Впрочем, не все из войска пана Корсака ринулись в горячую схватку. Пока самые доблестные шляхтичи атаковали врага, прочие попытались малодушно спасти свои жизни и спустившись в Городненский овраг прорваться к реке. По дну этого оврага текла к Оке речка Калужка, и он был куда менее проходим чем Березуйский, так что там их не ожидали. Но тут случилось совсем уж неожиданное: открылись ворота и изнемогавшие доселе от осады защитники города сами вышли навстречу бегущему врагу. Впереди взявшихся за оружие посадских и окрестных крестьян бежал прихрамывая и размахивая саблей сам воевода Жеребцов, за ним десятка полтора стрельцов — все что осталось от гарнизона пограничной крепости. Прикрывая вылазку горожан со стен ударили несколько пушек и эта соломинка сломала спину верблюда. Литвины и казаки стали сдаваться, бросая оружие и прося милости. Лишь небольшому отряду врагов удалось ускользнуть оврагом и бросившись в Оку уйти вплавь.

Подскакав к защитникам крепости в сопровождении рынд, я спешился и, подняв с земли бросившегося в ноги воеводу, обнял его и трижды по обычаю расцеловал.

— Федор Жеребцов, за верную службу жалую тебя кафтаном со своего плеча и шапкой! — объявил я ему и выразительно взглянул на рынд.

Помощник одного из них тут же полез в специальный мешок и достав требуемое кинулся вместе с другими надевать награду на воеводу. Помощники эти набираются из дворян родом помельче чем рынды и должны им помогать в службе. В чем эта помощь заключается я так и не понял, но узнав что официальное название помощника — "поддатень" интересоваться перестал.

— Воинов своих сам наградишь, а с посадских и прочих что за оружие взялись, велю в сем году податей не брать.

— Государь, радость какая, — бормотал почти плача воевода пока его одевали, — довелось дожить до светлого дня, а я уж в чистое переоделся, думал не выстоим против супостата.

— Ну, полно воевода, даст бог, поживешь еще, мне такие верные слуги нужны. Ты, кстати, где коня потерял?

— Ой, государь, конь дело наживное. Главное супостата одолели...

Тем временем к нам подтянулись и прочие командиры моего войска и мы приготовились к торжественному вступлению в Калугу.

— А где Анисим? — спохватился я.

— Где-где, — усмехнулся разгоряченный схваткой Никита Вельяминов, — обозом ляшским занялся, поди уж прибытки считает.

В горячке боя мы и вправду не то что позабыли, но как-то выпустили из виду обоз нашего противника. Литвины, конечно, не чета полякам и припасов с собой возят поменьше, однако и тот что имелся у покойного теперь пана Корсака впечатлял. Хозяйственный же Анисим, видя что судьба боя уже решена, окружил вражеские возы стрельцами из второго батальона и пока остальные азартно рубили шляхтичей, он рачительно позаботился об их добре. Ну, что скажешь — молодец.

Войдя в город мы под колокольный звон торжественно проследовали в главный храм Калуги "Покрова Богоматери", где в честь одоления над врагом отслужили благодарственный молебен. Поначалу я не хотел задерживаться в городе и сразу же двигаться дальше, однако сражение не прошло для моего войска даром, хотя потери были не велики. Требовалось позаботиться о погребении убитых и лечении раненых, охране пленных и трофеев, а также послать гонцов в Москву порадовать бояр известием о первой победе. После молебна воевода слезно попросил меня не побрезговать и отведать чем бог послал. Разумеется никаких разносолов в осажденной крепости не было, но отказаться означало кровно обидеть. Выручили нас припасы пана Корсака, спешно доставленные в город и поданные к столу. Впрочем, никаких излишеств я не допустил и сразу после ночевки велел трогаться своему воинству дальше.

— Куда теперь прикажешь государь, — почтительно поинтересовался Вельяминов, едва мы встали из-за стола.

— На Вязьму, — коротко отвечал я ему.

— Опасно государь, — счел своим долгом предупредить меня кравчий, — сказывают отряды ляшские под Можайском стоят.

— Вот и пусть стоят, — хмыкнул я, — а мы тем временем выйдем к Вязьме и встанем между ними и Смоленском, а из Москвы двинется Черкасский с войском. Вот пусть и помечутся между молотом и наковальней.

— Так Черкасский только через три недели выйдет, — озадачено переспросил Никита.

— Ага, и об этом каждая торговка на базаре и каждый нищий на паперти знают, — улыбнулся я и обратился к стоящему рядом Михальскому, — Ведь знают, Корнилий?

— Знают государь.

— Вот и славно, вот и хорошо. Ты, кстати, пленных допросить успел?

— Больно некого допрашивать, государь, начальные люди или погибли как Корсак или поранены сильно. А простые жолнежи и казаки мало что знают...

— Лисовский здесь был? — перебил я своего телохранителя.

— Был, — помрачнел Корнилий, — это его хоругвь оврагом прорвалась.

— Ничего-ничего, — утешил я его, — господь не без милости еще встретимся. Хотя овраг сей можно было и перекрыть. Ну да чего уж теперь, впредь наука будет.

— Государь, — не выдержал Вельяминов, — так что Черкасский раньше чем уговаривались рать поведет?

— Да, Никита Иванович, так уж мы с князем Дмитрием Мастрюковичем уговорились, а если паче чаяния запамятует, так о том я ему с гонцами грамотку отправил. Да ты не сердись, кравчий, раз уж ты про сие не прознал, стало быть и никто не ведает, а значит тайность мы сохранили.

— А сами мы государь между молотом и наковальней не окажемся?

— Как бог даст.

К исходу четвертого дня форсированного марша показались стены старинной русской крепости. Судя по донесениям лазутчиков, местные жители были настроены по отношению к оккупантам резко враждебно, не говор уж о том, что значительная часть местных дворян и боярских детей были участниками ополчения. Поляки и литвины платили им той же монетой и ситуация могла взорваться в любой момент от всякой малости. Такой искрой поднесенной к пороху стало прибытие нашего войска. Увидев, как к городу подходит наша кавалерия, немногочисленный польский гарнизон попытался сначала запереться в деревянной крепости, но случилось непредвиденное. Посланные мною вперед и проникшие в город уроженцы Вязьмы ухитрились загнать в воротную башню воз запряженный быками и заблокировали проход. Упавшая решетка заклинила телегу и не дала страже закрыть ворота. Поняв, что сопротивление бесполезно командовавший польским гарнизоном шляхтич Обнорский приказал своим людям седлать коней и прорываться к Смоленску. Выйдя из западных ворот поляки в полном беспорядке двинулись прочь где и стали добычей поджидавших их казаков во главе с Михальским. С другой стороны в город уже под колокольный звон въезжали ратники Вельяминова.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Федор Панин был в своем первом настоящем походе. Рана полученная им на дворе у Пушкарева была неглубока и быстро затянулась. Государь, как видно, и помыслить не мог за какой надобностью Федька оказался той роковой ночью у стрелецкого терема и сочтя что верный его слуга проявил старательность, верность и разумную распорядительность щедро наградил его. Никому неизвестного боярского сына пожаловали в жильцы, дали хорошего коня из числа бывших в конюшне Салтыковых, а еще государь пожаловал ему богатую бронь, дескать, чтобы больше не ранили. Обещали еще прирезать пятьдесят четей земли под Москвой после похода, но это еще когда будет. К тому же земли избранной тысячи к которой теперь относился Панин были разорены и обезлюдели и радоваться этому пожалованию или нет Федька не знал. Служить новоявленный жилец продолжал в хоругви Михальского. Можно было, конечно, перейти в рейтары к Вельяминову, как прочие московские чины, но парень здраво рассудил что от добра — добра не ищут и остался. Только что женившийся Михальский, мог посвящать службе куда меньше времени и частенько оставлял Федора, к которому относился как к младшему брату, вместо себя.

В бою под Калугой ратники Михальского сняли выставленных поляками часовых, отчего рейтарам удалось загнать врага в западню. В самой сече Панин не участвовал, как и прочие из его хоругви. Дело тогда решила выучка царских рейтар и драгун со стрельцами, а на долю прочих ратников ничего не осталось. Впрочем, мечтавший о славе парень не унывал. Впереди была Вязьма, возможно, будет штурм и он непременно первым взойдет на ее стены чтобы отметивший его безудержную храбрость государь спросил чем его наградить. Что ему попросить у царя Федор знал точно. Когда его раненого занесли в пушкаревский терем, Алена испугано вскрикнула, но тут же взяв себя в руки, кинулась рвать чистую холстину. Потом горячей водою обмыла его рану и, обработав по совету государя хлебным вином, крепко перевязала. Чтобы почувствовать еще раз тепло ее рук парень готов был пролить всю свою кровь до капли. Увы, на штурм города их не послали, напротив Михальский обойдя с казаками город устроили засаду в которую угодили отступавшие ляхи. Спрятавшиеся в лесу по обоим сторонам дороги казаки внимательно наблюдали за понукавшими лошадей врагами. К их сожалению бегущие враги бросили все свое добро в оставленном ими городе и поживится можно было лишь тем что на них. Дождавшись когда отступающие целиком втянутся в лес Михальский подал сигнал. Казаки с криком выскочили из прилегавших к дороге кустов и бросились в атаку. Федька вместе с Ахметом и еще несколькими лучниками посылали во врагов стрелу за стрелой. Деморализованные жолнежи пытались бежать почти не оказывая сопротивления, но всюду натыкались на своих противников. Кое где вспыхивали короткие яростные схватки, а где-то поняв что сопротивление бесполезно ляхи сдавались. Лишь один одетый в богатые доспехи пан собрав вокруг себя гайдуков и жолнежей, продолжал отчаянно рубиться, пытаясь проложить себе дорогу. Увидев вражеского предводителя, Панин пустил в него стрелу, но та лишь бессильно скользнула по блестящему золотом панцирю. Коротко глянув на Федьку, пан выразительно погрозил ему и продолжил рубиться с наседающими казаками. Чувствуя себя уязвленным, парень выхватил саблю и кинулся к своему противнику. Тот как раз срубил очередного казака и собирался продолжать свой путь, когда Федор преградил ему дорогу. Какой-то бездоспешный гайдук кинулся на него с саблей пытаясь освободить путь своему господину, но внимательно следивший за происходящим Ахмет снял его стрелою. Тогда шляхтич, взревев сам кинулся на наглого русского, яростно размахивая своей корабелой. На самом деле Федька не собирался рубиться с паном. Просто стрелять издалека из подаренного ему Михальским пистолета было несподручно, и он решил подойти ближе. Выхватив свое оружие и взведя курок, парень прицелился. Видя его движение шляхтич поднял коня на дыбы, раздался громкий щелчок, кремень высек искру, но порох просыпавшийся с полки в суматохе боя не дал воспламениться заряду и пистолет дал осечку. Поняв что случилось, его противник осклабился и ринулся в атаку. Федька ужом вертелся изворачиваясь от сабли пана и чувствуя что во-вот может не успеть уклониться от рокового удара. Казалось, судьба Панина решена, но тут появилось новое действующее лицо. Михальский заметив что его подчиненный попал в затруднительное положение выскочил вперед держа перед собой легкое татарское копьецо. Таким нечего было и думать пробить доспех знатного шляхтича, однако Корнилий недолго думая уколол своим оружием бок его коня заставив того шарахнуться в сторону от боли. Справившись с лошадью шляхтич развернулся на нового противника, но ловкий как черт Михальский снова увернулся и подсек своим копьецом ноги жеребца. Этого многострадально животное уже не выдержало и грохнулось наземь крепко придавив своего седока. Увидев что их предводитель пал идущие за ним жолнежи стали сдаваться.

— Ты цел? — обратился к Федору Корнилий, когда все кончилось.

Не в силах ответить тот лишь покивал головой. Тем временем подоспевшие ратники и казаки принялись вязать оглушенного пана. Один из казаков с сожалением посмотрев на раненого коня шляхтича с сожалением проговорил.

— Эх, паря, такого справного жеребца покалечил! Просто царь, а не жеребец.

— Ничего, — добродушно отозвался Михальский, — даст бог, выходим, а нет, так будут еще жеребцы.

— Не скажи, — отозвался казак, — такого может уже и не быть, хотя конечно товарища из беды выручить первое дело.

— Чего не стрелял? — Спросил Корнилий у Федьки.

— Осечка, — прохрипел немного отдышавшийся парень.

— Понятно, — вздохнул Михальский, — надобно тебе колесцовый справить. Объяснять же что не надо лезть куда не просят бесполезно, ведь так?

Расправившись с врагами и обобрав убитых казаки двинулись к Вязьме. Связанный пленный висел перекинутый через круп одной трофейных лошадей. Его жеребец был очень слаб, но бежал вслед за хозяином. Михальский пытался перевязать его бок, но тот не давался так и норовя укусить нанесшего ему эту рану.

— Это очень знатный пленник, — задумчиво сказал Корнилий Федору, когда они уже почти подъехали к городу. — Государь, возможно, будет очень рад и может сказать "просите чего хотите". Слезно тебя прошу братец, не попроси у него кусок больший чем сможешь проглотить.

— О чем ты, — непонимающе спросил парень.

— Феденька, пожалуйста, не прикидывайся большим дурнем чем ты есть.

— Но я не понимаю.

— Матерь божья, — вздохнул тот в ответ, — ну, сколько тебе говорить, не смотри ты на Алену Вельяминову, будто голодный на хлеб.

Они еще какое-то время ехали молча, думая каждый о своем. Наконец Федька нарушил молчание:

— Корнилий, а отчего тогда не объявили, что Салтыков на государя меч поднял?

— Как тебе объяснить парень, — печально проговорил сотник, — наш государь, прежде всего рыцарь. Ему ничего не стоит убить врага в бою или казнить провинившегося. Он легко может отобрать вотчину у боярина, если сочтет это необходимым. Он может сделать все что угодно, но он никогда не пожертвует ради своих целей честью женщины.

— Из-за Алены? — спросил, подумав Федор.

— Догадался, слава богу! Уж и не знаю как у тебя это получается. Ты можешь выследить человека или зверя, хоть в лесу, хоть в городе, оставаясь невидимым. Замечаешь то что другим не видно, но сам иной раз как слепец.

— Что же мне делать?

— Не знаю, парень, просто держись от нее подальше.

— Я без нее не могу.

— Нет, ты влюблен, это верно, но такое с человеком может быть много раз. Ты сможешь ради нее убить или даже предать и погубить тем свою душу. Мне не раз приходилось такое видеть. Но скажи мне, ты сможешь ее отпустить ради ее счастья?

— Как это, разве такое бывает?

— Бывает, Федя, не часто, но бывает.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

То что Вязьму взяли изгоном было очень удачно. Перерезав дорогу полякам стоящим под Можайском можно было спокойно дожидаться подхода Черкасского, а потом двигаться дальше. Едва заняв город, я лично отправился осматривать городские укрепления. В общем и целом все было нормально, не шедевр конечно фортификации, но пока сойдет. "Если Смоленск отбить не удастся, пограничной крепостью будет как раз Вязьма. Пожалуй, надо будет озаботиться каменной стеной, если не на весь город, то хотя бы небольшой кремль". Так я раздумывал, когда с запада стали подходить казаки. Как выяснилось, затея Михальского удалась на славу. Растянувшиеся в лесу поляки попали в засаду и были почти полностью уничтожены. Сам Михальский взял в плен и притащил какого-то важного шляхтича.