Четыре возраста Нулизы-сан

— Меня не учили ни рыться в помойках, ни жить чужой милостью! Моя мать — Карин Стальной Ветер!

* * *

Ветер над Римом теплый, да и море поблизости ласковое. Двенадцать минут монорельсом — и вот оно. Тирренское, Адриатическое, Ионическое, Балеарское — все Средиземное, все — колыбель цивилизации. Здесь люди нарисовали глаза на легендарном “Арго” в начале времен. Сюда отступили в конце — как в донжон осажденной крепости. Ангелы сюда не прорывались. Корабли Тумана сильно не буйствовали: размах не тот, не Атлантика или там Тихий, где флот в сорок вымпелов можно со спутника день искать.

А глубинников сюда попросту не пустили. В Гибралтаре построили громадную дамбу, воткнули в нее неимоверные турбины — и начали получать полтораста гигаватт ежегодно. Потому как вода из Средиземномоского бассейна испаряется. Уровень падает — Атлантика восполняет. Ну, и попутно турбины крутит. А пролезть через работающую турбину живым никакой глубинник не в силах.

Так что морем тут можно любоваться — а не настороженно всматриваться в него оптикой, да полосовать радарами почем зря. И гулять по набережной можно, пожалуй, только здесь.

— ... Это вы отлично придумали, мистер... Э...

— Бонд. Джеймс Бонд.

— А, понимаю. Ну так, прекрасная идея — собрать конференцию.

— Но вы издадите сборник докладов? Официально, “с тиарой и ключами”? Мне надо предъявить шефу хоть какой-то результат!

— Ничего себе: какой-то! Первая с начала войны встреча Святого Престола и острой науки. Доктор Акаги, вы тоже считаете нашу встречу проходным эпизодом?

Рицко Акаги рассеяно прижмурилась на садящееся солнце. Она нескоро привыкла быть кораблем — но уж когда привыкла!

— Ваши позиции не пошатнулись со времен процесса над Галилеем, — ответила она. — И анафема Гавайского Госпиталя только подтвердила их. Я ведь предана вашему проклятию... Анафеме... Вместе с госпиталем. Но, едва прижало, вы зовете меня на эту конференцию. Подобное в истории уже много раз было. Скучно! Цепляться за прошлое можно сколько угодно — все равно смоет. Я не считаю нашу встречу проходным эпизодом, потому что для меня она не изменила ничего вообще.

Собеседник засопел, оглаживая красную крылатку:

— Мы консерваторы не просто так. Покой нужен как инструмент долгосрочного планирования и выполнения долгосрочных проектов.

— И что у вас был за проект? Крестовые походы? Христианизация Японии? Уничтожение всех, попавших в руки, текстов майя? Костры и реки крови во имя господне — это единственное, что можно предсказать в любой вашей затее.

Клирик не сдался:

— Все это было. Но любые общественные формации, как мы видим за две тысячи лет, ничуть не лучше нас. Наш проект — воспитание человека христианского. И вот он вполне себе удался. В отличие, скажем, от проекта большевиков.

Удивилась не только Акаги, но и Джеймс:

— Вы считаете, удалось?

Кардинал покачал круглыми щеками:

— Вполне! Христианская мораль, правила поведения, модель семьи — распространились по всей Земле и везде считаются образцом, к которому надо стремиться.

— Это заслуга Диснея и Голливуда, — пожал плечами Джеймс.

— Но это есть. Это факт! И теперь все большее число людей разочаровывается в науке — ведь ее ошибки, ее переоценка собственной силы привели Землю едва не к гибели. Акаги-сан... Скажите честно: где бы мы были без Свитков? Ведь работы по противодействию Ангелам начались после расшифровки пророчеств. Давать прогноз на две тысячи лет и ошибаться всего на пять лет пока что может лишь отец небесный. Наука погоду на три дня вперед предсказать не в силах.

— Пока да, — согласилась Акаги все тем же безмятежным голосом, — но наука понемногу подбирается к понятию бога. Тем же методом, каким был вскрыт антикиферский механизм. Как только мы сами учимся создавать нечто, в тот же миг мы получаем возможность видеть в мире следы действия этого “нечто”, либо его самое. И вот мы — дети Тумана. Бессмертны. По меркам любой средневековой страны — всемогущи. Остановить болезнь? Наслать болезнь? Рассеять армии? Победить неграмотность? Исторгнуть воду из скалы? А уж сорок лет поводить кого-нибудь по пустыне — только дайте повод!

— И что теперь? — Джеймс явно заинтересовался. — Сам факт наличия религий как доказательство палеоконтакта?

Солнце село, и прохладный ветер захлопал широкой мантией кардинала-камерленго.

— Вот уж умирать на кресте за чужие грехи не собираюсь точно, — сказала Рицко. — И вообще, понятие “ками” нам подходит куда больше. Мы — карпы, проплывшие реку от устья до истока, против течения. Только мы при этом еще и выкопали русло реки. Как побочный эффект.

— Ну да... — кардинал вздохнул. — Аугментируют лишь тех, кому грозит немедленная смерть, и кто достаточно ценен. Вход в рай снова через погибель земной оболочки... Знаете, я завидую необразованным людям. Они могут легко швыряться простыми словами. И так же легко рассудить любую тяжбу... Я проклят: не могу не думать. Но должен-то я прежде всего верить. Рано или поздно это порвет меня на части... Ступайте с миром, да хранит вас господь на путях ваших. Я же вернусь во дворец.

По плавному жесту кардинала к гуляющим подкатила черная блестящая машина; и вежливый молодой человек в безукоризненом костюме, приглашающе откинул толстую бронированную дверь. Кардинал поместился в лимузин; дверца скрыла его; огни отъехавшей машины растворились в неплотном потоке таких же.

— В одну и ту же реку дважды не войдешь, — произнесла Рицко задумчиво. — Цезарь и этот их апостол Петр плыли когда-то по этим водам. Тут недавно корабль нашли. Римский торговец со свинцовыми ядрами для пращей.

— И что? — спросил Джеймс только чтобы поддержать беседу. Акаги хихикнула:

— Институт физики дал деньги на подъем. За треть свинца. В свинце выгорел изотоп... Не важно, какой. Так что для облицовки экспериментальных камер древний металл пришелся лучше не надо. Джеймс, вы ведь у меня на борту пойдете в Токио. Так вы уж простите — я в первую, последнюю и единственную очередь — ученый. Ни кормить вас, ни занимать светской беседой даже не буду пытаться.

— Отлично, — обрадовался мистер Бонд, — хотя бы высплюсь.

Возраст второй

Гонолулу — Сиэтл : 4312.87 километров / 2328.29 морских миль

В начало ||| Возраст первый ||| Возраст третий ||| Возраст четвертый

Над восточным горизонтом поднялось черно-зеленое облако: как будто вскипятили болото. К отходу конвоя обе школы выстроились вдоль просторной верхней палубы “Летящего Феникса”, отвечая на прощальный салют береговой базы. Расходиться после церемонии не спешили — ниже тройки взвесь безопасна. А попотеть в костюмах и подышать воздухом тройной очистки никогда не поздно. Так что девушки пока смотрели на восточный небокрай, беспокойно переговариваясь.

Тридцатый отряд вглядывался в надвигающуюся тучу с такой же тревогой, как и прочие; лишь флагман сказала бесстрастно:

— Нам туда.

Ветер плескался в белых и синих парадных форменках, завивал широкие флотские воротники, доносил до Восьмой обрывки разговоров:

— ... Только ручное наведение! Только хардкор!

— ... А интересно, выдержит поле Клейна взрывогенератор Войтенко?

На горизонте засверкало белым — в океан словно бы ударила многоногая молния. Не долетело ни звука, и потому все поняли, что удар нанесли далеко-далеко впереди по курсу конвоя. И нанесли, по всей видимости, вызванные в помощь Валькирии.

— Конго ждет шестнадцать минут, — сказала Тенрю все так же спокойно. — А я даю вам целых сорок. Всем готовиться и на ложемент. Не вертите головами, скоро взвесь поднимется до пяти-семи, и все равно всех прогонят с палубы. Охота пихаться в коридорах?

Восьмерка ее подчиненных согласилась — пихаться, конечно, неохота. Но и посмотреть на солнце, и подышать без маски...

Навалился на уши звук ревуна; обе школы дисциплинированно побежали готовиться к бою.

* * *

Бой начался проще и не так страшно, как в прошлый раз. Заняли места на ложементе; Тенрю шла вдоль шеренги, проверяя снаряжение и убеждаясь, что никто не дрожит с перепугу. Остановилась рядом:

— Восьмая.

— Есть Восьмая.

— Не пытайся пока делать мои вчерашние приемы. На следующем берегу подучимся подольше. Новое копье тяжелее, и сверх необходимого ты его просто не разгонишь. Так что бей изо всех сил, не задумывайся, не финти.

— Помню.

— Повторить не вредно. У тебя-то рука на меньший вес поставлена... Не дрожишь? — спросила Тенрю, прижавшись шлем-в-шлем, чтобы никто не слышал.

Восьмая пожала плечами:

— Нет.

— Ну, давай...

Хлопнув по облитому гидрокостюмом плечу, Тенрю пошла дальше, находя свои секретные слова для каждой. И закончила обход аккурат к сигналу. Лацпорт откинулся, ложемент отвернулся — пошли!

Пошли снова направо, на южную сторону. Волнение было куда больше, чем в первый раз — балла четыре, или даже пять. Силуэты канмусу мелькали между гребней, как между холмов или за высокими кустами. Глубинники пока что появлялись редко — или замечать их было сложно. Валькирии прожгли проход в кольце осады, распугали глубинников. Так что взвесь пока не превышала отметку десять. Черно-бурые стены клубились по обе стороны от прохода, почти как песчаная буря в кино, разве что не такой плотности тьма.

— Надышали, твари. Много их сползлось, — озабоченно сказал динамик и тут же возразил другим голосом:

— Зато грузовик теперь один. Проще отмахиваться.

— И эскадра меньше, — не согласилась Пятая (первые два голоса Восьмая не узнала), — почти все на усиление остались.

— LEFT! ALARM! — крикнула Седьмая, разряжая во что-то башенные стволы. Девятка свернулась к ней — любоваться пейзажем стало некогда. Восьмая запомнила безмятежно-чистую синеву неба над проломом в буро-черной клубящейся стене — а потом, как все, выхватила трезубец и помогла Седьмой пришить опрометчиво высунувшегося глубаря.

— Периметр!

Девятка развернулась — чисто, как на тренажере — и покатилась дальше. То и дело кто-то замечал глубинника, высунувшего башку для ориентирования. Раздавались выстрелы, чаще безуспешные, но порой все-таки точные. Строй дозора не ломался, большой суматохи не происходило. Понемногу Восьмая начала понимать общую картину прорыва, и даже представлять собственное место в ней.

Плотность взвеси уверенно поползла вверх: на правом коньке ощутимо быстрее. Восьмая привычно предупредила группу:

— NADIR! RIGHT!

Но вместо призыва о помощи тело неожиданно выбрало другой рефлекс:

— ATTACK!

Копье, как живое, скользнуло по правой руке и ушло под воду: примерно туда, откуда ожидался противник. Серо-синяя вода вспучилась — Восьмая закатилась на нее, как на ледяную горку с разбега — но тут копье дошло! Глубарь содрогнулся, вырвал древко из рук, забился — там, внизу, еще под водой! Он не успел ничего узнать о курсе конвоя, он не успел сформировать выстрел по конвою — он просто подошел слишком близко!

Скатившись с волны, Восьмая попыталась поймать дергающееся древко — где там! Рядом внезапно появились Третья и Четвертая, изготовившие трезубцы; только сейчас Восьмая сообразила, что все это время не дышала. Древко вбитого в невидимую тварь копья поболталось еще в воде — и вдруг успокоившись, пошло вниз.

— Хватай! — крикнул динамик голосом Тенрю, — Хватай, выдергивай, сейчас можно!

Восьмая повиновалась без рассуждений и успела ухватить копье за самый хвостик, почти за подток. Рванула — снова не сдерживая силу — но тяжелая рогатина не подвела и не сломалась. За мечевидным лезвием выдернулся и рассыпался на воздухе шлейф темной крови; едва совладав с инерцией трехметрового древка, Восьмая закрутила копье в уставном перехвате — и остановила только уже загнав до щелчка в подвеску.

— Отлично, — сказала Тенрю. — Молодец. Чистый удар. Девчонки — вот для этого мы и нужны. Поймать его в ближнем слое никакая пушка не может. А подводных лодок на всех не напасешься, да и слепые они — только акустику слышат, эхолокацию. И давление воды чувствуют. Но в такой каше они мало что разбирают, слишком паразитных отражений много.

И рявкнула без перехода:

— Периметр!!! Что расслабляетесь, куры! Щас базилозавр хайло раскроет — и все там будем торчать, как букет в мусорке! Двигаться, двигаться, конвой ждать не будет!

Девятка покатилась дальше, все так же отстреливая выставляющих головы глубарей — их становилось больше и больше; черные крылья осадного кольца нависали все ближе... И опять Восьмая не заметила, сколько это длилось, и опять сеть отряда заговорила голосом флагмана:

— Смену с левой раковины принять!

Восьмая шла замыкающей — и хотя бы на этот раз увидела подменную девятку раньше, чем услышала команду. Их сменяло двадцать шестое подразделение, в зелено-желтых костюмах; снова флагманы “поцеловались” шлемами, обменявшись тайными новостями — и снова отряд пошел к борту “Летящего Феникса”.

Домой.

— Третья! По сторонам смотри! — Тенрю успела подколоть мелкого глубинника сквозь волну, с мастерским изяществом обойдя скачок уплотнения на входе и на выходе. Как через куст достала. Шестая и Пятая на своей стороне пристрелили любопытную скотину — только рога брызнули. Подошли к борту и обрадовались: глубари поблизости не кишели.

— GO ON BOARD!

Ложемент повернулся внутрь; поток арктически-холодного воздуха обдул комбинезоны, шлемы, оружие. В ледяном ветре взвесь осыпалась безвредной коричневой пылью, грибным дымком выдулась за борт. Лацпорт захлопнулся, в отсеке загорелся свет.

— Отряд! Всем: два часа отдыха в доке, — флагман первой перешла в отсек ожидания. Восьмерка ее подчиненных составила шлемы на положенные места и тоже заняла диванчики вдоль стен. На низком прочном столе посреди отсека уже приготовили еду — как человеческую, так и спецсоставы для канмусу. Двери душевых приглашающе подмигивали зелеными огоньками.

А циферблат часов над проходом к ложементу светился красным. Ноль-один-пять-девять. Пока Восьмая смотрела, последняя цифра поменялась на восемь. Осталось почти два часа отдыха и потом снова на двухчасовой выход. Это — полная вахта. Потом еще восемь часов на подвахте, в готовности кого-то сменить или помочь подняться на борт. Тут Восьмая почувствовала в рассуждениях неправильность — но какую, не поняла. Очень уж спать хотелось. Хоть и не раздеваясь.

Вытянувшись на свободном диванчике, канмусу некоторое время смотрела через проем, как оружейники суетятся вокруг ложемента, перезаряжая, вычищая и проверяя экипировку. Подумала, что теперь она вправе попросить любого из них принести забытую в кубрике музыкальную шкатулку. И принесут бегом, и гордиться просьбой будут — потому что теперь у нее настоящие боевые выходы, и даже несколько глубарей на счету. Групповые победы, но все же!

И сама не заметила, как провалилась в сон.

* * *

Сон закончился обыкновенно, без приключений. Тридцатые заняли места на ложементе; снова Тенрю предложила нажимать красный всем, кто хоть в чем-то не уверен — и снова благодарно улыбнулась, увидев полный комплект зеленых огоньков.