Аутист

Мне хочется поскорее закончить с этим тягостным поручением и вернуться в лабораторию. Зря Альбус затеял всё это.

Клиника огромна. Несколько гектаров огороженных угодий, белоснежные корпуса, затерянные среди рощиц и лужаек. Таксист уверенно въезжает на территорию: видать, не в первый раз здесь. Улыбчивая медсестра предлагает нам надеть на ноги нелепые пакеты и провожает в кабинет доктора Робертсона. Он — главный по лечению Поттера. Я подчиняюсь, загнав поглубже мысль, что от очищающих чар было бы больше толку. Но не здесь же их применять? Кругом маглы и их тонкая электроника, весьма чувствительная к работе палочкой.

Мне почему-то кажется, что даже после применения очищающего эта девица настояла бы на этих тапочках. Правила.

-Здравствуйте, миссис Дурсль! — доктор Робертсон не только лицом — всем телом излучает живейшую радость от встречи. Наверное, его очень любят дети...

Хотя, о чём это я? Живущие здесь дети вряд ли способны хоть кого-то любить.

-Сердечно рад видеть вас, моя дорогая!

-Как... Гарри? — тихо спрашивает Петуния. В её голосе — отчаянная надежда, вот только на что?..

На лицо улыбчивого доктора словно набегает тень.

-Гарри сегодня в сумеречной фазе. Сомневаюсь, что он захочет общения.

Петуния вздыхает, нервно оглядывается на меня. Зря. Я всё равно пообщаюсь с Поттером, пусть даже он чучелом будет стоять в местном музее.

-Я вижу, вы сегодня не одна. Представите нас?

-Профессор Северус Снейп, преподаватель зе.. химии, — поправляюсь я, предвосхищая ответ Петунии. — Декан одного из факультетов школы Хогвартс. — В конце концов, название не может быть нарушением Статута, верно? — Нет-нет, вам вряд ли что-то скажет название. Это закрытая частная школа в Шотландии. Видите ли, родители Гарри Поттера закончили эту школу, а в среде учащихся принята некоторая семейственность... В общем, сразу после рождения Гарри был записан в неё студентом.

-Какая интересная традиция! А вы, миссис Дурсль, тоже закончили эту школу?

-Нет, — она даже сумела удержать улыбку. — Меня не приняли.

-О, прошу прощения... Что же привело вас ко мне, профессор Снейп?

-В сентябре Поттеру предстоит отправиться в школу, доктор Робертсон. Я пришёл познакомиться с будущим студентом. Это в некотором роде тоже традиция. Но миссис Дурсль порекомендовала обсудить возможность обучения с вами. Она сомневается, что он сможет учиться в школе из-за проблем со здоровьем.

-Что ж, — вздыхает Робертсон, — я могу понять её опасения и отчасти разделяю их. Интегративное обучение — это прекрасно, я всегда обеими руками за, но сможет ли ваша школа обеспечить удовлетворение потребностей такого ребёнка, как Гарри? Аутизм, без сомнения, инвалидизирующее заболевание, хотя мы предпочитаем называть наших подопечных особыми детьми. Ведь у них, в самом деле, особые потребности. Для здоровых детей они могли бы показаться капризом, но для таких, как наши, их удовлетворение жизненно необходимо.

-Это интернат, — говорит Петуния. — Дети там живут по десять месяцев в году.

-Есть рождественские и пасхальные каникулы, — поправляю я.

-Общие спальни, — продолжает она, — общая столовая. Никаких контактов с внешним миром, кроме переписки.

-С третьего курса разрешено посещение деревни неподалёку, — снова вмешиваюсь я. Я вижу, что доктор недоволен.

-У вас очень закрытая школа, профессор Снейп, как я посужу, — говорит он. — Вы уверены, что говорите именно об учебном заведении, а не о колонии для малолетних преступников?

-Уверен, — сухо отвечаю я. — Я сам там учился и был очень рад возвращаться туда с каникул.

Петуния, конечно, понимает, почему, но молчит, и я за это ей бесконечно благодарен.

-Очень сожалею, но Гарри вряд ли сможет учиться у вас, — сообщает доктор. — Ему крайне необходимы тишина, покой и одиночество. Никаких общих спален — только отдельная комната. Никаких столовых — он может принимать пищу только в одиночестве и лишь изредка — в присутствии кого-то, кого очень хорошо знает. Ему категорически противопоказано находиться в толпе, а подростковый коллектив в школе — это именно толпа.

-Я бы даже сказал — стадо, — я кривлю губы в ухмылке, давая понять, что это шутка. Люди нуждаются в таких знаках, чтобы понимать друг друга правильно.

-Но главное, что в состоянии Гарри является ключевым моментом: он должен иметь возможность при любой внештатной ситуации незамедлительно получить помощь нашей клиники. Незамедлительно — это значит, прямо сейчас. Школа в Шотландии, простите, такой возможности предоставить ему не может.

А, к Мерлину Статут и все Альбусовы ухмылочки. Обливейт ещё никто не отменял.

-Доктор Робертсон, прошу вас выслушать меня и постараться понять правильно. Дело в том, что Гарри родился волшебником, и у меня есть основания считать, что весьма сильным. У всех магически одарённых детей в детстве случаются магические выбросы. И особенности Гарри вполне могут объясниться его даром, а не болезнью.

-Мистер Снейп, — Робертсон смотрит на меня, по-птичьи склонив голову к плечу. — Вы волшебник?

-Да, — признаю я очевидное.

-Но не аутист, — мягко говорит он. — Поверьте, я знаю, что говорю. Миссис Дурсль, вы не откажете мне в разрешении показать уважаемому профессору несколько видеозаписей?

-Пожалуйста, — пожимает плечами она.

Он приводит меня в комнату, где нет ничего, кроме рядов стульев и большого телевизора. Тобиас был бы не против заиметь такой...

К чёрту Тобиаса.

Петуния, что характерно, с нами не идёт, сообщив, что подождёт меня в местном кафе для посетителей.

-Мы постоянно делаем видеозаписи наших подопечных для истории болезни, — говорит Робертсон, настраивая аппаратуру. — Не только для архива, но и чтобы видеть их динамику. Глаз замыливается... Взгляд со стороны очень важен.

На экране я вижу худого, почти заморённого черноволосого мальчика, одетого в какие-то обноски. Он сидит спиной к камере и что-то делает, но руки его камере не видны. Потом угол зрения меняется, и я вижу, что он играет с машинками. Он берёт странно вывернутой рукой очередную игрушку из кучки рядом и ставит в ряд. Потом следующую. И ещё.

Бесконечные ряды машин.

Изображение чёрно-белое, но я почему-то не сомневаюсь, что все машины выстроены строго по спектру.

-Почему он так одет? — хрипло спрашиваю я. От неестественности движения ребёнка меня, видевшего и не такие ужасы, продирает озноб. Маленькая механическая кукла. Словно... Словно он под Империо.

Надо будет проверить, кстати. Империо, даже такое давнее, всегда оставляет следы, а я считаюсь весьма сильным легиллиментом.

-Здесь Гарри в одном из самых тяжёлых своих периодов, — поясняет Робертсон. — Аутистам вообще склонно гипертрофированное стремление к постоянству, но у Гарри оно приняло совершенно чудовищные размеры. В частности, одежду он носил до тех пор, пока она буквально не разваливалась на нём от ветхости. Также вы можете обратить внимание, что ребёнок сильно истощён...

-Да, Петуния говорила, что у него были большие проблемы с едой, — вспоминаю я.

-Я вижу, вы достаточно хорошо знакомы с ней, — замечает доктор, и я понимаю, что совершенно позорным образом выдал себя.

-Да, — вынуждено признаюсь я, прикрывая глаза. Робертсон приостанавливает запись. — Её сестра Лили и будущий отец Поттера учились со мной на одном курсе.

-Расскажите о них! — тут же просит он. Я теряюсь. — Не всё, разумеется, — говорит он, видя моё затруднение. — То, что может иметь отношение к Гарри.

-Мистер Робертсон, — вздыхаю я. — Помните, я признал, что являюсь волшебником? Это не шутка, я действительно маг, довольно сильный, кстати, а Хогвартс — это школа для магически одарённых детей, в которой я преподаю, только не химию, а зельеварение. Я даже могу показать вам, как работает моя волшебная палочка, только не здесь. Электрические приборы плохо реагируют на волшебство.

Гарри родился в очень неудачное время. В нашем мире шла война, тёмный волшебник, прорвавшийся к власти, убивал налево и направо. Он действительно сошёл с ума к тому моменту... Родители Гарри тоже стали его жертвами. У нас есть основания считать, что его мать погибла у ребёнка на глазах. Этот тёмный волшебник пытался убить и самого Поттера, но в чём-то ошибся и погиб сам.

-И ребёнок стал свидетелем как минимум двух смертей подряд и чуть не стал жертвой сам, — кивнул доктор. — Это очень многое объясняет. Данный трагический опыт мог стать пусковым механизмом для его заболевания. Особенно если была наследственная предрасположенность. Скажите, вы знаете кого-нибудь ещё из родственников Гарри со стороны отца? Не было ли там случаев психических заболеваний?

-Да Блэки через одного психи! — вырвалось у меня.

Робертсон что-то с неимоверной скоростью пишет в пухлом блокноте.

-Вы мне очень помогли, профессор Снейп, — говорит он, закончив. — Теперь я имею представление, в каком направлении развивать терапию. Хотите посмотреть более поздние записи?

Я соглашаюсь.

Здесь Гарри уже постарше и не такой худой. В помещении рядом с ним ещё двое взрослых, они что-то показывают ребёнку, говорят с ним. Поттер даже отвечает, я вижу, как его губы шевелятся.

Мы отсмотрели ещё несколько видео. На каких-то Поттер был оживлён, где-то сидел, замерев и уставившись в одну точку, где-то — кружил на одном месте, не замедляясь и не увеличивая темп. И везде, везде — странная механичность движений, взгляд, направленный вглубь собственного разума, ни тени эмоций на лице.

-Я бы всё-таки хотел встретиться с самим Поттером, — сказал я, когда понял, что больше не вынесу ни единой записи. — Ребёнка следует проверить на тёмные проклятья, они порой бывают весьма изощрёнными и могут иметь отложенный во времени эффект.

-Что ж, давайте попробуем. Но я буду присутствовать, и это не обсуждается. Таковы правила.

-Я не возражаю. Петунию будете приглашать?

-Нет. Она никогда не общается с Гарри в сумеречной фазе. Он не склонен к общению в это время. А если она всё равно придёт, он в следующий раз откажется с ней общаться. — Робертсон ловит мой скептический взгляд и поясняет:

-Миссис Дурсль на самом деле любит племянника. Много лет она самоотверженно борется за то, чтобы вернуть его в мир людей.

-И поэтому бросила здесь.

-Вы просто слишком мало знаете об аутизме, мистер Снейп. Миссис Дурсль должна была бы забросить семью, нанять штат помощников, круглые сутки заниматься только Гарри — и всё равно могла бы не достигнуть тех результатов, что мы сейчас имеем. Всё-таки, у нас есть доступ к самым свежим исследованиям по этому заболеванию. Отдать Гарри в наш Центр — это было лучшее, что она могла сделать для племянника. Она постоянно навещает его и по первому слову заберёт домой. Но пока Гарри предпочитает оставаться здесь. Сейчас мы посмотрим, как он там. — Он что-то переключает, и на экране появляется изображение скромно обставленной комнаты. На подоконнике, обхватив колени, сидит ребёнок и смотрит в окно. Лица его я не вижу.

-Думаю, мы можем попробовать, — с сомнением говорит Робертсон и выключает экран.

-Вы за всеми воспитанниками так наблюдаете?

-Да, к сожалению, мы вынуждены были установить видеонаблюдение и в жилых помещениях. Дети с аутизмом очень часто склонны к аутоагрессии. Пойдёмте, мистер Снейп.

Мы поднимаемся на третий этаж. Доктор останавливается около одной из ряда дверей и касается рукой дверного звонка. Из-за двери слышна мелодичная трель. Здесь всё же уважают личное пространство пациентов, несмотря на круглосуточное видеонаблюдение.

-Здравствуй, Гарри, — говорит Робертсон, и я понимаю, что обитатель этой комнаты нас каким-то образом слышит. — К тебе пришёл Северус Снейп. Хочешь увидеть его?

На двери вспыхивает зелёная лампочка. Робертсон поворачивает дверную ручку.

Мы стоим в крошечной прихожей, из которой ведут двери к, видимо, удобствам и в жилую часть блока. На пороге комнаты стоит тощий нескладный подросток с до боли знакомыми растрёпанными чёрными волосами. Шрам на лбу еле виден. А очков почему-то нет.

-Северус Снейп, — нараспев произносит он, глядя поверх наших голов.

-Здравствуйте, мистер Поттер.

Он переводит на меня взгляд и моргает.

-Мистер Поттер? — переспрашивает он.

-Так вас зовут, — терпеливо поясняю я. Что происходит? Петуния же говорила, что он до некоторой степени адекватен. — Гарри Поттер.

-А! — он просиял. — Гарри — один, а Поттер — это другие. Верно?

-Он имеет в виду, что Поттер — это имя семьи, — подсказывает шёпотом Робертсон, но напрямую в беседу не вмешивается.

-Есть другие Поттер? — требовательно спрашивает мальчишка.

-Нет... То есть, есть, но как бы нет. — Я теряюсь, как ему объяснить. — Они умерли.

-Есть, но как бы нет, — задумчиво повторяет он. — А! Понял! Как собака Барри. Она была-была, а потом умерла. Она где-то есть, но не здесь, мы не можем её увидеть.

-Да, — я уже понял, что с ним надо говорить конкретными понятиями.

-Северус, — снова говорит Поттер, точно пробует имя на вкус.

-Профессор Снейп, — автоматически поправляю я. Он недоумённо хмурится, потом его лицо снова расслабляется. Я поражён живой мимикой ребёнка, на тех записях, что мы смотрели, его лицо выглядит застывшей маской. Впрочем, мы не успели добраться до совсем поздних записей, когда, видимо, и произошло улучшение.

-Профессор — это не имя, — категорически говорит он и вдруг шагает ко мне, утыкается лицом мне в грудь и замирает, вцепившись изо всех сил в борта плаща.

-Тихий, — блаженно говорит он. — Тихий, тихий чёрный человек. Как хорошо, что ты пришёл!

Я замираю нелепым памятником самому себе. Что мне сейчас следует сделать? Обнимать этого ребёнка меня совершенно не тянет, но и оттолкнуть я его не могу. Внезапно он сам резко отстраняется, почти отталкивает меня.

-Ты звучишь, — говорит он. — Ты тихий, но звучишь, цветным, ярким, но не больно. Я слышу тебя, себя, а больше никого не слышу.

-Гарри часто говорит, что слышит мысли других людей, и они причиняют ему боль, — тихо говорит Робертсон. Поттер увлечённо разглядывает что-то над моей головой и вовсе не обращает внимания на доктора. — Порой он совсем уходит в себя, ни с кем не разговаривает и не хочет никого видеть. А вас он почему-то не слышит, и это его очень радует.

-Окклюменция! — осеняет меня.

-Что?

-Окклюменция. Это такая техника защиты сознания. Поттер, по всей видимости, лишён даже простейших окклюментивных щитов, которые есть у всех от рождения. Он постоянно слышит мысли и чувства других людей... Это как если бы вы слушали на открытой площадке симфонический концерт, рядом проходил спортивный матч и одновременно взрывались фейерверки. Постоянный мучительный шум. Не удивительно, что он даже собственные мысли с трудом различает. А я ношу, не снимая, весьма мощный окклюментивный щит, поэтому воспринимаюсь Поттером тихим.

-Тебе пора идти, — говорит мне Поттер. — Ты придёшь ещё, Северус? Приходи. Я буду ждать тебя.

-Приду. Обязательно, — обещаю я. Чем Мордред не шутит, если настроить мальчишке толковый окклюментивный блок, может, у него и в голове прояснится.