Дзёдзюцу. Часть шестая

30*

"Кано... Кано, Кано, Кано... Как он там?"

Катсухико, разучившись вдруг (от наивысшего наслаждения — не иначе) курить, вдохнул в себя дым и забыл выдохнуть. Проглотил развеянное в воздухе облако никотина, закашлялся...

Господа Блюстители Порядка промучили его больше двух часов. Через двадцать минут общения с полицией, Катсухико уже запутался в постоянно повторяющихся по кругу вопросах — с подтекстом, с подвохом и чрезвычайно каверзных. Через час перестал соображать и отвечал невпопад, первое, что придет ему в голову, не особенно следя за логикой своих убеждений, путаясь в фактах и доказательствах... Наверное — в этом и заключался весь смысл этих словесных блужданий, вызывающих сонливость и путающих мысли, которые и без того уже напоминали комок из слипшейся переваренной лапши. А еще через некоторое время его вдруг посетили сомнения в подлинности профессии его истязателей. Задаваемые ими вопросы все больше и больше затрагивали тему его личной жизни и непосредственно отношений с сыном погибшего. Диалог напоминал уже не вежливый допрос, а самое настоящее интервью для любого глянцевого журнала. Уж в подобных темах Катсухико знал толк. Или у него уже начались фобии? Но зачем им, спрашивается, знать, в какой именно связи, и как часто (!) состоял Ито-сан с Исида Кано? Спохватившийся модельер честно заверил их, что связь была дружеской. Друзья, мол, не разлей вода. Насколько близкие — уточнять не стал. А вдруг ребята в форме в свободное от работы время приторговывают жареными фактами для прессы?

Он был вымотан. Он не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать... Икко утомлял его своей невменяемостью. Как будто это его всю первую половину дня мурыжили каверзными вопросами и его грязным нижним бельем трясли перед носом своего же заместителя! И самым страшным было осознание того, что сегодняшнее общение с законом было только лишь началом... Катсухико чувствовал, что в недалеком будущем его ждут По-настоящему серьезные разборки с законом. До этого времени самое близкое общение с полицией для Катсухико заключалось лишь в предъявлении штрафов за превышение скорости.

Перед тем, как покинуть гостеприимный офис известного модельера, незваные посетители назначили ему вежливую встречу на завтрашнее утро. Для необременительного светского общения... Сейчас же Ито казалось, что куда легче будет накинуть петлю себе на шею и, сделав ручкой всему своему подчиненному персоналу, шагнуть с любимого балкона любимой фирмы, на радость всем обидчикам мира... А потом он встретится с Отогору Исида и выскажет ему все, что так давно и сильно хотелось. И о том, как нужно было правильно сына воспитывать — тоже намекнет. А то распустил совсем мерзавца...

Катсухико почти что со слезами на глазах сделал последнюю затяжку и медленно извлек из кармана мобильный телефон. Тонкий складной аппарат не поддавался непослушным рукам и норовил выскользнуть из ослабевшей хватки и треснуться о пол. Мужчина упрямо справлялся с вредной техникой. Со второго раза раскрыл телефон, с четвертого раза попал по нужной кнопке, не сразу заметил в записной книжке искомое имя... О, как же он сейчас хотел услышать этот неровный голос с визгливыми нотками... Наверное, когда он услышит его — половина пережитых тревог и волнений покинут его, а все неприятности сегодняшнего дня отойдут на второй план. Они смогут поддержать друг друга. Наверное, в их положении это будет самым правильным, что они смогут сделать. И, конечно, Кано должен подтвердить, что всю прошлую ночь провел в его, Катсухико, компании. И тогда все наладится... При живом свидетеле никто не сможет предъявить ему ни малейшего обвинения. Даже, если придется признаться в их с Кано некоторых грешках... Легко, с удовольствием!.. Только пусть от него все отстанут... Оставят в покое его интровертную натуру...

После двенадцатого протяжного гудка Ито чуть не зарычал от разочарования и безысходности... Как сильно ему не хватало сейчас этого голоса. Но, справедливости ради, стоит заметить, что Катсухико сейчас преследовал чисто эгоистичные цели. Просто он знал, что стоит ему немедленно услышать теплый, обычно такой полный жизни, голос Кано, как все изменится и внутри него перевернется и встанет в нужном, гармоничном порядке... Но это было раньше. А в каком сейчас состоянии находится Кано, мужчина и представить боялся. Но, все же, как бы он хотел сейчас быть рядом с ним...

Катсухико готов был посмеяться над самим собой. Над своей внезапной растерянностью. Подумать только, он мечтает найти защиты и утешения у подростка, который целиком и полностью мечтает зависеть от него самого! Это так смешно.... Вот только Ито-сану было не до смеха.

Танака Юджиро хотелось кричать. А потом впасть в глубокое отчаянье. А еще лучше — в летаргический сон. Хотелось срочно обратиться к кому-нибудь за помощью. Услышать хоть от кого-нибудь, что все наладится и в скором времени станет хорошо. Хотелось целиком и полностью положиться на кого-нибудь сильного и уверенного в себе... Но вот беда — он сам являлся этим кем-нибудь "сильным" для своего лучшего друга, который на данный момент времени находился в состоянии полнейшей прострации. Ему было страшно... Нет, не за себя. За Кано. Потому что Кано было плохо... Очень плохо... Слишком плохо, чтобы кто-то еще, кроме редких личностей, тех, кому был дорог Исида, смог тоже понять это. Ужасала мысль, что сегодня таких людей было слишком, слишком мало.

Юджиро метался, как стая перепуганных мышей. Куда-то звонил, кого-то умолял о помощи, что-то говорил... Иногда возвращаясь в спальню, чтобы проверить ровное дыхание художника, напичканного снотворным, как только что снятый с крыши самоубийца.

Тер глаза ребром ладони, полоскал лицо холодной водой. Выкурил несколько сигарет, бесстыдно выпотрошив новую пачку, найденную в сумке Кано. Вот только Юджиро, по правде сказать, не курил...Никогда до этого даже не пробовал... А Кано никогда не спал с открытыми глазами... Да, да, он периодически распахивал сухие, лишенные осознания, глаза, часто моргал длинными девчачьими ресницами... И закрывал глаза снова. При этом он не просыпался. По крайней мере, Юджиро искренне надеялся на это.

Вот и сейчас он резко открыл глаза, уставившись куда-то в пустоту. Дернулся, со стоном повернулся на кровати, сворачиваясь, пригибая колени к груди... Это было страшно. Это было похоже на молчаливую истерику. Или состояние перед ней... Иногда Юджиро казалось, что его друг совсем сошел с ума. Что он уже не проснется. Не придет в себя и так и останется затерявшимся в недрах своего защитного мира. Не вернется... Тогда он садился на колени, прижимаясь лицом к коротким, с недавнего времени, волосам художника, гладил его по голове и что-то говорил ласковым голосом. Все равно, что... Главное, чтобы тон его был печально-утешающим.

Танака не мог понять только двух вещей. Первое — почему ему казалось, что он остался один в целом мире? Парадокс — не со своей бедой, а с бедой своего беззащитного перед реальными трудностями, Кано. Второе — где можно было найти Катсухико Ито? Ему с каждой новой минутой прожитого времени становилось все безразличнее — у кого просить помощи. А Катсухико — сильный. Влиятельный, уверенный в себе. Ах, да... И Катсухико — новый любовник его лучшего друга.

В записной книжке Кано его номера не оказалось. Но, может быть, ради осторожности он записал его под другим именем? Нет. Бред. Вряд ли Кано мог всерьез опасаться, что Отогору, или Арако будут проглядывать его телефон на предмет наличия там подозрительных знакомств и связей. При воспоминании об Арако у Юджиро сжалось сердце от жалости. Он всегда хорошо относился к этой женщине — такой же непосредственной и честной в своих чувствах, как и ее сын. Который был Юджиро настолько дорог... И, как не стыдно Юджиро было за осознание своих мыслей, Отогору ему жаль не было.

— Где же тебя искать?! — В досаде воскликнул молодой человек, в бессилье кидая дорогую игрушку на стол.

По всей видимости, придется ехать в фирму, где работает Катсухико и разговаривать с ним там. Юджиро и сам не понимал, что именно ему нужно было от модельера. Поддержка для Кано? Его съедала ревность... Но еще больше его страшило бессилие в этой ситуации.

Что будет? Что теперь будет с ними? А главное — как переживет случившееся Кано?

Он снова вернулся в комнату, опускаясь на кровать рядом со спящим художником. Провел по его напряженному, даже во сне, лицу ладонью... Потом, испуганно, еще раз, ощущая пальцами мокрую горячую кожу... Жар. Высокая-высокая температура... Юджиро обессилено вздохнул. Устало поднялся на ноги и вышел в кухню, чтобы найти аптечку. Достать нужное лекарство для Кано и немного успокоительного для себя. Большего он сейчас себе позволить не мог — ему нужно было быть в форме... Молодой человек приоткрыл скрипнувшую дверцу шкафа, не слыша, как надрывается в соседней комнате телефон.

31*

Кано был уверен, что он не выживет. Мало того... Ему этого очень сильно хотелось — умереть. Может быть, тогда ему разрешат побыть в тишине и одиночестве? Вчера у него почти получилось представить себя мертвым. Он просто выпил снотворное и уснул... Ему почти ничего не снилось и он не просыпался до глубокой ночи. Иногда, правда, во сне приходили какие-то смутные мысли и отдаленные образы. Но он сбегал от них снова и снова... Куда-то в глубь себя.

В самом начале печальной церемонии он уже чувствовал себя абсолютно уставшим и болезненно слабым. Дорогие, проверенные средства в форме принятых в большем количестве таблеток, должны были сделать свое дело. Но ему казалось, что они лишь отравляют его организм, впитываясь в кровь и замедляя биение сердца. Температура, благодаря лекарствам, немного спала, но вместе с этим на него напало какое-то сонное оцепенение. А так же его постоянно била дрожь. Этот холод — он был и снаружи и глубоко внутри него Он сводил с ума, сковывая сознание и мешая мыслям течь в их простом, привычном ритме. Мысли стопорились и мешали ему дышать. Ему постоянно казалось, что он задыхается. От холода, покрывающего невидимой ледяной коркой гортань, от запаха цветов... Было так много цветов, что Кано казалось, что он дышит сплошь их пыльцой. Вдыхает в себя их стебли, лепестки, листья... И от этого задыхается еще больше. А ведь он так любил цветы... Они казались ему олицетворением счастливой жизни и любви... Пока он не увидел их в изголовье своего умершего отца. Его тело, то есть его очертания, какие-то ссохшиеся, казались непривычно тонким. Грудь, руки и плечи его... того, что осталось от могучего известного человека, — его отца, покрывали цветы... То есть они покрывали что-то, что была укрыто белой непрозрачной тканью.

"Тело было сильно повреждено огнем... Лицо изуродовано... Пожар, правда, из-за ветра перекинулся на западную часть дома и пощадил останки несчастного..."

Эту фразу он услышал от своей тети. Она обсуждала смерть брата со своим мужем, равнодушно... Нет, скорее даже с непосредственным, каким-то детским любопытством. На его присутствие никто внимания не обратил. Окружающие воспринимали его, как нечто, находящееся в состоянии комы. Наверное, если бы Кано увидел себя со стороны, он бы и сам не смог поверить, что это изморенное существо на дрожащих ногах способно трезво воспринимать услышанную информацию. И даже вслушиваться в ее смысл.

"Он умер не от ожогов, а от сердечного приступа. Не выдержало сердце..."

Огонь, огонь, огонь... Он мог оставить от того, кто был его отцом, кучку пепла. А оставил кусок обгорелого мяса... Эту фразу он прочел в глазах половины собравшихся здесь. Правильно... Отогору не любил никто.

Что-то, накрытое белой тряпкой было усыпано лепестками и бумажными свертками... На свертках пестрели иероглифы. Молитвы...

Кано вдруг отчетливо понял, зачем нужно было такое излишнее количество цветов... Чтобы не чувствовать запах обгорелой кожи и мяса...

Он судорожно схватился за невысокий стенд с плакатами и фотографиями. Что-то, посвященное достойной жизни, прожитой его отцом. И там — венки из живых цветов... Теперь его всегда будет мутить от этого запаха, он был уверен...

Он согнулся от жестоких спазмов, раздирающих желудок. Его вырвало. Странно... Он не помнил, чтобы ел хоть что-нибудь за эти два дня... Кто-то оказался рядом. Нет, ни кто-то из тех людей, которых он хотел бы увидеть рядом. Не Юджиро. И не Катсухико... Кто-то с чужими, равнодушными руками. С холодными глазами, с отсутствующим взглядом. Кто-то, кто говорил пустые слова, пытаясь наполнить их ощущением сочувствия. Пустое... Ему помогли дойти до постеленного на полу одеяла. Усадили на пол. Принесли миску с водой, помогая вымыть лицо и руки... Протянули влажное полотенце...

Ему недавно снился Катсухико. Он снился ему постоянно. Наверное, потому что Кано постоянно спал. Недавно, сегодняшним утром... или это был день? Или вечер? Или это было неделю назад?.. Ну, да не важно... Важно то, что ему удалось понять... Тот сон. В нем он потерял не Катсухико... Тогда он понял только, что лишается кого-то важного для него. В обычной жизни недоступного и далекого, а теперь и отстраняющегося от него все дальше и дальше... Кого-то сильного. Нет, это был не Катсухико. Его потери он бы не пережил. Во сне он почувствовал смерть своего отца.

Происходящее же Кано переживал. Постепенно, медленно и, находясь в каком-то отключенном состоянии, он проходил этот день, как необходимую пытку. Как сталь через огонь, чтобы закалиться и стать сильнее. Хотя... Никакая он не сталь... Так... Нечто слабое и послушно ломающееся.

Он почти физически чувствовал, как шестерни окружающей реальности проворачивают его тело через колеса с грубыми резными краями, превращая его в рассыпанную костную муку. Было очень тяжело и страшно. И непривычно от настоящей, а не придуманной боли. Но он был жив... И знал, что справится.

Неужели ему не настолько больно? Должно было быть хуже... Или нет? Или ему настолько плохо, что он уже не ощущает этого? Он ничего не ощущает, кроме пустоты. Он чудовище, да? Он путался в своих эмоциях и мыслях. Какие из них были настоящими, а какие он придумал сам? Все происходящее — очередная его безумная выдумка? Игра его больного, страшного воображения?

"Катсухико, где ты, Катсухико, Катсухико..."

Мягкость татами под босыми ногами. Деревянные окна закрыты деревянными решетками, затянутыми рисовой бумагой. Один низенький столик с угощениями — единственная мебель во всей комнате. И много-много лиц. Близкие и дальние родственники... Люди сидели на подушках, подогнув под себя ноги, и тихо переговаривались... И никого, кто мог бы быть близок Кано. Все чужие и равнодушные. Он чувствовал себя одиноким и потерянным... И даже не мог спрятаться в своем привычном, выдуманном мире. Все было таким неожиданно-настоящим... Путь в себя был закрыт. С каких-то недавнишних пор он разучился прятаться в своем ярком и веселом мирке безмятежности. И ему нужно было учиться жить в этой страшной реальности.

Ему протянули зеленый чай в маленькой пиале. Он сейчас же выронил ее себе на колени, расплескав горячую жидкость, которая должна была помочь ему прийти в себя, на официальное кимоно, которое его заставили одеть. Церемония... Все должно было выглядеть так, как положено ритуалу.