| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Слепая, нечеловеческая ярость в одно мгновение затопила сознание Ставгара и бросила Владетеля вперед — на руку обидчика. Вцепиться когтями в прочную, толстую кожу перчатки и рвать ее клювом, добраться до уязвимой людской плоти и, терзая ее, выместить все злобное негодование, что заполнило сердце: в эти мгновения у Бжестрова не осталось иных желаний, но Остен, словно бы предвидя такой исход, сбросил перчатку как только ее коснулись загнутые птичьи когти, и беркут полетел со своею тщетной добычей вниз — на толстый слой опилок.
Оказавшись на полу, птица в бессильной злобе несколько раз ударила клювом перчатку, превращая ее в бесполезные лохмотья, а потом вскинула голову и недобро посмотрела на "карающих". Взгляд беркута не обещал амэнцам ничего хорошего, и Антар поспешил отступить назад, а разгневанная птица тут же двинулась за ним — неловкие пробежки и прыжки, распахнутые для равновесия крылья вкупе со злобным клекотом не хуже слов поясняли намерения зачарованного Владетеля.
— Эй, Бжестров, потише! Я уже впечатлился тем, какая грозная пташка из тебя получилась, — Олдер, вслед за Антаром, тоже сделал пару шагов назад, но в глазах тысячника искрился смех, и это лишь еще больше раззадорило Ставгара, но увы: при очередном прыжке Бжестров выяснил, что дальше его не пускает привязанный к опутенкам на ногах, свитый из жил шнур. Расправив крылья, беркут замер на месте, не сводя настороженного взгляда с "карающих", а Остен, перестав улыбаться, сказал:
-Отныне ты больше не Владетель, а ловчая птица, чье место на соколятне нашего князя. Чем быстрее ты смиришь свою спесь, тем легче тебе будет перенести и все остальное, но одно ты должен запомнить накрепко. Лишь от твоего собственного поведения зависит, как я стану к тебе относиться — как к неразумной твари, или как к человеку.
Кивнув неподвижного замершему Антару, Остен вышел из залы, не удостоив больше Бжестрова ни взглядом, ни словом.
...Последующие несколько суток зачарованный Владетель провел в полном одиночестве, без пищи и воды. Разорвать привязанный к лапам шнур так и не вышло, и все, что оставалось Ставгару — устроиться подальше от двери, до предела натянув сдерживаюший его повод. Все свое отчаяние, весь гнев на изменившего его колдуна Владетель выплеснул в первый же день, и теперь им овладела глубочайшая апатия. Еще недавно такие яркие стремления и чувства словно бы выцвели и растворились в воцарившейся под сердцем пустоте, и теперь Бжестров коротал часы почти в полной неподвижности. На сооруженную в зале, приспособленную для птичьих нужд, присаду Ставгар не обращал даже малейшего внимания, зато часто смотрел на открывающийся ему с облюбованного места клочок неба. Дни стояли ясные и сухие, но созерцание бегущих по бездонной синеве облаков или скользящего по полу и золотившего опилки солнечного луча не приносило Бжестрову успокоения, а лишь еще больше растравливало душу. Своим колдовством тысячник создал для него темницу, побег из которой был просто невозможен. Одним махом лишил всего — имени, речи, облика, но при этом оставил память и жизнь... Вот только зачем ему такое существование?
Ответа на этот вопрос Ставгар не находил, зато почти сразу же заметил, что за ним непрестанно наблюдают — в забранном густою решеткой оконце то и дело появлялось лицо неусыпно караулящего пернатого пленника Антара, но Бжестров ни удoстаивал его даже ответного взгляда. Что толку прожигать ненавистного тюремщика глазами, если даже сказать уже ничего можешь, а разгневанный птичий клекот вызовет у "карающего" лишь слабую улыбку...
Цель же устроенной ему голодовки была ясна Владетелю с самого начала. В своей , теперь уже прошлой, человеческой жизни, Ставгар более иных, подходящих для Высоких, забав, любил соколиную охоту и хорошо знал, как приучают к хозяину ловчих птиц.
Вначале пойманный молодняк морят голодом и не дают спать, а когда истощение и усталось того же ястреба или сокола дойдут до предела, прикармливают птиц мясом с руки, до тех пор, пока они не станут послушными человеческой воле. Древний и жестокий, но от этого не менее действенный способ применялся везде и всегда, но разве мог Бжестров, наблюдая за тем, как сокол бьет в воздухе цаплю, хоть на миг представить, что придет время, когда так будут приручать его самого?.. И если в своем, оставшимся прежним, разуме Ставгар не сомневался, то измененное тело во всем следовало привычкам беркута — одна растерзанная перчатка чего стоит! И это только начало, а если новая натура станет сильнее? Сможет ли он хоть немного сдерживать себя?
В таких невеселых размышлениях прошло несколько дней, а потом Ставгара вновь посетил Остен. Причем, в качестве гостинца тысячник вполне ожидаемо принес сырое мясо.
— Ну что, Владетель, обедать будешь?
От освежеванной заячьей тушки исходил будоражащий кровь запах свежей дичины, и Бжестрову нестерпимо захотелось впиться в принесенное ему угощение когтями и клювом, ощутить вкус нежного мяса... Но, пересилив разом взбунтовавшиеся чувства, Владетель так и не сдвинулся со своего излюбленного места. Лишь прикрыл глаза, дабы не видеть искушающую его дичь, а Остен недовольно качнул головой.
— Я знаю, что непривычно, но пойми — людская пища более тебе не подходит. Теперь от нее не будет никакого проку. Один вред.
Тысячник замолчал, выразительно глядя на устроившуюся прямо на полу птицу, но беркут в его сторону даже головы не повернул, и Остен, подойдя ближе, положил мясо прямо перед птицей.
— Послушай, Владетель, если бы я хотел позлорадствовать, то притащил бы тебе вместо обеда пару-тройку крыс: уж чего-чего, а этого добра в крепости хватает. Но я просто хочу, чтобы ты поел.
В этот раз Ставгар, повернув голову, коротко взглянул на тысячника, но тут же отвернулся вновь, а Олдер разом помрачнел:
— Я ведь уже говорил, Бжестров, что у тебя есть два пути. Либо ты ведешь себя разумно, либо я буду обращаться с тобой, как с бессмысленной тварью. Если ты не возьмешься за еду сам, тебя станут кормить насильно. Ты этого добиваешься?
На такое, слитое с предупреждением, увещевание беркут ответил презрительным криком, и Остен, вздохнув, позвал караулящего у дверей Антара.
-Иди сюда, помоги мне — наша пташка опять показывает свой норов!
...Немедля появившийся по зову тысячника "карающий" попытался подойти к беркуту с другого бока, и Ставгар, смекнув, что его хотят загнать в угол, поспешил вывернуться из клещей, отбежав в третью сторону на всю длину привязанного к ногам повода. Во время этого маневра ему пришлось на миг повернуться к загонщикам хвостом — рука Антара тут же скользнула по встопорщенному птичьему оперенью, а Ставгар, ведомый уже чувствами и навыками беркута, немедля перевернулся на спину, выставив перед собою грозные когти.
Совладать с разъяренной птицей, чей клюв с одного удара дробит позвоночник зайцу, непросто, но амэнцы нашли выход и на этот раз. На беркута полетела мешковина — укутав птицу с головой, она на короткий миг заставила Бжестрова отвлечься от действий врагов, а "карающие" в этот раз не упустили предоставившейся им возможности.
Несмотря на отчаянный клекот и окровавленную руку Антара (Ставгар таки умудрился поквитаться хотя бы с одним обидчиком, и даже толстая кожа перчаток "карающего" не спасла), крылья упрямой птицы оказались спеленуты все той же мешковиной, а ноги обездвижены кожаными ремнями. Антар, недовольно бурча под нос тихие ругательства, теперь удерживал все еще недовольно клекочущего беркута в нужном для кормления положении, а Остен занялся отвергнутой Ставгаром дичью. Принеся плошку воды и напластавав снятую с заячьего бедра мышцу на маленькие куски, тысячник насадил одну мясную полоску на тонкую деревянную палочку и, обмакнув ее в воду, прищурившись посмотрел на своего пернатого пленника.
-Ну что, начнем трапезничать? Как там крестьянки в селах говорят — за мамку, за татку, за деда с бабкой?
Возмущенный крик беркута стал ответом на эту, более чем неудачную, с точки зрения Ставгара, шутку, а тысячник, перехватив птицу за раскрытый клюв, аккуратно пропихнул ей в глотку заранее заготовленный кусок мяса, который волей-неволей пришлось глотать.
— Вот и славно. Будем считать, что первую ложку ты съел за вашего князя Лезмета. А вот следующая будет... — выбирая, какую мясную полоску насадить на прут в этот раз, Остен ненадолго замолк, но потом, определившись с выбором, произнес, — за нашего Владыку Арвигена, — и в клюв беркуту быстро пропихнули еще один кусок дичины...
Далее все пошло уже по накатанной, и как не противился Бжестров подобному кормлению, как не сверкал сердито глазами на своих мучителей, в течении следующего получаса ему пришлось откушать мяса не только за князей всего Ирия, но еще и за Антара, за самого тысячника, и даже за своего родителя, вырастившего столь непутевого сына. Единственной, кого ни разу не упомянули во время этой принудительной трапезы, была Лесовичка, но Ставгар и без этого был унижен до крайности, а горечь от собственного бессилия мешалась в его естестве с ощущением ленивой сытости, да и сам вкус сырого мяса не вызывал в нем более отвращения, и это пугало Владетеля, подтверждая его худшие подозрения. Птичье тело жило собственными устремлениями и вкусами, не имеющими ничего общего с человеческими.
Олдер
Когда дверь за вышедшими в коридор воинами закрылась, Антар, еще раз взглянув в забранное решеткой оконце на замершего в углу беркута, со вздохом повернулся к поигрывающему ключами тысячнику.
-Эти слова... Были лишними, глава. Крейговец никогда не простит тебе такой насмешки.
Вместо ответа Остен, подбросив ключи высоко вверх, поймал их левой рукой, и лишь потом посмотрел на Чующего. Без гнева, но с усмешкой.
— Бжестров и так ненавидит меня за свой нынешний облик — его очередная обида ничего не изменит, Антар.
Но Чующий, услыхав такой ответ, лишь нахмурился пуще прежнего.
-Тогда запечатайте свое заклятье глава. Не играйте с огнем — если ненависть крейговца так велика, то он опасен, даже будучи птицей. Ну, а если Владетель вернет себе человеческий облик, то все может обернуться совсем худо. Он будет мстить, глава. И мстить жестоко.
Высказав свои опасения, Антар покаянно опустил голову — пожилой воин чувствовал, что, указывая Остену, ступил на слишком уж зыбкую почву, но тысячник остался таким же спокойным, что и раньше. Разве что едкая усмешка более не кривила его губы.
— Нет, Антар. Мне, конечно, отрадно, что ты так переживаешь за мою шкуру — у какого еще колдуна сыщется столь преданный ему Чующий — но ничего менять не буду.
Если у Бжестрова хватит смекалки найти оставленную для него лазейку и людей, что смогут ему помочь, я лишь порадуюсь достойному противнику. Сам знаешь, какая шваль окружает меня в последнее время... Ну, а если Ставгар так и не начнет думать головой, то у Владыки Арвигена появится новая любимая игрушка. Как видишь, я останусь в выгоде в любом случае.— Остен, тряхнув головой, направился прочь от двери, а Чующий молча последовал за своим главой.
На самом деле, разыгрывая представление с принудительным кормлением своего теперь уже пернатого пленника, тысячник преследовал не одну, а сразу несколько целей. Первая лежала на поверхности и была проста — дальнейшая голодовка беркута была крайне нежелательной, так что птицу действительно следовало накормить. Вторая заключалась в том, чтобы Ставгар перестал бунтовать против своего нового тела и начал прислушиваться к полученным вместе с ним навыкам и инстинктам, ну а третья... Владетелю следовало раз и навсегда уяснить, что выполнение приказа Остена для его самолюбия обойдется много дешевле, чем очередное неповиновение. Для тысячника не составит труда повернуть ситуацию так, что Ставгар триста раз успеет пожалеть о своей непокорности!
Расчет Олдера оказался верным — в течении следующих дней к принудительному кормлению ему пришлось прибегнуть еще два раза, зато потом, когда тысячник, зайдя к пленнику, положил перед птицей очередного освежеванного зайца, беркут, помедлив немного, придавил когтистой лапой гостинец и принялся клювом отрывать от тушки куски мяса. Ну, а то, что делал он это нарочито медленно и словно бы нехотя, да еще, время от времени, награждал наблюдающего за трапезой тысячника полными ненависти взглядами, было уже не так уж и важно. Тем более, что впереди перед Остеном стояла более сложная задача, а в Кабаний Клык примчался очередной гонец с посланием от Владыки Арвигена.
Очередное княжеское письмо было много пространнее и гораздо ласковее прежнего. Арвиген просил Олдера не брать дурного в голову из-за резких слов убогого, чрезмерно ворчливого старика, ведь он всегда был и остается лучшим полководцем Владыки, и это ничто не изменит.
А еще Арвиген рад, что к его тысячнику вернулась способность шутить, утерянная им напрочь после гибели жены. У Остена еще будет возможность проявить эту, заново обретенную способность, по своему приезду в Милест на Праздника Свечей, а пока он волен вернуться в свои имения. Князь не забыл, что после похода на Крейг тысячник остался без положенного отпуска, так что теперь у него будет несколько месяцев, дабы восстановить свои силы. Тем более, что на границах Амэна царит покой.
Беркута же у него заберут и привезут в Милест уже отправленный в Кабаний Клык тысячник "Доблестных".
На этом, собственно, почти все указания князя и заканчивались, ведь далее начинались расспросы.
Каков нравом новообращенный беркут? Оправился ли уже от совершенного чародейства? Каков его вес? В хорошем ли состоянии когти и перья? Встал ли он уже на крыло? Достаточно ли злобен? Схож ли характер беркута с прежним — человеческим? Каковы его пристрастия в пище?..
Вопросов было еще множество — Арвиген, казалось, желал узнать о своей будущей игрушке все возможное и невозможное, а еще желал усмирить беркута лично.
Об этом говорила оставленная в конце приписка о том, что птицу, даже в случае непослушания, нельзя касаться какой-либо магией и строго наказывать. Воспитанием Владетеля... Да именно так Арвиген и собирался назвать своего ловчего беркута, будем заниматься лишь он сам. Задача же тысячников сберечь птицу живой и здоровой.
Дочитав послание, Остен только и смог, что невесело покачать головой. Характер Арвигена он знал не понаслышке, так что притворная ласковость письма тысячника не обманула. Убрав все иносказания и витиеватости, Остен перевел слова Владыки, как — прочь с глаз моих до зимы. Князь вполне оценил то, как Олдер справился с поставленной перед ним задачей, да и сама идея обзавестись обладающей человеческим разумом птицей пришлась Арвигену по душе, но это совсем не означало то, что в будущем князь не припомнит тысячнику его самовольства и не задаст ему еще более сложную задачу... Но это будем потом, не сейчас...
Оставшиеся до прибытия долженствующих забрать беркута посланцев князя Остен потратил на то, чтобы принудить Ставгара использовать данные ему крылья по назначению. Это оказалось и сложно, и легко одновременно, ведь Владетель, очевидно таки, смекнув, каким благом для него может оказаться полет, хотя и не особо противился требованиям Остена, но зато всячески пытался отомстить тысячнику и Антару.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
