-Перестань, мой мальчик, — мягко сказал Дамблдор. — Я уверен, Петуния, если бы ты смогла поближе узнать Джеймса, ты переменила бы своё мнение. Он был удивительно светлым и добрым человеком, исключительно талантливым магом.

-Благодарю покорно, — скривилась та, — мне хватило тех немногих раз, что он тут появлялся, чтобы составить о нём своё мнение. Поттер мог быть сколь угодно талантливым в этой вашей волшбе, но как человек он был с гнильцой. Издеваться над заведомо более слабым человеком — это низко и ничем не может быть оправдано. А я никак не могла от него защититься! Он чуть не сорвал нашу с Верноном свадьбу! Если, по-вашему, это просто весёлая шутка, то мне жаль детей, которые воспитываются в вашей школе. Потому что они беззащитны перед такими хулиганами, какими были дружки Лили. Безнаказанность порождает вседозволенность. Вам никогда не приходило в голову, что детям неоткуда узнать о нормах приличия, если им никогда о них не рассказывали?

Снейп искренне наслаждался ситуацией. Дамблдор и Минерва попытались было возразить, но Петуния непреклонно подняла ладони, отгораживаясь от их аргументов.

-Довольно. Либо вы не обо всём знали, либо сами никогда не были жертвой издевательств и травли от таких вот типчиков. Не хочу даже слышать ваших оправданий!

-Знали, — с удовольствием сказал Снейп. — И покрывали.

Декан Гриффиндора возмущённо приоткрыла рот, сражённая предательством коллеги. Петуния поджала губы:

-Чего ж ещё ожидать от ненормальных... — и на этом посчитала тему закрытой.

-Я отвлеклась. Если вам интересно моё мнение, то это вопиющая глупость — растить магического ребёнка в обычной семье. К сожалению, мне не у кого было спросить совета. Может, для маленьких волшебников нормально строить радуги из игрушек и часами бегать кругами вокруг волчка, но для обычных детей это ненормально! А я всегда хотела обычную семью. Мне не нужны все эти чудеса, кусачие чашки и жабья икра в кармане. И детей я предпочитаю обычных, с которыми понятно, как себя вести. И мы попытались сделать вид, что у нас всё нормально. В конце концов, откуда нам знать, чего Гарри тогда испугался на самом деле? Но ребёнок до сих пор не говорил, хотя Дадли уже вовсю болтал на своём детском языке... А вскоре Гарри столь же сильно и до истерики испугался салюта, хотя раньше относился к нему равнодушно. Потом были белые крысы в детском уголке, где малыши могут общаться с животными. Потом фотограф на дне рождения Дадли. Последней каплей стало, когда Гарри испугался Вернона. Просто одним прекрасным утром, когда дети завтракали, муж спустился вниз в новой рубашке, и Гарри закатил такую истерику, что я не знаю, как соседи не вызвали полицию.

-У Гарри бывали магические выбросы? — уточнил Дамблдор.

-В раннем детстве? Не припомню ничего такого. Нам хватало и этих его странностей. В общем, мы всё-таки обратились к специалисту. И там нам сказали, что все симптомы указывают, что у Гарри развился ранний детский аутизм.

Петуния осторожно промокнула глаза. Солнечный луч, прорвавшийся сквозь заслон кружевных занавесок, скользнул по её лицу, очертив сеточку морщин у глаз, поджатые губы, тонко выщипанные брови... Ей нелегко дался этот период жизни, и столь же нелегко было сейчас вспоминать о нём, точно проживая эти кошмарные дни заново.

-Нам предложили пройти обследование. Поскольку Гарри был очень мал, его не стали класть в клинику, к тому же, доктор сказал, что результаты будут достовернее, если наблюдать за ребёнком в естественной среде. Две недели я записывала каждый его шаг, каждую ложку еды, которую он съел, каждую машинку, которую он ставил в бесконечные свои ряды, как же они пугали и раздражали меня тогда... Кроме того, к нам ежедневно приходил специалист из клиники и общался с ребёнком. Ну, как общался. Пытался. Гарри тогда вообще ни с кем не общался. Вернона он боялся, меня терпел, а Дадли... Дадли для него не существовал. Он всегда вёл так, будто никакого другого ребёнка в доме нет. Меня очень расстраивало это.... Потом доктор сказал, что такое поведение нормально для его диагноза.

В общем, диагноз нам подтвердили. Сказали, что есть шанс научить ребёнка говорить и вывести на уровень самообслуживания. Что у таких детей страдает сфера чувств и восприятие окружающей среды. Что Гарри достаточно рано поставили диагноз, и есть шансы на его хоть какую-то социализацию. И что он никогда не будет обычным. — Она глубоко вздохнула. — Знали бы вы, как я ненавидела тогда весь ваш магический мир! Мне хотелось, чтобы вы забрали своего ненормального ребёнка и возились с ним сами, а нам дали жить обычной жизнью. Оказалось, что такая реакция тоже нормальна в нашей ситуации... Что уж тут нормального, он же маленький ребёнок, разве можно его так ненавидеть? Я плакала неделями, ненавидела себя, его, всю эту ситуацию... И вас всех, за то, что вы нас бросили. Вернон настоял, чтобы я пропила курс успокоительного. По-моему, он и сам что-то принимал — тайком, чтобы меня не пугать ещё больше. Господи, куда уж больше... Тогда мне казалось, что выхода нет. Что мы обречены на несчастную жизнь с психически ненормальным ребёнком, которого нам никто не позволит отправить обратно. Мне до сих пор страшно вспоминать, каким монстром я тогда была. К счастью, мне хватило сил не срываться на детях.

Минерва бросила злобный взгляд на директора. Тот старался сделать вид, что всё в порядке, но всем присутствующим было очевидно, что ему не по себе. Даже золотистые звёзды на его мантии вылиняли до грязно-бежевых.

-Нас не бросили. Это было таким облегчением, вам не передать! До шести лет к Гарри ежедневно ходили специалисты из клиники: занимались с ним и с нами, как-то учили его, пробовали разные методики... В школу, конечно же, он не пошёл. Но в доме с течением времени стало спокойнее, у нас наладился быт. Мы смогли с мужем выходить вдвоём куда-нибудь, за Дадли могли приглядеть соседки, а Гарри... Гарри был под неусыпным контролем своих воспитателей. Одну из них — мисс Рипли — нам удалось уговорить поселиться у нас, всё равно она работала только с Гарри, а нам было спокойнее... Дадли учился писать, считать, рисовал картинки — все эти простые и понятные каждому родителю радости, я так благодарна судьбе, что они у нас всё-таки были. У Гарри были другие достижения. Он долго молчал — почти до 5 лет, потом заговорил сразу развёрнутыми предложениями. Потом так же быстро научился читать и стал брать довольно сложные для его возраста книги. Я не возражала — мне казалось, он так играет... да хоть картинки смотрит! Меня всё ещё не оставляла надежда, что он будет нормальным. Доктор объяснил, что у таких детей бывают резкие скачки развития. Но за ними неизменно следует откат, и нам нужно быть к этому готовыми.

В шесть лет Гарри переселился в чулан и снова замолчал. Мне не удавалось выманить его даже поесть, наша прекрасная воспитательница посоветовала оставить его ненадолго в покое и понаблюдать за ним. Ночами Гарри выбирался из чулана, отправлялся на кухню и немного ел — всегда один и тот же набор продуктов. Кукурузные хлопья, апельсиновый джем, ровно три квадратных кусочка хлеба, четыре редиски и кусок мяса в специях. Вообще-то, я не сторонник давать детям острую пищу, но мне пришлось постоянно держать в доме этот набор продуктов. Потому что если не было хоть одного из них, — например, я пекла булочки или резала хлеб треугольниками, или вместо мяса была курятина, — он не ел вовсе и отправлялся в чулан голодным. Занятий в это время у Гарри не было: он отказывался выходить из чулана даже в туалет. Мне неловко об этом говорить, но ему пришлось пользоваться горшком, как младенцу, а затащить его в душ или заставить почистить зубы было вовсе непосильной задачей. С ним только мисс Рипли и удавалось как-то справиться, и то не всегда.

Через две недели к нам приехал доктор. Наверное, это мисс Рипли его пригласила. Доктор поглядел на нас, потом отправил меня гулять с Дадли (Вернон был на работе, он вообще в те дни старался бывать дома пореже, хоть и понимал, что мне нужна поддержка) и заперся вместе с Гарри в чулане. Когда мы вернулись, Гарри сидел за столом на кухне и пил молоко. У меня ноги подкосились, а он... он посмотрел на меня и сказал:

— Тётя, я уезжаю, не бойтесь.

Они забрали Гарри в клинику, и, скажу вам, это были лучшие два года за всё наше время совместной жизни с этим ребёнком!

-Как ты могла?! — взревел Дамблдор, нависая над женщиной. Седая борода его стояла дыбом, а знаменитые очки метали молнии, пятнавшие светлую деревянную столешницу коричневыми шрамами. — Я же ясно указал в письме тебе: Гарри должен жить здесь! А ты... ты выкинула его, как надоевшего щенка!

-Это вы выкинули его, как щенка на мороз! — не сдержалась Петуния. — Это вы забыли о нём на многие годы, даже не поинтересовавшись, а хватит ли нам сил растить такого ребёнка! Это от вас за всё время мы не видели ни единого фунта помощи, а вы бы хоть спросили прежде, есть ли у молодой семьи деньги на ещё одного ребёнка? У Вернона микроинфаркт случился в тридцать четыре года — где вы были, такие совестливые, когда я разрывалась между двумя детьми и больным мужем?!

-Альбус! — Минерва гневно посмотрела на директора. — Ты не прав! Дай миссис Дурсль договорить. Уверена, что она не просто так отдала ребёнка.

-Отдала! — горько воскликнула та. — Он сам ушёл.

-Ты не любила его! — угрожающе сказал Дамблдор.

-Альбус, сядьте, — очень тихо сказал Снейп, но тот вдруг словно сдулся: ссутулился, опустил взгляд и медленно опустился обратно на стул. — Миссис Дурсль, Поттер решил уйти из дома? И вы поддержали решение явно нездорового ребёнка?

Женщина отрицательно качнула головой.

-Гарри рассказал доктору, что ему очень трудно находиться в доме. Что он слышит мысли людей, и они царапают ему кожу будто наждачной бумагой. Что от этого он становится несчастным и делает несчастными всех вокруг. Поэтому он уходит в чулан: там темно и почти не слышно мыслей. Доктор пересказал нам это и объяснил, что аутисты порой склонны к синергии.

-Не самое худшее свойство, — отметил Снейп.

-Не в его случае, — ответила Петуния. — Доктор сказал, что дети с аутическим спектром не умеют нормально переживать и интерпретировать эмоции и порой ощущают их как телесное страдание. Он предложил Гарри пожить у них в клинике. Там есть специальные палаты для детей, нуждающихся в постоянном врачебном присмотре. В палате Гарри будет один, там пустые стены и всегда тихо. Гарри согласился. И это оказалось наилучшим решением.

Она глотнула вовсе уж безнадёжно остывшего чая и продолжила:

-Два года я ездила к нему дважды в неделю, чтобы Гарри не чувствовал себя брошенным. Первое время он даже не выходил ко мне, потом оттаял. Каждый раз я звала его домой, но он неизменно отказывался. Он не согласился поехать со мной даже в Рождество! По правде сказать, он до сих пор не очень понимает смысла праздников и никогда не присоединялся к нам за праздничным столом.

Он очень повзрослел за это время и многому научился. Одиночество и сейчас идёт ему на пользу, он успокаивается и находит в себе силы время от времени общаться с нами.

Потом Гарри какое-то время жил дома. Сказал, что хочет понять, что такое семья, научиться быть в коллективе. Мы не возражали. Тогда он был уже достаточно уравновешен, чтобы не доставлять столько хлопот, как в раннем детстве. Но нам всё равно пришлось повозиться с ним: в клинике его убедили, что ему надо как следует изучить семейный быт. Доктор для него непререкаемый авторитет, поэтому мне пришлось учить его мыть посуду и готовить, Вернону — управляться с газонокосилкой, а в саду он возился сам, когда слишком уставал от общения с нами. Ну, а полгода назад у него случился очередной большой откат, и он вернулся в клинику. Последний месяц мы не виделись. Гарри передаёт через доктора, что у него всё в порядке, что он очень устал и хочет отдохнуть от людей. В школу он так и не пошёл, конечно же, но там с ним занимаются по всем предметам, мисс Рипли говорит, он очень одарённый мальчик. Она до сих пор там за ним приглядывает.

И я костьми лягу, но ни в какой Хогвартс Гарри не поедет! Он только-только начал приходить в себя.

-Это не тебе решать, — резко ответил Дамблдор.

-А кому?! — вскинулась Петуния. — Вам? Десять лет вам до него дела не было, а теперь вынь да положь вам ребёнка? Угробить его решили? Не позволю!

-Если у Гарри действительно есть проблемы со здоровьем, его могут проконсультировать в больнице святого Мунго, — примиряющее сказала Минерва.

-Гарри в самом деле не стоит пока покидать клинику, — устало и с какой-то безнадёжностью в голосе произнесла Петуния. — Поймите, как только он почувствует себя нормально, он сам вернётся. Это не сумасшедший дом, это реабилитационный центр, там с детьми возятся так, как вам и не снилось! Чудо, что Гарри вообще настолько социализирован, и я не позволю вам всё испортить!

-У Га... у Поттера случались сильные магически выбросы? — уточнил Снейп.

-Я не помню, чтобы у него вообще когда-нибудь было что-то такое, — грустно улыбнулась Петуния. — Разве что... рука у него лёгкая. Сад, пока он там возился, просто расцвёл. Но у нашей соседки через два дома ровно то же самое, так что не думаю, что это какая-то магия.

Маги переглянулись. "Поттер — сквиб?!" — читалось на их лицах открытым текстом. Самым ошеломлённым выглядел директор. Он явно корил себя, что так надолго выпустил из виду знаменитого ребёнка, и теперь всё пошло наперекосяк.

-Что ж, думаю, нам пора познакомиться с самим мистером Поттером и посмотреть, так ли всё плохо, как рассказывает нам миссис Дурсль, — Снейп решительно поднялся из-за стола. — Как попасть в клинику?

-Просто так туда не пустят посторонних, — объяснила женщина. — И не надо мне тут махать своими палками. Там больные дети и замечательные доктора, нечего корёжить им память. Завтра у нас по плану посещение, я согласна, чтобы кто-то один из вас пошёл со мной. Один! Гарри очень плохо реагирует на незнакомцев и на скопление людей!

-Я пойду, — немедленно сказал Снейп. — Минерва, не спорь. Я смогу определить, правда ли у Поттера настолько плохо с головой или мы имели неудовольствие насладиться спектаклем "семейка маглов и их ненормальный магический племянник". Альбус, вам уж там точно делать нечего. Один ваш наряд способен свести с ума даже ребёнка с устойчивой психикой.

Петуния вздохнула, но спорить не стала.

-Только оденьтесь... более традиционно для нашего мира, — попросила она. Снейп дёрнул щекой, но промолчал.

-Как вы намерены представить Северуса? — поинтересовалась Минерва.

-Как есть. Скажу, что Гарри пришло приглашение из школы, в которую когда-то записали его родители, и представитель школы хочет побеседовать с ребёнком, насколько тот готов к обучению.

Глава 3. Клиника

Такси, поезд, снова такси. Тихий зелёный пригород Лондона. В дороге я молчу, да и Петуния не рвётся к общению. Она помнит меня нищим, нескладным мальчишкой с рабочих окраин Коукворта, — что ж, пусть будет так. Ни к чему ей знать, что тот мальчик остался жив только в её воспоминаниях.