Скс. Режим бога. 2-я книга.

Бывший "лидер класса" — Стас Лущинин, бессильно скрипел зубами в сторонке, а наша единственная симпатичная девчонка — Оля Белазар, так же со стороны, бросала на меня задумчивые взгляды.

"Господи! Как я это все переживу?!".

...Как, как... с трудом. Первый день в школе я пережил с ОЧЕНЬ большим трудом...

В памяти постоянно всплывали различные картинки ушедшего лета: посиделки в ресторанах, "разборка" с грузинами, выступление перед Щелоковым, выстрел "в" Альдону, Вера...

— Странно... — девушка неопределенно вздыхает и поудобнее устраивает черноволосую головку у меня на плече.

— Что "странно", Зайка? — я, расслабленный и умиротворенный, нежно кладу ладонь на обнаженную грудь, и чувствую биение её сердца.

— Да, так...

— Зая, ты обещала все мне рассказывать! — я приникаю губами к Вериному розовому ушку и девушка, улыбаясь, ежится от щекотки.

— Да... вот просто странно... еще вчера девственница... а сегодня мои губы на твоем... Я оказалась ужасно развратная, да? — она приподнимает голову и с тревогой смотрит мне в глаза.

— Да, — я предельно серьезен, и ее бедовая головушка никнет, под осознанием своей "низменной сущности", — хуже того, как говорят прокуроры, преступное деяние, совершенное в составе организованной группы, является отягчающим обстоятельством...

— И тебя втянула... — ее шепот еле слышен из под густоты волос.

"Неожиданная трактовка моих слов! Гы-гы! Господи, сколько же у тебя в голове тараканов! Ну-с, продолжим их выводить...".

— Вообще-то я не себя имел виду...

Она поднимает на меня зеленые глазищи, из который уже капают слезки и непонимающе переспрашивает:

— А кого?

— Женскую часть Человечества... Ту всемирную банду женщин, которая занимается сексом, и совращает несчастных безобидных мужчин. Ты несешь за это такую же ответственность, как и два миллиарда других твоих подельниц в юбках...

Секунд пять, не меньше, уходит на осмысление, сказанного мною, а потом НАСТУПАЕТ МЕСТЬ! Меня пинают, щекочут, тискают, щиплют... и все это под звуковое сопровождение: "ах, негодяй!", "какой, противный тип!", "иж ты, маленький мерзавец!"... ну, и тому подобное! Слава богу, очередной "тараканий" кризис миновал.

Когда Вера успокаивается, я подсовываю ладонь под колено девушки и та, закрыв глаза, послушно приподнимает согнутые ноги и разводит их, готовясь, очередной раз, гостеприимно принять в себя "маленького мерзавца"!..

...— Селезнев! — недовольная харя "руссички" маячит передо мной, — повтори, произведения каких писателей мы будем проходить в первой четверти?

Я встаю:

— Пушкин "Капитанская дочка"и "Метель", Лермонтов "Герой нашего времени", "Ревизор" Гоголя, Толстой "После бала" и "Василий Тёркин" Твардовского... — думать о своем и слышать, что говорит докладчик, я научился еще на многочисленных совещаниях в министерствах.

— Не только! А чтобы узнать, что еще, то для этого надо слушать учителя, а не сидеть с отсутствующим видом и смотреть на часы! Давай-ка их сюда и отдам я их только родителям... Часы и звонки это ориентир только для учителей, а не для учеников... Снимай! — и тянет ко мне свою загребущую худую лапку с обкусанными ногтям.

"Хотя бы, по случаю праздника, маникюр сделала, грязнуля...".

— Извините, Ирина Михайловна... Я вас внимательно слушал и повторил все, что вы перечислили. Вид у меня такой, какой есть. А часы мне подарила мама и я их никому не отдам.

— Я сказала: часы снимай и давай их сюда! Мама твоя придет и заберет их, заодно я ей о твоем поведении расскажу. Вот тогда она и решит, стоит ли тебе еще что-нибудь дарить или нет! Снимай, сказала...

"Фееричная дура!..".

— Поведение мое абсолютно нормальное: сижу тихо, учителя слушаю, на вопросы отвечаю правильно, оценки хорошие. А про часы я уже все сказал. Хотите вызвать в школу маму, вон дневник лежит на парте... — я совершенно спокоен и логичен, что ее выводит из себя, кажется, еще больше.

Она поднимает голос и уже не говорит, а почти кричит:

— Я сказала: снимай часы, а в дневник я тебе запись и сама сделаю, без всяких советов!

— По поводу часов, я уже все ответил. В дневник пишите, что хотите. И позвольте обратить ваше внимание, что вместо того, чтобы "сеять разумное, доброе, вечное" вы орете на меня и пытаетесь отобрать МОИ часы... Какая-то неравноценная замена уроку... который, кстати, называется "Урок мира", а не урок литературы... — я осознанно иду на конфликт.

"Zaebaла, дура!.. Пора на место ставить, а то весь год житья не даст. Да еще и "классной" стала...".

Сейчас с учителями спорить не принято, в принципе... Поэтому, "дура" кажется, готова лопнуть от возмущения. Лицо побагровело так, что стали неразличимы многочисленные конопушки, маленькие глазки выпучились и сделали свою обладательницу похожей на Крупскую в молодости.

— Пошел вон из класса! И без родителей на мой урок больше не сметь являться!

— Насколько я знаю, выгонять учеников из класса во время урока, запрещено методическими инструкциями Министерства просвещения. Поэтому я останусь... А право на обучение, мне гарантирует наше родное Советское государство. Если вы имеете что-то против Советской власти, то обратитесь в компетентные органы, я выполнять ваши противозаконные требования не собираюсь... — демонстративно усаживаюсь на свое место.

Потеряв самообладание и дар речи, "руссичка" хватает меня за шиворот и пытается вытащит из-за парты!

"Сеалекс! А что?! А вдруг?!..." — я делаю вид, что ей удается стащить меня со стула, врезаюсь в нее плечом, сбивая с ног, и сам валюсь сверху!

Пока она что-то сумбурно выкрикивает и, брыкаясь, вылезает из-под меня, я продолжаю лежать, как мертвый...

В кабинете директора стоит мертвая тишина, слышно только как тикают настенные часы и пишет врач "Скорой".

Анна Константиновна — директор школы, стоит с потерянным лицом около стены и поочередно переводит взгляд с меня на "руссичку", а с нее на врачей.

Придурочная "руссичка", поняв в какую историю вляпалась, стоит с бледным лицом и дрожащими губами. Она вцепилась в спинку стула так, что похоже ногти потом придется обгрызать заново.

Ну, а лично у меня — "именины сердца"! С умирающим видом, я позволил одноклассникам довести себя до кабинета директора, поскольку медицинский оказался закрыт. Вдобавок ко всему, "выпал" из их рук на лестнице и "неуправляемо пролетел" целый пролет! А только что я удачно, при осмотре, сымитировал (да, бlя! "сЫмитировал" через "ы"... спасибо, сука, научила!) сотрясение мозга и обдумывал следующий шаг, чтобы забить последний гвоздь в "крышку гроба" мерзкой твари.

И что характерно... ни жалости, ни сочувствия, ни... угрызений совести. Only business...

Я начинаю кашлять, сползаю со стула на колени и отворачиваюсь от присутствующих. Пальцы незаметно засунутые в горло заставляют меня извергнуть поток рвоты на директорский пол...

Ву а ля... За полгода я второй раз в больнице. Удачный получился День Знаний!

"Скорая" привезла меня в Городскую детскую больницу им. Раухфуса К.А. Название я прочитал на вывеске в приемном отделении. Врач передала меня и "мои" бумаги дежурной медсестре и ушла. А я остался скучать в ожидании "оформления моего поступления", как не без поэтических претензий, сформулировала та же медсестра!

Поскольку, временно я оказался никому не интересен, то встал и тихонько отдрейфовал к телефону-автомату, висевшему в больничном коридоре...

— Да, алло... — удивленный мамин голос.

— Привет, мам... Можешь меня СПОКОЙНО послушать? — четко выделяю интонацией "спокойно".

— Да, что случилось? — в мамином голосе уже слышно рождение "психоза".

— Я сказал "спокойно", а ты уже волнуешься...

— Я спокойна, говори, — мама старается взять себя в руки.

— У меня на уроке произошел конфликт с учительницей "русского". Она захотела меня выгнать из класса и толкнула, а я сделал вид, что упал и ударился головой. Со мной ВСЕ в порядке, но я имитирую сотрясение мозга. Директор вызвала "Скорую" и сейчас я в "Раухфуса". Еще раз повторяю, со мной все абсолютно в порядке! Ты поняла?

По ходу этого монолога, я постоянно озираюсь, опасаясь посторонних ушей.

— С тобой точно все в порядке? — все-таки, уточняет мама. Ирину Михайловну она уже однажды видела на родительском собрании и обозвала ее "физруком". Та приперлась на собрание в кроссовках и джинсовой юбке, вещала прокуренным голосом и текстом, далеким от высоких литературных образцов.

— Я сейчас отпрошусь с работы и приеду!

— Особо не торопись, меня еще и в палату не определили...

— А что они там тянут!

— Мам... Ты не забыла, что со мной все в порядке и я не тороплюсь к больным?!

— Да... да... — мамин голос теряет "боевой" напор, — но с тобой ТОЧНО все в порядке?!

"А-аааааааааа!"...

Через час приехала мама. А еще через полтора часа — Ретлуев!

— Здравствуйте! — опасливо здоровается он с мамой. В памяти, видимо, еще свежи воспоминания, как она его выгнала из палаты "Свердловки", при первом знакомстве. Тогда капитан неосторожно попытался успокоить маму фразой: "но ведь все же обошлось"...

Сегодня эмоций меньше...

"Скорая" настучала в милицию о нанесении "увечий" несовершеннолетнему в школе, Ильяс увидел знакомую фамилию в сводке и взял дело себе...

... — Как ты позволил себя "уронить" женщине? — неискренне удивлялся Ретлуев, который уже успел "взять объяснения" в школе.

— Она неуравновешенная, — заявил я, — и, как все психи, очень сильная в момент обострения!

— Откуда ты про психов знаешь? — бурчит капитан.

— Читал... после того случая... — я потупил глаза, делая тонкий намек на "толстые воспоминания".

Ретлуев сбивается с настроя. Затем откладывает свои бумаги на прикроватную тумбочку и, бросив косой взгляд на маму, спрашивает:

— Зачем тебе это?..

— Сука, потому что.

— Виктор! — одергивает меня мама.

— Она же может реальный срок получить, — Ретлуев сверлит меня взглядом.

— Я не настолько кровожаден, — безмятежно смотрю в глаза бывшему тренеру.

— А что ты хочешь? — он демонстрирует внимание.

— Мама не будет писать заявление, если мне дадут возможность не ходить к ней больше на уроки. А оба предмета я сдам экстерном... Но не ей.

Мама подозрительно рассматривает меня. Ретлуев тоже это замечает и, начинает догадываться, что мы не в сговоре.

— А проще нельзя было это решить? — спрашивает он мрачно.

— Как? Дать ей в рожу? Я посчитал, что это — оптимальный вариант. Тем более, что объективно — она на меня напала. При куче свидетелей. Так что пусть пока помочится кипятком...

— Виктор! — опять мамин окрик.

Ретлуев морщится:

— Эти условия МНЕ нужно передать директору?

— Ну, что вы, Ильяс Муталимович, вы просто скажите им, что есть единственный выход — если моя мама не будет подавать заявление в милицию...

— А если они не согласятся?

— Бегом согласятся, — я "осторожно" качаю головой и морщусь "от боли".

Мама встревоженно привстает со стула, а Ретлуев усмехается:

— Шалва, конечно, мерзавец, но он прав, твое место не на ринге, а в театре!

Под влиянием неожиданно порыва, я кривлюсь в улыбке в ответ:

— Когда буду получать Оскар, упомяну вас в благодарственной речи!

— Ладно, упоминай... Директору я позвоню. Сегодня... Так заявление писать будете?

— Да! — мама.

— Нет... — я, — таким, как она, учителями работать нельзя, но... черт с ней...

— А наказать за такие вещи ее стоило бы, — "кровожадно" настаивает мама.

— Тюрьмой? — уточняет Ретлуев и мама тушуется.

— Ладно. Может не вовремя, у тебя же сейчас "серьезная травма" — мент снова усмехается, — ты на Всесоюзном финале "Перчаток" выступишь?

Теперь уже я пристально смотрю на Ретлуева:

— Я так понимаю, что не я один тут с "актерскими способностями"?

Ретлуев отводит взгляд:

— Ладно, сам решай... Но там 21 сентября, в Москве начнется... Надо заранее подтверждать.

— Вы что, про бокс?! — начинает "закипать" мама, — тебя мало сотряс... — и она неожиданно смолкла.

Мы переглядываемся и сперва тихонько, а затем в полный голос, начинаем, все трое, смеяться!

— Мам!.. меня Леша все лето тренировал... Мне самому интересно... — выдавливаю я, отдышавшись.

"Еще как интересно! На тренировках с Альдоной я кое-что обнаружил... надо проверить. Впрочем, об этом позднее.. ".

— Кстати о Коростылеве... Где он? Телефон не берет никто... — интересуется Ретлуев.

— Леха на работе. У него сутки сегодня... А что случилось?

— Плохого ничего... — Ретлуев пожимает плечами, — из Москвы решение Верховного Суда поступило. Дело пересмотрели, приговор отменен, судимость с него снята... — под конец фразы, Ильяс не выдерживает и улыбается...

...Клаймич улетал в Ленинград через день, после нашего отъезда. Альдона и Вера, с родителями, на поезде уезжали в Москву завтра. "Аэлитовцы" оставались в Сочи еще на месяц. Все они, а так же Арсен с папой, главный врач с супругой, Степан Захарович с Ириной Петровной и Лешина Наташа с подругой, пришли нас проводить на вокзал.

Обратные билеты тоже были в СВ, а Леха, так и вообще, ехал один на двух местах! Со сдачей Диминого билета мы решили не заморачиваться.

Сейчас он увел Наташу "показывать мягкий вагон" и "зачем-то" опустил шторку на окне. А что?! Стоянка поезда 10 минут и если постараться... гы-гы-гы!

Завадские уже закинули вещи в соседний вагон и мы стоим небольшой толпой на перроне. Михаил Авакович с Арсеном горячо зазывают всех в Сочи следующим летом: "мой дом — твой дом, дай я тебя обныыму, напоследок!".

Степан Захарович зовет всех в Сибирь, на охоту и пельмени. Можно с гастролями!

Михаил Афанасьевич еще утром сообщил, что примет нас в санатории без всяких путевок и в любое время, поэтому сейчас только напоминающе подмигивает.

Клаймич обещает Вере с Альдоной, что мы приедем в Москву в самые ближайшие дни, а Верина мама дает слово, что будет активно искать третью солистку и обзвонит знакомых преподавателей в других консерваториях.

Короче, все одновременно говорят, обещают, приглашают и обнимаются...

Ну, а мы с Верой "попрощались" еще вчера... раз пять... или шесть... поэтому сейчас только изредка встречаемся глазами. Неожиданно перехватываю взгляд Альдоны и совершенно четко понимаю, что она все ЗНАЕТ.

"Черт!.. Верка проболталась или сама догадалась?.. а... по хрен...".

Отвечаю прибалтке пристальным взглядом. Она неожиданно кивает в ответ и подходит попрощаться персонально. Желает счастливого пути и уступает место Вере. "Зая", запинаясь и с трудом подбирая слова, тоже желает "легкой дороги".

"Надо с этим делать что-то кардинальное... В корне менять "модель поведения"...".

Наконец, проводница загоняет отъезжающих в вагон. Мы еще с минуту машем руками в окна и поезд плавно, без малейшего толчка, начинает "плыть" вдоль перрона...

...Одну ночь, приличий ради, я переночевал в больнице и уже утром мама забрала меня домой "под расписку". Больничный она брать не стала и Леша сначала отвез маму на работу, а потом мы поехали в гости к Клаймичу.