала и не успела ничего приготовить нам на ужин. Можно порезать сырокопчёной колбасы, открыть банку рыбных консервов. Есть вчерашний винегрет. Или, желаешь, я поджарю тебе яичницу?

— Не нужно. Нет аппетита. Давай просто перекусим чем-нибудь. Ну, тем, чем ты предложила.

Он уселся за кухонный стол, разгладил на нем клеенку и поймал себя на мысли: насколько же быстро их взаимоотношения стали обыденными, будничными. Словно вместе они провели долгие и долгие годы.

— И о чём спрашивал следователь? — поинтересовался Никита, рассматривая на банке рыбных консервов дату изготовления.

— О том же, что и прежде.

— А о чем он спрашивал прежде?

После допроса у следователя Арина полдня ходила по магазинам — смотрела мебель и бытовую технику. Ей хотелось полностью обновить квартиру, чтобы ничего больше в доме не напоминало о Шугаеве. Но она понимала, что новый интерьер вряд ли поможет. В своих мыслях она будет всё равно часто возвращаться к Эдику и тому, что при её участии с ним произошло.

— Почему ты молчишь?

— Я задумалась, — ответила Арина.

— Что ж, бывает.

— Следователь выведывал у меня о дружках-приятелях Эдика. Об его образе жизни, наклонностях, увлечениях. О том, когда я видела его в последний раз. Ну и прочую ерунду.

— Какую ерунду?

— Какую-какую?! Разную ерунду! — вспылила она. — К примеру, о нас с тобою!

Поперхнувшись бутербродом, Никита громко закашлял.

— Похлопай, — попросил он багровея.

Арина постучала кулачком ему по широкой спине. Потом ласково взъерошила волосы и произнесла:

— Извини, Никита. Что-то нервы у меня вконец расшатались. Наверное, из-за этого следователя. Очень скользкий типчик. Так и норовит всех собак на меня навесить. Но ты не пугайся.

— Я и не пугаюсь. Знаешь, каких громил я побеждал на соревнованиях? От одной только их внешности можно было в обморок грохнуться.

— Ты мне уже рассказывал, дорогой. Но, к сожалению, сейчас мы не на спортивных соревнованиях, и борьба у нас идет безо всяких правил. Победителей в ней нет и быть не может. Есть одни лишь проигравшие, — невесело заметила Арина.

— Понятно, — кивнул Никита. — Значит, меня тоже вызовут на допрос к следователю?

— Вряд ли, я не думаю. Следствие завершено и будет отправлено в архив.

— Не ошибаешься, Арина? Точно?

— Что ж, по-твоему, я шучу? То был обычный несчастный случай, — она вяло подцепила вилкой с тарелки сардинку и, поколебавшись, добавила: — Но создавалось такое впечатление, что следователь во всем винит меня. Будто бы я подстроила этот несчастный случай.

— Ничего себе! — возмутился Никита.

— Мы часто ссорились с Шугаевым и собирались развестись.

— Ну и что?

— А то, что мне досталась вся наша квартира, — усмехнулась Арина. — Выходит, мне была выгодна его смерть. По крайней мере, по мнению следователя.

— Но как бы ты сумела подстроить этот несчастный случай?

— Я о том же — как? Сначала накачала Эдика водкой, потом затащила в ванную комнату. Закрылась изнутри, ударила его там так, что он стукнулся затылком о край ванны, и утопила в ней — полный бред. Но будь малейшая возможность, они бы меня непременно посадили в тюрьму.

— Не переживай — не посадили бы. Слава Богу, ни на всё их воля. Не те нынче времена.

— Времена всегда те самые, — возразила она. — Впрочем, мне самой жалко Шугаева. Бедняга, право. Что за нелепая смерть в ванной? Врагу не пожелаешь...

— Верно, ни за понюх табаку погиб человек, — поддакнул Никита.

— Но с другой стороны, хотя о покойниках не принято говорить плохо, Эдик, между нами, был порядочной свиньей, — помедлив, заметила Арина. — Наведет, бывало, кучу официантов и официанток из своего ресторана и гуляет с ними всю ночь напролёт. Или, наоборот, исчезнет на несколько дней из дома. Куда? Неизвестно. Позвонить, видите ли, ему было лень.

— Он так расслаблялся.

— Ага, он расслаблялся, а я должна была переживать.

— Не сердись, пускай покоится с миром, — произнёс Никита. — Но следователь, по-моему, отчасти прав. Если бы мы с тобой не познакомились, и ты бы не разругалась с ним, то он бы не съехал с этой квартиры и не утонул бы в той ванне.

— Что-то ты, Никита, сложную языковую конструкцию завинтил. В сослагательном наклонении, — поморщив лоб, сказала она.

— Ты имеешь в виду, что конструкцию — не характерную для бывшего спортсмена, — усмехнулся он.

— Да я не о том. Я не заставляла его переезжать, и он не спрашивал у меня совета. Эдика никогда не интересовало моё мнение. Перед всеми вечно лебезил, заискивал, а на мне одной отыгрывался. Ладно, довольно о Шугаеве. Надоело.

— Как скажешь, не будем больше о нем, — кивнул Никита. — Да, сегодня вечером мне необходимо быть на складе.

— И надолго?

— Понятия не имею. Нужно принять контейнеры с таможни.

— Но почему так поздно? На ночь глядя. Без тебя они разве там не разберутся?

— Разберутся. Весь вопрос: как? Обязательно чего-нибудь перепутают, потеряют или своруют. Главным образом, конечно, своруют. Себе потом дороже встанет.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты сейчас уходил из дома. Понимаешь, страшно оставаться одной в квартире. Не уходи, а? — попросила Арина.

— Да и у меня самого нет никакого желания тащиться на склад. Но не могу отказаться — надо. Но ты не волнуйся. Как только приму груз — сразу стрелой домой, — заверил Никита.

Ночью Арина спала тяжелым беспокойным сном. Ей снилось, что она находится в мрачном подвале, со сводчатого потолка которого сочится мутная, дурно пахнущая вода. Темное замкнутое пространство давило, затрудняло дыхание и вызывало тошноту. Вселяло безотчётный страх.

Но главное — мухи. Жирные и мохнатые. Мухи были повсюду: снизу, сверху, по сторонам. Черной грозовой тучей кружили над Ариной. От их громкого жужжания раскалывалась голова.

В надежде найти выход, она бегала по подвалу. Металась от стены к стене. Но тщетно — выход в помещении отсутствовал. Она без конца натыкалась то на запертые двери, то на каменные завалы, то на заколоченные оконца.

Страх нарастал подобно снежному кому.

С каждой секундой всё хуже слушались ноги и движения становились всё медленнее. Неотступно, по пятам, Арину преследовали мухи. В полном изнеможении она рухнула на мокрый шершавый пол и сразу почувствовала, как эти мерзкие создания забираются ей в рот, нос. В уши. Как ползут по горлу, трахеям, копошатся в желудке и в самом мозгу.

Арина проснулась в ледяном ознобе и с болезненными спазмами в желудке. Некоторое время пролежала на влажных простынях, опасаясь шелохнуться. Она убеждала себя, что это был всего лишь кошмар. Бояться ей было совсем нечего. Следовало успокоиться. Мало ли что могло пригрезиться ночью?

Но вернуться к действительности оказалось непросто. Слишком ярким и отчетливым был её сон. К тому же ничего более гадостного и омерзительного ночью никогда прежде она не видела.

Наконец, Арина нетвердой рукой зажгла торшер возле кровати — и обомлела от смертельного ужаса. Её кошмарный сон обернулся самой настоящей явью. Всю комнату наводняли несметные мушиные полчища. Словно сюда слетелись мухи со всего города.

Квартира огласилась её душераздирающим воплем.

Когда Никита по телефонному звонку соседей примчался домой со склада, то застал Арину в невменяемом состоянии. Растрёпанная, в лужах рвотной массы она сидела на полу и тихонько повизгивала. Ему, как и врачам приехавшей "скорой помощи", не удалось добиться от нее ни единого внятного слова, кроме слова "му-хи".

Но никаких мух в комнате не было.

Каролина прервала свой рассказ, увидев в окно, что к сараю нетвердой походкой приближается Степаныч. Поспешно поднялась со стула, выглянула в дверной проём и внимательно оглядела участок.

— Я снова, значит, по вашу душу, — сказал сторож, остановившись возле сарая и переминаясь с ноги на ногу.

— Что такое?

— Ничего такого.

— Зачем же ты тогда пришёл?

— Помните, Каролина, вы просили сообщить, если будет что-нибудь новенькое?

— Ну и?..

— С фермы привезли навоз! — выдержав паузу, радостно произнёс Степаныч.

— Какой ещё навоз?

— Да обыкновенный, коровий. Я смотрел — навоз хороший, густой, насыщенный. Соломы мало. Возьмете грузовик?

— Мне сейчас не до него.

— Напрасно отказываетесь. Навоз ворованный. Поэтому мужики отдают его недорого, буквально за копейки. За зиму он как раз бы перепрел. На следующий год получилось бы отличное удобрение.

— Верно, удобрение было бы отличное, — согласилась Каролина. — В принципе я взяла бы, но потом.

— Потом будет поздно.

— Почему?

— Где ж столько навоза наворовать?

— Понимаю, Степаныч. Однако что поделаешь? Приезжал ещё кто-нибудь к нам в посёлок?

— Ага, приезжал.

— Кто?

— Федотов, майор-отставник. К себе на дачу. У него ещё жена от сердечного приступа умерла в прошлом году, — напомнил сторож. — Скоропостижно так.

— Знаю, — криво улыбнулась Каролина. — Но Федотов, этот глухой тетерев, мне неинтересен.

— Разве? Вы же с ним того, шуры-муры... трали-вали...

— Теперь он мне неинтересен.

— Ну, я тогда пойду.

— Иди, и затвори покрепче за собой калитку, — напутствовала она Степаныча.

Сторож кивнул, поскреб поясницу и направился по тропинке к выходу с участка.

— Каролина, а зачем, собственно, тебе навоз? — с прищуром спросил Ромка. — Ведь ты вроде бы ничего не выращиваешь. У тебя и грядок-то никаких нет.

— Да, грядок вот нет. У меня тонкая поэтическая натура. Я на дух не переношу копаться в земле. Но навоз мне нужен, чтобы подсыпать иногда под деревья и кусты. Как им расти и плодоносить без питательных веществ? Они зачахнут.

— Оно конечно.

— Потом, наверное, и продать его завсегда можно с выгодой здешним дачникам, — хмыкнул Одуван. — В розницу, ведрами.

— Кстати, у вашего сторожа как шило в заду, — заметил Ромка.

— Он просто отрабатывает свои деньги и надеется получить ещё на одну бутылку, — сказал Одуван.

— Кто знает? — задумавшись, произнёс Ромка. — Всё может быть...

— Мы отвлеклись, однако. Вы будете слушать дальше мою историю? — спросила Каролина.

— Само собой, будем, — отозвался Одуван.

Повелительница

Рассказ Каролины (продолжение)

После недолгих уговоров Анна согласилась увидеться с Никитой. Она предложила ему встретиться в ресторане с символическим названием "На распутье". В том самом, куда её приводил покойный Эдик.

Нарядная и элегантная, одетая, как обычно, во всё черное, она немного опоздала. Никита уже сидел с непроницаемым выражением лица за крайним столиком у стены.

— Привет! — взмахнув рукой, поздоровалась Анна. — Успел нам заказать чего-нибудь?

— Угу, кое-что.

— Славненько. А цветов, я гляжу, ты решил мне не дарить. Да? — с нескрываемой досадой произнесла она. — Ох, и травмировал ты, старина, мою нежную душу.

— Издеваешься, что ль?! Какие к чертям собачьим цветы! — возмутился, бледнея, Никита.

— Верно. К чертям цветы. Я терпеть их не могу.

— Анна, признавайся, зачем ты это сделала?

— Что конкретно? — вскинула она выщипанные в тонкую ниточку брови. — У меня уйма всяческих дел.

— Прошу, давай не притворяйся! Ты же прекрасно знаешь, о чём я говорю!

— Хоть бы и так. Но не горячись. Я приличная дама. Почти из светского общества. Ну а по правилам хорошего тона сначала святое — еда. Разговоры и свирепые взгляды — после, — ответила Анна и поставила перед собой тарелки с холодными закусками.

— Ладно, поешь для начала.

— Я польщена, что ты не позабыл о моём вкусе.

— Мудрёно позабыть, — хмыкнул Никита. — Всё одно исключительно черное. Пища — тоже. На худой конец, серое или коричневое.

— Точно, молодец.

— Но я не понимаю, как ты в состоянии сейчас есть? Лично у меня кусок в горле застревает.

— Ну и зря. Крупным мужчинам свойственно трепетное отношение к пище. Они пищу благотворят. Впрочем, воля твоя.

— Спасибо, — буркнул Никита.

— Не за что. Я большая лентяйка — готовка для меня адская мука. Поэтому каждый раз в ресторане я объедаюсь до отвала. До рези в животе. До отрыжки и рыганья. Люблю, в общем, заправиться впрок. — В подтверждение сказанного Арина жестом подозвала официанта и заказала несколько новых блюд.

Никита выпил залпом рюмку коньяка и негромко сказал:

— Сегодня утром я навещал в больнице Арину. Изменилась она невероятно, едва её узнал.

— Ай-ай-ай, бедная лапочка, — произнесла Анна, заталкивая в рот слоёный пирожок.

— Глаза безумные, в лице ни кровинки, часто всхлипывает. Всего пугается, вздрагивает от малейшего шороха. От кого-то постоянно отмахивается, отгоняет руками и всё твердит про нашествие мух. Так и не поняла, кто я.

— Неужели?

— Да, она не поняла, кто я, — кивнул Никита.

— Тебя сложно не узнать.

— Прогноз у врачей самый неутешительный.

— Действительно, картину ты нарисовал прискорбную, впору одевать траур. Мой тебе совет: ухаживай за ней получше, пой душещипательные романсы, читай вслух книжки для школьного возраста. Корми овощами и фруктами, дари розы. Возможно, что через год-второй она и поправиться.