Элис выпрыгнула из машины и подошла к своей взятке, проводя вдоль нее рукой.
— Миленькая, правда?
— Миленькая до самой крыши, — буркнула я. — Он дал ее тебе только на те два дня, что ты будешь держать меня пленницей?
Элис скорчила гримасу.
Минутой позже я осознала сказанное и в ужасе выдохнула:
— На все то время, когда он будет бывать в отъезде, да?
Она кивнула.
Громко хлопнув дверью, я затопала к дому. Она танцующим шагом последовала за мной, по-прежнему, не испытывая ни малейшего раскаяния.
— Элис, тебе не кажется, что это уже чересчур? Что это немного отдает паранойей?
— Вообще-то нет, — сказала она — Похоже, ты не понимаешь, насколько опасным может быть молодой оборотень. Особенно, учитывая, что я не могу их видеть. В прошлый раз Эдвард не мог узнать, все ли с тобой было в порядке. Ты не должна быть такой безрассудной.
Мой голос стал язвительным:
— Да, и пижамная вечерника с вампирами — ни что иное, как средоточие безопасности.
Элис рассмеялась.
— Я сделаю тебе педикюр и все, что угодно, — пообещала она.
Было не так уж плохо, исключая тот факт, что меня удерживали против моей воли. Эсме привезла из Порт Анжелеса самую лучшую итальянскую еду, а Элис запаслась моим любимым фильмом. Даже Розали была здесь, тихо сидя в сторонке. Элис все-таки настояла на педикюре, будто у нее был список запланированных на сегодня дел, некоторые пункты которого она явно позаимствовала, насмотревшись плохих комедийных шоу.
— До скольких ты не собираешься ложиться спать? — спросила она, когда мои ногти переливались кроваво-красным цветом. Несмотря на мое настроение, её энтузиазм оставался неизменным.
— Я не хочу засиживаться допоздна. У нас занятия утром.
Она надула губы.
— И где же мне полагается спать? — я смерила взглядом диван. Он был коротковат. — Вы не можете надзирать за мной у меня дома?
— Что же это тогда будет за пижамная вечеринка? — удивленно покачала головой Элис. — Ты будешь спать в комнате Эдварда.
Я вздохнула. Его черный кожаный диван был длиннее, чем этот. Вообще-то, золотистый ковер в его комнате был достаточно толстым, так что и пол мог сойти.
— Я могу вернуться домой, хотя бы для того, чтобы забрать свои вещи?
Она ухмыльнулась:
— Все уже улажено.
— Могу я воспользоваться твоим телефоном?
— Чарли знает, где ты.
— Я не собираюсь звонить Чарли, — нахмурилась я. — Очевидно, мне кое-что придется отменить.
— О, — ответила она, — Ну, я в этом не совсем уверена.
— Элис! — захныкала я громко. — Ну же, перестань!
— Ладно, ладно, — сказала она, выходя из комнаты. Она вернулась через минуту с мобильным телефоном в руке. — Этого он вроде не запрещал... — пробурчала она себе под нос, протягивая мне телефон.
Я набрала номер Джейкоба, надеясь, что сегодня вечером он не носится где-то со своими друзьями. Удача была на моей стороне — он ответил.
— Да?
— Привет, Джейк. Это я.
Прежде, чем отвернуться и сесть на софу между Розали и Эсме, Элис целую секунду буравила меня весьма выразительным взглядом.
— Привет, Белла, — неожиданно осторожно ответил Джейкоб. — Что случилось?
— Ничего хорошего. Я все же не смогу придти в субботу.
После этого последовала минутная пауза.
— Тупой кровосос, — наконец, пробормотал он. — Я думал он уехал. У тебя что, не может быть своей жизни, когда его нет? Или он запирает тебя в гробу?
Я засмеялась.
— Не думаю, что это смешно.
— Я засмеялась лишь потому, что ты почти угадал, — сказала я ему. — Но он собирается быть здесь в субботу, так что это уже не важно.
— Он будет кормиться в Форксе? — холодно спросил Джейкоб.
— Нет. — Я запретила себе раздражаться. Еще чуть-чуть и я разозлюсь так же, как и он. — Эдвард уехал раньше.
— О, ну тогда приезжай сейчас, — сказал он с появившимся в голосе энтузиазмом. — Еще совсем не поздно. Или, давай, я приеду к Чарли.
— Я бы с радостью. Но сегодня я не у Чарли, — кисло сказала я. — В некотором роде я пленница.
Пока до него доходил смысл моих слов, в трубке царила тишина, а затем он зарычал:
— Мы придем и заберем тебя, — пообещал он, автоматически переходя на "мы".
По моей спине пробежал холодок, но я ответила с легкостью в голосе:
— Заманчиво. Меня пытали — Элис красила мне ногти на ногах.
— Я серьезно.
— Не надо. Они просто пытаются обезопасить меня.
Он рыкнул снова.
— Я знаю, это глупо, но они делают то, что подсказывает им сердце.
— Сердце! — усмехнулся он.
— Извини за субботу, — сказала я. — Мне пора на боковую, — "на диван", мысленно поправила себя я. — Но я скоро позвоню снова.
— Ты уверена, что они тебе позволят? — едко спросил он.
— Не совсем, — вздохнула я. — Спокойной ночи, Джейк.
— Увидимся.
Элис вдруг незаметно появилась около меня, ее рука потянулась к телефону, но я уже набрала номер. Она его увидела.
— Не думаю, что его телефон сейчас с ним, — сказала она.
— Оставлю сообщение.
Прозвучало четыре гудка, и включился автоответчик. Приветственного сообщения не было.
— У тебя проблемы, — медленно произнесла я, выделяя каждое слово. — Огромные проблемы. Разъяренный гризли покажется тебе просто ручной зверушкой по сравнению с тем, что ожидает тебя дома.
Я закрыла телефон и положила его в руку Элис:
— Я закончила.
Она улыбнулась.
— Эти похищения так забавны.
— Теперь я собираюсь спать, — объявила я, направляясь к лестнице. Элис последовала за мной.
— Элис, — вздохнула я. — Я не собираюсь бежать. Ты бы об этом узнала и поймала меня, если бы я попыталась.
— Я иду только для того, чтобы показать тебе, где твои вещи, — невинно сказала она.
Комната Эдварда была самой дальней по коридору третьего этажа, трудно было ошибиться, даже если бы я и не была так хорошо знакома с этим домом. Но, включив свет, я застыла в растерянности. Я что, перепутала дверь?
Элис хохотнула.
Это та же самая комната, быстро поняла я; просто мебель была переставлена по-другому. Диван был перемещен к северной стене, а стереосистема была придвинута к высоким стеллажам с CD-дисками — и все это, чтобы освободить место для огромной кровати, стоящей посередине комнаты.
Северная стеклянная стена, словно зеркало, отражала всю сцену, дублируя эту ужасную картину.
Все было скомбинировано. Покрывало было тускло-золотым, чуть светлее, чем стены; черная рама была сделана из замысловато обработанного кованого железа. Металлические розы обвивались вокруг высоких стоек и переплетались у изголовья. Моя пижама была аккуратно сложена и лежала на кровати, моя сумка с туалетными принадлежностями была рядом.
— Что, черт возьми, это такое? — пролепетала я.
— Ты же не думала, что он позволит тебе спать на диване, правда?
Что-то неразборчиво пробормотав, я подошла к кровати, чтобы забрать свои вещи.
— Дам тебе немного уединения, — улыбнулась Элис. — Увидимся утром.
Почистив зубы и переодевшись, я стащила пушистую пуховую подушку с огромной кровати и перенесла золотое покрывало на диван. Я знала, что это глупо, но мне было все равно. "Порше" в качестве взятки и огромная кровать в доме, где никто не спит — все это слишком раздражало. Я выключила свет и свернулась на софе, гадая, смогу ли я уснуть в таком состоянии.
В темноте стеклянная стена перестала быть отражающим комнату черным зеркалом. Сквозь облака пробивался лунный свет. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смогла заметить рассеянное свечение, озаряющее кроны деревьев и отражающееся в маленьком участке реки, видимом отсюда. Я смотрела на серебряный свет, ожидая, когда мои веки потяжелеют.
В дверь легонько постучали.
— Что, Элис? — прошипела я. Представив как она удивится, когда увидит мою самодельную кровать, я приготовилась к обороне.
— Это я, — мягко сказала Розали, приоткрыв дверь. Серебряное сияние осветило ее прекрасное лицо.
— Я могу войти?
—
—
Глава 7
Несчастливый конец
Розали колебалась в нерешительности, стоя на пороге, на ее завораживающе — прекрасном лице отражалась неуверенность.
— Конечно, — ответила я, мой голос от удивления прозвучал на октаву выше обычного. — Заходи.
Я отодвинулась на дальний край дивана, так, чтобы для нее осталось достаточно свободного места. Мой желудок свело нервной судорогой, оттого, что одна из Калленов, явно не питавшая ко мне симпатии, бесшумно подошла и села на освободившееся место. Я терялась в догадках, почему она захотела поговорить со мной, но ничего не могла придумать.
— Ты не возражаешь, если мы пару минут поговорим? — спросила она. — Я ведь тебя не разбудила? — Она посмотрела вначале на кровать, а потом перевела взгляд на диван.
— Нет, я не спала. Конечно, мы можем поговорить. — Я задумалась, услышала ли она, так же отчетливо, как и я, тревогу в моем голосе.
Она легонько засмеялась похожим на звон колокольчиков смехом:
— Он так редко оставляет тебя одну, — сказала она. — Я подумала, что мне не стоит упускать такой шанс.
Что такого она хотела мне сказать, чего не могла сказать при Эдварде? Мои руки нервно комкали край покрывала.
— Пожалуйста, не думай, что я лезу не в свое дело, — мягко сказала Розали, ее голос прозвучал почти умоляюще. Она сидела, положив руки на колени, и смотрела на них, пока говорила. — Знаю, что в прошлом я сильно ранила твои чувства, и мне бы не хотелось делать это снова.
— Не волнуйся об этом, Розали. Я в порядке. Что случилось?
Она снова засмеялась, на этот раз смущенно:
— Я собираюсь попытаться рассказать тебе, почему я считаю, что тебе следует оставаться человеком — почему бы я предпочла остаться человеком, если бы была на твоем месте.
— О!
Она улыбнулась в ответ на мой удивленный возглас и затем вздохнула.
— Эдвард тебе когда-нибудь говорил, какой ценой это достается? — спросила она, указывая на свое прекрасное бессмертное тело.
Неожиданно помрачнев, я медленно кивнула головой:
— Он сказал, что это практически то же самое, что случилось со мной в Порт Анжелесе, только рядом не будет никого, чтобы спасти меня. — Я вздрогнула, вспомнив об этом.
— Неужели, это, действительно, все, что он тебе рассказал? — спросила она.
— Да, — сказала я, дрогнувшим от смущения голосом. — А что, разве это не все?
Она подняла на меня глаза и улыбнулась; у нее было горькое и суровое, но все равно прекрасное выражение лица.
— Нет, это не все.
Я ждала, пока она смотрела в окно. Казалось, она пытается взять себя в руки.
— Хочешь узнать мою историю, Белла? В ней нет хэппиэнда — но у кого из нас он есть? Если бы у наших историй был счастливый конец, мы все лежали бы сейчас под могильными плитами.
Я кивнула, хотя тон ее голоса меня напугал.
Я жила в мире, сильно отличавшемся от твоего, Белла. Мой человеческий мир был намного проще. Был 1933 год. Мне было 18, я была красива. Моя жизнь была прекрасна.
Она уставилась на серебряные облака, и ее лицо приняло отрешенный вид.
— Мои родители были типичными представителями среднего класса. У моего отца была стабильная работа в банке, и, как я сейчас понимаю, он гордился тем, чего достиг, предпочитая считать свое процветание не случайной удачей, а наградой за талант и тяжелый труд. Тогда я принимала все это как должное; в нашем доме даже Великая Депрессия казалась лишь неприятным слухом. Конечно, я видела бедняков, тех кто не был так удачлив. Но мой отец заставил меня поверить, что причина их бедности была в них самих.
Вести хозяйство, содержать все в безупречном порядке, в том числе и меня с двумя младшими братьями — было обязанностью моей матери. По понятным причинам, я была ее любимицей и всегда стояла на первом месте. Тогда я не совсем понимала, хотя всегда смутно догадывалась, что мои родители не были полностью удовлетворены тем, что имели, несмотря на то, что их доходы были гораздо выше, чем у большинства других людей на тот момент. Им всегда хотелось большего. Их стремления носили социальный характер — ты можешь называть их классовыми карьеристами, стремящимися повысить свой социальный статус. Моя красота была для них подарком судьбы. В отличие от меня, они видели в этом гораздо больший потенциал.
Им многое не нравилось, но зато меня все вполне устраивало. Я была счастлива оттого, что могла быть самой собой, быть Розали Хейл. Мне льстило, что мужчины провожали меня взглядом, где бы я не находилась с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Я наслаждалась тем, что мои подруги с завистью вздыхали, прикасаясь к моим волосам. И радовалась, что моя мать гордилась мной, а отец любил покупать мне красивые платья.
Я знала, чего хочу от жизни, и не сомневалась, что получу именно то, на что рассчитывала. Я хотела быть любимой, быть обожаемой. Мечтала о пышной, утопающей в цветах свадьбе, чтобы все в городе видели, как отец ведет меня к алтарю, и думали, что нет на свете никого прекрасней. Восхищение было мне необходимо, как воздух, Белла. Я была глупой и поверхностной, но мне нравилась моя жизнь. — Она улыбнулась, забавляясь своей собственной оценкой.
— Влияние моих родителей не прошло для меня бесследно, подобно им, я тоже желала от жизни материальных ценностей. Я хотела большой дом с элегантной мебелью, и чтобы кто-то следил за порядком в нем, и современную кухню, в которой бы кто-то готовил. Как я уже сказала, я была поверхностной. Молодой и совершенно пустой. И я не видела причин, по которым я не могла бы получить всего этого.
— Но из всего вышеперечисленного несколько вещей были для меня особенно важными. А точнее — одна вещь. Моей самой близкой подругой была девушка по имени Вера. Она рано вышла замуж — ей было всего семнадцать. Ее мужем был человек, за которого мои родители никогда не позволили бы мне выйти замуж — он был плотником. Год спустя она родила сына, маленького красивого мальчика с ямочками на щеках и кудрявыми черными волосами. Тогда, впервые за всю свою жизнь я почувствовала настоящую зависть. — Она посмотрела на меня своими бездонными глазами.
— Тогда было совсем другое время. Несмотря на то, что мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я была полностью готова к этому. Мне очень хотелось иметь своего собственного малыша. Мне хотелось иметь собственный дом и мужа, который целовал бы меня, возвращаясь с работы — так же, как Веру целовал ее муж. Только в моем представлении мой дом выглядел несколько иначе ...
Мне было трудно представить тот мир, который знала Розали. Для меня ее история звучала скорее, как сказка, нежели, как реальная история жизни. С легким шоком, я осознала, что этот ее мир был практически тем же, в котором, будучи человеком, родился и вырос Эдвард. Пока Розали сидела в молчании, я задумалась: "Кажется ли мой мир таким же непостижимым для него, каким для меня кажется мир Розали?".
Она вздохнула, а когда заговорила снова, ее голос изменился — из него исчезла тоска:
— В Рочестере была всего лишь одна семья, принадлежавшая к высшему свету, и по иронии судьбы носившая фамилию Кинг. Ройс Кинг владел банком, в котором работал мой отец, и практически всем остальным прибыльным бизнесом в городе. Вот как его сын, Ройс Кинг Второй, — ее рот искривился, когда она сквозь зубы произнесла его имя, — увидел меня впервые. Он собирался вступить во владение банком, и, поэтому, стал часто там появляться, изучая разные нюансы. Два дня спустя, моя мать очень кстати забыла дать отцу с собой на работу завтрак. Я помню свое смущение, когда она настояла, чтобы я надела свое белое платье из органзы и заколола волосы — и все это лишь для того, чтобы просто пройтись до банка. — Розалии горько усмехнулась.
