| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Теперь беркут коротал часы не на усыпанном опилками полу, а на заготовленной ранее присаде или на подоконнике. Сердито нахохлившаяся птица не сводила немигающих желтых глаз с двери в свою темницу, терпеливо дожидаясь того момента, когда один из тюремщиков решит его навестить.
Первой жертвой изменившейся тактики беркута оказался Антар — войдя в камеру с новой порцией еды, он недоуменно огляделся, не увидев птицу на привычном месте... И едва не остался без глаза. Устроившийся на подоконнике Ставгар атаковал "карающего" стремительно и бесшумно, и спасло Антара лишь то, что это была первая охота едва вставшего на крыло беркута — Владетель просто-напросто промахнулся. Крыло хлестнуло воина по лицу, кривые когти проехались по плечу, разрывая рукав стеганной зимней куртки...
Антар, выронив принесенного на обед пленнику цыпленка, поспешил стряхнуть с себя беркута и без лишних слов ретировался из Ставгаровской темницы, захлопнув дверь перед вновь изготовившейся к атаке птицей... Впрочем, на следующий день пожилой воин появился снова — гордость, а может, и какие то иные соображения не позволили ему просить тысячника об избавлении от порученной ему обязанности. Правда, теперь Антар обращался с беркутом с крайней осторожностью и опаской...
А вот в ухватках Остена ничего не изменилось — он по-прежнему входил в выделенную Ставгару закуток без всякой опаски, но его беспечность была лишь маской, за которой прятались скорость и нешуточная сноровка. Когда беркут в первый раз кинулся на тысячника, то не смог задеть его даже кончиком когтя — Остен ушел с линии его атаки в последнее мгновение и словно бы без всяких усилий, да еще и уязвил Ставгара новой насмешкой:
— Какой же ты медлительный... Боюсь, даже в человеческом облике охотник из тебя был неважный!
Неделю назад беркут ответил бы на такое обвинение разгневанным клекотом, но теперь все было иначе — взъерошенная птица снова напала. Ставгару казалось, что уж теперь-то он не промахнется и вцепится когтями в ненавистное лицо, но в последний миг воздух вокруг тысячника задрожал эдаким маревом, силуэт Остена поплыл, утрачивая четкие очертания... И ровно через один удар сердца перед беркутом оказалось сразу два тысячника. Времени на выбор у Ставгара просто не было — он кинулся на ту мишень, которую счел настоящей, но его когти поймали лишь пустоту. Атака захлебнулась — не имея возможности маневра, беркут повалился на опилки встопорщенной и очень сердитой кучей перьев, а тысячник нарочито скорбно вздохнул:
— Это был простой отвод глаз... И когда ты уже хоть чему-то научишься, крейговец?
Ответить Ставгар, понятное дело, не мог... Да только признать, что с амэнским колдуном ему никак не тягаться, было выше отпущенных Владетелю сил, так что теперь большую часть времени он тратил на все новые и новые попытки найти у тысячника слабое место. Но, несмотря на все усилия, хотя бы немного зацепить ненавистного Остена у Бжестрова получилось лишь один — единственный раз, да и месть эта не принесла никакого удовольствия. Остен, зажимая распоротое до крови, несмотря на перчатку, запястье, лишь поморщился, и устало заметил:
— Ну и дурной же у тебя норов, Владетель... И когда только наиграешься?
И уже готовый праздновать победу Ставгар неожиданно ощутил жгучий стыд...
Меж тем время неуклонно бежало вперед, приближая приезд посланного за беркутом тысячника "Доблестных". Олдер, подозревая, что Арвиген вряд ли открыл своему посланцу всю правду о крейговском пленнике и тот вряд ли привезет необходимое, приказал изготовить для беркута клетку. Продолговатый ящик с двумя дверками-заслонками и стенками из прочных деревянных плашек был снабжен по краям двумя ручками и должен был послужить переноской для строптивой птицы — ограничивая беркута в движении клетка, одновременно, была призвана сберечь его оперение в целости и сохранности. Отнюдь не лишняя мера, учитывая самоубийственные кульбиты зачарованного Владетеля, а Остен за последние дни насмотрелся на них вдосталь.
Работа была закончена в три дня, а уже на следующие утро несший дозор на одной из башен Кабаньего Клыка "карающий" доложил о приближающимся к крепости отряде. Услыхав новости, Остен не поленился сам подняться и наверх — прикрывшись рукой от солнца, он несколько мгновений всматривался в приближающийся конников, а затем, разобрав таки родовой герб на развевающимся над воинами штандарте, довольно хмыкнул и спустился вниз. Пора было приготовить беркута к путешествию.
Завидя клетку, Ставгар попробовал было воспротивиться, но Остен пресек его бунт в зародыше, а когда беркут оказался заперт в своем новом узилище, склонился к клетке и торопливо прошептал:
— В Милест тебя повезет тысячник Ревинар. Он из Знающих, но норов у него такой же дурной и вспыльчивый, как и у тебя. Если начнешь, наконец, думать головой, то смекнешь, что тебе надо делать... И еще — любой Одаренный всегда отличит природное от сотворенного...
Недовольство Арвигена летним походом коснулось лишь Олдера, обойдя Ревинара стороной — пока Остен поджидал Бжестрова в Кабаньем Клыке, тысячник "Доблестных" наслаждался жизнью в столице, и теперь притащил весь блеск и всю спесь Милеста аккурат на границу Амэна и Крейга. Оправившегося от раны и заметно посвежевшего за эти месяцы Ревинара сопровождали не "доблестные", а его собственные — вооруженные до зубов и несущие на плащах герб хозяина — слуги. Сам же тысячник, отбросив воинскую куртку подальше, был разодет в соответствии со вкусами обитающих в Милесте благородных — богато украшенное мехом и золотым шитьем платье, цепь на шее и перстни на пальцах...
Всем своим видом Ревинар словно бы хотел подчеркнуть разность своего и остеновского положений. Это в последнем походе они были боевыми товарищами, что делили поровну и опасности, и ратную славу. Теперь же один из них был почти что в опале, и "доблестный" искренне считал, что стоит теперь выше вынужденного гнить на дальней границе Олдера. Более того — если кривоплечий тысячник не хочет сидеть в этой дыре вечно, ему следует выступить в качестве просителя, дабы Ревинар замолвил за него словечко...
Мысль о том, что гордец Остен теперь должен будет искать его расположения, грела главу "доблестных" не хуже огня в камине, да только встретивший гостей во внутреннем дворе крепости Олдер всю эту показную пышность словно бы и не заметил. Лишь глядя на едущего по правую руку от Ревинавра, всадника, едва заметно скривился — так, точно раскусил что-то невероятно кислое. "Доблестный" потащил за собою в это путешествие еще и племянника — избалованного столичной жизнью и донельзя спесивого юнца... Вернее, это для Остена Мелир был самоуверенным молокососом, а для Ревинара и его приятелей "обладающим большими задатками и способностями Одаренным". Мелир действительно владел немалой колдовской силой, но, служа под крылышком любящего дяди, слишком привык к тому, что все достается ему легко и просто. Парень искренне считал себя избранником судьбы, и думал, что жизнь так и будет стелиться под его ноги, точно ковер, а воинская слава придет к нему сама собой — очень опасное заблуждение, как для обычного смертного, так и для колдуна...
Что же до Остена, то он мог простить многое, но только не спесивую дурь, а потому во время последнего похода тысячник посоветовал Ревинару сделать так, чтобы Мелир не попадался ему, Олдеру, на глаза — а то ведь может и пришибить сгоряча юное дарование, если оно вновь полезет туда, куда его не просят. "Доблестный" тогда хоть и упрекнул Остена в предвзятости, но его совету последовал, держа племянника подальше как от военных советов, так и от главы "карающих", и то, что теперь Ревинар притащил Мелира за собой означало одно — приехавшим за пленником посланцам князя неизвестно не только о птице, но и о том, что Олдер прощен Владыкой Арвигеном.
Улыбка, осветившая в этот миг лицо Остена, была такой людоедской, что стоящий неподалеку от своего главы Антар вздрогнул и отвел взгляд. Гости же, пытаясь сохранить надменный вид, смотрели мимо кривоплечего тысячника, а потому не заметили опасности
Молчание между тем затягивалось — скрестив руки на груди, Остен, стоя у входа в оружейную, всем своим видом показывал, что не собирается первым рассыпаться в любезностях, и Ревинар, вздохнув, заговорил:
— Рад видеть тебя в здравии, Остен. Я и мой племянник прибыли сюда по воле Владыки.
Брови Олдера сошлись на переносье:
-И тебе здоровья, Ревинар. Кстати, что тебя задержало в пути — я ожидал вашего появления еще с позавчерашнего дня.
Тон Остена был сух до невозможности, и "доблестный" досадливо поморщился. Ох, совсем не такого приема он ожидал от опального тысячника, но и идти на попятную было уже поздно:
-Мы приехали бы раньше, если б не проклятая распутица. Дороги теперь больше напоминают болота.
-Не без этого, — не меняясь в лице, Олдер согласно кивнул, подтверждая слова по-прежнему восседающего в украшенном серебрянными накладками седле Ревинара. И тут же сделал приглащающий, истинно княжеский, жест рукой.
-Отдохнете с дороги? Да и лошади ваши устали...— произнесено это было так, что Ревинар мгновенно ощутил тебя просителем у трона Владыки. Даром, что сам он на коне и в золоте, а Олдер — на земле, в потертой куртке "карающих"... Треклятый кривоплечий! Как у него это получается?.. Хорошее настроение покинуло "доблестного" в одно мгновение, к тому же его посетила очень неприятная мысль. Остен знает что-то, чего сам он не учел. Находиться в крепости расхотелось совершенно.
-Нет. Мы и так задержались в пути, и теперь нам следует наверстать упущенное. Владыка не должен ждать... — отказ Ревинара звучал вполне вежливо, но тут, неожидано, его перебил Мелир.
— Дядя прав. Князь Арвиген и так раздасадован твоим, Остен, промедлением. К тому же, наши лошади не слишком устали, а я предпочту ночевать в Ренторе, чем в этом клоповнике, который именуют крепостью лишь по недоразумению.
Снующие по двору по каким-то хозяйственным нуждам "карающие"(дел в это утро оказалось почему-то многовато, и все были срочными) после дерзких слов прибывшего из столицы юнца напряглись, точно готовые сорваться с поводков борзые. Ревинар же подавился воздухом и глухо закашлялся. В это мгновение он горько пожалел о том, что Мелир за всю жизнь не разу не получил розог. Нет, его племянник, конечно, щедро одарен Мечником, но начинать открытое противостояние с Остеном, да еще так по глупому... Уж кто-кто, а Ревинар знал, к чему это может привести... "Доблестный" уже открыл рот, собираясь загдадить грубрсть Мелира, но Олдер его опередил.
— Разве наш князь дозволял тебе, Мелир, говорить от своего имени? Если нет, то лучше придержи язык — Владыка Арвиген не любит самопровозглашенных толкователей своего настроения.
Что же до клоповника, то ты совершенно зря опасаешься за свою драгоценную шкуру — крейговцы усмирены и не смогут пить твою драгоценную кровь.
Слова Остена хлестали не хуже плетей — щеки Мелира мгновенно стали алыми, точно утренняя заря от бросившейся в лицо крови, но достойный ответ он сразу найти не смог:
— Остен, я не позволю... Ты не должен...
Закончить предложения парень так и не смог — Ревинар, с силой сжав плечо племянника, разом оборвал его метания.
— Мелир слишком молод и горяч — этот порок пройдет со временем. Более того — я сам прослежу, чтоб такого впредь не повторялось. Не держи на него обиду, Олдер.
— На дураков не обижаются, — усмехнулся Остен, все еще не сводя взгляда с по-прежнему красного от ярости и стыда Мелира, а потом повернулся к замершим у входа "карающим":
-Посланники Владыки слишком торопятся — вынесите клетку.
Воины бесшумными тенями метнулись в прохд заспиной Олдера, а сбитый с толку приказом кривоплечего тысячника Ревинар удивленно поднял брови.
-Клетку?.. Я не ослышался?
Остен ответил ему каменным выражеием лица, а еще через несколько мгновений ,доблестный" уверился, что не ослышался — во двор действительно вынесли дорожную клетку, в которой, сердито нахохлившись, восседал беркут. Птица была очень крупной, с необычайно мощными лапами и клювом, а взгляд ее желтых глаз был до крайности злым — на какой то миг Ревинар даже порадовался тому, что его и птицу разделяют прочные прутья клетки, но потом растерянность накатила на него с новой силой.
— Что это, Остен? Мы должны забрать у тебя Владетеля... Крейговского Беркута...
— Не пойму, что тебя смущает, Ревинар — приказ Влдадыки я выполнил в точности, — лицо Остена по-прежнему оставалось невозмутимым, но в глазах плясало с трудом скрываемое веселье — он явно наслаждался растерянностью княжьих посланников и своим розыгрышем... Вот только розыгрышем ли? Не обезумел же тысчник настолько, чтобы насмехаться над волей амэнского князя?
Пока Ревинар пытался ухватить смутно забрезжившую в его мозгу догадку, Мелир, сам не свой от еле сдерживаемой злости на невозмутимого Остена, прошипел:
— Это переходит все допустимое. Подсунуть вместо Владетеля паршивый комок перьев! Это...
— Молчи, — оборвал негодующего племянника Ревинар. Вновь переведя взгляд с Остена на беркута, он увидел, как заточенный в клетку пернатый пленик при последних словах Мелира вздрогнул всем телом и повернулся в сторону оскорбителя. Казалось, птица уловила смысл человеческих слов...
Повинуясь озарившей его догадке, Ревинар торопливо прочертил перед лицом знак, позволяющий видеть скрытое — сидящего в клетке беркута словно бы окутала густая, скрадывающая очертания птицы дымка, в которой через миг проявилось призрачное человеческое лицо. Колдовской туман клубился — и черты зачарованного человека, едва проявившись, тут же исчезали, но Ревинар различил и сжатые в тонкую нитку губы, и прямой, с небольшой горбинкой — точно от перелома — нос, и полный холодной, неизбывной ненависти взгляд...
Мгновенно развеяв чары, "доблестный" повернулся к Остену.
-Невероятно... Я слышал, что пережить подобное изменение удавалось лишь одному из ста.
-Осознание сего объстоятельства вряд ли осчасливит Владетеля Бжестрова, — тихо ответил Ревинару Остен — веселье из его глаз уже ушло, сменившись застарелой усталостью. — И, предворяя твой вопрос, он полностью сохранил разум, поэтому пусть Мелир поостережтся в своих высказываниях.
Все еще ошарашенный своим открытием Ревинар согласно кивнул головой — любовь Владыки Арвигена к ловчим птицам не была секретом и для него так что "доблестный" оценил задумку кривоплечего тысячника в полной мере. Мелир же, от которого не ускользнули и действия дяди, ни слова Остена, обижено поджал губы.
-Крейговцы — что обычные, что зачарованные, слишком слабы духом для того, чтобы их опасаться! К тому же — магия легко усмирит даже самого дерзкого из них.
Остен насмешливо прищурился:
— Я оценил твою храбрость, Мелир, Да только наш князь запретил использовать магию против этого беркута — Арвиген хочет усмирить его сам.
-Но... — недовольный такой отповедью Мелир попытался было вновь возразить, но Ревинар остановил его взмахом руки.
— Тише племянник. Владыка действительно приказал мне обращаться с пленником с величайшей осторожностью, и не применять к нему не только колдовство, но и любое иное наказание. Меня, поначалу, удивило такое снисхождение князя к крейговцу, но теперь я его вполне понимаю.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
