Переселенка (Вселенка-2)

*(прощайте, друзья! — исп.)

Нет, что ни говори, а Шаррей — большая лапушка. Он только что подарил мне надежду.

Глава 16

Так и хочется сказать — 'потянулись тяжелые будни, занятые бесконечной учебой, приправленной палкой в тяжелой руке педагогов'. Но если говорить честно, то мне безумно нравилось учиться. Если не помнить, для чего со мной занимаются, то становилось вообще замечательно. Преподаватели высочайшей квалификации, всё внимание — мне и только мне; все, что непонятно — объяснялось так, чтобы не оставалось ни тени сомнения, что достигнут уровень кристально чистого уразумения. Стыдно говорить — типа, в тылу врага и все такое, но я получала истинное наслаждение от пребывания в Обители. Единственный отрицательный момент — я не могла практиковать трансформацию. Но задерживаться в гостях у Разящих я тоже не планировала, поэтому особой проблемой это не являлось.

Единственными неприятными эпизодами были собеседования — кто мои родители, где жила, чем болела в детстве. Ничего придумывать я не стала. Напротив, заявила, что им надо, они пусть и собирают информацию, а я никого из родных и близких вовлекать в эти игры не буду. И подозрительно щурила глаза — всем своим видом давая понять — дескать, понятно, что хотите моих родственников проверить на тот же дар, а вот не выйдет. Пытать и бить меня не стали, но допросы с явным ментальным воздействием не прекратились. Однако, ничего у них не вышло — мой ментальный щит теперь держала обескураженная нововведениями своих деток Арвея.

Его Высочество, вар Амирис Кордел Тендраг, навещал меня чуть ли ни ежедневно и держался весьма приветливо. Не будь той встречи в библиотеке дома Арвей, я бы даже поверила в полную искренность его доброго ко мне расположения. Но я могла сравнивать, и Кори тогда по сравнению с Корделом сейчас — это, как сравнивать вкус лесной земляники с магазинной клубникой трёхдневной свежести. Вроде бы и выглядит еще нормально, а гнильца кое-где чувствуется.

Шаррея, похоже, приставили ко мне куратором, потому что я видела его тоже почти каждый день. Чертан старался изо всех сил — даже цветы иногда приносил. И я почему-то не сомневалась — делал он это от чистого сердца, а не потому что пытался заручится моей дружбой. Теперь мне казалось, что симпатяга Шаррей происходит не из простой семьи, ибо его отношения с начальством представляли собой нереально идеалистическую картину — Кордел ни разу даже голоса на него не повысил, хотя изредка рявкал на других подчиненных. Иногда взгляд карих глаз Шаррея задумчиво задерживался на мне и неожиданно теплел, меняя цвет его радужки на лакомый оттенок молочного шоколада. Иногда наши руки случайно соприкасались, заставляя мой пульс самую чуточку ускоряться, а дыхание становилось слегка прерывистым. Несколько раз хотелось прильнуть к широкой и, вроде бы, надежной груди чертана и вдохнуть поглубже его парфюм — запах свежего бриза и бегущей волны с летящими во все стороны брызгами.

Но каждый раз я строго и резко себя одергивала — в конце концов, может, перед Шарреем просто поставили такую задачу — увлечь, задурить голову и влюбить в себя подопечного мага жизни. Кто их, этих чертанов из имперской разведки, знает.

Пошел третий месяц моего пребывания в Обители, и я стала замечать некоторые изменения в отношении ко мне. Мое неподдельное желание учиться и ровное отношение ко всему происходящему явно успокоило преподавателей, кураторов и других наблюдающих и контролирующих. Атмосфера напряженности уменьшилась, наблюдать за мной не перестали, но настороженность исчезла даже у принца, а когда я встречалась с Шарреем, то становилось вообще замечательно — мы шутили, сражались в арво — трехмерную логическую игру, и даже устраивали небольшие соревнования в применении магии, чтобы помочь мне с овладением даром. Моей любимой забавой стали прятки — один из нас пробивал точечные порталы на территории парка в Обители, а второй, преследующий, отслеживал перемещения и должен был настигнуть прячущегося. Подоплека, конечно, простая — меня дрессировали на случай, если похитят будущую жену кронпринца. Чтобы я тотчас же ринулась в погоню — связанные лучше всего определяли местонахождение своих хозяев. Но об этом я старалась не думать, иначе в душе поднималось сидевшее в глубине негодование. А я не хотела портить отношения с единственным во всей Обители небезразличным мне чертаном.

В этот раз пряталась я — ловко перемещаясь на короткие расстояния и меняя векторы направления, устраивая петли и изредка даже забираясь на деревья в парке — чтобы Шаррею жизнь медом не казалась. А потом он меня подловил — сумел угадать мой следующий бросок и, когда я переместилась, то уткнулась носом прямо в широкую грудь товарища по играм. Он придержал меня за плечи, я подняла голову, он слегка наклонился, вглядываясь мне в лицо и...

Наш поцелуй ошеломил меня своей нежностью — ничем незамутнённым ощущением счастья, теплой ласки и чётко ощущаемой правильностью происходящего. Наш поцелуй оказался приправлен горечью — ведь любые отношения с этим чертаном были заранее обречены. Я потерялась в этом поцелуе, укачиваемая мягкими волнами зарождающегося чувства. И я же первая разорвала этот поцелуй, требовательно заглядывая в затуманенные бархатно-шоколадные глаза Шаррея.

Мы замерли, и все вокруг нас застыло на мгновение. Удар сердца. Еще удар. Взгляд Шаррея сфокусировался, из него ушла теплота, сменившись дымкой сожаления.

— Извини, Тина, — хрипло произнес чертан, — мне не следовало...

И в этот миг я отчетливо осознала, насколько мне нравится этот мужчина. Я понимала, что психологические игры никто не отменял, а верить в безумную влюбленность чертана — бессмысленно, но мне так хотелось окунуться в манящий омут рождающегося между нами влечения, в водоворот чувств, обещавший забвение всех тревог. И горячий ветер страсти, поднимавшийся в груди, смел занудный голос разума, настойчиво зудевшего о совершаемой ошибке.

Обхватив обеими ладонями лицо мужчины, я потянулась к его губам. Он колебался лишь неуловимый миг, а затем вновь склонился надо мной — и облака затанцевали над нами, а ветер зашелестел листьями, играя неведомые мелодии. Прокол пространства — и мы в незнакомой мне комнате. Приглушенные кремовые тона, просторное ложе. Прохлада шелковистых простыней. Я потеряла счет времени, утонула в сильных руках Шаррея, и оглохла для всего, кроме редкого хриплого шёпота любившего меня в тот миг мужчины.

* * *

Утром я проспала начало занятий, а Шаррей, кажется, опоздал на службу. Путаясь в одежде и весело ругаясь, мы оба торопливо собирались, что не помешало чертану сорвать пару поцелуев. Ловко избежав прощальных объятий, на которые нацелился арвеец, я нырнула в портал, выстроенный к месту проведения утренних занятий по лечебной практике. На душе было радостно и светло, там распускался яблоневый первоцвет, окутывая меня нежным ароматом весны и счастья. Будущее оставалось туманным и мало прогнозируемым, но в настоящем светило солнце неожиданной влюбленности, окрашивающей все вокруг в радужные цвета. Я жила мгновением, в котором распускался робкие бутоны нежданных чувств, нежным прикосновением мужских губ, обещавшим перерасти в ночную страсть, и воспоминанием о жарких объятиях, заставлявших забыть обо всем.

Страсть подхватила нас, как девятый вал — серфингистов. Мы неумолимо неслись вперед по океану чувств и эмоций, твердо стоя на самом гребне волны и с бесшабашностью влюбленности не замечали затаившихся впереди береговых рифов.

Я не сомневалась — Шаррей действительно серьезно увлечен мною. Я знала, что и сама все больше и больше влюблялась в шоколодноглазого чертана. Но через пару недель нашего шального сумасшествия Шаррею пришлось уехать на несколько дней, а меня вызвал принц и приказал подготовится к знакомству с моей будущей хозяйкой. И грубая реальность выдернула меня из затуманившей рассудок сказки.

Встречаться с арессой Литтой Дарьян не хотелось. Но она, как злая фея Карабос, явилась без приглашения на мой праздник и одним взмахом позолоченных рожков заколдовала мое безоблачное счастье в печаль осознания — мое время тут на исходе.

Я помнила Литту как веселую порхающую папину дочку, не обращавшую внимание на человечку, сидевшую в кабинете ее отца. Литта, прибывшая в Обитель, обратила очень пристальное внимание на обещанного ей мага жизни.

Я занималась построениями охранных щитов, когда Кордел прервал наше занятие, открыв дверь перед величественно ступившей в классную комнату Литтой Дарьян.

Чертанка мило улыбнулась будущему деверю и обратила изучающий взгляд на меня.

— Тина? — спросила она, внимательно разглядывая меня с носа до пяток.

Я кивнула, вопросительно взглянув на Кордела.

— Тина, через два года эта аресса станет той, с кем ты свяжешь свою жизнь. Прошу любить и жаловать — аресса Литта Дарьян из Дома Арвей, невеста кронпринца ваара Ардагора Тендрага.

Я приветственно кивнула, мысленно заскрежетав зубами.

— Поклонись, деревенщина, — высокомерный голос Литты заставил меня удивленно вздернуть брови.

Литта рассерженно повернулась к Корделу:

— Вар, прикажи обучить ее этикету, — потребовала она, — я не потерплю панибратства от связанной тени. Она должна знать свое место с самого начала.

— И что же это за место, аресса? — не сдержалась я, но Кордел дипломатично перевел разговор.

— Аресса Литта, нас ждет секретарь Его Императорского Величества — надо утвердить протокол подписания соглашения о помолвке на Зимнепразднике. Прошу!

Кордел дал отмашку моему преподавателю продолжать занятие, а сам подхватил Литту под локоток и вывел бесовку из класса.

Я проводила взглядом удалившуюся парочку и задумчиво посмотрела на своего учителя.

— После того как нас свяжут, я буду иметь хоть какое-нибудь право на личную жизнь? Семью, детей?

Пожилой чертан прочистил горло и, избегая смотреть мне в глаза, ответил:

— Семью — нет, связанные не имеют права на семью, это слишком отвлекает. А дети возможны только до ритуала, после него твоя жизнь принадлежит только арессе Литте, если именно она станет женой кронпринца. И родившихся у тебя детей ты отдашь на воспитание своим партнерам.

— Удивительно, что я не вижу очереди из магов жизни, мечтающих записаться в сохраняющие — дабы оберегать здоровье императорской семьи. Ведь такие великолепные условия еще поискать надо! — разозлилась я, но чертан только опустил глаза и, никак не реагируя на мой сарказм, приказал:

— А теперь попробуй построить круговой щит.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, кивнула и сосредоточилась.

Шаррей не Шаррей, но моё время пришло. Осталось узнать координаты Таира или Земли. Их знает ар Лиан, Дари и Ярто, а еще — Кордел. Вопрос на миллион долларов — как вызнать у них нужную мне информацию?

Той же ночью, во сне, в любимом облике крылатой валькирии, я вознеслась высоко в небо и окинула взглядом планету, которая, — во сне я понимала это с кристальной ясностью, неразделимо связанна со своей веей. Со мной. Перед моим взором сочная зелень лесов перемежалась золотом полей с колосившимися злаками, аквамарин озер и рек сменяла бирюза морей, охватывающих континенты. Планета радостно улыбалась мне мерцающей над горизонтом радугой и кокетливо подмигивала блеском заснеженных вершин, искрящихся на свету. 'Смотри — я прекрасна!' — пела Арвея птичьим многоголосием. 'Пойми: я — это ты!' — шептала она мне на ухо нежным бризом восточного ветра. 'Вглядись: ты — суть моей души!' — заглядывала она мне в глаза отраженным в лесном озере моим ликом. Во сне, я знала, что для меня, веи Арвеи, нет ничего невозможного в этом прекрасном мире, нет ничего неосуществимого для вернувшейся души мира. За исключением одного — сами дети Арвеи более не слышали голос своего мира, как не чувствовали они и связи с человеческим воплощением частички души своего мира. Некогда утратив последнюю вею, а с нею — и возможность общения со своими отдалившимися от природы детьми, Арвея могла теперь влиять на чертанов только опосредованно. Современные арвейцы верили, что выросли из дремучих заблуждений, в которых пребывали их далекие предки, забыли, что некогда все было иначе, не помнили, что некогда пытались вернуть свою ушедшую вею не потому, что считали это оскорблением своему роду, но потому что знали — без веи их раса утратит единство с миром, отдалится от того, что вело их веками вперед, лишится связующей нити с праматерью расы.

Слезы сострадания наполнили мои глаза и закапали с высоты на землю, разбиваясь на маленькие, наполненный радужным светом камушки. Сердце моё наводнила светлая грусть, ибо, в тот миг во сне, я беззаветно любила Арвею и сокрушалась о случившемся с ней. И душа моя наполнилась печалью, ибо именно моя пра-пра-пра некогда нарушила гармонию, царившую в этом мире.

Утром, завтракая в неожиданном одиночестве в небольшом зале, прилегавшем к кухне Обители, я пыталась проанализировать свое сновидение. Половина эмоций была столь странной, что я заподозрила Арвею в тонком манипулировании моим сознанием. А, может, она просто так общалась со мной, и я элементарно поддалась на все эти сопереживания. Ведь, действительно, — печальная же история.

— Пойми, — тихонько говорила я ей, ловко натыкая на трехзубую вилку кусочек белого мяса и макая его в пряную подливку, — я бы с удовольствием осталась, мне тут интересно, я хотела бы попутешествовать, поучиться магии, узнать людей, то есть аврейцев, получше. Но ты же знаешь, в каких рабских условиях они собираются меня держать!

Арвея не отзывалась, но — уверена! — она меня прекрасно слышала и ощущала мои эмоции.

— Даже если все узнают, что я — вея... Вон вар Ториус Дарьян решил просто посадить меня на короткий поводок. А его брат, который до этого чуть меня ни на руках носил, — вея то, вея сё, — не сказал ни слова! Ведь главное — что? Слава своего Дома. Политика. А вея — это как легенда из далекого прошлого — вроде и круто, но все прекрасно без нее жили и дальше проживут.

Я прислушалась, ожидая хоть какого отклика, но Арвея упорно молчала. Ну, а что, собственно, она могла возразить?

— А эта Литта? — перешла я к своей последней обиде. — Как тебе понравится, если твою вею станут использовать как батарейку? Посадят на рабский поводок. Ведь жизнь будущей императрицы куда важнее, чем какой-то почти вымершей 'души мира'.

Арвея безмолвствовала, видимо давая мне спустить пар.

— И вообще, я скучаю по сестре, а она, наверняка, уже сошла с ума от беспокойства! — повысила я голос, рассердившись на упорное нежелание Арвеи общаться со мной.

Протянула руку к пиале с темно-зелёным травяным взваром, собираясь запить завтрак, но не успела поднять её, как на поверхности неожиданно проявилась объемная картинка, ловко упрятанная от чужого взора за высоким ободом чаши.

Рассерженное лицо сестренки заполнило всю поверхность напитка, а потом изображение уменьшилось, показав виноватую физиономию ее мужа и Норвея, с успокаивающе поднятыми руками. Что-бы там дракон ни говорил, Нике это явно не понравилось, ибо она яростно засверкала глазищами и разъяренно потрясла крепко сжатым кулачком перед самым носом принца.