Впрочем, утолив первый голод наваристой журпой и нежнейшей белорыбицей, он-бажи несколько успокоился. Заморские фрукты и ледяной жербет, вкупе с молодым вином окончательно примирили Узара-ибн-Гузейна-ибн-Омара-ибн-Назера из рода Зина с повседневной действительностью. А выкуренный гальян — вознес его разум к бескрайним высям державной мудрости. Поведанной некогда самим господином мужерив-амиром! Любящим порассуждать по любому поводу, равно как и без оного на тему падения законопослушности у нынешних обитателей несравненной Жемчужины Юга.
"Бессмысленное упорство. Нет, гораздо хуже, нелепое упрямство. Фактически переходящее в сопротивление действиям Наделенных Властью! А ведь от пусть и молчаливого, но тем не менее, противостояния Хранителям Порядка до мятежа — ровно один шаг... К тому же сам факт недовольства обвиняемого правосудием или его методами, с точки зрения тех же зувиев, означает преступное нарушение изначального порядка, завещанного нам Величайшим сразу же после сотворения Дарующим Жизнь нашего прекрасного мира!
Разве не для того, чтобы внушать подчиненным страх и трепет, поставил Справедливейший высших над низшими? И разве сам Карающий Отступников не истреблял погрязших во грехе до седьмого колена, сопровождая казни приличествующими случаю назиданиями из уст пророков, дабы выжившие осознали собственную ничтожность и прониклись должным благоговением? И не заключается ли главнейшая из обязанностей начальствующего в неустанном избиении презренных с целью укрепления Государства путем изничтожения порочных?
Что же касается реальной вины наказуемого, то подобное вовсе не должно интересовать лицо, Обладающее Властью, ибо во Вселенной безгрешен один лишь Всемилостивый! И, даже если подследственный и не совершал преступления ставшего основанием для его ареста, это означает только одно: он непременно виновен в чем-нибудь другом, столь же, если не более мерзком и отвратительном! Вот почему мой долг — неустанно, без сна и отдыха..."
Мысль об отдыхе напомнила он-бажи о приобретенной вчера на торжище очередной, седьмой по счету наложнице, привезенной в Вечный город из далекой и загадочной Земли Утренней Зари. Чья внешность разительно отличалась от облика красавиц Жемчужины Юга и напоминала, скорее, диковинный цветок. Нежной, робкой, застенчивой... И, одновременно, страстной, искусной и неутомимой на ложе любви. Подлинной драгоценности его гарема, подарившей Узару-аль-Зину воистину, сказочную ночь, исполненную наслаждения. Которое он, несмотря на каждодневный изнурительный труд, с каждым мгновением все сильнее желал испытать вновь. Прямо здесь и сейчас...
Но в тот самый момент, когда ветеран Служителей Закона направил стопы на женскую половину, жайданы Бездны привели к воротам его дома правительственного скорохода. Незваный гость не просто лишил старшего патрульного удовольствия, заслуженного, без малого, дюжиной лет беспорочной службы на благо республики, но и взбудоражил стуком и криками соседей. Впрочем, когда тщетно скрывающий зевоту лентяй-конюх, наконец-то, оседлал иноходца, и проклинающий всех и вся помощник мужерива выехал за ворота, на улице раздраженного он-бажи встретили столь же недовольные соратники по Охране Порядка могущественного Дарзеза. Что именно взбрело в начальственные головы на ночь глядя — не знал никто. Сам посланник был искренне уверен в одном: разбуженные среди ночи достойные мужи отнюдь не одиноки в тяжких страданиях. Ибо высочайшим повелением был поднят каждый из полутора с лишним тысяч Оберегающих Спокойствие жителей Вечного города.
Въезжая в гостеприимно распахнутые ворота ярко освещенного дворца, Узар-аль-Зин не разумом, но чувством ощутил неладное. Во-первых, в комнате, где в ожидании неизвестно чего скучали его товарищи, не было ни достопочтенного Магмуда-аль-Аббаза, начальника 2-го отделения городской стражи, ни его более чем многочисленных родственников. На сегодняшний день составляющих более трети от числа вверенных господину мужерив-амиру Служителей Закона. А во-вторых, гигантское здание было сверх всякой меры напичкано усиленными караулами. Как приготовленная по всем правилам кулинарного искусства фаршированная утка — спелым черносливом. И это была отнюдь не Золотая тысяча.
На каждой лестнице, равно как и в любом коридоре в полной боевой готовности терпеливо ожидали приказа десятки воинов. Не коренных жителей Жемчужины Юга, уважающих Хранителей Порядка и мечтающих когда-нибудь тоже стать Оберегающими Покой, но люто ненавидящих полноправных граждан республики свирепых дикарей со всех уголков необъятной Бэлы. Кровожадных айяров, презирающих любого, кто не считал смыслом жизни бесконечные войны, попойки и драки. Матерых головорезов, вверяющих свои жизни нанимателю за полдюжины серебряных диргемов в месяц, и ни во что не ставящих чужие. Отлично вооруженных и обученных зардаров, вот уже более полувека с легкостью отражающих в предгорьях Галейского хребта яростный натиск бесчисленных орд еще более свирепых и необузданных горцев. А по периметру богато украшенного и ярко освещенного зала, куда, после непродолжительного ожидания, расторопный слуга провел приглашенных и вовсе замерли гулямы в полном вооружении.
Сомкнутый строй Бессмертных с легкостью вверг бы в ужас даже бесстрашных героев из древних легенд. Закованные в броню пятилоктевые фигуры, глухие шлемы с опущенными забралами, окованные железом ростовые щиты, зловещие отблески факелов в начищенном до блеска металле. И лес сжимаемых латными рукавицами копейных древков, грозно сверкающих длинными и очень острыми наконечниками над головами лучших воителей Бэлы. А на галерее под потолком — замершие в готовности арбалетчики, ожидающие только сигнала, дабы немедля изрешетить ливнем тяжелых бронебойных стрел все живое в роскошном зале для официальных приемов. В середине которого боялись сейчас лишний раз шевельнуться рефлекторно сбившиеся в кучу стражники.
Но пауза была недолгой. Чьи-то зоркие глаза внимательно следили за тем, как первоначальная неуверенность приглашенных стремительно превращалась в откровенный страх. И в тот момент, когда каждый из присутствующих осознал, что он — не более чем крохотная песчинка, гонимая неумолимым ветром Судьбы по полному препятствий и неопределенностей и ведомому одному лишь Всезнающему извилистому жизненному пути, где-то совсем рядом звонко пропели невидимые трубы. И сквозь распахнувшиеся двери, на отделенное от перепуганных Служителей Закона несокрушимыми шеренгами гулямов возвышение поднялся донельзя важный и разряженный, словно павлин, жаградар Вечного города собственной персоной. Немедленно обратившийся к присутствующим с многозначительной речью.
— Добрый вечер. — хотя голос Бальба-эль-Меджрени был тих, глух и надтреснут, произносимые им слова легко перекрыли и вливавшиеся в распахнутые окна звуки улиц ночного Дарзеза, и тяжелые шаги закованных в броню с головы до пят зардаров в коридорах дворца, и сдавленные шепотки вполголоса обсуждающих происходящее Хранителей Порядка Жемчужины Юга. — Скажу честно, после ознакомления с материалами предварительного следствия по делу арестованного по обвинению в государственной измене Верховного стража республики, меня приятно удивила как та готовность, с какой вы откликнулись на первый же призыв Верховного Главнокомандующего, так и продемонстрированное вами единодушие в вопросе верности Долгу, Чести и Присяге! На мой взгляд, это более чем убедительно доказывает: затраченные усилия вероломного Абдрагмана-аль-Зуви пропали втуне, а задуманное им предательство так и не сумело угнездиться в ваших отважных и честных сердцах! И мы, да-да, все мы еще можем...
С каждой новой фразой первого из лучших мужей Великого Дарзеза, и Узару-аль-Зину, и его коллегам все сильнее хотелось убраться из дворца. Неважно, куда, главное — как можно дальше от роскошного зала приемов. Откуда в буквальном смысле данной фразы, было рукой подать до внутренней тюрьмы, где навечно исчезали те, кого Меджлиз повелевал отныне и до скончания времен считать особо опасными государственными преступниками. А самое главное, совсем рядом, буквально в нескольких шагах, находилась печально известная площадь Возмездия. Истекающее кровью, ужасом и смертью место проведения ежедневных публичных казней на потеху толпе.
Ибо раздувающийся от ощущения собственной важности, нужности и значимости правитель несравненной Жемчужины Юга поведал Служителям Закона, ни много, ни мало, о раскрытии грандиозного заговора, направленного на свержение законной власти. Во главе которого стоял сам господин байганзалар, арестованный сегодня вечером по приказу девяти правителей республики. Упредивших буквально на считанные часы выступление сторонников презренного аль-Зуви, планировавшего уже следующим утром стать единовластным повелителем могущественного Вечного города. Поднявшись на обагренный кровью трон по лезвиям смертоносных клинков сжимаемых руками его прихвостней.
— Самое же страшное, — продолжал разглагольствовать Бальб-эль-Меджрени. — Заключается в том, что гнусный предатель, мерзкий сын гиены и шакала, подобно ядовитой змее попытавшийся вонзить ядовитые клыки в кормящую его руку, опирался даже не на подчиненных из числа городской стражи! Нет, подлый изменник рассчитывал, только и исключительно, на презренных Незримых теней, живущих не честным трудом, но, единственно, грабежами, разбоями и убийствами как жителей, так и бесчисленных гостей Великого Дарзеза...
Не обращая ни малейшего внимания на все усиливающийся гул недовольства, пронесшийся по рядам Хранителей Порядка несмотря на взявших наизготовку арбалеты стрелков, рассказчик немедленно дополнил, развил и логически обосновал нелепые измышления. Оказывается, доллгие годы вероломный байганзалар регулярно вводил в заблуждение первых граждан республики. Со всей ответственностью утверждая в ежедневных докладах, якобы стараниями его подчиненных закон и порядок на улицах Жемчужины Юга поддерживаются столь усердно, что в любое время дня и ночи юная девственница может выйти из дому с мешком золота за плечами. И благополучно прибыть в место назначения, не претерпев по пути ни малейшего урона ни для чести, ни для благосостояния.
В то время, как на самом деле, именно стараниями коварного Абдрагмана-аль-Зуви буквально за несколько лет Вечный город превратился в настоящий рассадник воров и грабителей, мошенников и убийц, средоточие всевозможных мерзостей и извращений. В крупнейший на Бэле центр мыслимых и немыслимых пороков. А среди его обитателей — последовательно насаждалось мнение, будто нет такого преступления, вплоть до отцеубийства и жертвоприношения новорожденных младенцев жайданам Бездны, от которого нельзя было бы откупиться... Но самым страшным было то, что за соответствующую мзду, полученную из обагренных кровью невинных рук убийц, доверенные лица Верховного стража, этого гнусного изменника и негодяя, под видом расследования злодеяний и розыска злоумышленников просто-напросто хватали первых, подвернувшихся под руку прохожих чуть ли не на ступенях Дворца Правосудия!
Дабы, после краткого и постыдного судилища, порочащего, прежде всего, лучших мужей республики, вынести приговор. И в тот же день публично казнить несчастных за проступки, совершенные отнюдь не ими. Хотя судьи отлично знали истинных виновных! На фоне данной омерзительной пародии на Закон, отягощенной существованием на территориях, находящихся по властью могущественного Дарзеза совершенно неофициальной, но известной всем и каждому шкалы платежей за то или иное правонарушение, тотальное обложение сообщниками предателя торговцев и ремесленников абсолютно незаконными штрафами и поборами по насквозь фальшивым причинам, в совокупности на порядок превосходящими официальные налоги, выглядело не более, чем мелкой шалостью.
Окруженный держащими оружие на изготовку гулямами, беспомощный, не смеющий пошевелить даже пальцем под прицелом арбалетчиков, Узар-аль-Зин отчаянно скрывал гнев и возмущение нелепыми разглагольствованиями Бальба-эль-Меджрени. Нечистоплотного мошенника, жадного и подлого торгаша, ускользнувшего от правосудия наглого вора и морского разбойника, подкупом и лестью добившегося места, абсолютно не соответствующего позору рода Меджрени! Единственно лишь подобное удару молнии озарение: в разыгрываемом здесь и сейчас представлении и ему самому, и его соратникам отведена неприглядная роль безмолвных слушателей, удерживало он-бажи от немедленного высказывания самоуверенному говоруну всего, что он думает и о жаградаре, и о его словах!
Впрочем, кроме осознания неизбежного было и понимание очевидного: между лгуном, обманщиком и клятвопреступником, с одной стороны, и тем, кто честен и справедлив в повседневных поступках, с другой, нет, и не может быть ничего общего! И номинальный глава Жемчужины Юга не столько убеждает собранных в зале Хранителей Порядка в истинности своих лживых и нелепых умозаключений, сколько дает возможность подлым соглядатаям выявить сильных духом, не желающих униженно стать перед ним на колени. Вернее, перед волей того, в чьего послушного раба превратился сам Бальб-эль-Меджрени. Дабы немедленно арестовать смельчаков и бросить в темницу. А чуть погодя, под покровом Безмолвия, тайно умертвить немногих храбрецов, могущих однажды стать источником опасности для чудовища в обличии смертного!
"Это каким же дулнигом надо быть, чтобы на полном серьезе рассказывать тем, кто знает истину, как говорится, из первых уст, немыслимую... а вернее сказать, безумную смесь клеветнических измышлений пополам с превратно истолкованными фактами, цинично замешанную на откровенной лжи!"
Лютая ненависть не мешала Узару-аль-Зину старательно делать вид, будто он соглашается со всем, поведанным разоряющимся жаградаром. И, одновременно, без особых усилий сохранять на лице самое верноподданническое выражение.
"Совершенное Верховным стражем предательство... Кто бы говорил! Если здесь и было нарушено Слово, то клятвопреступление совершили именно первые граждане республики! Покорно гнущие спины при одном упоминании нелепого прозвища омерзительного зигри и трепетно лобзающие туфлю того, кто буквально несколько дней назад хладнокровно умертвил многие и многие тысячи невинных ради удовлетворения мимолетного каприза. И, зная о том, Меджлиз не только не приговорил кровожадного прислужника Владык Джиннов к мучительной казни или, хотя бы, к изгнанию, а, напротив, назначил ядудга на крайне ответственный и самый высокооплачиваемый пост в иерархии Великого Дарзеза. А не успели выжившие похоронить тела усопших, как, во исполнение хозяйской воли, имеющие наглость именовать себя отцами Вечного города приступили к беспощадному истреблению всех, кто оказался слишком горд и свободолюбив, чтобы униженно пасть ниц перед наемным магузом. К тому же — чужеземцем!
Необходимость беспощадной борьбы с преступностью... С тем же успехом сей торгующий прахом собственного отца трусливый шакал может приказать нам вычерпать ложкой безбрежный Океан! Ведь расположенная на пересечении крупнейших торговых путей столица республики прямо-таки кишит мириадами отребья, сбегающегося в нее со всех концов Бэлы. Даже если однажды свершится чудо, и, волею Величайшего, в один прекрасный день Служители Закона сумеют очистить Жемчужину Юга от любителей легкой наживы, еще до наступления ночи места казненных и отправленных на галеры грабителей и разбойников займут новые дети порока. Воистину, неистребимые как тараканы.
