Петрович

— Для того, чтобы оставаться человеком... Чтобы не забыть кто я и откуда. А компьютер твой хваленый без сети дурацкая игрушка. И если ты сам не знаешь Есенина, не можешь посчитать цифры в уме, то и получается, что ничто ты без своей игрушки... Вот скажи мне, чему равен квадратный корень из восьми десяти одного?

— Легко! — ответил я и полез в карман за смартфоном, — ща посчитаю!

— Девять будет, — с насмешкой сказал дед, и, отвернувшись, затрусил вниз с холма, приговаривая:

— Муха , муха, цокотуха, позолоченное брюхо...Муха по полю пошла, муха денежку нашла!

С этими словами, дед склонился над землей, присел на четвереньки и стал в земле ковырять ножом.

— Что-то нашел? — спросил я, сбегая с холма.

— Пошла муха на базар и купила са-мо-вар..., — пробормотал дед, выковыривая какую-то палку. Поначалу мне даже показалось змею, потому что по виду она напоминала сосиску переростка, тонкая , длинная, сантиметров сорок, и свободно изгибающуюся, словно живая. На вид дерево, а гнется как глиняная.

— Дорогие гости, приходите! Я вас чаем угощу! — с торжествующим видом произнес дед, поднимаясь. И совершенно неожиданно стукнул меня этой коричневой сосиской по голове.

— Бабочки красавицы кушайте варенье! Или вам не нравится наше угощенье? — засмеялся Петрович. Морщины на улыбающемся лице стали глубокие как овраги. Особенно резко обозначились в уголках глаз и рта.

— Что это?

— Это называется 'пьяная ветвь', — все так же лучезарно улыбаясь, ответил дед.

* * *

Колокольчик в голове начал у меня звенеть ещё с полчаса назад, и ладони стали чесаться. Первый признак, близости штуки. Это конечно очень индивидуально у каждого штукаря. Кто-то гул в ушах начинает слышать, кто-то пятнами покрывается, а у большей части, как и у меня ладони зудят. А чтобы на предмет настроится, нужно мысли всякие из головы выкинуть. Вот тут кто молитвы читает, кто-то медитирует, а я стихи читаю, что в школе учил. Память уже не та, и сто пятьдесят стихотворений, как сразу после школы я не помню, да и слова некоторые путаю. Но правду сказал студенту, читаю по большей части, чтобы себя не забыть. Но тешу надеждой, что настроиться на предмет они все, же помогают. Старательское чутье, оно такое... Рано или поздно появляется почти у каждого, кто сюда попал. А вот у кого чутье лучше, у кого хуже, а у кого совсем нет. Не знаю — от чего зависит. Знаю одно — у торговцев в лавке чутье отсутствует напрочь, это точно.

Однако, стоило присмотреться по сторонам. Ладони чешутся, и тонкие переливы колокольчика все громче и громче. Через холмы 'Такси', пять холмов расположенных в шахматном порядке, хожено перехожено тысячи раз за прошедший век, и не мной одним. И найти тут что-то не так просто. Но неожиданности случаются. Ветер беспрестанно дует над пустошью, перегоняет песчинки с одного места на другое, где-то образуя холмики, а где-то срезая слой почвы, а в сезон дождей — земля размывается капитально, текут ручьи и реки, и бывает из под грунта показывается то, что лежало глубоко и было давно сокрыто. Наверное, не будь этих явлений природы, всё лежащее на поверхности нашли бы в первые же десятилетия. Но, тихо!

Вот, гнется высокая травинка под ветром, словно указывает мне направление — туда, налево.

Пролетели два воробья, словно перечеркнули мне путь и подкорректировали — прямо. Пробежала пугливая мышь. Беру чуть левее. Динь-динь — пропел колокольчик в правом ухе. Ага! Значит правее брать надо. Ладони вспотели и чешутся, но утирать их нельзя, чуйка пропадет. Пролетела сорванная ветром паутинка вместе с паучком парашютистом. Проследил взглядом за её направлением, и пошел туда, откуда её принесло.

— Дважды два четыре, дважды два четыре, это всем известно в целом мире, — беззвучно прошептал я. А потом добавил: Папа у Васи силен в математике, учится папа за Васю весь год. Где это видано, где это слыхано? Папа решает, а Вася сдает. А дальше на ум пришел Сергей Есенин. Люблю его. Душевный поэт. Остановился, прочитал несколько строк, пытаясь взять направление более точно. Но тут с расспросами пристал студент. Какой же он всё-таки бестолковый. Ничего не знает и хвастается своим компьютером в кармане по любому поводу. Пришлось в очередной раз утереть ему нос. Вещь может и неплохая, но без неё он ноль, без палочки. И тут я взял след... Вот оно! Внизу под холмом лежит. Бросил студента и побежал вниз с холма, декламируя положенный в этих случаях стих про муху цокотуху. Так и есть! Вот эта округлая галька, торчащая из глины, всего лишь кончик одной ценной штуки. Не сказать, что совсем уж редкой, но довольно ценной. И меня тут же посетила мысль, на что её можно обменять в лавке. Вот теперь можно и домой топать.

* * *

— Куда мы идем?

— Куда надо.

— Неужели сложно ответить?

— В ещё одно необычное место.

— И чем оно необычно?

— Увидишь.

— А сразу рассказать западло? Чо из тебя всё тянуть нужно?

— Много лишних слов. Придем. Увидишь.

— Дед, я до вечера без воды сдохну.

— Не сдохнешь. Человек может прожить без воды три дня. А только два прошло.

— Издеваешься?

— Ага....

Ветер к вечеру усилился. Свистел в правое ухо, словно пел какую-то свою одному ему ведомую песню. А иногда порывами бросался облаками пыли и песка. В безлюдной пустоши, впервые за последние дни увидели темную двигающуюся точку. Человек. Подходить к нему не стали, хотя я упрашивал деда подойти и спросить воды, ну хоть пару глотков. Но дед ответил, что это неприлично. А дохнуть без воды прилично? Возразил я. Но дед стал нудеть, говорить, что вот идет человек по пустоши и у него, допустим, есть вода, и воды у него ровно столько, сколько ему хватит до следующего источника. Лишний груз тащить никто не любит. И он совсем не рассчитывает, что два встречных путника выпьют его воду. Потому, что из-за них ему придется либо изменить свой путь, чтобы пополнить запас воды, либо продолжить путь, мучаясь от жажды. ' Это не хорошо, — подытожил дед, — так у нас не принято'. 'Но вдруг эти двое помрут без воды? — возразил я, — тогда как?' Тогда помочь нужно, согласился старик, но никто пока не помирает.

Солнце уже склонилось к горизонту, когда на нашем пути возник здоровый камень. Против солнца он смотрелся как черный квадрат. На самом деле серый гранитный кубик идеальной формы, три на три метра. Кубик был покрыт различными надписями в духе: 'Здесь был Вася'. При ближайшем рассмотрении я убедился в своей правоте. Надписи гласили, что здесь был Джон, в 1838году, Билл в 1839г., Николай в 1956, Казимир в 1978, Владимир в 1969, и т.д и т.п. Были некоторые высказывания по поводу того, что всё суета сует и тлен, а некий тезка Сергей в 1987году накарябал : 'Прямо пойдешь — п

* * *

ц, налево пойдешь — п

* * *

ц, а направо пойдешь совсем п

* * *

ц'. Вдохновляющая надпись подумал я, и опустился на землю у камня. Я вот, кажется, никуда уже не пойду, ко мне прям на этом месте писец и придет. Во рту было сухо, что язык нёбо царапал как наждачная бумага.

— Всё?

— Не совсем, — отозвался Петрович, — нам к тому холму, — кивнул вдаль дед, где обозначался темный склон холмика, — там и заночуем.

— А какая в жопу разница? Можно я здесь останусь?

— Можно, — пожал плечами старый, — если хочешь проявить доблесть терпения и утолить жажду только утром.

— Не, не, не.... Я с тобой пойду.

* * *

Было уже темно, когда я развел костер по четырем углам восточного склона холма. Чтоб не ошибиться в местах, где кострища точно должны быть, места были отмечены небольшими почти неприметными колышками. Заодно сразу приготовил новые, ибо старым предстояло сгореть. Костры все горели, трава конча тлела медленно и давала больше жара, чем огня. А вот огня бы тут как раз не помешало. По установленной традиции, я стал на колени у склона и стал вспоминать.

' ...изъ дерева ситтимъ..Длина ему два локтя с половиной, и ширина ему полтора локтя, и высота ему полтора локтя. И обложи его чистым золотомъ, изнутри и снаружи покрой его; и сделай наверху вокруг него золотой вънецъ . и вылей для него четыре кольца золотыхъ и утверди на четырехъ нижнихъ углахъ его: два кольца на одной сторонъ его, два кольца на другой сторонъ его'.

И тут подумалось мне , что с кольцами вышло, не хорошо. Железными выковали, а сверху лишь позолотили. Позолота со временем облезла, и кое-где теперь выглядывала темная от времени почти черная ржавчина. Может из экономии железные кольца пустили, а скорее из прагматизма. Золотые такой вес переносить долго бы не выдержали.

— Чего ждем Петрович? — заныл валяющийся неподалеку студент. — Ты же говорил, что вода тут есть?

Конечно, можно было прочитать молитву, или стихи какие вспомнить. Но я слишком устал, и просто стоял на коленях и ждал, когда наконец сработают датчики древнего механизма.

— Скажи 'Сим-сим откройся'.

— Сим-сим откройся, — вяло повторил студент.

Земля дрогнула. Студент подскочил как ошпаренный. А склон холма треснул ровно посередине , земля просела, обозначив две створки покрытых землей и поросших травой ворот. Створки опустились примерно на метр вглубь холма, а потом разъехались в стороны, открыв черный зев пещеры с уходящими вниз каменными ступенями.

— Пошли, — сказал я, поднимаясь с колен и отряхиваясь.

* * *

Страшно не было, но чувствовал я себя неуютно. Каменные ступени все не заканчивались, а мы спускали и спускались. Широкий извилистый коридор петлял из стороны в сторону, каменные своды , выложенные из разнообразных камешков, освещали нам путь. Нет, сами камни не светились, а может, и светились как бегущие огни, создавая на потолке светящийся синим равносторонний треугольник. Треугольник как указующая стрелка перемещался по своду, следуя за каждым нашим шагом, раздвигая темноту бездны. Прохладный спертый воздух шёл нам навстречу. Пахло сырой землёй, сыростью, плесенью, мышами, и ещё чем-то, что принято называть запахом склепа. Не знаю чем именно, но однозначно не живым. Я как завороженный смотрел на синий светящийся треугольник над головой, боясь, что вдруг он потухнет, и мы окажемся в полной темноте. Вот тогда, станет действительно страшно. Но вот, наконец ступени кончились, мы оказались в просторном зале, на потолке которого горел брат близнец нашего проводника. И тут треугольник, выполнив свою задачу, прополз по потолку и слился со своим братом , образовав шестиугольную звезду.

— Еврейский символ! — указал я пальцем Петровичу.

— Угу...Маген Давид, звезда Давида, только думается мне он гораздо древнее. Это символ соединения земного с небесным, — отозвался Петрович, и зачем-то схватил меня за руку.

— Не вздумай к нему прикасаться! — жестко приказал дед.

— К чему? — хотел было спросить я, и осекся, увидев то, что стояло посреди зала на не высоком постаменте. Тускло мерцающий золотом сундук, украшенный двумя темными трупами по краям.

* * *

Первым из мумифицированных трупов был без сомнения святой Яков, тот самый, построивший часовню в деревне первых переселенцев. Именно его надпись я обнаружил тридцать лет назад, когда подыхал от жажды у памятного камня. Только вот не сдох, мной заинтересовались кайоты, пришлось взобраться на куб, чтобы не быть съеденным заживо. А на верхней стороне куба прочел надпись, сделанную Яковом, которая гласила, что он нашел обитель Бога. Далее следовала туманная инструкция, об открытии врат обители. Напоследок, Яков выражал надежду, что принесет божественный свет своим верным последователям. Но как видно не донес, надорвался. Как вцепился в края крышки, так и прилип. Скелет обтянутый коричневой пергаментной кожей, с отвисшей челюстью. Словно кричит в непосильной попытке сдвинуть с места неподъемный ковчег. А вот второй труп, на моей совести. Рассказал тут батюшке о своей находке, а он уговорил меня привести его сюда. Умолял, на коленях ползал, библию свою подарил. Сдался я. Привел. Да только зря он хвалился своей святостью, пристыл к крышке, как и предшественник. За одним отличием. С открытым ртом не остался. Голову на крышку уронил, и второй серафим с распростертыми над крышкой крыльями оказался прикрыт его камилавкой....

— Это что?

— А то самое и есть, — кивнул я, думая, что наконец-то студента проняло. Осознал, что узрел.

— Руку отпусти!

— Не трогай! Я сказал! Если не хочешь этим двум компанию составить!

— Да отпусти! Там где-то вода капает! — возмутился студент.

— Там — указал я на черный провал в стене слева, — Там раньше совершали омовения...

Но студент мигом рванул в ту сторону.

— Петрович! Спасибо!

* * *

Нет. Вы бы видели его лицо! Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Он что думал, что я такой отсталый, фильмы с Гаррисоном Фордом не смотрел? Да понял я, что это ковчег завета, сразу понял. Просто такое у Петровича лицо было важное, что захотелось его слегка на землю опустить, как она меня с калькулятором. Да к тому же пить хотелось неимоверно, а тут где-то слышу, неподалеку вода журчит. Воды напьюсь вволю, а ковчег стоял тут тысячи лет и ещё простоит, успею и рассмотреть и поговорить. В соседней с залом небольшой комнате бил маленький фонтанчик. Как припал к нему губами минут на пять, а потом ещё горстями воду зачерпнул и лицо умыл. А когда вернулся в зал, то мне стало старика жалко. Такой он показался какой-то потерянный.

— Петрович, пошли воды попьешь. Там темно, так я тебе фонариком подсвечу.

— Не надо, — ледяным тоном ответил старик и прошествовал мимо.

С виноватым видом я проследовал следом и включил фонарик. Да... Небольшой фонтанчик с мраморной точеной чашей размером с метр, а посредине фигурной свечой выступает столбик, из сердцевины которого, и бьет к верху на высоту пальца струйка воды. Посветил немного, посмотрел, как старик неторопливо пьет, умывается. А потом стало жалко аккумулятор, и фонарик я выключил. Подзарядиться тут я точно не смогу, а мало ли смартфон может пригодиться. А выключив фонарик, я вдруг понял, что в комнате не темно. Слабое свечение идет с потолка, и как бы со всех сторон одновременно. Неяркий свет, но достаточный, чтобы разглядеть, что вокруг.

— Петрович, а что ты про это думаешь? — спросил я, чтобы что-то спросить.

— О чем?

— Ну, о ковчеге....Как он тут оказался? Ведь говорил раньше, что люди тут появились чуть больше ста лет назад.

— Так-то люди... Я много в чем не уверен. Не уверен, что люди его сюда поместили — это раз. Не уверен, что именно на Ближнем Востоке блуждал Моисей со своим народом сорок лет, а не по здешней пустыне. Не уверен, что боги вообще существуют. Одно я знаю точно — разница в технологиях, в знаниях. Вот, что такое твой компьютер для индейца? Волшебная штучка, созданная богами или демонами из непонятного материала, с непонятной целью. А что такое вот это? — Петрович достал из дорожной сумки 'пьяную ветвь'. — Для нас совершенно непонятен ни материал, ни для чего оно создано. Потому, что мы не знаем множество законов вселенной, и даже понятия не имеем как это можно использовать. И в данном конкретном случае, мы куда глупее индейцев, понявших, что палку убивающую громом можно взять в руки и убивать ей хозяев, эту палку создавших. А люди все слышали, что есть ковчег завета, и даже точное его описание есть, и для чего создан вроде знают. Но что он такое на самом деле? Рация для связи с господом богом? Ядерный реактор? Ящик для хранения каменных скрижалей? Тогда почему он людей убивает? Про первого не знаю, а второй на моих глазах помер. Прикоснулся и упал на него бездыханный. И ведь не богохульники к нему прикоснулись, а люди верующие. И это господь?