Расстояние

Так или иначе, каждый из присутствующих в клетке отбивался. Сперва это показалось нормальным, ну, парни, ну, отбивались от кучки уродов, кто бы ни стал? Отдаваться в лапы людям, наряженным в тяжелые костюмы, было верхом безумия, хотя я не видела, как начиналось само действо. Валентин, не опускаясь в шутки, подтвердил, неоднозначность зрелища. С одной стороны было страшно до потери пульса, с другой — ни черта не понятно.

— Были ещё три парня, — сказал.

— Парня? — усмехнулся в темноте Тимур. — Эти педики орали как конченные дуры.

— Ну, что ты...

— То есть здесь не все? — спросила.

— Девушек и педиков нет, а так да, вот они мы.

— А девушки отбивались?

— Не, их сразу засосало. Некоторых на мелководье словили, сразу с ног сшибли.

— Все так быстро происходило, — подтвердил Валентин. — Мы толком ничего не поняли.

С одной стороны, во всем была некая связь, с другой — полное её отсутствие. Какая разница, если речь идет об опытах, кто отбивался, а кто нет? Никто не причинил похитителям особого вреда, мой удар "в аквариум" повторил лишь Тимур, отбивающийся сразу от четырех. И хотя никто из нас не галлюцинировал в то время, мы сошлись в воспоминаниях о чем-то шершавом и сухом. Был ли это элемент обмундирования?

— Я не знаю, зачем на лице носить такую дрянь, — сказал. — Но это ладно, я не понял, как пробил ему шлем.

— Там ничего не было, — пожала плечами. — Мне показалось, что там какие-то отсвечивающие стекла, но потом... Там пусто было, вот и всё.

— Я видел их на пляже. Это были обычные шлемы скафандров. Думал, что останусь без кисти, когда бил.

— Это не имеет никакого логического объяснения.

— Я знаю, что видел.

— А те сферы?

— Они были под водой.

— Хочешь сказать, что мы сейчас под озером?

— Кто знает...

Да, в рукаве у нас томились лишь отдельные факты, сопоставить которые не представлялось возможным. К несчастью это был лишь вопрос времени, то есть ещё одна дыра где-то там внутри. Сговорившись с Валентином и Тимуром, мы уселись рядом и поворочавшись, заснули. Сложно сказать, что именно мне снилось. Ужастик в классическом стиле погони или кровавая расчлененка. Проснувшись, мы вновь пытались заснуть, лишь бы не чувствовать голод. Где-то я читала, что помимо силы воли, время возможного существования без еды и воды завесило от веса тела и состояния здоровья человека. Меня никогда не называли крепкой, из-за подработки и вытекающих энергетических напитков часто ныло сердце. "Бросай уже эту гадость", говорила мать, да кто бросит, когда без них я уже чувствовала себя вялой и ни на что не способной. Молодая, думала, ещё успею остановиться. Если не учитывать кардиологической стороны вопроса, то физически я была довольна выносливой, опять же, из-за работы. Обеды, завтраки и ужины часто задерживались, иногда я просто перекусывала по дороге или не ела вообще, это даже не казалось проблемой, когда не было денег. А не было их довольно часто. Учитывая это, я рассчитывала прожить суток пятнадцать, хотя не имела особых жировых отложений, в то время как белок в мышцах никто не отменял.

Свет включился и все вздохнули с облегчением. За ночь клетка не изменилось, но парни ощупали её по-новому. Когда "нлошник" дотронулся до лампы, полилась вода и какое-то время мы просто стояли на корточках, передвигаясь из стороны в сторону, чтобы дать прутьям обмыться. Попили. Вкус у воды не был обычным и хотя мы часто говорили про напитки "безвкусный", глотая я действительно ощущала лишь влагу и прохладу. Когда вода перестала течь, парни снова попробовали её включить, приложившись к лампе, но ничего не произошло. Переглянувшись, мы решительно развернулись к прутьям. Наша клетка, находящаяся на фантастической высоте, была одной из многих, висящих в ряд возле подсвечивающегося мостика. Помимо оранжевых лампочек, размером с человеческую голову, на нём виднелся узкий, но широкий прозрачный столб. Высотой в метра четыре, он полностью заслонял проход к мосту и был гладок как стекло.

— Смотри, Даш.

Сверху от нашей клетки находился ещё один "этаж" плантаций, расположенный в форме домино. Отрицать, что в каждой из клеток что-то росло не имело смысла. И если в прошлый раз в одной из соседних я разглядела лопух, то сверху явно прорисовывался пахучий укроп.

— Что за бред...

Временно отстранившийся от нас Тимур, указал пальцем на лампу:

— Нагревает кожу.

— Имитация солнечного излучения? — быстро сообразил Валентин.

— Учитывая всю ботанику вокруг...

До следующего выключения света, парни только и делали, что смаковали тему растений. Реплики "НЛОшника" порой вводили меня в отчаяние, он утверждал, что инопланетяне взяли нас с Земли вместе с образцами других жизненных форм. Это было бы забавно, но трындеть о марсианах несколько часов подряд, не успевая сглатывать слюну, было той гранью, за которую здоровый человек вряд ли бы ступал. Никто не подпитывал бредовый монолог.

На этот раз мне снилась мама, как всегда домашняя, в скомканном халате и с платком на голове (из-за плохой памяти часто не могла найти заколки), она орудовала на кухне, пока квартиру окутывал запах пельменей. Образ родительницы предстал во всей яви, её любимые заношенные до дыр оранжевые тапочки, бледные, болезненные ноги и сутулая спина. Покашливая в сторону, она мыла тарелки, пока кипела вода на плите. Поседевшие, волнистые волосы выбивались из платка.

— Даш, — позвала.

— Иду.

— Даш...

— Иду! — я устремилась на голос, по пути снимая наушники и запутываясь в кабелях. — Иду же!

— Даш!

— Сейчас!

— Дашка!

Интересно, я одна никогда не могла разобрать, что вещают громкоговорители на вокзалах? Эти громкие, призывные тексты, зачитанные со скоростью мысли, иногда сопровождались короткой мелодией или пронзительным "пи". Дёрнув дверь на кухню, я тут же упала на колени. Прибытие поезда зачитывали мне прямо в мозг, в голове всё вибрировало, переворачивалось. Закрыв уши, я впечаталась лицом в пол, пытаясь раствориться, но воздух сотрясали ужасные помехи.

— Дашка!

Из белого свет переключился на желтый. Разлепив глаза, я увидела склонившегося надо мной Валентина. Перепугавшись неизвестно чего, я тут же вскочила, забыв про "потолок" и больно ударилась головой. Один, двое, трое, шестеро... все парни были на месте.

— Что происходит? — попыталась перекричать нечто похожее на сошедшую с ума пожарную сирену.

Валентин что-то прокричал в ответ, но я не разобрала. В поле зрения попал мост, сменивший освещение. Некогда оранжевые лампочки, украшающие его края, теперь мигали красным. Но это не было самым страшным. В конце горящей гирлянды, за стеклянной стеной кто-то стоял. Стекло мерцало и переливалось полосами, выцветая до крупных идеограмм, похожих на поток символов в заставке "Матрицы". Нас тряхнуло. Клетка накренилась вбок, потеряв невидимую опору и поплыла в сторону мостика. Вой сирены перешёл все границы. Я попыталась понять, откуда идёт звук, но никак не могла сконцентрироваться, сердце бешено колотилось, стоило только взглянуть на темное пятно у стены.

Они приближались. Четверо. Один выше другого и снова в своих ужасных костюмах "аквалангистов". Ничего не изменилось с нашей последней встречи. Всё та же атмосфера растерянности и страха. Будь я свободной, обязательно бы убежала, подумала бы, что смогу, ведь скафандры смотрелись тяжелыми: каждый шаг этих людей буквально впечатывался в поверхность моста. Нас разделяло метров сорок, но они шли так медленно, что время растянулось в час мучений. Да, будь свободной, я бы обязательно что-нибудь придумала.

— Боже, спаси и сохрани... — расслышала шепот сзади, когда сирена резко оборвалась, опускаясь эхом вниз помещения.

— Не ссы.

— Отряд Гагарина, не меньше, — попытался подбодрить нас Тимур, частично заслонив меня плечом.

— Ага, — подхватил Валентин, — от Юдашкина.

— Они идут, бл*, они идут...

— Что делать, бл*?

— Мы все умрем.

— Еб*ть!

— Заткнитесь, а?

— Да, заткнулись все, неизвестно чего они хотят.

Когда клетка остановилась в сантиметрах от моста, мы все переместились в дальнюю часть. Я оказалась за спиной Тимура, "нлошник" спрятался за Валентином. Разглядеть что-либо кроме белых перчаток мешала лампа, но я лишь поблагодарила такое стечение обстоятельств. Тот, что стоял перед нами имел всего четыре пальца (не хватало мизинца). Это вполне могли быть роботы. "Рост" костюма легко корректировался в зависимости от внутренней конструкции, но длина рук и ладоней должна была соответствовать стандартам, в противном случае не было никакого смысла сажать внутрь человека.

— Бл*, — не сдержался парень по имени Павел, когда один из космонавтов нагнулся в три погибели, чтобы разглядеть наши лица через прутья. — Чо пялишься, скотина, я щас обосрусь...

Обладатель затемненного шлема шикнул (как шикает недоступный канал, когда ты нечаянно нажимаешь не ту кнопку на пульте), затем зацепил пальцами верхние прутья и заставил клетку проплыть несколько метров вглубь моста. Мы не успели даже расслабиться или испугаться. Один из четверки просто вытащил светящуюся дрель и ударил ей по решетке. Прутья сзади резко нагрелись и я была вынуждена толкнуть Тимура вперед, чтобы отодрать от них спину. Парни спереди закричали и сквозь их тела, я разглядела ещё два горящих жезла. "НЛОшник" рядом уже лил слёзы, пытаясь заставить лампу работать, но та продолжала гореть желтым. Сквозь шорты я ощущала, как нагревается кожа, на стопы смотреть вовсе не хотелось, один из парней придавил их так, что я не могла двигать ногами.

Стоящий сзади урод прошипел что-то в стиле барахлящего радиоприемника и другие подхватили это слово, повторяя каждый раз, когда касались палками клетки. На ум приходил только "Невервинтер"*, с которым мы все активно дружили во времена школьной скамьи. К сожалению, то, как роботы произносили название культовой игры жанра рпг и то, что именно они делали после, все меньше ассоциировалось у меня с личным опытом. Если это был какой-то иностранный язык, то я его не знала. Когда нижняя решетка раскалилась сильнее других, парни рядом вскочили на колени. К сожалению, тот, что сидел на моих ногах даже не думал двигаться. Потянувшись, я попыталась оттолкнуть его рукой в плечо, но была грубо отпихнута назад. Толчок был сильный, не удержавшись, я завалилась щекой на один из прутьев.

— Тинтра! — выкрикнул один из уродов почти отчетливо. — Онэннхэн!

— Гсуй! — рыкнул другой.

Краем глаза я заметила, как один из жезлов двигается в мою сторону. Быстро отлепив щеку, я оттолкнулась от решетки, подставляя вместо головы ладонь. Чтобы не заорать, как не успевший подвинуться парень, пришлось сильно сжать зубы. До сих пор я думала, что мужики визжат только в идиотских американских комедиях, на деле крик соседа даже рядом не стоял с теми воплями. Дёрнувшись в сторону, парень свалился плечом на решетку, продолжая дёргать ногами.

А я ведь не так много грешила в жизни. Портила матери здоровье в подростковом возрасте, как все. Шлялась по гаражам и курила на отжатые у малолеток деньги, как все. Училась без энтузиазма, ли ж бы на следующий год оставили. Злоупотребляла энергетиками, как, опять же, все. Что было не так? Я не успевала даже испугаться: силы и концентрация уходили на то, чтобы не дать опрокинуть себя на прутья. Парни буквально сошли с ума, когда находиться на одном месте стало невозможно. Сквозь их маты и грохот ударов я разбирала повторяющиеся звуки. Космонавтов заело на слове "Нартинтра" или "Наиртинтра". Учитывая, что просто "тинтру" мы уже слышали, это могли быть два отдельных слова, ничего мне не говорящих. Благодаря их стараниям прутья раскалились до такой степени, что запахло горелым мясом. Парень по имени Павел не выдержал первым и завалился на пол, давая мне и другим на себя сесть. На какой-то миг ситуация нормализовалась, но вскоре сдался "нлошник", которому не хватило места. Тимур подтянул его поближе и пересел, переманив к себе Валентина. Могу поклясться, что слышала, как шипит чужая кожа под нашими ногами и проваливаются тела. Что же такого я сделала, чтобы умереть поджаренной как блин на сковородке? В давние времена огней пытали, поджаривали пятки, опускали на решетки, под которыми разводили костер, одевали раскаленные маски на лицо, но чтобы в наши дни, кто-то посадил кучу людей в клетку и нагревал её светящимися палками — это просто не укладывалось в голове.

Жарко. Я едва держалась, когда родив очередной скрипучий звук, один из космонавтов толкнул клетку ногой за мост. Накреняясь и проваливаясь в воздухе, она вынудила ослабевших от боли и удушья биться о прутья. Мы вели себя как одичалые, когда темница остановилась — перемещались из угла в угол, издавая пронзительные, молящие звуки, завывали как звери, рыдали. Физические ощущения настолько покрыли эмоции и разум, что мы даже не поняли, когда прутья снова стали холодными, а лампа сверху — белой. Время будто остановилось.

Отодрав руку от прута, к которому прибилась, я поняла, что умру здесь. Зрелище не давало даже вздохнуть — верхний слой кожи так и остался на решетке, в то время как ладонь превратилась в оголенное мясо пронзительно розового цвета. Хотелось верить, что это всё не правда, а если да, то случилось не со мной, потому что все мои внутренности провалились куда-то, когда кусок оголенной плоти, раньше называемой кистью, начал дрожать сам по себе.

Умру — мягко сказано. До этого буду мучиться.

Через несколько минут моторное возбуждение, вызванное дикой болью спало. Притихшие парни постанывали, отдирая стопы от прутьев. Я уже выплакала все слёзы, поэтому лишь поперхнулась воздухом и завалилась на бок. Тимур сидел рядом с разодранными коленями и красным плечом. Наши ожоги были одинаковы, хотя некоторым сокамерникам повезло меньше — на груди и шее у них проявились пузыри. У меня не было сил открыть рот, даже когда один из парней с испуганным выражением лица проткнул один такой у себя на руке. Идиот...

— Ты в порядке? — голос Валентина доносился будто через стену.

Было так жарко! Ещё никогда я не ощущала себя такой высушенной. Кожа будто горела пламенем, её ссадило и жгло, пока мысли купались в бассейне из лавы. Валентин определенно сказал что-то ещё, но я совсем ничего не разобрала, а когда зажмурилась, поняла, что уже не могу разлепить глаза.

*Neverwinter Nights

Глава 3.

Помнишь, мам, я говорила тебе, что как-то ночью проснулась и не могла пошевелиться? Было душно. Я отчетливо видела низкую прикроватную тумбочку в слабом свете луны, электронные часы мигающие красным, ощущала мягкую подушку под головой и даже неровность старого матраца. Всё выглядело как настоящее, кроме ужасного, нереального гула, не свойственного даже самым шумным мусороуборочным машинам. Он пульсировал в голове трескучей мелодией, все громче и громче, утихая лишь когда я закрывала глаза и пыталась провалиться обратно в сон. Он пугал меня, а я едва могла двинуться: с тяжким трудом, заставила себя двинуть плечом влево, а потом повернуть головой, сантиметр за сантиметром, как какой-то заржавелый робот, в надежде оказаться на другом боку. Складывалось ощущение, что я — натянутая струна, которая может только порваться от внешнего давления. Дяде Володя, наверняка, посчитал бы сонный паралич встречей человека с неизвестным. Перед тем как проснуться я всегда испытывала сильное чувство тревоги, как бы зовущее нажать на кнопку будильника до того как он позвонит. Я открыла глаза и поняла, что не сплю. Лицо закрывала рука, но было темно и невозможно что-либо рассмотреть. Я попробовала согнуть ноги в коленях, чтобы встать, но поняла, что не могу двигаться. Шум в ушах напоминал высокочастотный свист, но их не закладывало, как бывало в метро: гул просто усиливался и понижался, когда я переставала обращать на него внимание. Захотелось заснуть. Вернуться обратно в сон или выйти в астрал, сделать хоть что-то, чтобы поскорее получить контроль. Сейчас было не то время и место, чтобы так лежать. На какой миг уши буквально оглушило тяжелое шипение, будто прямо над головой пульнули из огнетушителя. По ноге прошлось нечто мягкое, чья-то рука. Помнится, на ОБЖ нам рассказывали, что с ожоговыми пузырями следовало тут же ехать в больницу и ни в коем случае не прокалывать — они представляли огромную опасность, так как считались инфицированным изначально из-за обилия кожных микробов. Большинство из парней уже не были жильцами, учитывая наши условия содержания, и я все никак не могла понять своё отношение к этому факту. Так же я не была уверена, через сколько суток тело начинало наглядно разлагаться. Трупный смрад (сероводород вкупе с аммиаком) был токсичен и мог отравить нас без проблем. Когда у Валентина умер дед (они с бабкой неделю провели на даче, оставив его в квартире одного), мне довелось дохнуть трупных газов. Запах был отвратительным, но я не подавала вида, когда помогала другу проветривать комнаты и мыть полы. Буду лукавить, если скажу, что меня не пугали виды трупов на последних стадиях разложения. Рассматривая картинки в газетах и на сайтах, я всегда испытывала странный трепет. Это было страшно, жутко и мерзко, особенно фотографии жертв маньяков, найденные в кустах со срезанными половыми признаками, без глаз, носа и ушей. Вглядываясь в эти черные пятна, дыры и куски, я будто прикасалась к чему-то необъяснимому, чуждому природе и без лишних преувеличений, ощущала, как замирает сердце. Вопросы о жизни после смерти и прочей ереси меня никогда не волновали, но я не могла не задуматься, где же эти люди теперь и как они могли вынести весь этот ужас. Разве может быть так, чтобы какой-то человек пропал навсегда? Ушёл с концами, не попрощавшись, ничего толком не объяснив. Может он просто переставал двигаться и дышать? Был заперт там, внутри размолотого тела, которое собирали по кусочкам? А его ведь хоронили, скидывали в какой-то тесный гроб под землей, в километрах от дома...