Анохен (цикл "Огонь и Лед") - в продолжение5

— Малыш, ничего не бойся... — тишайший из шепотов. Он уже притянул застывшую в самом сердце пробуждающейся мощи дуреху к себе, прижал, столь крепко, что даже дышать оказалось трудно. Жар и холод. Вместе. Одинаковые в своей непохожести, удивительные, невероятные существа. Две противоположности, шутки ради сплетенные судьбой в одно целое. Стоит ли столь упрямо бороться с её волей?

Стоит. Хотя бы для того, что бы она осталась жива. Значение имеет лишь одна жизнь — эта. Властным тычком по затылку он заставил девушку уткнуться лицом в его плечо, сберегая чувствительные после блуждания в темноте глаза от всё нарастающего и нарастающего (куда уж больше?!) сияния. Даже сквозь закрытые веки пробивались обживающие лучи. Человеческие глаза бы ослепли.

Глаза дракона — изумрудная зелень, наполненная огненными отблесками — смотрели на вакханалию не мигая.

...А ответный удар контура был страшен...

...Представляй Змей хоть отдаленно последствия собственного выбора, гхыр бы на него решился...

Полупрозрачная, точно водяной пузырь, пленка защитных чар взорвалась ослепительно белым светом и сгустком физически и психически ощутимой силы. Что там творилась за границей, было даже представить страшно. Но двум сжавшимся в общий клубок и не смеющим вздохнуть существам впечатлений и так хватило на всю оставшуюся жизнь. Или жизни.

Фантасмагория света и цвета, беспорядочный всплеск энергии столь сильный, что сам собой складывался в какие-то кружева заклинаний. А спустя мгновения они вновь распускались, что бы соткаться во что-то новое и еще более жуткое.

На какое-то время (Мгновение? Вечность?) волна хаоса захлестнула весь туннель, а потом схлынула, оставив после себя опаленные стены, несколько бесформенных лужиц воды в выбоинах на полу и две скрючившиеся фигуры в коряво очерченном круге. Прямо на изумрудных глазах одной из них, ближайших водный сгусток, вопреки законам физики, переполз по камням и канул в недрах самой глубокой лужи. Змей нервно хихикнул и только теперь почувствовал как уходит сковавшее все тело напряжение и беспокойство. В таком-то обществе оба этих чувства быстро станут привычными.

— Все. Уже все, малыш, — мышцы под золотистой кожей чуть шевельнулись, расслабляясь. Драконья лапа осторожно коснулась подбородка девушки, заставив её поднять голову, — Посмотри на меня. Вот умница. Хорошая девочка. Ты цела?

Из защищающих объятья превратились в успокаивающие, обнадеживающие. А еще спустя мгновение даро и вовсе с брезгливой гримасой одернул руки-лапы. Перемазанную кровью левую неловко подтянул к груди, поленившись даже осматривать. Какая разница? Через какое-то время заживет сама. Вторую конечность, раздражающую не чуть не меньше, некромант упер в пол. Так, что бы эта гадость не попадалась на глаза. Но ничего поделать с чешуей на шее (которая, к пущей радости, зверски чесалась с непривычки) он все равно не мог.

Гадство! Грубовато спихнув с колен пригревшуюся там Летунью (не то, что бы место позволяло особо расшвыриваться всякими там девицами, но демонстративно шепнуть рядом все-таки можно) и нахохлился, окончательно утратив всякое сходство с человеком. Взъерошенный полудикий зверек с восхитительно-золотистой кожей хмуро пялился в пространство. На спине, чуть пониже левой лопатки, упрямо выглядывал из-под огненной гривы насмешливый глаз распластавшегося там дракона.

Говоря по правде, Змей и сам понимал, что не справедлив к девушке. Она вовсе не виновата, что любое изменение в собственном теле вызывает в нем острую смесь брезгливости пополам с раздражением. Но... Что поделаешь: никто и никогда не обвинял его в постоянстве.

— Все, — хмуро повторил некромант в пространство перед собой, наблюдая как еще две лужицы сливаются в страстных объятьях. Сидеть им тут теперь, пока элементаль либо не уберется по доброй воли, либо в голову не придет чего-нибудь более действенного. Можно, конечно, рискнуть и дать деру... только в таком состоянии не больно-то побегаешь, — Спи. Нам тут еще долго куковать.

Как он не старался, а раздосадованного вздоха сдержать не смог. Как и беглого взгляда на приткнувшуюся радом девушку.

Летунья.

На`аша вяло наблюдала за происходящим с какой-то обреченной отстраненностью.

Теоретически и внешне.

Практически же ей хотелось тоненько взвыть и, наплевав на все возможные последствия такого поступка, дать деру в сторону.. да хоть какую сторону, желательно подальше от сей многообликовой твари, с явной издевкой медленно приближающейся к парочке...

..Почему он медлит?!..

Виски неприятно покалывало — от ощущения творящейся вокруг магии внутри буквально все переворачивалось, забывая после своё верное место; грозили встать оригинальным дыбом беловато-синие влажные волосы. Разум, не совсем еще (точнее, совсем не) восстановивший хоть какие блоки после давешней атаки, мрачно грозил отключиться вовсе, меланхолично наплевав на все остальное и предпочитая блаженную темноту творящемуся безумию.

Когда тело Стража внезапно всколыхнулось — для атаки, мощной многорукой атаки, от которой уже вряд ли получится уклониться — девушка непроизвольно зажмурилась. А когда, не почувствовав волне ожидаемого удара, удивленно рискнула приподнять ресницы... сильно пожалела, что при рождении не потеряла зрения и вовсе.

А что еще должно испытывать неадекватное существо, наблюдая за буйством плетений магии, переливающихся несуществующими оттенками, почти обретших собственное я?

Желание бегства скорого и стремительного всколыхнулось с новой силой, затмевая все остальное...

...И наверняка было бы приведено в исполнение, если бы, чуть моргнув, Эйвенталь не осознала себя в узком кольце из горячих непреклонных рук.

И пускай у них не было ничего общего с изящными линиями творца, пальцы которых в последнее время уж очень полюбили сжиматься в тисковом захвате на чьих-то запястьях; пускай на белой коже при соприкосновении с шершавой чешуей расцветали красные цветы, словно девушка слишком долго лежала на горячих камнях... пускай...

Она сама прижалась к даро, закусив губы, преодолев вполне инстинктивный и нормальный позыв отшатнуться от источника жара... С болезненной тщательностью прислушиваясь к такому знакомому голосу... С ужасом глядя по сторонам, хотя после слов Змея все страхи казались такими... несуществующими. Ведь он сказал, что бояться нечего... ведь нечего, правда?..

Голова дернулась, сменяя угол обзора. Перед глазами мелькнули редкие зеленые перышки, парочка бусинок и бесконечная паутина рыжих волос. Боясь, что волосы могут попасть в глаз, минуя защиту ресниц, девушка зажмурилась, чувствуя, как по многострадальному лицу разливается не совсем ласковое тепло.

Как под судорожно сжатые веки проникает нетерпимый нежными глазами свет. Проклятие, ведь если даже просто солнечный денек вызывал резь в глазах...

По щеке пробежала одинокая слеза, не имеющая ничего общего со своими предыдущими коллегами. В ней не было соленой горечи, непреходящего ужаса или тоскливой обиды... она была просто попыткой защиты... невольной, но ожидаемой...

А затем на`аша вздрогнула, словно от хлесткого удара, выгнулась, уже сама до боли вцепляясь в даро.

Казалось, что какой-то шутник интереса ради ткнул раскаленной иглой в сознание открывшегося перед ним телепата.

Будь на месте Летуньи поражено заткнувшийся кулон, он бы наверняка съехидничал, что имей сие действо чуть больший стихийный объем, он ничуть бы не удивился, если бы посреди обезображенного коридора не возникла очередная новородившаяся на`хассе. А что? Все факты есть — выброс магии, стихийное воздействие (в духе огня или все того же водного чуда), все мощное и значимое.

Но... возможно, в этот раз действительно повезло — даже при всех обстоятельствах возникновение на`хассе не всегда возможно.

Повезло относительно — мелькнул лишь на задворках зрения странный образ рыжей огромной кошки с разными глазами, укоризненно посмотревшей на парочку (кулон пораженно охнул, явно узнав сие создание), да Эйвенталь подозрительно притихла, опустив плечи и лишь редкая дрожь, пробегающая по позвоночнику, показывала, что, вроде бы, девушка еще жива.

Но вменяема ли?..

На поднятом лице не было ни малейшего проблеска эмоций. Хищно заострившиеся черты лица, красные пятна, темные тени под тусклыми глазами, покорно посмотревшие на даро, лежащий мертвой веревкой хвост.

Она далеко не сразу поняла вопроса, не мигая глядя прямо и словно бы сквозь.

А затем, моргнув...

— Цела, — пострадавшее крыло возмущенно дернулось, о замерло, явно реши отомстить после, когда девушка попытается расправить складки кожи с засохшей кровью...

Односложный ответ, бесцветным тоном, слишком спокойным для...

На`аша даже не сопротивлялась, когда некромант не слишком мягко спихнул её на пол, совершенно игнорируя легкий укол ниже пояса — давешний укус сварливо давал понять, что он, вообще-то, еще тут и требует к себе наиболее нежного внимания.

Уперлась подрагивающими руками в пол, чувствуя, как по виску стекает затесавшаяся капелька воды с так и не высохших волос...

Безучастная. Погруженная в себя до такой степени, что невозможно понять — так уж ли спокойно она перенесла эту "взрывную" волну...

Но что-то иное, более важное, все же привлекло внимание девушки. Чуть повернув шею, она с легким удивлением посмотрела на кровь, оставшуюся на коже и кое-где: на одежде. Немного посмотрела, словно пытаясь понять, что же это такое...

И её лицо дрогнуло — чуть шевельнулись губы, изумленно-взволнованно изогнулись брови, в блекло-голубых глазах зажегся робкий тревожный огонек.

Приподняв голову, Таль с тревогой (вернее, её проблесками, что уже было прогрессом) посмотрела на сгорбившегося даро, на его руку, столь художественно заляпанную красным, на спутанные волосы... на нечеловеческие черты, готовые напугать любого иного.

Он ранен?.. ему больно?.. что такое?..

Неуверенно протянула дрожащую руку, словно желая коснуться подрагивающими пальцами...

Но затем... медленно опустила, великолепно расслышав тяжелый вздох и испытав сильный укол вины...

Едва заметно кивнула головой, соглашаясь со словами даро...

Медленно сползла на пол, все так же неуверенно двигаясь, доверчиво и осторожно уложив голову Змею на колени, подложив руки для пущей мягкости и просто не совсем осознавая, как бы поудобнее их устроить.

Собственно, выбора у рыжего особого и не было. Маленький круг-защита не заставлял привередничать, требуя отдельный вип-участок, чтобы можно было спокойно вытянуть ноги, лежа на расстоянии в два метра, а не болезненно изогнувшись, лежать в заведомо неудобной для обычного существа позе. Ахха, сейчас — не на ту напали...

Закрыть глаза было минутным делом...

А уснуть... что же, разум отключился охотно.

Обморочно так... вязко.

Пернатый Змей.

Темно. Лужицы воды — черные пятна на сером камне. Изредка пробегает блик по невидимым граням контура. Две неясные тени причудливо изгибаются на полу, порожденные приглушенным светом из соседнего зала.

Тихо. Где-то монотонно капает вода. Ровно, успокаивающе гудит защитный контур. Если чуть прислушаться, можно уловить шорохи сказочных обитателей мертвого города, ровное дыхание спутницы. Даро не надо было смотреть на девушку — он чувствовал её присутствие, ощущал кожей исходящую от неё прохладу.

Мышцы словно каменные. Сознание уныло цепляется за необходимость поддерживать клятый контур, чтобы не провалиться в темноту окончательно. Тяжелые веки опускаются.

Спать. Хороший совет. Но когда он им, хорошим советам, следовал?

Движение. Тяжесть на коленях, приятная и неожиданная. Успокаивает. Некромант чуть опустил взгляд. Ноги, руки, крылья и хвост — все сжалось в один живой клубок. Разметались короткие светлые волосы, неуловимо отливающие синевой. Чуть заметно дрожат ресницы. Ровно бьется сердце. На белоснежной коже алые пятна ожогов и темно-багровые — крови. Неудобная поза. Но даже во сне, совершенно неосознанно, она прижимается к нему. Наивный, доверчивый ребенок. Чудо.

Невольная усмешка. Уродливая когтистая лапа одергивается, так и не коснувшись спящей, не потревожив её покоя. Предательская конечность, не удостоившись даже взгляда, возвращается обратно. Змей замирает, застывает, едва дыша. Он так умеет. Научен годами, проведенными в рабстве, когда несколько часов к ряду приходилось сидеть, не шелохнувшись, позади высокородной свиньи пока она вдоволь напьется и натреплется с такими же кретинами-приятелями. Тогда это превращалось в настоящую пытку. Теперь — долгожданный отдых. Никуда не надо бежать. Ничего не надо делать.

Не думать. Не тревожится. Не боятся. Потом всего этого еще будет с лихвой.

Но сейчас можно часами сидеть и любоваться спящим на твоих коленях творением. Маленькая снежная королева. Красивая и чуждая. Чужая. Не твоя.

Хорошо, что она сейчас не может видеть выражение его лица. Хорошо, что она вообще не может его видеть. Огненный монстр из ночных кошмаров склонил рыжую голову, любуясь пригревшейся на его коленях снежной стужей. О, да, госпожа Судьба знает толк в хороших шутках...

Что-то заунывно трындит на ухо упрятанный в камешек очкарик. Мимолетное удивление: это штуковина вообще когда-нибудь молчит?! Меланхолично-ироничное признание очевидного: нет.

"Нашла же она, в кого влюбиться... нашла, к кому привязаться, упрямая... впрочем, для себя она уже все решила, а потому, кто я такой, чтобы отговаривать её от этого? Ненормальная... и ты ненормальный...и вообще — я один самый вменяемый! Опять же, не смей сравнивать себя и её. Несмотря на вашу возможную схожесть в некоторых аспектах, это все равно, что сравнивать луну и солнце. Твоя жизнь — огонь, мимолетный и ярко вспыхивающий. Её — бесконечная череда образов, в которых она обречена... тебе слишком долго это объяснять... Да и нужно ли? Выжить бы тут, выжить — не место сейчас смерти... хотя... нет, стихиями клянусь, если эта ненормальная выберется живой из этой передряги, я её сильно зауважаю..." — чуть помедлив, мрачно. — "А с тобой, надеюсь, больше никогда не встречусь после... Хотя, после я с тобой так и так не встречусь, если..." — камень поспешно замолк, невинно притворяясь молчаливой побрякушкой.

Сочувственная улыбка. Бедная девочка. Столько слушать его заунывные и разрозненные нотации.

"Почему ты все не можешь угомониться?" — меланхолично. От прошлого раздражения и злости не осталось и следа. Змею даже не важно, что ответит ему странный собеседник, лишь бы он, наконец, замолчал, — "В чем ты меня упрекаешь? В том, что она влюбилась в меня? В том, что сунулась в Город Вечного Лета? В том, что я действительно не утопил, а еще лучше не связал и не бросил её где-нибудь по дороге? Чего ты хочешь от меня? От нас? Оправданий? Извинений? Заверений в любви до гроба? Хочешь, что бы я ушел? Прямо сейчас?"

Ворох вопросов — песок сквозь пальцы. Пылью оседает на коже, лезет в глаза, скрежещет на зубах. В них мало смысла, но так много одуряющей монотонности и привкуса неправильности.