Грибная красавица

— Ничего, мы уже уходим. — Епископ гнусно ухмыльнулся. — Я смотрю, Кысей, у вас нет недостатка в обожательницах?

Лидия обворожительно ему улыбнулась и уселась ко мне на постель, поставив корзинку на столик.

— Господин инквизитор — мой герой! — я тщетно пытался отодвинуться от нее. — Он спас меня от злобной колдуньи! И еще тех несчастных сироток от верной смерти, об этом весь город только и говорит. — Лидия похлопала ресницами, но ее усилия оказались тщетны. Кардинал смотрел на нее равнодушно, а епископ зло.

— Вина помчицы еще не доказана! И вряд ли будет доказана! — запальчиво возразил ей епископ, но был одернут кардиналом.

— Как же так? — недоуменно и глуповато протянула Лидия, доставая из корзинки кастрюльку с куриным бульоном. — Я уверена, что господин инквизитор победит в суде. Ведь так? — она явно вознамерилась покормить меня бульоном с ложки.

— Ваша вера похвальна, юная госпожа. — Голос кардинала был тих и сух. — К сожалению, все могут ошибаться.

Я отрицательно помотал головой, отказываясь открывать рот и есть бульон. Как же унизительно, у них на глазах, да она просто издевается!

— Конечно, но я уверена, что в данном случае ошибаетесь именно вы. — Она несколько выбилась из образа наивной глупышки, в ее голосе проскользнули металлические нотки. — И вы кажется, собирались уходить, а то господин инквизитор стесняется кушать! А ему надо набраться сил!

Кардинал сочувственно мне улыбнулся, и они вместе с епископом наконец ушли.

Я тут же перехватил руку Лидии и отстранил от себя.

— Хватит меня позорить!

— Вы непременно должны все съесть, господин инквизитор, — она и не думал отодвигаться. Ее взгляд стал масляным, и я сообразил, что на мне лишь тонкая, распахнутая на груди рубашка. Не стоит ее лишний раз провоцировать. Я попытался сесть на постели, но Лидия презрительно ткнула меня ладонью в грудь.

— Доктор рекомендовал вам постельный режим, не так ли? Так что лежите. И если не хотите, чтобы я вас кормила с ложки, лучше начните есть сами. — И подвинула ко мне поднос с дымящейся кастрюлькой.

— Я надеюсь, у вас есть хорошие новости? — я забрал у нее ложку и зачерпнул бульон.

— Конечно. Так что выздоравливайте быстрее. — Лидия устроилась поудобней, откровенно демонстрируя пышное декольте и продолжая беззастенчиво пялиться на меня. Когда она уже поймет, что все ее попытки тщетны? Бульон был на удивление вкусным и наваристым, а может я просто изголодал на постной диете. Интересно, кто его готовил: Тень или Антон? Представить Лидию возле плиты было выше моих сил.

— Спасибо. Очень вкусный бульон.

— Я передам ваши комплименты Мартену, он старался. — Она убрала поднос и подвинулась еще ближе. То ли от горячего бульона, то ли от ее близости меня кинуло в жар.

— Хватит! Отодвиньтесь от меня. Может наконец перейдете к делу? И расскажете, с чем мне идти в суд?

Лидия невозмутимо вытащила из сумки сложенный вдвое лист бумаги и подала его мне. Я развернул его, на нем значилось: "Профессор Андрий Кривож".

— Кто это?

— Слушайте меня внимательно, — Лидия чуть помедлила, удобно устраиваясь на кровати. Мне пришлось отодвинуться еще больше. — Во время судебного заседания вы вызовете для допроса обвиняемую. Думаю, она согласится. Устроит комедию, будет играть на публику, доказывая свою полную невиновность. Потом вызовите меня...

— Нет! Я не собираюсь этого делать! Защитник, отце Бульвайс грозил поставить под сомнение вашу вменяемость. Вы понимаете, что вас могут принудительно отправить после заседания в лечебницу?

— Вы за меня волнуетесь? Это так трогательно... — она кокетливо улыбнулась и погладила меня по щеке. Как же меня достали ее приставания!

— Но уверяю вас, со мной все будет в порядке. Вы непременно вызовите меня. Попросите рассказать обо всех событиях, а когда я упомяну имя профессора Кривожа, вы тут же меня прервете, запомнили? Так, как если бы я собираюсь сболтнуть лишнее. И вызовите профессора в качестве свидетеля.

— Постойте, но его тогда надо заявить в списке и обеспечить его присутствие в суде.

— Ни в коем случае. Не смейте заявлять его в качестве свидетеля, иначе бедный профессор просто не доживет до суда. А его присутствие я обеспечу, не беспокойтесь.

Я с сомнением покачал головой.

— У вас самая настоящая паранойя! Как можно...

Лидия меня раздраженно прерывала:

— Даже если у кого-то паранойя, это еще не значат, что за ним не следят! Делайте что скажу!

— Хватит уже командовать. — Я спихнул ее с кровати. — Лучше расскажите, что задумали. Одних показаний будет мало, нужны серьезные улики.

Она подбоченилась, уставилась на меня тяжелым взглядом и произнесла:

— Это вы лучше расскажите, когда собираетесь со мной рассчитаться.

— Вы еще ничего не сделали. Когда колдунье вынесут обвинительный приговор, тогда и ...

Мои щеки запылали, из-за горячей еды и от духоты в комнате. Я встряхнул головой и продолжил:

— И если вам ничего добавить, оставьте меня, пожалуйста. Мне надо готовиться к суду.

Лидия на удивление послушно собралась, бросив напоследок:

— Постарайтесь не выглядеть на суде бледной немощью. Вам так к лицу стыдливый румянец...

Я швырнул в нее туфлю, но не попал. Она скрылась за дверью.

Заседание суда назначили на вечер следующего дня. Изначально оно должно было быть закрытым, но вмешался кто-то из вельмож, и теперь к суду заранее, почти за час до начала, начали собираться люди. В каменном здании муниципалитета, несмотря на жаркий солнечный день, было свежо. Предательская слабость после болезни еще донимала меня, поэтому я присел на скамью. Беспокойство и тревога, мучившие меня всю ночь и не давшие заснуть, дивным образом рассеялись. Я перестал волноваться. С моей карьерой инквизитора однозначно покончено, чем бы не завершился суд. Даже если Лидия совершит невозможное и добьется обвинительного приговора для колдуньи, меня все равно ждет отлучение из-за неповиновения приказу кардинала. Меня это совсем не пугало. Совершенно невыносимой была мысль о том, как мне смотреть в глаза несчастных родителей, если колдунью отпустят. Чем искупить свою вину перед ними? Если Святая Инквизиция не смогла предотвратить это страшное зло, не смогла даже наказать виновную, то как мне, ее представителю, можно будет поднять голову, что мне сказать несчастным и чем утешить?

Мои размышления грубо прервал отец Бульвайс. Он подошел, грубовато хлопнул меня по плечу и спросил:

— Неужто рискнули вызвать девицу Хризштайн? Я же вас предупреждал, я потребую...

Я медленно встал, довольно грубо стряхнул его руку с плеча, перехватив ее в запястье болезненным захватом, и холодно сказал:

— Только посмейте. Тогда госпожа Хризштайн заявит о ваших домогательствах, а я подтвержу ее слова, не сомневайтесь!

Лицо защитника налилось кровью:

— Ты на кого зубы осмелился скалить, щенок!

— А еще отец Георг вспомнит о той неприятности, что случилась с вами и дочерью купца пять лет назад. Кажется, вы обрюхатили несчастную девушку, и ей даже пришлось вытравливать плод. Грязная история, что и говорить...

Последние слова я выплюнул ему в лицо, чувствуя, как меня захлестывает волна отвращения.

Меня всерьез беспокоила угроза Бульвайса поставить под сомнение вменяемость моего главного свидетеля, поэтому я посоветовался с отцом Георгом. Он прослужил в церкви столько лет, что знал практически каждого. Рассказанное им тогда вызвало стойкое чувство брезгливости и стыда за своего коллегу. И это церковник, принявший обет воздержания и служения Единому!

— Господин инквизитор! — за спиной у отца Бульвайса возникла радостно щебечущая Лидия. — Я так волнуюсь, так волнуюсь!...

Я отпустил запястье защитника, и тот теперь пыхтел, красный от злости.

— Я тебе еще все припомню, гаденыш, — он развернулся и, грубо толкнув Лидию по пути, направился в зал заседаний. Лидия обворожительно мне улыбнулась:

— Какие прекрасные манеры, не находите?

Она была отвратительно жизнерадостна и спокойна. Сегодня, очевидно, в виде исключения, на ней было закрытое скромное платье темно-синего цвета, без декольте. Я подозрительно обошел ее кругом, придирчиво разглядывая, нет ли срамных сюрпризов на спине.

— Да, господин инквизитор, пришлось одеть это убожество. Знаю, знаю, вы ожидали чего-то более экстравагантного, но увы...

Она развела руками в притворной печали, но ее серые глаза искрились насмешкой. Она взяла меня под руку и доверительно прошептала:

— Я вас умоляю, не сочтите за труд, во время заседания изредка поглядывать на меня или даже пройти мимо. Вдруг мне понадобиться подсказать вам нечто важное...Я вам даже немного завидую, у вас сегодня впереди столько сюрпризов...

— Надеюсь, приятных... — прошептал я про себя.

Она таинственно улыбнулась и отодвинулась от меня при виде отца Георга, появившегося у входа.

Заседание началось вполне обыденно. Судьей был назначен отец Валуа из ордена Пяти. Я впервые видел представителя этого самого закрытого, малочисленного и могущественного ордена в Святой Инквизиции. По слухам, орден Пяти не подчинялся даже Папе и был самостоятельной единицей. Чем они занимаются, не было известно никому, кроме наверное самых высоких церковников. Сам судья выглядел вполне скромно: обыкновенный мужчина лет пятидесяти с непривычно короткими для церковника волосами, уже тронутыми сединой, с ясным кротким взглядом. Он внушал доверие и давал надежду, что суд будет по крайней мере справедливым. Я предъявил обвинения:

— Помчица Малко обвиняется в совершении богопротивного колдовства по параграфу 22 Церковных изложений. Во время проведения колдовского ритуала обвиняемая забирала жизненную силу детей и преобразовывала ее в омолаживающее зелье, что будет доказано во время суда. Основанием для дознания стало заявление помчика Картуа, у которого пропала дочь. Обвиняемая была последней, кто общалась с девочкой и подарила ей куклу. Позднее эта кукла была обнаружена со следами непонятного вещества, колдовская природа которого была доказана и задокументирована. В частной беседе помчица отрицала свою причастность. Тем не менее, мною было получено разрешение на обыск от кардинала Ветре на основании подозрения помчицы в причастности к ограблению церкви. Поскольку во время ограбления было украдено письмо от епископа с.... — я слегка помедлил. — С разрешением на дознание. Позднее ко мне обратился брат госпожи Хризштайн, который заявил о причастности помчицы Малко к похищению из их дома ребенка. Во время обыска в подвале дома обвиняемой была обнаружена похищенная девочка, а также связанная госпожа Хризштайн, жизни которой угрожала сама помчица. Мне пришлось применить силу. Также в подвале были обнаружены дети, запертые в клетке, и собственная дочь обвиняемой, Янка Малко, превращенная в чудовище, лишь отдаленно напоминающее человека. При свидетелях Янка Малко указала, что в чудовище, пожиравшее других детей, ее превратила собственная мать. Рядом были обнаружены детские полупереваренные останки.

Я слышал громкие всхлипы и стоны ужаса в зале.

— В кабинете помчицы были найдены пузырьки с колдовским зельем в общем количестве двухсот тридцати семи. Каждая была подписана датой и именем. Детским именем.

Мне тяжело давались последние слова.

— И это только малая часть тех преступлений, что совершила обвиняемая. В деле имеются также свидетельства родителей, у которых были похищены дети, указывающие на то, что обвиняемая находилась в этот момент в непосредственной близи от места преступления.

Я сел и нетвердой рукой налил себе стакан воды. Отец Бульвайс тут же кинулся в атаку. Он поставил под сомнением мои слова, указал на отсутствие прямых улик и не постеснялся назвать странным поведение свидетелей, которые отказались свидетельствовать.

— Обвинения надуманны и смехотворны. Давайте начнем по порядку. Помчица Малко действительно была знакома с семейством Картуа и была у них в гостях в тот роковой день, когда пропала их дочь. Но помилуйте, она покинула их дом одна, и тому есть свидетельства. Что же касается злосчастной куклы, так еще надо подумать, кто и когда нанес странное вещество на куклу. Возможно, главный свидетель обвинения, госпожа Хризштайн, которая вела себя более чем необычно? Обвинения в том, что помчица Малко может быть причастна к так называемому ограблению церкви, вообще вызывают сомнения. Уважаемая женщина, занимающаяся благотворительностью, и вдруг такая глупость! В ее доме не были найдены похищенные вещи и письмо епископа, о котором изволил упомянуть мой оппонент. Да полноте вам, я уверен, что письмо давно уничтожено, чтобы скрыть тот факт, что господин Тиффано ослушался приказа.

Я вцепился в карандаш так, что сломал его. Досадливо отложил в сторону две половинки и искоса бросил взгляд на Лидию. На ее лице была написана откровенная скука, она прикрыла ладошкой рот и зевнула. Хладнокровная зараза!

— Вероломно вломившись в поместье госпожи Малко, господин инквизитор испугал маленьких сирот, которым благородная помчица дала приют в своем доме. И теперь имеет наглость заявлять, что спас несчастных. А то, что случилось с дочерью госпожи Малко, бедным больным ребенком, вообще выходит за всякие рамки. Господин инквизитор убил девочку, якобы чтобы спасти девицу Хризштайн. Но помилуйте, как ребенок может угрожать жизни взрослой здоровой девицы? Да, тело бедной Янки было изуродовано страшной болезнью, но она вовсе не была чудовищем. Ее даже похоронить не смогли, сожгли, словно собаку, так господин Тиффано торопился уничтожить следы собственного чудовищного преступления.

Ну хватит! Я резко поднялся и заявил:

— Отец Бульвайс, вы так красочно все объясняете, но может ваша подзащитная сама соизволит дать объяснения? Зачем суду ваши свидетельства с чужих слов, если можно послушать первоисточник.

Защитник явно удивился, он был уверен, что я не посмею вызвать благородную помчицу для дачи показаний.

— Вы хотите вызвать для дачи показаний госпожу Малко?

— У вас несколько подзащитных? Естественно, я хочу вызвать помчицу Малко!

Колдунья с высоко поднятой головой прошествовала за стойку. После прибытия в город высоких церковников ее перевели из монастырских застенков в муниципальную тюрьму, где устроили со всеми удобствами. Ее внешний вид был безупречен: благородная красавица, несправедливо обвиненная, но стоически переносящая трудности и великодушно прощающая презренным их слабости.

Я глубоко вздохнул и кинулся в атаку:

— Госпожа Малко, назовите свой возраст.

Отец Бульвайс тут же взвился.

— Я протестую, ваша честь! Спрашивать женщину, благородную помчицу о возрасте...

Я опередил судью:

— Я всего лишь устанавливаю личность обвиняемой. У меня вдруг возникли сомнения...

Я неторопливо вернулся к столу и взял засвидетельствованную выписку из архивных записей:

— Согласно городским архивам, которые по странному стечению обстоятельств не сгорели, в отличие от церковного схрона, вы родились в 890 году от Великого Акта. — Я сделал паузу, давая возможность присутствующим подсчитать в уме возраст помчицы, и процитировал: