Эрлик в тумане

— Какая-то опасность? — недоверчиво спросила Саар. Тома покачала головой:

— Не знаю. Не понимаю. У меня нет для этого слов.

Саар вернулась к близнецам. К тому времени братья уже занимались другими делами и только попросили ее помочь Томе быть готовой к возможным неприятным видениям.

Однако девушка так и не смогла ответить на вопросы близнецов. Ее словно замкнуло на одном-единственном эпизоде, поэтому сегодня братья не стали задавать ей вопросов — они просто оставили ее в зале и погрузились в работу, проверяя данные и общаясь с экипажем.

Саар вошла в самый разгар дискуссии. Сверр, отвечавший на корабле за магическую работу, возвышался посреди аппаратной, выглядя внушительно даже в простой серой водолазке и потертых джинсах. Его длинные волосы были убраны в хвост. Он стоял перед креслом братьев, глядя на них сверху вниз во всех смыслах и даже не пытаясь этого скрывать. Мика, сидевшая за компьютерами, встретилась взглядом с Саар и украдкой закатила глаза. Саар ухмыльнулась и села на ближайший стул.

— Вы нарветесь на неприятности, — обещал Сверр таким тоном, будто только того и ждал. — Люди должны знать, что они могут делать, а чего — нет.

— Здесь и так никто не колдует, — устало отвечал Франц. — Нет нужды.

— Сегодня нужды нет, а завтра она появится. Вы спросите — что тогда? Я вам скажу. Если кто-то решит сотворить воздушную петлю, она с большой вероятностью оторвет ему руки, потому что сила здесь распределяется иначе: здесь нет постоянных течений, как на Земле. Она движется неравномерно, в ней случаются провалы и пики, и вы никогда не сможете предугадать их появление.

— По-моему, вы излишне драматизируете, — сказал Джулиус, чем вывел хладнокровного Сверра из равновесия. Это выразилось в том, что колдун высоко поднял густые брови и сложил руки на груди.

— Драматизирую? — угрожающим тоном переспросил он. — Я никогда не драматизирую. Я опираюсь на факты, полученные экспериментальным путем. А факты таковы, что из-за метрики пространства-времени сила здесь распределяется по другим законам, и если мы не хотим неосторожным заклинанием разнести пол-корабля, необходимо объяснить, как с ней работать.

— Кстати, а зачем кому-то использовать воздушную петлю? — вдруг спросил Джулиус. — Вроде на нас никто не нападает.

Сверр помрачнел и опустил руки.

— Вы понимаете, что я хочу сказать, — многозначительно ответил он. Саар с интересом ожидала объяснений, однако колдун не стал вдаваться в подробности. — Прошу обдумать мои слова. Если вы хотите знать мнение капитана Ормонда, он меня поддерживает.

— То есть команда будет посещать ваши тренировки? — спросил Франц.

— Да.

— А давайте спросим... вот например у госпожи Саар, — весело предложил Джулиус. — Станет она изучать магию заново?

— Не заново... — начал Сверр, оборачиваясь к колдунье, однако той не требовалось разжевывать предмет спора.

— Стану, — ответила она, удивив обоих близнецов. — Не то чтобы я круглые сутки работаю, рискуя разнести пол-корабля, но сила здесь действительно непривычная, а у меня нет времени разбираться в этом самостоятельно. Я не против узнать, как тут все устроено. Тома будет ходить со мной, — она посмотрела на сидевшую поодаль девушку. — Что касается мужчин, спрашивайте у них сами.

Сверр победно посмотрел на братьев. Те переглянулись. Выглядело это почти комично.

— Воля ваша, — сказал Франц. — Но заставлять мы никого не будем.

Внутреннее время корабля текло своим чередом. Вальтер чувствовал себя не у дел. Он не ожидал, что ему найдется занятие в первый же день, но надеялся, что о нем не забудут. О нем забыли. По утрам он сидел в аппаратной, глядя на то, как братья пытаются добыть у Томы информацию, терпеливые и снисходительные к страхам девушки, а днем слонялся по кораблю, стесняясь заглядывать в отсеки с табличками "Лаборатория 1", "Лаборатория 2" и "Х. Сверр", сам себе лаборатория. Пару раз он выходил на палубу, но быстро возвращался — туман слишком напоминал песчаную бурю. А пока он ждал своего часа, у него было время следить за Томой.

Они встречались в кают-компании, из-за нехватки места и малого числа команды общей для офицеров, рядовых и гражданских. Вальтер поджидал ее в столовой, глядя на то, как она берет поднос, куда кок ставил тарелки и чашки, и уверенно идет за стол — тот самый, где сидел он. Теперь, когда у него были все возможности применить свой дар, он использовал его для налаживания отношений. Были темы, которые Тома не хотела обсуждать — например, свои видения. Но она с удовольствием слушала рассказы Вальтера о его собственной жизни и не возражала поболтать о том, что происходило на корабле.

— Как ты думаешь, — однажды задал Вальтер свой любимый вопрос, — пришельцы существуют? Помнишь лекции, которые нам читал старик?

— Старик? — Тому явно покоробило, как Вальтер назвал Ганзорига.

— Он старый, Тома, ему лет семьдесят, не меньше.

Она вдруг усмехнулась так, что у Вальтера мороз прошел по коже. Словно на секунду его робкая подруга исчезла, и кто-то другой занял ее место, но кто — он не успел разглядеть. Секунда прошла, вернулась прежняя Тома.

— Что? — настороженно спросил Вальтер.

— Я думаю, — сказала Тома, отвечая на его первый вопрос, — что где-то далеко они, конечно, есть. Во вселенной миллионы звезд и галактик. Но то, что Соседи — пришельцы... нет, в это я не верю. Тем более адмирал никогда такого не говорил.

— А если он не имеет права об этом рассказывать? Если это тайна?

— Зря ты все усложняешь, — сказала Тома. — Мы можем погибнуть. Зачем ему от нас что-то скрывать?

По большому счету Вальтеру было все равно. Он лишь хотел поддерживать разговоры на темы, на которые девушка не отказывалась говорить. Но что делать дальше, он не знал. Он никогда ни за кем не ухаживал. Ему некуда было ее пригласить, разве что на палубу, в респираторе и очках, смотреть на клубы тумана, чтобы потом очищаться от вездесущих частиц. Угостить ее тоже нечем — на корабле кормили овощами, соей и пресной синтетикой. Не зная, как быть, после ночи размышлений он решил посоветоваться с человеком, которого знал чуть лучше, чем остальной экипаж "Грифона".

Найти Кана было несложно. Он сидел в аппаратной, наблюдая за близнецами, иногда в каюте, но чаще всего поднимался на палубу в облике гепарда. Вальтер с изумлением наблюдал в языке его тела растущий интерес к старой колдунье, наставнице Томы, и явный интерес к нему самой Саар. Это не укладывалось в его голове. Кану было не больше тридцати. Саар — не меньше ста. Как мужчина мог испытывать к ней хоть какие-то чувства? Но Вальтер видел эти чувства собственными глазами в движениях, взглядах и жестах пары. Эти двое общались только тогда, когда Саар поднималась на палубу, но с каждым днем казались все ближе друг к другу.

Однажды он поднялся на палубу, дождавшись, пока гепард удалится туда после обеда.

Оборотень лежал на краю крышки контейнера, почти невидимый в вечной туманной ночи аномалии. Прожекторы бросали на него тусклый свет, рассеянный густыми скоплениями частиц. Вальтер остановился рядом, натянув на голову капюшон куртки и сунув руки в карманы.

— Можно с тобой поговорить? — глухо спросил он сквозь респиратор. Гепард повернул голову и дернул кончиком хвоста. Вальтер видел, что в этом облике Кан почти забывает свою человеческую сущность, и чувствовал себя довольно глупо, разговаривая с животным. Он понимал гепарда лучше, чем тот — его.

— Нет, не здесь. Здесь я не могу. Туман и прочее...

Гепард смотрел на него несколько секунд, затем обернулся человеком. Вальтер испытал невольную зависть. Снаружи температура приближалась к минус пятнадцати, а Кан выглядел так, будто ему все время было жарко.

— Поговорить о чем? — спросил он.

— Не здесь, — повторил Вальтер. — Как ты можешь тут находиться, в этой пыли и темноте?

— Здесь никого не бывает. А туман я отгоняю, это несложно.

— Чтобы постоянно поддерживать заклинание, нужно много усилий, — заметил Вальтер.

— Не постоянно. Только когда я здесь. И оно не требует особых сил. Так о чем?

— Это личный разговор.

Кан смотрел на него выжидательно. Его длинные черные волосы слегка развевались, но на туман ход корабля никак не влиял. Впервые Вальтер обратил внимание, что туман движется по собственным законам: его завихрения, попадавшие в прицел прожекторов, оставались рядом с кораблем, не уносясь прочь, наполняя захваченное светом пространство бесформенными клочками, спиралями и щупальцами.

Вальтер вздохнул и присел на холодную крышку. Как бы он ни готовился к этому разговору, ему было неловко признаваться в собственной неопытности.

Захваченный притяжением корабля, перед ним завивался клочок тумана. Вальтер повернул к Кану лицо, скрытое за респиратором и очками.

— У тебя когда-нибудь была девушка?

Ему все же удалось удивить оборотня.

— Девушка? — переспросил Кан со смешком. — Ты об этом хотел поговорить?

— Об этом.

Даже не глядя на него, Вальтер мог бы догадаться, о чем он думает. Что это неуместно, что это глупости. Но у Кана была схожая ситуация, и пока что Вальтер вежливо об этом молчал.

— Была. Были, — поправился он.

— Как ты за ней ухаживал?

— Я не ухаживал, — сказал Кан. В его голосе Вальтер не уловил ни тени насмешки и с облегчением выдохнул. — У нас были не те отношения, где нужны ухаживания. — И добавил:

— Это ведь не праздный вопрос? Ты о Томе говоришь?

— Да, о ней, — признался Вальтер. — Ну болтаем мы в столовой, и что дальше? Здесь ведь ничего нет, ни кафе, ни кино...

— Есть внутренняя сеть. Возможно, там что-нибудь завалялось.

— Я туда даже не заходил, — проговорил Вальтер, смущенный собственной недогадливостью.

— Тома не для тебя, — вдруг сказал Кан.

— То есть как не для меня? — Вальтер оторопел. — А для кого же?

Кан пожал плечами.

— Ну извини. Вы друг другу не подходите.

— Это я сам решу, — обиделся Вальтер, но не мог не спросить:

— Почему ты так считаешь? Ей ведь обязательно кто-то нужен, она не справится одна. Ты же видел, какая она беззащитная. Эти двое каждое утро пытают ее дурацкими вопросами, Саар без конца ругает, а больше с ней никто не общается.

— Она не беззащитная. Просто ей так выгодно. Это выученная беспомощность. Тома ее даже не осознаёт. Как и ты, думает, что она такая и есть.

— Она действительно такая, — кивнул Вальтер. — Я это вижу. Она не играет роль. Она ведет себя искренне.

Какое-то время Кан смотрел на него безо всякого выражения, а потом сказал:

— Зачем тебе мой совет, если ты читаешь язык тела и можешь сам увидеть, нравишься ты ей или нет? Просто проверь все варианты — их не так уж много, какой-то подойдет.

— Я ей нравлюсь, — убежденно сказал Вальтер. — Ведь раньше на нее никто не обращал внимания. Она слепая, забитая, и старуха эта еще... — Он прикусил язык, но Кан не отреагировал на его слова. Вальтер помолчал, однако ответа не дождался.

— Проклятые вспышки, — буркнул он, прикрывая глаза. — Как братьям удалось так быстро их блокировать? Как они разобрались, что это такое?

— Ага! — Кан слегка оживился. — Я тоже сначала не понял.

— Я и сейчас не понимаю.

— Ты вообще не пользовался сетью? Туда с первого дня выкладывают все новые данные. И в лаборатории не заходил? — Он не стал дожидаться очевидного ответа и продолжил:

— Это место каким-то образом отключило у нас в мозгу программу-дискриминатор. Наш мозг умеет регистрировать фотоны только после того, как на сетчатку их упадет определенное количество. Здесь этот механизм отказал. Вспышки, которые мы видим — самопроизвольное срабатывание; такое бывает со старыми однофотонными детекторами. Ну а заодно и с нашим мозгом. Братья просто вернули все на свои места.

— И что, они до сих пор держат это заклинание? — удивился Вальтер.

— Если тебя интересуют технические детали, сходи к Сверру. Он здесь главный колдун.

— И все же, — вернулся Вальтер к тревожившей его проблеме. — Если бы ты захотел ухаживать за женщиной, как бы ты поступил?

— Я бы разобрался, что ей нравится, и делал бы это вместе с ней, — сказал Кан. — Но сомневаюсь, что у Томы есть правильный ответ на этот вопрос.

— На какой?

— Она не знает, что ей нравится, — ответил Кан и обернулся гепардом.

— Я закончила суточное картирование, — сказала Ева Селим. За ее спиной ярко белела стена медотсека. — Получите результаты. Сначала лондонские снимки, для сравнения. — Она исчезла с экрана монитора, и перед братьями высыпало два десятка изображений мозга. Разноцветные пятна и полосы на черном фоне говорили об активности проводящих путей и зон. — Каждый снимок — активность за час. Кликните на любом и получите динамику. Это мой обычный рабочий день.

Братья смотрели на изображения не дольше десяти секунд, потом Франц сказал:

— Давай сегодняшние.

Секунду экран оставался черным, а потом вспыхнул всеми цветами радуги.

На картах мозга Евы, сделанных в последние сутки, заполненные цветом пространства пылали в разы ярче, чем на снимках первой серии. Магистрали, подсвеченные оттенками синего и голубого, тянулись в глубине структуры, пучками и нитями расходясь к коре. Ярче всего светил затылок, зрительная зона коры и ведущие к ней пути. Братья ошеломленно рассматривали изображения; Франц — недоверчиво, Джулиус — с восторгом.

— Ева! Ева! — наконец, позвал он.

— М-м?

— Черт, что творится у тебя в голове?

— Не имею представления. И думаю, это творится не только у меня, — она помолчала. — Завтра картирую Вайдица.

— Слушай, твоя зрительная зона просто с ума сходит с четырех до пяти. Что ты в это время делала?

— Поднималась на палубу. Моторные области не затронуты, это и понятно. Слуховые более-менее. Вот зрительные — да. Вход увеличился в разы.

— Мы получаем столько информации, что нас должно постоянно глючить...

— Такая сенсорная перегрузка отключила бы тебя в два счета, — согласилась Ева. — Процессор должен был давно перегреться и зависнуть, но этого не происходит. Если бы не снимки, мы бы ничего не узнали. Мы что-то видим, но сознание эту информацию не получает.

— Туземцы не видели больших кораблей. Наш мозг воспринимает только то, что ему знакомо, что он может различить. И много фильтрует даже там, дома. Он умнее нас, нет? Или коварный лжец?

— Умнее, — повторила Ева. — Кликните на любой, посмотрите динамику.

Франц выбрал самый яркий снимок, и перед братьями появилось динамическое изображение, словно выпрыгнув с плоского экрана. Трехмерная иллюстрация неторопливо вращалась над раскрытой на столе светящейся клавиатурой. Затылок полыхал зловеще алым. Зрительные пути сияли светло-голубым. Все структуры, отвечающие за визуальное восприятие, были активны, словно Ева наблюдала тысячи калейдоскопических галлюцинаций, изо всех сил стремившихся, чтобы она их осознала.

— Как это получилось? — спросил Джулиус, протягивая руку и касаясь проекции. — У нас ведь нет 3D-преобразователя. Или есть?

— Нет, — ответила Ева. — У нас его нет. Разве ты видишь где-нибудь линзу?