| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ни Клаймич, ни Завадский возражать не стали, видя бесплодность всех попыток. Они еще немного пообщались с Татьяной Геннадьевной и расстроенной Верой и распрощались с ними.
"Аэлитовцы" уже стали складывать инструменты, когда я призывно похлопал в ладоши...
— Валентина! Вы споете со мной песню полностью?
Солистка "Аэлиты" если и удивилась, то согласилась легко. Поскольку количество прозвучавших попыток перевалило за добрых два десятка, то Валентина, как и я, слова уже запомнила наизусть.
Мы встали на сцену и исполнили песню так, и с таким чувством, что по ее окончанию, хлопали даже игравшие нам музыканты ансамбля!
— Вот, как надо! — громогласно, в сердцах, вынес свой вердикт истомившийся Леха...
...Прощаясь с "компаньонами" на воротах, я подвел итог этого тяжелого и бесплодного дня:
— Записывать песню надо с Валентиной. А с сентября искать солисток. Трех...
Расстроенный Клаймич печально кивнул, пожал мне, на прощание руку и грустно выдавил:
— Похоже, что так...
Леха поддержал его тяжелым вздохом. А Завадский безрадостно пошутил:
— Хоть Валентину с Татьяной Геннадьевной в группу приглашай...
Мы все невесело улыбнулись и "компаньоны" полезли рассаживаться в ожидающее их такси.
На следующий день, мы с Валентиной успешно записали песню. Потратили целый день, но результат того стоил. Даже записали подобие мужского хора, который составили музыканты "Аэлиты", Коля Завадский и даже сам Григорий Давыдович. Кстати, у Клаймича оказался весьма приятный и сильный баритон.
Пару дней надо было отвести на окончательное сведение песен на микшере. Завадский с Клаймичем плотно засели в местном политехе, а мы с Лехой наслаждались заслуженным пляжным отдыхом.
Стоит отметить, что в этом процессе, нам сильно помог Киселев — главный врач "Салюта". Видя, что Леха постоянно прибывает со мной в санатории, Михаил Афанасьевич предложил тому питаться в санаторской столовке, взамен досрочно уехавшего отдыхающего. Слово за слово, и выяснилось, что эту путевку можно выкупить, что называется, "на месте". Оказывается, у санаториев было право реализации невостребованных путевок.
Мы распечатали "заначку" и через час Леха, до самого конца августя, стал законным отдыхающим санатория МВД СССР "Салют"! Его съемную квартиру мы решили тоже оставить за собой. Я то понятно с какой надеждой... Вдруг где-то, с кем-то, да обломится "гормональному страдальцу". А Леха даже не с надеждой, а с реальными планами! Гад такой!..
После ударного труда море и пляж снова стали желанны и востребованы. Мой страшный синяк, уже пару дней как, полностью пропал и мне ничего не мешало раздеваться на пляже.
Я даже с радостью возобновил ежеутреннее посещение стадиона. Теперь мы бегали на пару с Лехой. Более того, в спортивном магазине мы купили перчатки с "лапой" и опять начали совместные боксерские тренировки.
После первой из них, я сдал боксерский инвентарь, как и Олег свои гири, под охрану местного сторожа, и когда возвращались обратно в санаторий, Леха заметил:
— Левую надо подтягивать, но занятия с гирями тебе на пользу... удар с правой стал еще сильнее... Тоже что ли потягать железо...
Наконец, Николай и Григорий Давыдович закончили сводить вокал и музыку в единое целое. И у нас на руках оказалась магнитофонная "бобина" с полностью записанной песней.
Это был прогресс. Существенный прогресс, позволяющий, в моих планах, сделать следующий шаг вперед...
Звонить я решил сразу после обеда. Утренние совещания уже должны были закончиться, а поевший человек обычно добреет.
— Приемная генерала Чурбанова. Подполковник Зуев. Слушаю вас...
— Э... — "неуверенно" замычал я, — здравствуйте...
— Добрый день, — ответил мне насторожившийся голос неведомого "подполковника Зуева", — слушаю вас?
— А... Мне Юрий Михайлович дал свой телефон... сказал, что я могу позвонить... вот... А можно его услышать?..
— А кто его спрашивает? — голос "подполковника Зуева" сделался вкрадчивым, — представьтесь, пожалуйста...
— А... ну, да... извините... Я — Виктор Селезнев, из Ленинграда...
— Здравствуй, Витя! А это Николай Константинович, помнишь такого?! — голос "подполковника Зуева" сделался добродушным и он, кажется, улыбнулся.
— Ой! Николай Константинович! Здравствуйте, конечно, помню! Вы нас с мамой в Москве встречали... и провожали, тоже вы! Как я рад вас услышать!
— Здравствуй, здравствуй! — подполковник засмеялся, — как у тебя дела, герой?!
— Спасибо большое! Все хорошо! В Сочи отдыхаю, в санатории "Салют"...
— Погода хорошая? Море теплое?!
— Да! Тут здорово! Э... — с энтузиазмом начал я и осекся, — но вам, наверное, не стоит рассказывать, как хорошо на море, раз вы в Москве?
— Ха-ха-ха! — искренне засмеялся Зуев, — ты прав, в Москве сейчас очень жарко, а отпуск у меня только в сентябре!
— Зато, как говорит мама, сентябрь это — "бархатный сезон"!
— Твоя мама абсолютно права, — голос подполковника снова приобрел деловые нотки, — а что ты хотел от Юрия Михайловича? Его сейчас в Москве нет. Может я смогу быть полезен?
"Черт. Плохо...". Но я продолжил:
— Николай Константинович! Когда мы с Юрием Михайловичем ездили к Николаю Анисимовичу... я пообещал написать на День милиции песню, а Юрий Михайлович, мне потом написал... что Николай Анисимович помнит про это обещание и спрашивал, готова ли песня... вот я песню написал... и даже записал на пленку... хочу сообщить Юрия Михайловичу... — вывалив эту беспорядочную кучу слов на голову подполковника, я замолк.
Тот, на некоторое время, подзавис, осмысливая нетривиальность проблемы.
— Витя, давай поступим так... — голос Зуева снова сделался вкрадчивым, — я доложу Юрию Михайловичу о твоем звонке, при первой возможности, а потом свяжусь с тобой. Оставь мне номер твоего телефона... Хорошо?
Я продиктовал подполковнику номер нашего санаторского телефона, горячо поблагодарил и попрощался.
"Мдя... Могло бы быть и лучше. Но уж как есть... Будем ждать.".
В номере я был один, мама ушла на процедуры, Леха где-то гулял с очередной девицей и, пока не спадет жара, заниматься мне было решительно нечем.
Я немного подумал... и, под мерное гудение вентилятора, завалился подремать...
...Телефонный звонок, заставил меня подскочить от неожиданности. Глаза сами нашли часы... Заснуть я успел, но со времени моего звонка в Москву не прошло и получаса.
"Ни фига себе оперативность!".
Быстро откашлявшись, спросонья, я схватил трубку и максимально вежливо выдал невидимому собеседнику:
— Алло, слушаю Вас!
— ...
— Алло?
— Витя... здравствуй...
"Упс... "нежданчик"..."
— Здравствуй, Вера...
— Здравствуй...
Молчание.
"О! Господи... Опять эта тягомонь началась. Сама позвонила — сама же молчит... Красивая девка, но "дурко" на всю голову... Надо с этим заканчивать.".
— Вера! Если человек звонит, это означает, что он что-то хочет сказать... А если он позвонил и молчит, то это очень глупо...
В трубке короткие гудки.
"О-х-р-е-н-е-т-ь...".
Я плюхнулся на кровать — сна уже ни в одном глазу. "Только разбудила дура!". Я мрачно уставился в потолок.
Снова телефонный звонок.
Уже не торопясь встаю и поднимаю трубку:
— Алло?
— Вить... связь, наверное, оборвалась...
"Ага! Наверное!..".
— Видимо, оборвалась... слушаю тебя, Вера...
— Давай встретимся... поговорим...
"Мой бог! О чем?..".
— Хорошо. Где и во сколько?
От такой конкретики она растерялась:
— А... Все равно... Только давай не в ресторане?!
— Хорошо, записывай адрес: улица Павлика Морозова, дом 6, квартира 23. Жду тебя в 18 часов.
— Подожди!.. — в ее голосе откровенная паника, — а что там, где это?
— Это почти в центре, ту квартиру Леша снимает...
— А давай где-нибудь... э...
— В ресторане?
— Нет! В ресторане не надо...
— Тогда у меня других вариантов нет. У тебя есть предложения?
— Не-ет... хорошо, давай там...
Ее голос звучал так потеряно, что меня уколола острая жалость к этой растерявшейся по жизни девчушке.
— Хорошо, Вера... Адрес успела записать? — мягко спросил я.
— Д...да...
— Тогда жду в шесть, — я повесил трубку.
"Время около трех... Димины ключи у меня... Предупредить Леху... Заехать в ресторан... Вызвать такси... Понеслось!"...
...В пять часов я уже был на месте. Рыбную нарезку, икру и торт, взятые у Ованеса Вагановича в "Кавказе", кладем в холодильник, три бутылки "Боржоми" в морозилку, бутылку "Арарата" в шкаф.
Проветрить и включить вентилятор... Тормознулся перед зеркалом.
"Ха!.. А ничего так... Здорово прибавил и в росте и в "мышце"... Взгляд стал совсем взрослым. С девицами может и хорошо, а вот с "сильными мира сего" надо будет притворяться... Может не шрам стоило просить восстановить, а член увеличить?! Хм... А, что... собственно!..".
Понимая, что "попер психоз", отправился на кухню. Нашел там рюмки, порезал лимон и принял успокоительные пятьдесят грамм.
"Во гормоны-то "колбасят", как-будто и не было тех пятидесяти лет... первых... Хорошо, что Ованес лимоны положил... С каким удивленным уважением он на меня поглядывал, когда командовал соорудить этот "джентельменский набор"!.. пожалуй, вторая это — край, а то развезет на жаре...".
Когда Вера позвонила в дверь, я был спокоен и расслаблен.
— Заходи... присаживайся... В санатории скоро ужин, я уже привык к их режиму... поэтому приготовил тут немного перекусить...
— Спасибо... я не хочу есть...
Она сегодня была в том же белом платье, что и в "Жемчужине", красивые плечи и руки открыты. Загар на всех ложиться по-разному, у нее он был коричнево-золотой.
Я открыл запотевшую бутылку "Боржоми" и разлил по бокалам. Пузырьки газа дружно устремились вверх, а дешевое стекло фужеров тут же запотело.
Стол я накрыл в гостиной, где раньше жил Димон. Диван был собран и накрыт покрывалом, на столе была темная скатерть.
"Обстановочка хоть и не романтичная, но вполне себе ничего... Ладно, послушаем, с чем пришла.. ".
От холодной минералки Вера отказаться не смогла и выпила бокал почти залпом. Я заметил, что ее тонкие пальцы нервно подрагивают и, чтобы это скрыть, она постоянно старается держать сжатые кулаки.
Снова наполнил ее бокал и выжидательно уставился на девушку.
Она нервно откашлялась.
— Я слышала... вы записали песню...
Я пожал плечами:
— Ты же не хотела...
— Я хотела! — она возмущенно уставилась на меня.
Я опять безразлично пожал плечами:
— Хотела бы — записала. А ты искала в себе кучу причин, чтобы этого не получилось...
Она опустила голову и распущенные тяжелые черные волосы закрыли лицо девушки.
— Ты не понимаешь...
— Ну, почему не понимаю? Все я понимаю... Ты решила, что не можешь со мной работать... что ты, тонкая и ранимая натура, и то что между нами было... не позволяет тебе спокойно переносить мое присутствие. Поэтому ты была не в состоянии стоять там, где надо... делать, то, что сказали... и петь так, как оно требуется... Ты, фактически, сорвала репетицию и заодно угробила свою возможность петь в группе... со всеми отсюда вытекающими...
Вера закрыла, невидимое за волосами, лицо руками... ее плечи вздрагивали.
"Славная дилемма! Или мне её лечить, и тогда "ловить" с ней будет нечего... или окончательно ее ломать, и тогда я сегодня же уложу такую красавицу в постель".
На душе было муторно.
— Он жив?
Плечи девушки перестали вздрагивать.
— Эй, але?! Я спрашиваю: он — жив?
Вера подняла на меня заплаканные глаза, быстро пальцами смахнула слезы и непонимающим вздрагивающим голосом спросила:
— Кто жив?
— Ну, тот выбляdоk, который тебя избил и хотел трахнуть? — грубо уточнил я.
"Ой, дуууурак! Как же потом будешь жалеть...".
Она снова опустила лицо и глухо ответила из за занавеса волос:
— Жив, наверное... что ему сделается... а почему ты спрашиваешь?
— А почему он не в тюрьме?
— ...
— Эй, але?! Я спрашиваю, почему он не в тюрьме?!
Вера дернулась от моего окрика и выпрямилась в кресле, моментально высохшие глаза гневно засверкали зеленым.
— Ты по какому праву, так со мной разговариваешь?!
— По праву мужчины... — я уже говорил спокойно и абсолютно серьезно, — который сейчас наступил себе на яйца, в попытке тебе помочь.
Она смотрела широко раскрытыми глазами, ничего не понимая.
— После того случая, твоя жизнь разделилась на две половины: до и после... Ты себя потеряла, ты потеряла уверенность в себе, у тебя ничего не получается... Ты стала слабой... А до этого у тебя было все. Тобой восхищались, ты всегда хорошо училась, ты — красавица, внимания которой добивались мужчины. У тебя высокопоставленный папа и обеспеченная семья. Ты спортсменка и где нужно побеждала, раз стала КМС-ом. И, наконец, как и положено принцессе ты встретила принца. Ведь любая же сказка должна закончиться любовью!
Вера опять сидела с опущенной головой, но я видел по всей её позе, что она замерла и очень внимательно меня слушает.
Я отпил глоток холодного "Боржоми" и продолжил:
— А оказалось, что вместо любви, тебе, принцессе, можно просто дать в морду. А раз ты, считая себя спортсменкой, стала сопротивляться, то в морду надо дать несколько раз. Тогда тебе чудом повезло и ты убежала. Но больше не осталось ничего. Ни веры в сказку, ни веры в собственные силы, ни веры в любовь, ни веры в защиту папы.
Я опять отхлебнул "Боржоми".
"Не надо было пить коньяк по такой жаре, теперь дикий "сушняк".
— Кстати, мне вот интересно... А почему твой папа не засадил выбляdkа в тюрьму?
Вера подняла голову, лицо, несмотря на загар, было каким-то серо-бледным, но совершенно спокойным:
— Потому что у "выбляdkа" папа заместитель министра иностранных дел. И мой папа сам лишился бы работы, если не помог бы отец Альдоны. Он секретарь парткома МИДа и с ним побоялись связываться.
— Теперь понятно... Но это ничего не отменяет. Вера захотела взять у судьбы реванш и стать всемирно известной эстрадной звездой, раз подвернулся такой шанс... А чего бы нет?.. Голос шикарный, внешность шикарная, английский шикарный... Но опять неудача... ты не сумела даже спеть... У Веры не осталось веры... в себя. Выбили кулаками в тот вечер. Поэтому сегодня ты пришла "разговаривать", хотя догадываешься, что этот разговор закончится в постели. И с кем? С сопливым несовершеннолетним подростком. Приехали...
Я, наконец, заткнулся. Вера несколько секунд сидела неподвижно, затем уткнулась лицом себе в колени и заплакала, постепенно плач перешел в рыдания, а затем в полноценную истерику. Она сползла с кресла на пол, и подвывала, уже лежа на ковре.
Я дал ей, какое-то время, повыплескивать ту муть, которую поднял в ее душе, а затем залпом допил нагревшуюся минералку и встал.
"Да, не стоило, все-таки, пить коньяк в жару...".
Подошел к Вере и попытался ее поднять. Она стала активно брыкаться и выть "уйдииии".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
