"На грани"

— Чего не сделаешь, лишь бы не работать, — пошутил в ответ Костя и кивнул. — Но, Стас, каждый день это не прокатит. У меня тоже дел по горло.

— Разберемся, — буркнул Стас и бесцеремонно вытолкал его за дверь, понимая, что еще немного, и присутствие Антона будет его очень мало волновать. Костя понимающе хмыкнул на прощание и, насвистывая себе под нос какую-то простенькую мелодию, сбежал вниз по лестнице, игнорируя лифт. Спортсмен, хренов. Стас проводил его взглядом, захлопнул дверь и, обернувшись, обнаружил в коридоре Антона, который смотрел на него распахнутыми глазами.

— А он еще придет? — с надеждой поинтересовался мальчишка, и Стас не знал, радоваться ли ему, что Антон впервые после ссоры сам обратился к нему, или злиться, что это произошло из-за Кости. Подумав, он выбрал первый вариант.

— Он завтра заберет тебя из школы. Учительнице скажешь, что он твой дядя, как и в больнице. Кстати, кто это придумал?

— Дядя Костя! — обрадовано сообщил ребенок. — Он хороший, правда? Он мне понравился. А можно мы завтра погулять сходим?

— Сами решите, что делать, — отрезал задетый за живое Стас. Ему Антон никогда не предлагал куда-нибудь сходить. Или он не слышал? — Я, кстати, тоже, может быть, гулять хочу. Пойдем?

— Сейчас? — просиял мальчишка. — Темно же уже.

— А ты у меня что, трус? — беззлобно поддел его Стас и похлопал по плечу. — Со мной идешь, значит бояться нечего. Бегом одеваться!

И Антон, совершенно счастливый, унесся в комнату.

Постепенно установился некоторый распорядок. Стас каждый день навещал мать, пристально наблюдая, чтобы врачи делали все, что нужно, и успел запугать почти весь персонал, кроме старшей медсестры, оказавшейся женщиной бойкой и не пугливой. В ней было всего-то метра полтора роста и килограммов сорок веса, но перед ее решительностью отступил даже Стас, поняв, что в данном случае возможны только мирные переговоры. Дела, в общем-то, шли на лад.

Костя, когда мог, присматривал за Антоном, и их все больше крепнувшая дружба радовала и раздражала Стаса. Он не понимал: то ли ревнует сына, то ли боится за него, ведь Костя, как ни крути, был вольной птицей, и мог легко потерять к мальчику интерес. Стас попытался осторожно поговорить об этом с Антоном, но наткнулся на такой взгляд, что не решился продолжать разговор. Он понял: его сын приобрел то, в чем так долго нуждался — отца. Сам же он, по всей видимости, остался за бортом.

Можно было разорвать эту неожиданно возникшую связь — по живому, с кровью. Стасу было не привыкать к жестким мерам, но... Антон ему не простит. Это станет последней каплей, которая погребет все хорошее, что у них могло быть. Стас оказался не готов к этому.

Костя тоже вел себя странно. От встреч он не увиливал, но держался как-то нервно, неуверенно, как человек, пребывающий в растерянности. Он словно тоже оказался в ситуации, которую не предвидел, и с которой не знал, что делать. Это настораживало. Стас, не забывший, с чего все началось, старательно пытался раскопать хоть что-нибудь про его прошлое, но информации было катастрофически мало. Ее приходилось добывать по капле, муторно, долго, но поиск все-таки увенчался успехом. Теперь он знал хотя бы имя.

Виталий Чернов. Его вспомнила бывшая коллега Артемьева, случайно подглядевшая в его телефоне фотографию, выставленную на один из контактов. Поговорив с ней, Стас уверился, что случайности в этом не было — девица была попросту влюблена в Костю и устроила собственное расследование касательно его личной жизни. Ни к каким выводам она, однако, не пришла, так и не докопавшись до правды. Теперь оставалось только найти этого Чернова среди пяти десятков тезок.

— Лазарев — это вы?

Мужчина, поймавший его около дежурки, сразу произвел неприятное впечатление, несмотря на дорогую одежду и стильную оправу очков. Его выдавал взгляд — бегающий, крысиный. Таких субъектов Стас чуял за милю — они пахли легкой поживой. И иногда падалью.

— Я, — ответил он. — С кем имею честь?

— Меня зовут Пальчиков Семен Евгеньевич, — представился тот, нервно теребя лацкан пальто. — Я... потерпевший по одному из дел... У меня жену хотели убить.

— Не убили же, — усмехнулся Стас и пожал плечами. — От меня-то чего хотите?

— Дело в том, что ваш следователь, Артемьев, разваливает дело! — быстро выпалил Пальчиков, словно боясь, что его проигнорируют. Напрасно: при упоминании фамилии, Стас весь превратился в слух.

— Пройдемте в кабинет, — уже совсем другим тоном предложил он.

В кабинете Пальчиков занервничал еще сильнее, и это не укрылось от Стаса.

— Продолжайте, — сухо велел он.

— Вы понимаете, — зачастил мужчина. — Там все предельно ясно. Это я виноват, связался с этой дурой...

— Вы убили... тьфу... хотели убить жену? — изумился Стас, и Пальчиков затряс головой.

— Нет, конечно! Я ее люблю! Просто я... ну, вы понимаете... гульнул на сторону. А девчонка психованная оказалась, да еще наркоманка. Она меня выследила, убить угрожала. А потом на жену накинулась. Она вообще невменяемая была, под дозой! Скорая их обеих и увезла. Жена в коме, а дура эта... А ваш следователь все лезет и лезет!

— Странно...

Все действительно казалось непонятным. С чего бы Косте так тщательно разбирать кристально ясное дело, от которого сам Бог велел избавиться, как можно быстрее? Хотел слупить с терпилы? Вряд ли, непохоже на него. Вывод напрашивался только один: не все обстояло так гладко, как пел этот хлыщ.

— Я пока решил поговорить по-хорошему, — продолжал ободренный его молчанием Пальчиков, — но предупреждаю: муж моей сестры работает в прокуратуре!

— По-хорошему? — недобро оскалился Стас. — Это как же?

— Вот... — Пальчиков полез в сумку и вытащил оттуда конверт. — Скажем так: это пожертвование в фонд милиции. Вас устроит?

— Меня — да, — навскидку прикинув по объему конверта, находящуюся в нем сумму, хмыкнул Стас. — Но мне же еще и следователя уговаривать. Усекаете? А прокуратурой пугать не надо. Это увеличивает цену.

— Я так и знал, что этим не обойдется, — вздохнул Пальчиков и снова полез в сумку. В этот раз конверт оказался менее пухлым. — Так?

— Лечите жену, — сказал Стас, криво улыбаясь. — И не трахай больше наркоманок. А то, видишь, как они тебе дорого обходятся.

— Я жду результатов! — нервно дернулся Пальчиков и подскочил на ноги. — А свою иронию можете оставить при себе!

— Ждите, — отрезал Стас и кивнул на выход. Пальчиков побагровел и быстрым шагом удалился из кабинета, громко шарахнув дверью.

В конвертах оказалась вполне приличная сумма. Стас хмыкнул. Похоже, у Кости были все основания придержать дело, раз уж этот хмырь так засуетился. Сам хотел грохнуть женушку, что ли? Какая разница... За ту наркоманку вряд ли кто-то вступится.

Поднявшись, он отправился разыскивать Костю. Тот нашелся у себя в кабинете.

— Что у тебя там за дело, по попытке убийства женщины? Пальчикова, кажется.

— Пальчиков — это ее муж, — поморщился Костя, очевидно вспомнив упомянутого субъекта. — Его жена — Матвеева Елена Игоревна, сейчас в больнице. Кома. Неизвестно выйдет ли, но состояние стабильное. Задержанная — Симцова Татьяна Александровна, двадцать пять лет. А тебе зачем?

— Ты, Костенька, слишком усложнять все любишь — поигрывая взятой со стола ручкой, ответил Стас. Костя понимающе присвистнул. — Да-да, надо бы попроще, побыстрее разобраться. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Костя, но не успел Стас обрадоваться, как он добавил:

— Но не буду этого делать. Стас, этот козел сам ее убить пытался. Из-за денег. Он, вообще-то, никто, альфонс. Все на нее было записано и ею же заработано. Две квартиры, дом, все остальное имущество принадлежало жене. А она, по словам ее подруги, разводиться собиралась. Понимаешь?

— Мне это не интересно, Костенька, — Стас положил ручку на стол и оперся на него, наклонившись к Артемьеву. — Ты оставляешь дело, как оно есть. Без своих догадок и глупых предположений. Доказуха на девчонку есть? Вот и отлично. Закроют ее — и дело с концом.

— Но она ни в чем не виновата, Стас! — вскинулся Костя, яростно сверкая глазами. — А этот урод доведет начатое до конца, да?

— Доведет — мы и его закроем, — пожал плечами Стас и выпрямился. — Я тебе все сказал. Выполняй.

— Ты как хочешь, — упрямо мотнул головой Костя, — но я продолжу. Я на этого подонка все соберу. Мне такое на совести не надо.

— Ну смотри, — холодно ответил Стас. — Как бы тебе не пожалеть об этом.

— Угрожаешь? — поднял бровь Артемьев.

— Предупреждаю, — поправил его Стас. — Мне, как ты понимаешь, наплевать. Я этому козлу деньги все равно не верну. А ты — подумай. Принципы зачастую дорого обходятся.

— Я заплачу, — усмехнулся Костя, слегка расслабляясь. — Я вот что подумал... У меня завтра выходной. Антона до трех дома не будет. Улавливаешь, на что я намекаю?

Проблема Пальчикова как-то сразу отступила на второй план. Стас демонстративно наморщил лоб, выказывая глубочайшую задумчивость, и кивнул.

— Кажется, у меня тоже выходной. С утра, по крайней мере.

Пальчиков звонил еще два раза, но Стас каждый раз находил причину не общаться с ним. Полученные деньги, как и было сказано Косте, он возвращать не собирался. Вот еще. Таких ушлых Пальчиковых за все время его работы мимо прошло немало, но никто и никогда не решался жаловаться, что их взятка не сработала. Так недолго и самому сесть. Поэтому Стас быстро забыл об этом инциденте.

Гораздо больше его интересовал пресловутый Виталий Чернов. Стас отсеял из списка всех, кто не подходил по возрасту, и начал проверять остальных. Это нужно было делать очень аккуратно, чтобы ни в коем случае не засветиться перед Костей, ревностно оберегавшим свое прошлое. Слишком ревностно. На вопросы о семье он отвечал уклончиво, лишь общие факты. Друзей, как показалось Стасу, у него тоже не было, по крайней мере, близких. Звонили не часто, обычно по работе, сам он брался за телефон и того реже. Одиночка? Не похоже на него.

Скорее создавалось впечатление, что Костя сам выбрал довольно уединенный образ жизни. Причем, не так давно. В отделе у него сложились ровные отношения со всеми, без неприязни, но даже приятелем его не мог назвать никто. Странно, при таком располагающем характере. Романов он тоже не заводил, хотя в этом факте как раз не было ничего удивительного. Еще бы! Стас в очередной раз разложил перед собой фотографии и задумался.

Он явно что-то упускал во всей этой цепочке событий, какое-то главное, объединяющее звено, только никак не мог понять — что. Это раздражало, Стас терпеть не мог неопределенность, но спешить было слишком опасно. Поэтому он медлил, взвешивая каждый шаг, руководствуясь не часто применяемым в жизни принципом "не навреди". Ему было что терять в случае неудачи.

Около дежурки подпирали стену несколько человек, воодушевленно что-то обсуждавших. Стас, еще с утра выведенный из себя звонком начальства, быстро подошел к ним, и болтовня тут же стихла.

— У вас что, — не повышая голос, сказал он, но его услышали все, — работы нет? Чего вы тут орете, как бабуины на случке? Давайте, шевелитесь!

Компания, обменявшись недовольными взглядами, быстро рассосалась. Стас повернулся к дежурному.

— Где Артемьев?

— В отделе, — с готовностью отозвался Сорокин. — Где-то тут...

— Где-то, — прищурившись, повторил Стас, и Валентин отвел взгляд. — Как истина агента Малдера. Где-то там.

— Что? — не понял Сорокин, и Стас с силой саданул кулаком по стене.

— Где Артемьев, я тебя спрашиваю? В отделе его нет, это точно.

— Не знаю, Стас! — начал оправдываться дежурный. — Не приходил еще. Может, заболел?

Стас отвернулся и, вытащив телефон, набрал нужный номер. Вызываемый абонент оказался вне зоны действия сети. Не пришел и не отвечает? Творилась какая-то чертовщина.

— Найди мне его домашний телефон и... Что?

Проследив ошарашенный взгляд Сорокина, уставившегося куда-то ему за спину, Стас повернулся и едва сдержал ругательство. Стоявший перед ним Костя имел неважный вид.

— Тебя переехал трактор? — совладав с собой, холодно поинтересовался Стас. Костя болезненно усмехнулся, кривя разбитые губы. Правая бровь была рассечена, и Костя то и дело вытирал со щеки кровь. Судя по состоянию формы, его умудрились повалять по земле.

— В мой кабинет, живо, — скомандовал Стас и пошел вперед, пытаясь усмирить взвившихся в душе демонов. Он не знал, в какие неприятности Костя влип на этот раз, но собирался в этом разобраться. Желательно — не прибив чересчур проблемного следака.

— Сядь, — резко бросил он, когда Костя вошел в кабинет вслед за ним. Затем, дождавшись, когда его указание будет выполнено, замкнул дверь на ключ и медленно, внимательно разглядывая Костю, подошел к нему.

— Не говори, что ты поскользнулся в ванной.

— Не скажу, — вздохнул тот.

— Сколько их было? — все так же выдерживая равнодушный тон, поинтересовался Стас, тщательно скрывая, как сильно он злится. То, что это нападение идеально укладывается в головоломку, не вызывало никаких сомнений. Он обошел стол и вытащил из нижнего ящика вату, перекись и марлю. Оторвав тряпицу побольше, он сложил ее вдвое и, смочив водой из графина, вернулся к Косте. — Голову подними.

— Четверо их было, — Костя послушно запрокинул голову и зашипел, когда Стас начал осторожно оттирать присохшую кровь. — Эй! Осторожнее!

— Ты еще подуть попроси, — одернул его Стас, безжалостно продолжая свои манипуляции. — Тоже мне, самбист фигов.

— Ну, Стас, ты же не видел в каком состоянии остальные, — резонно заметил Костя, морщась от его прикосновений. — Это я так... от неожиданности пропустил. Да и, все-таки, четверо. Я же не Терминатор. Я думал, ты меня похвалишь.

— Я тебе сейчас еще добавлю, — отозвался Стас и отступил, оглядывая результат своих трудов. Похвастаться было нечем. — Тебе к врачу надо. Проверить, целы ли ребра, нет ли сотрясения. Хотя, сотрясения точно нет.

— Почему? — искренне удивился Костя, попавшись в невинную ловушку. Стас усмехнулся, придав лицу зверское выражение.

— Потому что мозга нет. Чего они хотели?

— Не важно, — Костя дернул плечом и собрался подняться, но Стас, подавив желание треснуть его по голове, пресек это намерение на корню. — Стас, отойди, а?

— Тебе точно мозги отшибли, — прошипел Лазарев, наклонившись к нему. — Не важно? Какого хера происходит, Костенька? Сначала тебя бьют по башке, а потом ты заявляешь мне, что это не важно?

— Потому что. Это. Мое. Личное. Дело, — спокойно отчеканил Костя, уверенно выдержав его взгляд. Правый глаз заплыл, и выглядел ужасно, но это ничуть не лишало Артемьева решимости и упрямства. Стасу захотелось его придушить. Слышать это после того, как он впустил Костю в свой дом, было неприятно. В груди разливалась какая-то поистине детская обида, будто его выкинули из песочницы, где он считал себя полновластным господином. Только на этот раз все было куда серьезнее. Через Костю его будто зацепили лично, плюнув в лицо и поломав любимую игрушку. Точнее говоря, слегка поцарапали, но это были незначительные детали. Главное заключалось в давно прижившемся правиле не давать портить свое, даже если оно не особо нужно.