Дзёдзюцу. Часть третья

Поцелуи под дождем, секс на столе, пахнущая сигаретным дымом куртка Катсухико, легкое головокружение... Кано чувствовал себя невероятно счастливым. А дождь отражался мерцающими каплями в сиянии серебристо-синих фонарей...

14*

— Раздевайся...

— Что, опять??

— И одень что-нибудь сухое и теплое.

— Ты так обо мне заботишься?

— Я о себе забочусь. Если ты заболеешь сам, то заразишь меня. А мне работать...

Кано, с накинутым на голову полотенцем, носился по квартире, оставляя за собой мокрые следы и капли воды, падающие с волос.

— Юджиро меня убьет за сковородку...

— Для него сковородка важнее, чем твоя жизнь? Его можно понять.

— Просто это уже третья за неделю.

Молодой человек принес в комнату исходящий паром чайник и пару стаканов с заваренной рисовой лапшой, наскоро сервировал маленький журнальный столик у кровати и уселся рядом с мужчиной. Посидел пару секунд и тут же снова куда-то убежал. Вернулся через минуту, залез с ногами на кровать, налил в чашку зеленый чай, сделал глоток, поморщился и снова вскочил.

— Ты можешь хоть немного посидеть на одном месте? — Не выдержал Катсухико, со звоном ставя свою чашку на блюдце. — У меня от тебя в глазах рябит.

— Мне нужно было прибраться в комнате... Завтра вернется Юджиро, а у меня там художественный бардак.

— Он вернется завтра? Отлично. Значит, я буду ночевать здесь.

— Зде-есь? — Разочарованно протянул Кано. — То есть — со мной?

Катсухико чуть не подавился лапшой. По его мнению, Исида должен был как-то по-другому выразить свою радость от внезапно нахлынувшего внимания со стороны его, Ито, великой персоны.

— Мне почему-то показалось, что ты должен был быть рад.

— Я рад, но... Понимаешь, я хотел закончить картину. Ты, когда приехал, помешал мне её дописать...

— Так я тебе еще и помешал? Ну, знаешь...

Несколько минут назад Катсухико был почти уверен, что Кано, как и большинство его предыдущих любовников, должен сходить с ума от счастья, получив такую перспективу — провести еще одну ночь с великим Ито-сама. Что же не так? Ну не может Исида настолько отличаться от всех... остальных...

— Да нет, что ты... Оставайся. Куда же ты поедешь на ночь глядя.

— Удивительно, какая забота. Покажешь картину?

— А-а. — Покачал головой Кано. — Я её для себя пишу. Она не для посторонних глаз.

— Интересно... Что же на ней такое? Или ты настолько не уверен в своем мастерстве? — Поддел его Катсухико.

Внезапная отчужденность этого мальчишки его раззадорила. И удивила...

— Ну какая разница? — Нахмурился Кано. — Я всегда уверен в себе. У меня талант, знаешь ли!

Обидные слова, очевидно, достигли своей цели. Исида, отвернувшись, копался в шкафу, отыскивая более-менее теплую рубашку.

— Не злись. И прекрати заниматься посторонними делами, когда принимаешь в своем доме важных гостей. Твои родители не учили тебя этикету?

— Мне холодно в мокрой одежде.

— Так я знаю другие, замечательные способы согреться. — Катсухико поднялся с кровати. — И одежда для них, кстати, совсем не нужна...

— Я тебе так нравлюсь? — Кано провел ноготком по груди мужчины, надавливая на горячую кожу и любуясь на оставленные им белые царапины. — Ты постоянно хочешь меня? Ты сходишь по мне с ума? Ну, скажи же?

Катсухико поймал его руку, сдавливая слабую кисть.

— Какой ты глупый, Исида-тя-ан...

— Пусти! — Кано тряхнул головой, отбрасывая волосы с лица. — Почему ты никогда мне ничего не говоришь? Не делаешь комплиментов...

— Когда это я должен был делать тебе комплименты? — Засмеялся модельер. — Если мы знакомы то меньше недели.

— Не правда. Мы давно знакомы...

— О! Так значит, ты хотел всего-навсего добиться моего внимания, когда доставал меня в клубах при каждой нашей встрече? Я так и думал, маленький мой, я так и знал... — Он дернул Кано за руку, заставляя того упасть лицом в подушку и вытянуться на одеяле рядом с собой.

— Чушь! Я, между прочим...

Ито, только что безмятежно отдыхающий на постели, рывком повернулся на бок, накрывая своим телом не успевшего и шевельнуться художника.

— Что? — Мужчина осторожно прикусил солоноватую кожу на шее юноши, похотливо щурясь, как мартовский кот.

— Я тебя возненавидел сразу же, как только увидел! — Кано дернулся, по-змеиному изгибаясь, когда пальцы Катсухико прошлись по ребрам и опустились ниже — на живот.

— А ты уверен, что это была ненависть? Может быть, это была любовь с первого взгляда? Говорят, что между этими похожими чувствами не такое уж и большое расстояние.

— Ты слишком самоуверен!

— Это я то??

Кано, вдруг почувствовав, как его подхватывают за талию и приподнимают над постелью, одновременно заставляя согнуть ноги в коленях, испуганно уперся руками в деревянную спинку кровати,

— Ну уж нет!! — Закричал он, отчаянно шарахаясь в сторону и падая на бок. — Не смей меня так унижать!

— Какой ты еще невинный, Исида. — Растрогался Ито. — Сама целомудренность... Ну, ничего, я из тебя эту дурь быстро выбью.

— А ты — маньяк. Я устал, между прочим. — Нахмурился Кано, подгибая колени к самому подбородку.

— Боже, кто только из нас старше?

— Давай лучше поговорим? — Улыбнулся Исида, пододвигаясь ближе к мужчине и устраивая голову у него на плече. — Ты мне так ничего обо мне и не сказал.

— Ты хочешь, чтобы мы поговорили о тебе?

— По-моему замечательная тема для разговора.

— Боюсь, если я действительно захочу сказать тебе все, что о тебе думаю — твоя радость быстро сойдет на нет.

— Ну так скажи?

— Зачем? Я лучше сам спрошу.

— Спрашивай...

— Почему ты не хочешь работать в фирме твоего отца?

— Ито-сан... ты глупый! Ну, неужели не понятно? Я никогда не рисовал одежду и не хочу этим заниматься.

— Почему? Ты же говоришь, что умеешь рисовать. Почему бы тебе не начать рисовать интересные эскизы?

— Но это же скучно! Ты правда не понимаешь? Ску-чно! Одежда не разговаривает, не двигается, не страдает, не любит, не радуется... Как вообще можно заключать свой талант в каких-то тряпках, когда в мире столько прекрасного?!

— А одежда — это не прекрасно?

— Одежда создана руками человека. И она не живая.

— Красивая одежда существует для того, чтобы делать мир живее.

Кано с интересом уставился на Катсухико.

— А в тебе, оказывается, тоже романтик дремлет?

— Он не дремлет... Он спит глубоким, беспробудным сном... А почему ты рисуешь? Зачем? Что тебе это дает?

— Звучит, как глупый вопрос... — Задумался Кано. — Но, так и быть, я могу на него ответить.

— Я рад, что не перекрыл твоих интеллектуальных способностей своим вопросом.

Художник снова обиженно замолчал, отворачиваясь. Но, подумав немного, все-таки заговорил. Уж очень ему хотелось блеснуть перед модельером размышлениями относительно своего призвания.

— Знаешь... Иногда появляются такие мысли... Даже, не сколько мысли, сколько эмоции... Такие яркие, красочные. Как образ. Как яркая картинка перед глазами. Настолько живая, что ее хочется изобразить. Красиво говорить я не умею, поэтому великим поэтом мне не быть... — Кано помолчал, грустно улыбаясь. То ли переживал по отсутствию писательского дара, то ли держал театральную паузу. -... Но хочется запомнить свои какие-то чувства. Пусть то радость, грусть или даже страх...А бумага является лучшим проводником энергии. Когда ты хочешь передать свои чувства человеку — самый лучший способ сохранить их — перенести на обычный лист бумаги. Можно на берестяной холст, дерево, или камень. Стекло — холодный материал. Он не делится своим. Когда ты прикасаешься к гладкому покрытию стекла, единственное, что ты можешь почувствовать — это холод и пустоту. Поэтому то, что я рисую на этих пластинах — принадлежит только мне. Они ничего никому не скажут и не отдадут. Эти работы красивые и бесполезные. Если их разбить — можно порезаться... Вот и все. Я занимаюсь тем, что мне ближе на сегодняшний день. Сегодня мне хочется петь. Но петь я не умею. Поэтому я рисую цветы. Или людей и цветы... Или пейзажи и цветы...

— Психологическая разрядка, значит? Это правильно. А то с такой впечатлительностью, как у тебя не долго и сдвинуться.

— А ты?.. Неужели ты действительно настолько хотел заниматься тем, чем занимаешься? Ну, то есть одеждой...

— Нет, милый мой, я занимаюсь деньгами. Деньгами и все. — Решительно произнес Катсухико, как будто самому себе. — Это по молодости можешь восторгаться красотой узора на крыльях бабочки и замирать посреди бегущей толпы, почувствовав аромат цветущей сакуры... И только в том случае, если у тебя достаточно денег, которые ты сам не зарабатываешь. Пойми, что ты никогда не повзрослеешь, не столкнувшись с тяготами этой жизни. Ты просто не сможешь считать себя зрелой личностью, пока не попробуешь этот мир на зуб. И не сломаешь об него всю челюсть...

— А я не хочу. Взрослеть. Не хочу. Ты об этом не думал?

— Вот поэтому я и не могу относиться к тебе серьезно. — Вздохнул Катсухико.

— А почему? Почему ты решил, что ты прав, а не я? Кто сказал, что правильно жить ради денег? А не ради свободы? А?

— Да потому что твоя свобода пропадет вместе с деньгами. Когда тебе вдруг понадобятся деньги... Да, Исида-тян, вот такие вот простые, земные, материальные мелочи, как финансы — на еду, да на одежду, могут полностью изменить твое понятие о правильном образе жизни.

— Я надеюсь, что этого никогда не произойдет. Я просто не могу позволить себе опуститься до вашей черты. — Фыркнул презрительно Кано, снова падая в глазах Катсухико до уровня неразумного ребенка. Но вдруг заговорил серьезно и по-взрослому рассудительно. — А отец меня никогда на произвол судьбы не оставит. Не потому что любит... А потому что тоже в глубине души считает себя виноватым. Его у меня никогда не было... Но у меня всегда были его деньги. Это он так компенсирует отсутствие своего внимания. — Художник усмехнулся. Хотя глаза его остались холодными и безэмоциональными. А взгляд стал колючим и чужим.

— А ты всегда будешь это внимание пытаться завоевать. — Заключил Ито, подчиняясь какому-то внезапному порыву и по-отечески целуя Исида в макушку. — Несчастное дитя предпринимательства.

— Ты зря мне сочувствуешь. Мало кому в жизни так везет, как мне.

— Да, да, Исида-тян, конечно. Такая жизнь, как у тебя — редкость крайней степени. Аутизм дошкольного уровня, мания величия, комплекс на комплексе, фобия на фобии.

— Это у меня-то мания величия?? Да нет у меня ничего такого, я же идеален!

— Вот, о чем я и говорю. — Вздохнул Катсухико. — Кстати, самый лучший способ избавления от нервного напряжения — знаешь какой?

— Рисование!

— Секс. — Плотоядно улыбнулся мужчина.

15*

Кано проснулся, почувствовал под боком живое тепло и, не открыв еще глаза, улыбнулся. Так и привыкнуть не долго... Солнце светило сквозь закрытые ширмы на окнах. Подумать только, а ведь вчера весь день лил дождь! Кано зевнул, потянулся и перевернулся на другой бок.

За окном шумели машины, прохожие спешили на работу, часы показывали ровно семь часов утра, а по телу, не смотря на ноющую боль в некоторых растянутых за вчерашний вечер, мышцах, разливалась приятная истома. Больше всего на свете Кано сейчас хотелось в душ и сигарету. А лучше — в обратном порядке. Он с трудом поборол в себе желание закурить прямо в постели.

— Ну что тебе опять не спится?? Пол ночи на меня ноги закидывал...

— Ну, не пол ночи... — Смутился юноша, оборачиваясь на откровенную реплику неожиданно проснувшегося мужчины.

— Во сне, птенчик мой. Я имею в виду — во сне! Ты переместил на меня почти все части своего тела. Что за собственнические наклонности?? А вес у тебя, прости меня, конечно, отнюдь не птичий.

— А-а... — Смутился Кано еще больше. — Мне было холодно, наверное.

— А сейчас?

Ито с удовольствием оглядывал совершенно обнаженную фигуру молодого художника. Если не считать, конечно, за одежду нескольких колец в обоих ушах и сигарету, зажатую между пальцами. Кано курил, стоя около открытого окна, подставляя лицо теплым лучам непривычно щедрого солнца. Блики света опоясывали его тело, играя оттенками на гладкой, сейчас кажущейся золотистой коже, путаясь в волосах, ресницах, прикасались к губам, вызывая мечтательную улыбку. Кано выпустил облачко дыма, зажмурившись от удовольствия.

— И сейчас холодно. Но мне нравится здесь стоять...

— А тебя не смущают окна домов напротив?

— Меня? Ха-ха! А почему меня что-то должно смущать? Я же знаю, что я красивый. — Кано до половины тела высунулся в окно, опираясь руками о подоконник. — Э-эй, люди!!! Доброго вам утра-а!!!

— Я бы на твоем месте не полагался на цепкость рук. Смотри, соприкосновение с асфальтом может заметно подпортить твою красоту. — Катсухико сел на край постели, скрестив ноги. — Дай и мне что ли мои сигареты.

Кано собрал с пола оставшийся в состоянии вчерашнего беспорядка пиджак модельера, вытащил оттуда пачку заветных "Cabin", уселся на пол рядом с кроватью, положив руки на колени мужчины. На них пристроил подбородок и с выражением крайнего восторга принялся созерцать закуривающего Ито.

— Что? — Приподнял брови тот, в удивлении опуская взгляд.

— Ты такой милый и симпатичный с утра... Не смотря на двухдневную щетину и красные от недосыпа глаза.

— Я просто не знаю, куда деться от счастья. — Пробормотал Ито. — И хватит разглядывать меня снизу вверх.

— Ито, дай мне свой номер телефона.

— Когда ты научишься вежливой манере общения? Я для тебя Ито-сан. Нет, Ито-сама... Зачем тебе мой телефон?

— Позвонить тебе, если я вдруг захочу тебя увидеть.

— То есть, по-твоему, я должен мчаться по твоему первому сигналу?

— Ну-у... Можешь по второму.

Ито многозначительно хмыкнул.

— Нет, так не пойдет. У меня предложение получше. Знаешь, завтра в ресторане "Юми" банкет по случаю объединения двух великих компаний. В одной из них, кстати, ты будешь работать.

— Я не буду там работать.

— Плевать. Так вот, мы встретимся там. — Катсухико поднялся на ноги, сбрасывая облокотившегося на его колени Исида.

Ито Катсухико не отличался частой сменой настроения. И все же в последнее время его расположение духа, впрочем, как и состояние нервной системы, полностью зависело от поведения Исида Кано. И Катсухико не мог сказать, что ему это нравится. Как и поведение Кано, которое напрягало его своей непредсказуемостью. Мужчина пришел к выводу, что ему необходимо отдохнуть от этого, бьющего ключом, живительного источника.

— А ведь и правда. — Улыбнулся Кано, пожимая плечами. — В "Юми"... Это так странно, что вы с моим отцом... Вы же друг друга терпеть не могли!

— А для тебя не странно, что мы с тобой... Мы ведь тоже друг друга терпеть не могли.

— А ты и сейчас меня терпишь без особого удовольствия.

— Ну не скажи. — Хитро прищурился Ито. — С особым удовольствием.

И все же, от Кано пора было отдохнуть. Слишком много событий за столь короткий срок... Слишком много эмоций и мало логики. Ито не был последователем подобного стиля жизни. Изменения могут быть опасны...