"На грани"

— Имя? — коротко поинтересовался Стас. Парень вздрогнул.

— Виталий Чернов, — ответил он и закашлялся. — Мне очень холодно. Можно хотя бы куртку?

— Неужели в сауне не согрели? — не удержался Стас, ухмыляясь едко, издевательски. Парень побледнел. То, как аккуратно он садился, стараясь не совершать резких движений, отчетливо свидетельствовало: избит, скорее всего, изнасилован, но пытается скрыть это, понимая, что защищать его никто не будет.

"Правильно понимает, — подумалось Стасу. — Что ж, если не дурак, может, обойдемся и по-хорошему."

Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться дома, налить себе рюмку коньяка или две, а не разгребать дерьмо за высокопоставленным мудаком. Стас не понимал таких развлечений, поэтому испытывал лишь брезгливость к обоим. К одному: за самоутверждение насилием, ко второму — за то, что позволил сделать это с собой. Жертв здесь не было, но одного следовало отмазать и как можно тщательнее, а второго — убрать, чтобы не портить "добропорядочному" гражданину спокойный сон. Надежное решение было только одно, но Стас прекрасно понимал, что это крайний выход.

— Чем занимаешься... — он усмехнулся, — в дневное время?

— Работаю в агентстве, — сквозь зубы, уже поняв, что ему не светит ничего хорошего, процедил Чернов. — "Нарцисс" называется. Подбирает модели для рекламы.

— Понятно, — кивнул Стас. — И не только для рекламы... Что, клиент попался необычный или это всегда так?

— Не так! — вскинулся тот и моментально скривился от боли. — Да и не часто такое было, обычно девчонкам нашим доставалось. Хочешь хороший контракт — прогуляйся с папиком. Парней не трогают обычно, нужны мы им... А тут, блядь, такой контракт и вот...

— Ты меня что, разжалобить хочешь? — прищурился Стас, и Чернов побледнел еще больше. — Ты, парень, в таком дерьме, что тебе и не снилось. У тебя один выход, если хочешь выжить — молчать обо всем, что случилось. Ни единого звука, никому. А самому лучше вообще исчезнуть.

— Куда? — испугался тот. — Вы меня...

— Вы меня... — передразнил его Стас и, поднявшись на ноги, обошел стол, за которым они сидели. Спина Чернова окаменела от напряжения. Стас наклонился к нему, положил ладонь на загривок и слегка надавил, пригибая к столу.

— По-хорошему, я должен сделать так, чтобы ты отсюда не вышел. Исчез, испарился, перестал существовать. Я бы так и сделал, но мне очень не нравится, когда меня пытаются использовать таким паршивым образом. Поэтому, парень, я тебе даю шанс. Но ты должен будешь уехать из города в ближайшее время — чем дальше, тем лучше. И упаси тебя Бог кому-нибудь рассказать правду. Понятно?

— Я могу уйти? — недоверчиво переспросил Чернов, когда его отпустили. Стас поморщился, словно ему наступили на мозоль, и, схватив его за волосы, резко ударил лицом об стол.

— Я тебя, кажется, не об этом спрашивал, — прошипел он, за волосы оттягивая его голову назад. По лицу Чернова зазмеилась струйка крови. Его глаза расширились от боли и страха, и он попытался кивнуть. Стас разжал пальцы.

— Мне все понятно, — прохрипел Чернов. — Я уеду, да. Не сомневайтесь...

— Вот и молодец, — похвалил Стас, вытирая руку об его рубашку. — Вставай. Можешь считать, что тебе сегодня очень повезло.

С того момента Стас ни разу и не вспомнил об этом парне. Про инцидент быстро забыли, навалились новые дела, а потом в отдел пришел новый следак, Костя Артемьев, с безупречным личным делом и очень странным прошлым. Стас чертыхнулся, едва не пролетев нужный поворот и, не обращая внимания на сигналящие машины, ушел направо со среднего ряда. Он напряженно вспоминал все, что Костя упоминал о своем бывшем. Тот его бросил — как раз два с половиной года назад, а потом, по словам матери, уехал. В этом вся причина?

— Какого дьявола творится, Костенька? — вслух сказал он, паркуясь около школы. В груди, словно снежный ком, нарастало недоброе предчувствие.

В школе Антона не оказалось. Стас, цепенея от ужаса, выслушал сбивчивые оправдания учительницы, объяснившей, что за мальчиком после первого урока явился его дядя — "Вы же сами разрешили отпускать ребенка с ним!" — и забрал Антона, объяснив, что этого требуют семейные обстоятельства.

— Что-то случилось? — взволнованно поинтересовалась женщина, глядя на Стаса, а тому, как никогда ранее, хотелось взвыть от ужаса. Костя забрал Антона? После первого урока, значит почти пять часов назад. Зачем? Почему молчат телефоны? Что за игры в прятки? Он уже ничего не понимал.

— Поверь, ты здесь больше не работаешь, — отрывисто бросил он и поспешил на улицу, на ходу доставая мобильник. Позвонить, однако, он не успел. На капоте его машины, как ни в чем не бывало, сидел Костя.

Стас, моментально собравшись, медленно подошел к нему, внимательно вглядываясь в хорошо знакомые черты. Костя выглядел спокойным, даже немного отрешенным.

— Привет, — сказал он так обыденно, что Стас даже остановился. Может, ему все почудилось? Может, Антон сейчас выбежит из школы и окажется, что дура-учительница все перепутала, и никто не забирал его несколько часов назад? Это было заманчиво, безумно хотелось поверить, только вот Костя никак не мог находиться здесь, если уехал к родителям. Значит, все правда. Стас сделал последний шаг и ухватил Костю за грудки.

— Где Антон? — тихо, с шипением, спросил он. Костя рассмеялся.

— Что, Стас, зацепило? Больно терять, да? — он говорил с откровенной злостью, почти ненавистью, и Стас отшатнулся. — Ну же, как ты сейчас себя чувствуешь, а?

— Что ты несешь? — голова буквально шла кругом от нереальности происходящего. — Где Антон? Если ты с ним что-то сделал, я убью тебя. Говори, сука!

— Ты его не увидишь, — мотнул головой Костя. Его губы искривились в болезненной, вымученной улыбке, будто ему самому было не менее тошно. — Ты его больше не увидишь, Стас.

В глазах потемнело. Стас, не помня себя, шагнул к Косте, ухватил его за ворот куртки, но тот вывернулся, попутно заехав ему кулаком по подбородку. Стас, не обращая внимания на боль, повалил его на землю, но потерял равновесие и упал вместе с ним.

— Что? — выкрикнул он, поднимаясь. — Все из-за этого Чернова?

Костя замер, в его глазах заиграла ярость.

— Вспомнил, — процедил он, вставая на ноги. — А все делал вид, что не узнаешь. Я, когда эти снимки тебе подсунул, все думал, шевельнется что-нибудь или нет. Даже такая сволочь, как ты, должна испытывать чувство вины.

— Вины? — с издевкой переспросил Стас, надвигаясь на него. — За что? За этого ублюдка, ложившегося под кого попало? Костенька, тебе следовало бы лучше знать того, с кем живешь...

Сильный удар в челюсть прервал его на середине фразы. За ним последовал еще один, в живот, но Стас сумел перехватить Костину руку и отвел ее в сторону, а потом с силой оттолкнул Костю от себя. Тот покачнулся, едва не упав на капот машины, а затем, восстановив равновесие, снова бросился на него.

Дрался он умело, да и злость явно увеличивала силы. Стасу пришлось обороняться, закрываться от четких, хорошо поставленных ударов, и вскоре он сам оказался прижат к машине, а Костя навалился сверху, придавив локтем горло.

— Это все из-за тебя, — выплюнул он прямо в лицо Стаса. — Из-за того, что ты с ним сделал, сволочь. Он видеть меня не мог больше, сказал, что с ментом жить не будет. Из-за тебя!

— Да что я ему сделал-то? — с трудом прохрипел Стас, которому отчаянно не хватало воздуха. — Стукнул разок, чтобы не тупил.

— Стукнул? — глаза Кости стали совершенно безумными. — Да ты его изнасиловал!

— Что? — Стас едва поверил своим ушам. — Что я сделал?

— Не надо врать!

Костя на мгновение ослабил хватку, поддавшись эмоциям, и Стас воспользовался этим, сумел ударить его ногой. Потом быстро вывернулся из захвата и от души пнул Костю в живот, заставив согнуться.

— Я этого твоего Чернова пальцем не трогал, — прошипел он, ухватив Костю за волосы и запрокинув ему голову. — Вот еще, со всякой швалью возиться. И так, на минуточку, первым мужиком, которого я трахнул, был ты, не помнишь? С чего вообще в твоей тупой голове возникла эта мысль?

— Он так сказал, — с трудом проговорил Костя, задыхаясь. — Отпусти меня.

Он резко оттолкнул руку Стаса, а тот не удерживал, позволив подняться. Они замерли, сверля друг друга испепеляющими взглядами.

— Где Антон? — еле сдерживаясь, чтобы снова не вцепиться в Костю, процедил Стас. Артемьев упрямо мотнул головой.

— Сначала ты со мной поговоришь. И поспеши, Стас, у него не так много времени, чтобы ты мог тратить его впустую.

Стас сжал кулаки. В эту минуту он был готов разорвать его на части, если бы не боялся за Антона.

— Ну, ты и тварь, Костенька. Пошел ты, я сам его найду.

— Не найдешь, — разуверил его Костя. — Живым, по крайней мере. Не хватит времени.

— Где он? — Стас, потеряв голову, бросился на него, но Костя, уже совладав с собой, легко уклонился.

— Ты теряешь время, — сказал он, и эти слова ударили, будто хлыст. Стас беспомощно опустил руки, понимая, что проиграл.

— Хорошо. Что ты хочешь знать?

— Правду.

— Это не всегда приятно, — страшно усмехнулся Стас и, присев на капот, принялся рассказывать. Костя слушал, бледнея на глазах, а потом, потеряв терпение, со всей силы пнул колесо машины.

— Ты врешь! Это не могло быть так! Он мне сказал...

— Что? — горько усмехнулся Стас. — Что это сделали в отделе? Умный мальчик, нашел на кого свалить. Понятно, что ты бы не сунулся разбираться. Нужна была тебе эта правда, Костя? Доволен? Не веришь мне — у Смирнова спроси. Это он его из-под того козла выволакивал.

Костя закрыл лицо руками и без сил сполз на землю, пачкая грязью одежду. Стасу очень хотелось присесть рядом, настолько выпотрошенным он себя чувствовал, но гордость и злость заставляли держаться. Меньше всего на свете ему хотелось показать Косте, как сильно по нему ударило это неожиданное предательство. Было даже не больно — пусто. Все чувства будто вымерзли, застыли, почти умерли. План Кости удался просто на славу — теперь Стас очень хорошо знал, что такое терять. И сейчас речь шла не об Антоне. Совсем не об Антоне.

— Я не знал... — услышал он, и сил не хватило даже на издевку. — Когда я пришел в отдел, то только уверился, что ты действительно редкая сволочь. Что ты способен... Я поверил Виту. Ты бы видел его там, в больнице... Он так смотрел на меня... с отвращением. А на самом места живого не было. Я думал, что это ты. Я ненавидел тебя. Но действовать в лоб... глупо. Я собирал материалы. Накапливал компромат. Я хотел скинуть тебя с твоего места, лишить власти. Чтобы ты больше никого... Но это стало казаться... мелким. Недостаточным. Хотелось влезть под кожу, сделать больно — изнутри. Лишить тебя того, что я потерял сам. Ты должен был среагировать на те снимки. Либо узнал бы Вита, либо... заинтересовался мной. Я ведь думал, что тебе это не внове, что ты уже... Я ведь знаю, как ты любишь ломать. Ты просто должен был клюнуть. Ты и повелся. И все пошло не так!

Костя резко откинул голову, ударившись затылком о крыло.

— Все пошло не так, — глухо, почти бездумно, повторил он, глядя перед собой пустым взглядом. — Ты тоже в меня влез. И Антон... Он мне понравился. Тогда, когда мы подрались, можно было все оставить, как есть. Он бы никогда не простил тебя. Этого было бы достаточно, но... Я не смог. Увидел его. Увидел тебя. И не смог. Я тогда ушел, потому что понял: оно того не стоит. Так я не только тебя уничтожу — я ему жизнь сломаю, а парень не заслужил. Я был готов отступить, веришь? — он посмотрел на Стаса совершенно больным взглядом, и Стас кивнул. Он верил. — Ты тогда сказал, что я тебе нужен. А я ведь тоже уже увяз. В тебе. Не знал, радоваться мне или бояться. Ненавидел, презирал, но и отказаться не смог. Мне. С тобой. Было хорошо. И это было неправильно! Не должно было быть — так! Я не понимал — как ты мог это сделать с Витом. Не увязывалось, не укладывалось одно с другим. Не твое это было, я чувствовал! Только я слишком верил ему. А он сам... Как он собирался мне все объяснять, если бы не этот ваш рейд? Господи...

— Если все было хорошо, тогда почему? — жестко спросил Стас. Костя посмотрел на свои руки, будто видел их первый раз.

— Помнишь, мы говорили об этой девчонке? Наркоманке... Я понял — ты не изменишься. Для тебя люди — никто, пыль. Ты как давил, так и давить будешь... Вот поэтому... Только я дурак. Какой же я дурак! Стас, там в отделе... проверка. Обыск. Сейчас. Езжай туда, ты еще сможешь все исправить, если поторопишься. Наверное...

В животе растопырил иголки огромный колючий еж. Мир не просто пошатнулся — он рушился, распадался на части, погребая его под собой. Исчезали, рассыпались казавшиеся нерушимыми ориентиры, а без них переставало существовать все остальное.

— Где Антон? — дурея от беспокойства, снова повторил Стас. — Что с ним?

Костя тяжело вздохнул и поднялся.

— В пансионате он. У твоей матери. Ты и вправду думал, что я ему что-то сделаю?

Стас, не сдерживаясь, впечатал кулак ему в лицо, откидывая назад.

— Какая же ты мразь, — выплюнул он и быстро забрался в машину. На проверку ему было наплевать — выяснить, все ли в порядке с Антоном, стало гораздо важнее. И Стас, не колеблясь ни минуты, сделал выбор. Он направлялся в пансионат.

Эпилог.

Стасу казалось, что он попал в жернова. Его постоянно допрашивали, как и остальных сотрудников, весь отдел трясло и лихорадило. Показания взяли у каждого, пока приватно, не под протокол — и большинство из них оказались не в пользу Стаса. Даже Баграт, забыв о том, кто ему вернул сына, радостно рассказывал о вымогательстве денег. Все складывалось хуже некуда, но Стас умудрился отделаться малой кровью. Всего лишь увольнением, а не статьей, хотя дело неуклонно двигалось именно в этом направлении. К счастью, у него тоже имелось много щекотливой информации, которая пошла в ход. Следственный комитет принял решение об отказе в возбуждении уголовного дела, а Стас сам написал рапорт. Это увольнение, хоть формально и значилось, как "по собственному", навсегда закрывало ему дорогу обратно в органы.

Антона с матерью он отправил на море, наплевав на учебный год и возможные проблемы. Он очень не хотел, чтобы им трепали нервы дотошными разбирательствами, но мальчишка все понял и сам. В аэропорту он внезапно остановился и оглянулся.

— Мы ведь ее соберем, правда? Железную дорогу... Ты обещал мне ту станцию...

От его взгляда защемило глубоко внутри. Стас неожиданно для самого себя обнял его, прижав на одно-единственное мгновение, а потом оттолкнул.

— Обещал — значит сделаю. Когда я тебе врал?

Антон улыбнулся — беспомощно и растеряно. Он чувствовал беду и, что характерно, ни разу не спросил о Косте, словно понимая причину всего переполоха. Стас ободряюще потрепал его по волосам.

— Прорвемся.

Костю он почти не видел, его показания не читал, хотя и имел такую возможность. Знать, что тот наговорил, не хотелось совершенно. Он накрепко запретил себе даже думать об Артемьеве и, пока шло разбирательство, вполне успешно с этим справлялся. А потом, когда все закончилось, и остались лишь тишина и пустота, накатило снова.