Admissor

Пролог

Будильник вопил. Кричал, звал, надрывался, бился в усталой, почти человеческой истерике. Бессильным призраком прошлого дрожал под подушкой, издавал громкие, потрескивающие звуки. Пытался поднять своего хозяина с кровати, вырвать его из сна. Прогнать в универ, пощелкивая отходящей крышкой, словно строгий надсмотрщик хлыстом.

Прогнать — или хотя бы разбудить.

Джеймс потянулся, напряг шею, вырывая голову из мокрого плена подушки. Тело ломило. Холодило руки, неприятно потрескивало в ногах — так, словно к ним поднесли источник напряжения. Уставшие мышцы ныли, пожеванное одеяло мерзко холодило грудь, а смотреть в зеркало отчаянно не хотелось. Вместо этого он посмотрел в окно.

Мир всегда другой, когда просыпаешься после химии. Он тусклый, как выгоревший кинескоп. Толстый стеклопакет со снятой ручкой обещает стерильность, безопасность и пастораль. Нагло зеленые, несмотря на начавшуюся месяц назад осень, кусты сверкали радующими взгляд пятнами в море облетевшей листвы. Рыжая, красная, багровая и едва-едва желтая — все цвета, которые только можно собрать в одной палитре. Хорошие цвета. Даже красный. Хороший, не кислотный. Не похожий на раствор в пакете, привязанном к капельнице.

Наверное, на это должно быть приятно смотреть. По крайней мере, так говорил терапевт. Джеймс не чувствовал разницы, но старался смотреть в окно хотя бы по часу в день. По крайней мере, так не уставали глаза.

Да и не требовало от него это жертв — делать в палате все равно больше нечего.

Вздохнув, парень наконец выключил нагревшийся будильник. Маленькая металлическая коробочка издала последний возмущенный писк, обдав его облаком пыли, и заткнулась. Не то, чтобы это играло роль — в последнее время он почти перестал различать звуки. На их место пришел треск — сухой, тихий, бессмысленной шум.

И, разумеется, тихий гул крови.

Ему говорили, что во всем есть свои плюсы. Наверное, какие-то есть и у этого. Просто он их еще не нашел.

Джеймс облизал пересохшие губы, и привстал на кровати. Бережно смотанная трубка капельницы свисала с железной стойки, а значит его не обманули — сегодня все закончилось за четыре часа. Если, конечно, будильник сработал в первый раз. Судя по тому, как он нагрелся — скорее всего это не так.

Впрочем, какая разница?

Выходить из палаты не хотелось. Потому что больно — раскаленными иглами в суставах, стальным порошком в угрожающих сломаться костях, жидким металлом в венах больно. Потому что противно, чисто по человечески противно выходить потным и залитым собственной слюной. И потому что связки знакомо ломит.

Он снова визжал, как побитая сука.

Скорее всего — выл, даже не жевал, а забивал себе глотку одеялом. Вбивал руки в прикроватные поручни, дергал ногами и иногда сбивался на мат. Возможно — умолял прекратить. И даже гребаная гордость внезапно куда-то исчезла.

Когда по венам льется химия — она всегда исчезает. Сразу куда-то пропадают все мысли, проблемы, желания и принципы, оставляя за собой только обнаженное стремление — бежать. Спрыгнуть, слезть, вырваться. Оборвать трубки, вырвать с мясом — своим мясом — катетеры. Сжаться в комок, скатиться с кровати или хотя бы просто встать...

Убежать. Прекратить боль. Убрать кислоту, по капле льющуюся в вены.

Сделать что-то. Хоть что-то. Хоть что-нибудь.

Бессилие и правда лучшая пытка.

Джеймс встал — осторожно, повернув корпус, дернувшись, будто получил под дых от здоровяка Томми. Подождал немного, опустил ноги на пол. Проглотил вопль, вытерпел ледяные иголки, вскрывшие ступни. Нашел больничные тапочки. Оттолкнулся от поручня — уверенно, резко, не давая себе передумать.

Ноги подогнулись, но выдержали. Кажется, сегодня он еще походит. Может быть даже в сад.

Джеймс сделал пару осторожных шагов. Задумчиво посмотрел на капельницу — точнее, на держащий ее стальной костыль — и покачал головой. Подошел к двери — матовой, белой, почти картонной. Хрупкой, на скорую руку сбитую из опилок. Блеснула алым глазом искусителя кнопка вызова медсестры.

Он покачал головой и привалился плечом, изо всех сил напрягаясь, чтобы ее открыть. Она поддалась с тихим скрипом, неуверенно, почти издевательски поблескивая лакированной ручкой.

С каждым днем дверь становилась все тяжелее.

Джеймс вышел в коридор — зажмурившись, привалившись к стене. Восстанавливая дыхание, заново привыкая к яркому освещению белых ламп, не оставлявших теней. Глаза слезились, веки опухли от влаги, а зрачки не могли понять — расширяться им или сжиматься. Зрение болезненно обострилось, и он мог различить каждую трещину в штукатурке стены напротив.

Ему объясняли, что так организм пытается компенсировать ухудшение слуха, но он не вдавался. Только в очередной раз пообещал себе не загадывать желаний — полгода назад ему впервые пришлось купить контактные линзы. Кажется, тогда он укорял мир за несправедливость.

В книгах с золотым переплетом, которые он начал от скуки читать, что-то про это было. Кажется, это называется "ирония". Возможно.

Сам Джеймс всю жизнь считал, что ирония — это когда избитых лох, который только что лишился телефона и кошелька, которые через пять минут отправятся в мусорку, долго обещает тебя найти, а потом узнает твой адрес. Кажется, там уже пару лет не появлялась полиция — просто за ненадобностью. Частное охранное агентство справлялось с поддержанием порядка гораздо лучше.

Задумавшись, он скатился по стене.

В противоположном конце коридора заполняет бумаги дежурная медсестра. Дородная женщина средних лет, с залысиной в светлых волосах — здоровой, а не как у него. Во взгляде жалость. Она встала со скрипнувшего стула, сделала пару шагов — и замерла, отшатнувшись. Должно быть взгляд у него остался прежним.

Джеймс схватился за поручень. Пальцы напряглись и побелели, почти взорвавшись болью. Локоть, на который пришлась большая часть напряжения, разогнулся с резким толчком. Парень снова рухнул, врезавшись в стену спиной. Тяжело вдохнул, зажмурившись. Дал пылающей руке отдохнуть несколько секунд.

По телу толчками разливалась боль. Тупая, мерзкая, бесполезная — иссушающая тело, оставляющая только слабость. Рак — не тот враг, которого можно избить до полусмерти. На него не натянуть перчаток, его не вкатать в асфальт до кровавых соплей, разбитых в кровь кулаков и треснувшей зажигалки. Ему плевать даже на специально утяжеленную рукоять пистолета. В бою с ним нет адреналинового исступления, пены на губах, мира, стягивающегося в точку вокруг корпуса врага — нет ничего. Только алая кислота, разливающаяся по венам. Кислота, от которой не спасает ничего — даже другой наркотик.

Держаться, орать, оставаться на месте. Терпеть. Не отбиваться. Не...

Подошедшая женщина протянула руку, осторожно помогая ему подняться — только чтобы отступить назад. Избегая ее руки, словно гремучей змеи, парень просунул локти под поручень и резко, одним рывком встал. Живой рычаг сработал.

По коридору пронесся тихий крик.

— Хрен вам! — глухо прошипел он. — Хрен! Я тут не сдохну!

"Не..."

Джеймс привалился к стене, пытаясь отдышаться. Грудь лихорадочно сжималось, с каждым толчком отправляя все новые и новые волны боли, но он стоял. Стоял, смотря на медсестру почти с ненавистью. Женщина ничего не сказала, просто оставшись на месте — готовясь подхватить его в любой момент. В конце-концов, это ее работа. Осознание этого помогло взять себя в руки.

— Принесите обед.

Или ту чашку бульона, которую они называют обедом. Плевать. Все равно в него больше не влезет.

Хорошо еще, что пока не перевели на питание через капельницу.

Он вернулся в комнату, аккуратно пнув перед собой дверь. Аккуратно — потому что спину сверлил чужой взгляд и отчаянно не хотелось с воем падать на пол. Пнул — потому что руки уже почти отказали.

Врач рекомендовал ходить хотя бы по пять минут в день. Если пойдет хорошо — по десять. И никогда, ни при каких условиях не пытаться отжиматься.

Джеймс и не пытался. Ему хватило трех часов на холодном полу.

Дверь захлопнулась, разделяя пространство. Вот эта комната, с койкой, капельницей, вешалкой и огромным окном — его. Тут он в безопасности, почти всего, кроме четырех-пяти часов в день.

"Я уже выстраиваю зону комфорта."

И это жалко. Попросту жалко.

Когда взрослый человек прячется от мира в своей комнате — он уже сдался. Уже отчаялся повлиять на что-либо за ее пределами. И не важно, что говорит по этому поводу психолог — Джеймс это чувствовал шкурой. Он не может позволить себе ни одной уступки. Ни одного шага назад. Ни одной поблажки.

Потому что если начнет, то остановиться уже в деревянном ящике.

Вздохнув, он упал на кровать. Кондиционер едва различимо гудел, выпуская тонкую струю прохладного воздуха. На тумбочке у кровати лежала опрокинутая и открытая упаковка. Он не успел ее вчера закрыть. В упаковке — тринадцать бело-голубых таблеток. Тринадцать, если он не сбился с курса.

"Двенадцать?"

Нет, тринадцать. Последняя завалилась за картонное дно.

Он почти пришел в себя. Разбитый поручень за ночь сам собой не починился, а вот лампы светлели на глазах. И гнилые электросети больницы тут не при чем — просто переставала действовать химия.

Боль еще билась в голове, стучала в виски, но это была ерунда, потому что ее место уверенно занимал белый шум — немножко безразличия, немножко заторможенности. Немножко почти нормального состояния. После химии становилось лучше — ненадолго, и с каждым днем это длилось все короче, но...

Наверное, это было не зря.

В дверь громко постучали. Громко, коротко и уверенно. Очень вовремя.

— Войдите.

Вошедшей женщине его разрешение, кажется, и не было нужно. У нее темная, почти черная кожа и очень дорогой белый халат. В руках хромированный кейс, а за спиной — девочка, одетая в школьную форму. Ей лет двенадцать, не больше — он дал бы меньше, если бы не абсолютно свободное от эмоций лицо.

Девочка аккуратно закрыла за собой дверь, застыв у окна, а женщина сделала пару шагов вперед. И будь он проклят, если в кармане ребенка топорщится шариковая ручка.

— Добрый день. Я — Доктор Мать, сегодня я заменяю доктора Эверетта.

Джеймс спокойно кивнул. Две процедуры за день не были чем-то новым. Это, безусловно, было неприятно, но...

— Я вашем полном распоряжении.

Он откинулся на кровать и повернул руки вовнутрь — так, чтобы было удобнее ставить капельницу. По спине пробежала предательская волна страха. На лице это не отразилось — он достаточно опозорился сегодня. Дальше, впрочем, будет только хуже. Вряд ли его гордости хватит надолго.

В прошлый раз хватило на двадцать миллилитров.

— Я не буду проводить химиотерапию.

Ответила она, проигнорировав его приготовления. Вместо этого женщина опустилась на стул рядом с кроватью, изучающе смотря на него. Она даже не моргала.

— Вот как?

Кажется, он удивился. Были, конечно, и другие процедуры, но обычно для них его везли в другой кабинет.

— Она больше не приводит к ремиссии. Ваша опухоль вошла в четвертую стадию развития.

Что-то хрустнуло. Кажется, это была его самоуверенность.

— Понимаю.

Он замер, отказываясь обдумывать услышанное. Его мозг будто вмерз в глыбу льда, отказываясь отвечать на любые команды. Конечно, что-то подобное он подозревал, его предупреждали о рисках, но...

Но.

"Сколько мне осталось?"

"Какие процедуры будут дальше?"

"Мне будет больно?"

Все эти вопросы должны были родиться, он должен был ими задаваться, он... наверное, ему стоит их задать. Ему стоит хотеть их задать. Или хотя бы испугаться ответа на вопрос.

Ничего. Только лед. Должно быть, шок. Только тихий, потихоньку разгорающийся костерок истерики тлеет где-то внутри.

— Я могу вылечить вас.

Джеймс услышал смех. Громкий, тяжелый, смешанный с кашлем — и только потом понял, что смеется он сам. Парень поскучнел. Поводок мигрени опасно подрагивал, она все еще была где-то там, и он все еще боялся лишний раз приоткрыть рот.

Все это, вся эта комедия... только чтобы впарить смертельно больному чудесное лекарство за пару миллионов баксов. Миллионов или десятков миллионов — смотря насколько ей хватит наглости.

Пару месяцев назад он бы похлопал такой афере. Она ведь даже сказала это с серьезным лицом.

— Выметайтесь.

Взгляд женщины не изменился. Она все так же внимательно смотрела на него, взвешивая на незримых весах.

— Как я уже сказала, я могу вас вылечить.

Джеймс нахмурился. Она произнесла это без тени эмоций, ровным, спокойным тоном. Так, как никогда не говорят коммивояжеры — уж он то их навидался. Она не спрашивала, а сообщала. Так же, как сообщила приговор минутой назад.

Парень ухмыльнулся, мысленно благодаря оледеневший мозг. Будь иначе...

— Вот как? Допустим. Ваше предложение?

Тишина. Только медленно-медленно скользящий по его телу взгляд.

— Вы знаете о супергероях?

"Ах, вот оно что."

— Да, их, кажется, около двадцати.

Что-то такое было в новостях пока он за ними еще следил. Кажется, фрики в карнавальных костюмах. У кого-то даже были подтвержденные сверхспособности. Ни одного целителя, правда.

— Сорок четыре. В следующие десять лет появятся больше шестисот тысяч.

Ни грамма сомнения в голосе. Ни капли эмоций на будто высеченном из железного дерева лице. И у женщины, и у замершей в дверях девочки.

— Допустим. — повторился он. — К чему это? Вы — герой и хотите предложить мне услуги парацелителя?

Женщина покачала головой.

— Будь я героем — вас бы уже усыпили, как и полагается агрессивному животному.

Кажется, он фыркнул.

— Почему вы так решили, Доктор?

Разумеется, он знал. Куда интереснее было, сколько знает она.

— Вашего послужного списка хватило бы на высшую меру даже два года назад, когда вы были несовершеннолетним. — женщина на мгновение задумалась. — Джессика Браун покончила с собой через два месяца после увольнения.

Разговор у статуи, тот случай, когда его ударила девушка, выговор в кабинете директора, заплаканная учительница, которой отец швырнул деньги...

Джеймс улыбнулся. Искренне, по настоящему улыбнулся — чуть ли не впервые за все месяцы, проведенные в больницы. Воспоминание прокатилось по телу теплой волной, восполняя силы.

— А ведь я предупреждал — не смешивай снежок с кокосом, спидбол до добра не доведет.

Доктор не улыбнулась. Впрочем, и не нахмурилась.

— Александра Фосса госпитализировали с тяжелыми химическими ожогами носоглотки и лица, он не пережил первые сутки лечения.

Полицейская частота на радио бесились за много кварталов от него. Джеймс сидел за мусорным баком, нещадно пачкая дорогую одежду. На его губах застыла улыбка — он помнил как напиток из бокала начал разъедать губы проигравшего в покер соперника. Кажется, ему были нужны деньги на операцию... потому и сел за его стол.

Голос женщины был четким, хорошо поставленным, но монотонным. Она будто зачитывала его грехи с бумажки, не чувствуя ни малейшей симпатии к жертвам или ненависти к нему. Доктор и определяла их в грехи только потому, что так было принятно.

Кажется, проблемы с психикой здесь не только у него.

— Хороший был парень, — искренне ответил Джеймс. — Жаль, не умел правильно рисковать.

Взгляд женщины не изменился ни на йоту. Только сфокусировался еще сильнее — так сам Джеймс выглядел на фото, когда старался обдумать большое количество информации.

— Сергей Верхов, иммигрант из России. Убит винтовочным патроном с дистанции в тысяча двести метров, оставил после себя четырех детей.

На прицеле винтовки — чья-то жизнь. Он еще не разобрался — чья, но он разберется, непременно разберется. Это даже интересно — придумывать биографию человеку, которого видишь в первый раз. Абсолютно случайного человека, который случайно жил и точно так же умрет через пару секунд.

Значит, это оказался русский. Забавно. Он почему-то считал его немцем.

— Хорошо, хорошо, убедили. — он улыбнулся. — Так что вы от меня хотите, Доктор? Денег? Покаяния?

Женщина покачала головой.

— Нет. — она задумалась. — Я хочу предложить вам сверхсилы. Это не потребует оплаты в денежном выражении.

Джеймс кивнул. Если на мгновение допустить, что она и правда может дарить суперсилы, то деньги для нее — бумага. И все-таки...

— Почему мне?

— Вы должны были прекратить биологическое существование еще четыре месяца назад. Не смотря на проводимую терапию. Ваша опухоль практически сожрала внутренности, пустив местазы буквально везде — но почему-то вы еще живы. Вероятно, вы сможете пережить процедуру.

Ага. "Вероятно" и сразу же "пережить". Последнее, чего ожидал от своей жизни парень — что однажды он окажется в числе подопытных корпоративных крыс, продающих за пару сотен собственную жопу.

— С вероятностью?

— Тридцать четыре процента.

Не так плохо. Тут его шансы в лучшие времена болталась в районе шестнадцати.

— Вы хотите чтобы я работал на вас? После того, как получу силы?

"Как" — не "если". Так думать почему-то стало не страшно — просто непродуктивно.

— Да.

Джеймс кивнул. Чего еще она могла добиваться?

— А если я решу послать вас после того как получу силы, меня положит ваш ручной терминатор?

— Верно.

Указанный терминатор даже не поморщилась и не стала киношно поправлять направленный на него пистолет в кармане школьной формы. Кажется, за весь разговор она даже не сменила позы. И что у нее за сила, если Доктор уверена что она убьет его, какую бы силу он не получил?

Джеймс покачал головой. Это не важно. Совершенно не важно. Даже если она врет, и все это — развод на деньги, он уже весь ее. С потрохами и ливером. И, вопреки стереотипу, в комнате это понимают абсолютно все.

Впрочем, оставался один вопрос. Нет, не "что она ему прикажет" — как раз на

это ему совершенно плевать.

— Вам не важен мой моральный облик или вы просто уверены, что сможете держать меня под контролем?

Доктор даже не колебалась.

— Оба ответа верны.

Джеймс ухмыльнулся. Он оказался прав. Женщина действительно не понимала, в чем заключается неправильность его поступков, когда зачитывала их. Скорее всего она анализировала их в контексте полезности и вреда, репутационных и финансовых издержек. Его выходки ей интересны только потому, что их будет очень интересно опубликовать в СМИ.

Говоря проще, Доктор — клинический социопат. Да и девочка вряд ли лучше.

— Тогда давайте уже сыворотку. Я весь ваш.

Доктор в последний раз смерила его изучающим взглядом, и открыла серебристый кейс. В нем лежало шесть одинаковых пробирок. Ультрамариновая, с пузырьками воздуха, застывшими в глубине раствора. Иссиня-черная, с фиолетовым осадком. Золотая, больше похожая на расплавленный металл. Стальная, почти не бликующая. Белая, почти неоновая, накапливающая внутри лучи света. Сиреневая, напоминающая йогурт.

В каждом виале были сверхсилы. Всем своим существом он ощущал это — маленький кусочек чистой, неизбывной, непредставимой и неограниченной мощи. Наверное, что-то подобное испытывает человек рядом с активным ядерным реактором, только это в сотни раз сильнее.

Джеймс попытался прислушаться к интуиции, но вскоре понял, насколько это глупо. Интуиция — это подсознательная обработка информации. У его подсознания нет данных, которые можно было бы ему выдать. Он не знал о виалах ничего — и все, что его мозг мог ему выдать, это идиотские ассоциации голубого с морем, розового с лесбиянками, а белого — с церковью.

Поэтому парень просто закрыл глаза, встряхнул рукой, чтобы потерять тактильную память — боль, кстати, куда-то пропала — и вытащил случайный виал, отдав его Доктору. Та, судя по звуку, легко открыла пузырек, и отдала ему — Джеймс все так же не разжимал глаз. Он знал, что если узнает цвет выбранной сыворотки, то никогда не перестанет сомневаться, правильный ли выбор сделал.

Вкуса у жидкости не было. Она больше напоминала газ — так же легко спустилась вниз по пищеводу. Ничего не произошло.

А затем Джеймс узнал, что такое настоящая боль.

Глава 1

Ему редко снились сны.

А сейчас он и вовсе не спал. Скорее дремал, застыл в коме на грани между пробуждением и вечным забытием. И все же это было почти сном, почти грезой за миг до пробуждения...

Захватывающей, искренней, вселяющий детской восторг грезой.

Алый прямоугольник запал-карты, ласково греющий пальцы.

Четыре торпедных шахты, прикрытых полусферическими колпаками. Хищные обводы массивных, но от того не менее красивых двигательных пилонов.

Шлюз, родное тепло узкого ложемента. Голубоватое стекло из окварцованного керамита.

Ключ на старт. Экстренный порт. Форсированный старт.

Плящущее под дюзами пламя выплюнутого сверхтоплива.

Синхронизация.

И десятки, сотни тысяч до невозможного ярких звезд.

Джеймс в очередной раз перевернулся с бока на бок, вздохнул и сел в кровати. Странный сон неохотно покидал разум, оставляя после себя только тянущую пустоту и память об усеянной звездами пустыне.

Темная комната была холодной, как ледник. По серой стене скользили капельки влаги, откуда-то доносился запах свежей плесени. Окон не было, а на голову давили километры и километры песка, железобетона и монолитного горного массива. Убежище было сделано на совесть.

Парень встал, тихо вздохнув. Подпрыгнул — резко, жестко, почти вбивая пятки в залитый бетоном пол. Наслаждаясь ровным, здоровым напряжением в мышцах. Руки, ноги, тело, даже шея — каждая мышца двигалась именно настолько, насколько это требовалось. Так, как это было нужно. Никаких лишних жестов, перенапрягающихся мышц или подрагивающих пальцев.

Усмехнувшись, Джеймс подпргынул, приземлившись на руки. Две, одна, четыре пальца, три — его не покачивало. Сальто на месте, стойка на вытянутых руках — и снова на паре пальцах. Равновесие не терялось, центр тяжести будто прилип к нужной точке. Он мог бы так простоять пару часов.

Слух, зрение, обоняние — Доктор не обманула, все вернулось в почти забытую норму.

Новые способности будоражили. Они потрескивали на грани понимания, манили, умоляли их использовать.

Джеймс был почти рад. Все не просто вернулось в норму — стало гораздо лучше, чем раньше. Рак прошел. Его тело не разваливалось на куски, легкие больше не вылетали изо рта вместе с кровью во время кашля. Ему больше никогда не придется почувствовать химию. Эту гребаную кислоту, льющуяся по венам.

Все было лучше, чем раньше.

Вот только раньше не было того страшного, изматывающего чувства, что бередило его разум. Джеймс прикрыл глаза и снова увидел земную тропосферу и застывшее в ней существо, похожее на смесь червя и кита. Ощутил, как тлеет странная, невозможная жизнь внутри рассыпающейся на куски твари.

Ощутил, и понял ее намерение.

Существо смотрело на миллиарды людей под ней не как на жертв. Не как на добычу. Жертва может убить охотника, у добычи могут вырасти зубы... оно смотрело на людей как на ресурс. Так, как они сами смотрят на нефть, газ или леса. Их изобретательность, их стремление к конфликту — для существа это было просто топливом. Ресурсом, который нужно добыть, переработать и отправиться дальше.

Джеймс впервые в жизни почувствовал себя ресурсом, и ему это не понравилось.

В переборку, заменяющую дверь, постучали. Не слабо, не сильно — аккуратно, прикладывая именно такое усилие, которое необходимо. Не слышно ни шагов, ни нетерпеливого переминания с ноги на ногу — только тихое дыхание. Он уже знал, кого увидит. Знал, что это единственная преграда, отделяющая его от свободы.

И начал двигаться еще до того, как в проем между дернувшейся переборкой и стеной ворвалась первая пуля.

Мир рассыпался на осколки. Нет, не осколки — карты. Одинаковые карты, которые змеятся в руках опытного шулера. Тянутся, прыгают из ленты в ленту. Поток белых прямоугольников почти бесконечен и в какой-то момент он понимает, что до невозможности грубо жульничает: карты из разных колод.

Боль. Яркая, жесткая, единственной вспышкой прокатывающаяся по позвоночнику. Он отпрыгнул влево — и получил пулю куда-то под лопатку. Он отпрыгнул вправо, и бой с его надсмоторщицей продолжился. Одна застывшая секунда растянулась на тысячу, в открывшуюся на считаные сантиметры переборку просунулся ствол маленького, почти игрушечного револьвера.

Черная вспышка: в какой-то из нескончаемых комнат он оказался не таким удачливым.

'Так вот как это — умереть? Чернота и все?'

Его волокло сквозь целую серию черных вспышек. Он купался в боли, с него срывало ту самую рубашку, в которой он родился. Мир трещал, надрываясь от чудовищного напряжения, а он все тянул и тянул на себя бесконечную карточную череду — череду невероятных вероятностей.

И — вот оно.

Укрывшийся за перевернутой койкой Джеймс недоумевающе вертел головой. Шесть громких щелчков эхом отдались в голове, грохотом пронесясь по комнате. Он удивленно смотрел на изорваную пулями мебель и покрытые дырами и выщербинами стены: он ведь уклонился в самый-самый распоследний момент. Джеймс смог, а значит — ему нужна именно эта карта. Его единственная выигрышная комбинация. Комбинация, которая подарит ему свободу.

Револьвер щелкнул, выплевывая седьмую пулю.

Койка перегородила путь влево. Спереди смотрело дуло пистолета. Справа была стена. Переместиться... чернота. Подпрыгнуть, вскочить, оттолкнуться от стены... черные вспышки. Одна за другой, безостановочным потоком.

Триллионы альтернатив. Бесчисленные варианты и вероятности. Бесконечная череда карт.

Черных — все до единой.

Револьвер не щелкнул.

Девочка, вошедшая в комнату, убрала оружие обратно в карман. Средиземноморские черты лицы были все так же безупречно свободны от эмоций. Будто она и не стреляла в него всего секунду назад. Будто она не убила его мгновением раньше.

— Доктор хочет вас видеть.

Не приказ, не просьба — исключительно информативное сообщение. Она просто передала ему то, что просила передать Доктор. Кажется, она даже не ожидала ответа — или потому, что уже его знала, или ей просто было безразлично. Скорее первое.

— Тебя.

Джеймс выбрался из-за железной койки, в очередной раз порадовавшись начавшим работать рукам. Его одежда — если больничные тряпки можно назвать одеждой — перепачкались в пыли.

'Нужно поменять комнату.'

— Один вопрос.

Лицо девочки не изменилось, но он все равно понял — ему разрешили спросить.

— Какая у тебя сила?

Скорее всего итальянка задумалась, смерив его взглядом. Затем, немного помедлив, ответила.

— Я побеждаю. Всегда.

Он кивнул. Что тут еще сделать? Ее сила только что играючи покрыла его. Впрочем...

Она не могла сделать так.

Чашка треснула с громким звоном, окатив его ступню горячим чаем. Железный стол скрипнул, но выдержал. Темнокожая женщина аккуратно вздернула левую бровь. Девочка, разумеется, приземлилась в полуметре от него — там, где заканчивался стол, и избежала конфуза. Он в этом даже не сомневался. Ее сила играючи предсказала триллионы исходов их битвы. После такого просчитать точку выхода из портала — просто детская игра.

'Вот уж точно — всегда побеждает.'

Он взял с полки другую кружку, наполнив ее горячим чаем. Ложка, размешивая сахар, не ходила ходуном, как обычно — напротив, даже не касалась стенок чашки. Пальцы выписывали тонкой стальной пластинкой узоры любой сложности, и Джеймсу захотелось попробовать сыграть на пианино, как в детстве. Он не сомневался, что результат его удивит.

— Даже не спросишь, какую силу я вытащил?

Женщина фыркнула.

— Ребекка первым делом спросила, когда ее отпустят домой.

Доктор с явным удовольствием сделала глоток. По серой клетушке разлился яркий запах очень дорого кофе. В тарелке перед женщиной лежала простая яишница — похоже, готовила она не слишком хорошо.

Впрочем, он готовить не умел совершенно.

— Ребекка?

— Александрия. Новичок, как и ты. Скоро познакомитесь.

Джеймс кивнул. Значит, встретится с другими сверхлюдьми... что-то в этом было. Он сам не совсем понимал, что, но под ложечкой слегка засосало. Парень улыбнулся.

Старое, до-больничное, почти забытое чувство — сладкая, наполненная радостным предвкушением адреналиновая ломка окрасила серую комнату в яркие цвета.

— Осторожно. — оборвала поток его мыслей женщина. — Я не потерплю склок среди своих.

Голос женщины не изменился, но это ничего не значило. Повышать громкость, понижать, кричать, шептать, играть интонацией... все это ей не нужно. Ее угроза — это череда темных карт, в которые обращается будущее.

Ее угроза — это девочка с пистолетом, на какое-то мгновение опустившая кружку.

Джеймс откинулся на спинку стула, демонстративно поднимая над головой руки. Ребячество, но что поделать.

— Сдаюсь, сдаюсь. Буду пай мальчиком. — он покачал головой. Страшно все равно не было. — Где мы, кстати?

Доктор усмехнулась.

— Знаменитый город Свердь... льевск. — попыталась произнести она, и не смогла. — Убежище на случай атомной бомбордировки. Для крупных чинов.

Джеймс не стал даже пытаться.

— И русские нас пустили?

Доктор иронично посмотрела на него.

— А их кто-то спрашивал?

Парню осталось только понимающе ухмыльнуться в ответ.

Повисла тишина. У него наконец появилась возможность рассмотреть Доктора. Она оказалась куда моложе, чем он думал — ей было двадцать пять, может быть двадцать семь семь. Доктор не было красивой — пожалуй, даже симпатичной назвать ее можно было только с серьезной натяжкой. Она была обычной. А еще ей было совершенно плевать на свою внешность.

Черные волосы были небрежно обрезаны у висков, похоже, исключительно ради удобства. Ногти коротко подстрижены, в ушах нет украшений, а халат, хоть и чистый, лишен любых изысков.

— Так чего ты от меня все-таки хочешь? — порвал тишину он. — Если деньги, то моя компания в твоем распоряжнии.

Доктор прищурилась.

— Твоя? Насколько мне известно, Беркшир Групс принадлежит твоему отцу.

Джеймс растерянно посмотрел на нее, и осторожно ответил:

— Это... не сложно исправить. — он знал, как организована охрана, как выглядит распорядок дня, и где удобнее всего засесть с винтовкой. — Дня три, если очень срочно.

Доктор вздернула левую бровь, задумчиво смотря на него.

— Так просто?

Парень ухмыльнулся.

— С этим? — он исчез с тихим щелчком, появившись на стуле напротив. — Да как два пальца.

Доктор кивнула. Удивление, точнее, шок в ее взгляде был смешан с осознанием.

— Он ведь вырастил тебя. Обеспечивал и защищал, идя против законов и общественных правил. — Женщина говорила ровно и осторожно, почти излучая непонимание.

Она смотрела на него так, как смотрят на розового единорога. На что-то нереальное, выходящее за все рамки нормы.

— Да. — Джеймс согласно кивнул. Это было чистой правдой.

— Разве для людей не нормально быть благодарными, отвечая на услуги взаимностью?

— Эм... — он задумался. — Ну... наверное?

Именно так люди в основном и поступало. Иногда доходило до смешного. Но какое отношение это имеет к нему? Взгляд Доктор был даже не удивленным, а шокированным.

— И ты готов убить своего отца, чтобы забрать компанию... — очень осторожно, почти по слогам сказала она.

— Ну... да. — теперь, с силами, он может пойти дальше — а компания сгодится в качестве оплаты Доктору, если та ей вообще нужна.

Доктор вздохнула, сжала виски руками.

— Почему?

Ее взгляд был наполнен кристально чистым, стопроцентным непониманием.

— Он исчерпал свою полезность.

* * *

В зале совещаний было светло до рези в глазах. Явно не родные белые неоновые лампы, больше похожие на прожекторы, не оставляли теней. Александрия не знала, где их свинтила Доктор, но подозревала какую-то киностудию. Девушку передернуло — она не могла привыкнуть к резкому запаху плесени и сырости.

— Рада видеть вас здесь. — начала Доктор. Александрия поморщилась, и потерла заложенные уши. — Всех вас.

Бункер глубоко под землей — не лучшая точка для телепортации с другого конца планеты.

— Взаимно, Доктор. — ответил серый мужчина. Не в сером — серый. Его одежда, волосы, кожа, даже глаза были окрашены в разные оттенки серого. Девушка мигнула, пытаясь избавиться от рези в глазах. Это не помогло — мужчина мерцал. — Но я не уверен, что правильно понимаю смысл этой встречи.

Доктор улыбнулась, и дернула головой, откидывая челку с глаз. Те, кто ее знали, тут же поняли — она волнуется.

— Когда я предложила вам силы, вы согласились помочь мне. — женщина вздохнула. — Каждый день появляются новые паралюди. Тридцать-сорок триггеров в сутки. С каждой минутой их количество возрастает. Через год на планете будет больше миллиона паралюдей, через десять лет — десятки миллионов. Разной силы. Как правило — склонных к насилию.

— Понятно. Что-то подобное я подозревал... вряд ли один я. — собравшиеся в комнате люди кивнули. — Что ты предлагаешь?

Доктор покачала головой.

— Не я. Александрия, если тебя не затруднит...

Девушка вышла вперед.

— Конечно, Доктор. — она вздохнула. — Итак, все мы понимаем, что со сверхсилами что-то придется решать. Каждый день появляются новые кейпы. С новыми силами. И никто из них не может придумать ничего лучше ограбления банка. Я, конечно, защищаю Лос-Анджелес... но страховщики уже в панике.

Раздались понимающие смешки.

— Не могу не согласиться. Только за эту неделю — Сиятельный, Атлант...

Устало ответил мужчина, закованный в голубую броню из странного матового материала. Глаза Легенды были скрыты за непрозрачным визором, но девушка видела — еще немного, и он просто рухнет.

— Кронос. — добавил Эйдолон. — Со своими копиями. Хьюстон пока держится, но я каждый раз не уверен что найду его на своем месте когда проснусь.

Мужчина — хотя, скорее, парень — сидел на диване, неуверенно смотря в пол. Он не был красив — пожалуй, даже феноменально уродлив. Каким-то чудом в нем сочетался средний рост, лишний вес, проблемы с кожей, непропорционально большой нос и жирные волосы мышиного цвета. Его пальцы непроизвольно дергались, пытаясь щелкнуть, и из них вырывался неоновый свет.

— А у меня — тишина и покой.

Басовито ответил серый мужчина. Александрию в очередной раз передернуло — как раз в этом она не сомневалась. Будь она злодеем, то держалась бы от Бостона так далеко, насколько это вообще возможно. Хоть бы и на другой стороне планеты.

Злодеи, похоже, подумали так же.

— Значит, все согласны. — Александрия вздохнула. — Времена излишней свободы заканчиваются. Еще пять лет таких лет, и Америка развалится на конгломерат городов.

Легенда кивнул.

— Соглашусь. Как бы не было жаль это признавать, но паралюди это угроза.

Мужчина смотрел сквозь нее — часть его сознания была сконцентрирована на разговоре, но ее не оставляло ощущение, что на самом деле он думает о чем-то другом.

Это... разочаровывало.

— Не угроза, Легенда. Часть жизни. Теперь — просто часть жизни.

Герой, напротив, был собран и спокоен. Возможно, слишком спокоен. Он внимательно, с едва уловимой иронией во взгляде смотрел на нее, оценивая и взвешивая.

— Возможность. — подчеркнула Александрия. — Говоря языком наших коллег, это — пустая ниша на рынке. Как нефть пятьдесят лет назад, еще раньше — железные дороги. Рано или поздно ее захватит крупный игрок, и все успокоится, но... это будет не скоро. И этим игроком можем стать мы. Должны стать мы.

— Продолжай.

— Мы — четверо сильнейших героев Америки. Каждый из нас защищает свой город, но в масштабе штата появляются проблемы — уже сейчас мы реагируем слишком медленно. Еще пара месяцев, и угроз станет слишком много, чтобы вовремя на них отвечать.

— И ты предлагаешь превентивные меры. — ровно произнес мужчина, никак не показывая своих эмоций.

— Да. Превентивные меры. — девушка смотрела только на Героя, игнорируя всех остальных. Уставший и постоянно отвлекающийся на что-то Легенда едва реагировал на происходящее, а Эйдолон... почему-то у нее было впечатление, что она сможет его уговорить. — Обьединимся в одну организацию. Дадим паралюдям ясную альтернативу криминалу — помощь нам. Сделаем это профессией. Элитной и прибыльной. Так мы сможем главное — регулировать и навязывать правила.

— Допустим, что это сработает. — кивнул Герой. — Для твоего плана нужны деньги. Много денег, а значит нужны спонсоры. Я не сомневаюсь, что Доктор не откажется нам помочь, но она хочет сохранить свое предприятие в тени.

Женщина кивнула.

— У нас будет главный спонсор — государство. Сложившаяся ситуация волнует правительство не меньше, чем нас. И как частных лиц, и как должностных... — девушка вздохнула. — Им страшно. И я могу их понять.

Старый порядок вещей — с полицией, судами и государственной монополией на насилие — рушился на глазах. Люди гибли, чрезвычайные происшествия наступали одно за другим. От сенаторов и конгрессменов требовали соразмерной реакции, но они ничего не могли сделать.

И паникующая государственная машина плевалась бессмысленными законами, которые никто не мог и не хотел выполнить.

Она хотела это изменить. Она знала, что сможет это изменить.

— Хочешь дать им того, кто может говорить от лица паралюдей?

— В том числе. — девушка прищурилась. — Работы будет много. Законодательная база, правильное общественное мнение... все это придется создавать с нуля.

— Тогда нужно решить, кто будет с нами разговаривать. Буш? Куэйл? Этот шизофреник, Дукакис? Это повлияет на выборы.

Герой говорил уверенно, взвешивая альтернативы. Александрию передернуло от отвращения к ним.

— Воздержимся от политического трепа. Я... не верю в политиков. — Александрия вздохнула. — Гораздо лучше с этим справиться кто-то из нас в гражданской личности. Я предлагаю себя.

— Действовать с двух сторон? Неплохо. Но слишком манипулятивно.

— Если мы хотим, чтобы работа была сделана, ее придется сделать самим.

Герой внимательно посмотрел на нее. Александрия спокойно встретила взгляд серо-стальных глаз, изо всех сил отрицая предательскую струйку пота, пробежавшую по спине.

— Насколько я понимаю, у тебя уже есть план?

— Из восьми этапов. — кивнула она. — Глава комитета по делам паралюдей... Контесса гарантирует мне должность вице-президента через три года, если потребуется ручное управление Конгрессом, но я сомневаюсь, что до этого дойдет.

Повисла тишина. Мужчина молчаливо изучал ее, изредка исчезая на долю секунды, и, наконец, кивнул.

— Тогда работай. У тебя есть мое одобрение.

Учитывая сложившуюся репутацию мужчины — это значило очень многое. Достаточно, чтобы правительство составило план эвакуации всего Бостона из-за одной возможности того, что Герой пойдет против общественного порядка. Очень правильный план — в его случае бегство было единственным выходом. Александрия и была не уверена, сможет ли его остановить.

Если терроризм — это давление на общество угрозой насилия, то сидящий перед ней мужчина невольно запугал всю страну.

И для этого ему потребовалось только обнародовать собственные способности.

— Тогда с этим вопросом разобрались. Следующий... — девушка поморщилась. — Со стороны героев. Организации тоже нужен лидер. Желающие?

Эйдолон потянул было руку вверх, но смутился, покраснел и смешался. Легенда задумался, а Герой... Герой все понял правильно.

— Шефство над героями... — задумчиво произнес мужчина в синей броне. — Насколько я понимаю, организационная работа? Распределять команды, рассылать списки целей...

— Распределять финансирование и вести переговоры с политиками — или со мной. — Александрия улыбнулась. — Да. Но не только. Лидер героев — главное публичное лицо. Он будет представлять нас для общества... посылать месседж.

Легенда поморщился.

— Я... скорее всего не лучший кандидат. — покачал головой он. — К тому же мое время стоит дорого. Эта работа не для меня.

Девушка кивнула. Их гениальный изобретатель и правда был не лучшим кандидатом. Бесспорно, он был куда ближе к простым людям, которым его сила — технологии — были относительно привычны, но... это не всегда хорошо.

— Герой, при всем уважении, но... — Александрия вздохнула. — Я не думаю, что нам стоит возлагать эту работу на тебя.

Мужчина кивнул, все так же иронично смотря на нее.

— Я слишком силен, и моя сила слишком страшная.

— Да. Способность запирать людей в бесконечных временных петлях... это хуже смерти. Надеюсь, что эта сила будет использоваться настолько редко, насколько это возможно.

Дальнейших уточнений не требовалось. Он был, возможно, худшим человеком для этой работы. Живой аналог ядерной бомбы, оружия взаимного гарантированного уничтожения — совершенно не тот месседж, что девушка хотела отправить обществу.

Оставалась только она и Эйдолон. Переполненный комплексами вчерашний инвалид, чью силу можно не кривя душой назвать эскапизмом.

— Александрия?

В нее уперлись оценивающие, взвешивающие взгляды обоих мужчин. Доктор только таинственно улыбалась рядом с Контессой, отдав организационные моменты на откуп героям.

— Я думаю, что справлюсь. — она сжала кулаки. — Я уверена. Моя сила дает мне находиться в двух местах одновременно, и я могу не спать сутки напролет.

Герой переглянулся с Легендой, и они улыбнулись.

— Значит, будешь вести переговоры сама с собой.

В их улыбках что-то было. Какое-то особенное взаимопонимание, знание, которое разделяют только они... Девушка представила объемы работы от такого совмещения должностей, и у нее в голове щелкнуло. С отчаянием на лице она тихо выдохнула, сжав голову руками.

'Кто, ну кто тянул меня за язык?'

Из мыслей ее вырвал Эйдолон.

— Вы что, серьезно? Вы собираетесь поступить с силами, лучшим, что случалось с людьми, как Конгресс с интернетом? — Эйдолон пораженно смотрел на них. — К чему вы придете? К суперсилам по карточкам? Данным на каждого героя у правительства? Обязательному снятию масок?

Голос парня набирал силу, у него появилось эхо. Последнюю фразу он почти прокричал, и крик повторил возникшей за его спиной крылатый силуэт. Александрия только вздохнула.

— Никто не заставляет тебя появляться на публике без маски, Дэвид. — мягко сказала она. — Но нам нужно регулирование. Каждый парачеловек, одевая маску, должен понимать, что он — не уберменш. Он не может просто так изнасиловать кого-то, убить своих обидчиков или ограбить банк. У всего должны быть последствия. Это как... уголовный кодекс для героев.

Эйдолон вздохнул. Сжавшиеся кулаки разжались — вспышка прошла. Девушка знала таких людей — способных собраться на короткое время, но тут же прогорающих, и всегда делающих это не вовремя. Некоторые называли их неудачниками, но Александрия была не согласна. Дэвид был чертовски работоспособен, хотя и закомплексован до крайности.

В любом случае, выдержки пойти против консенсуса у него не нашлось. Как она и думала.

'Он будет ныть, но делать, что приказано. Или то, что делают все остальные.'

И это ее устраивало.

Вдруг раздался резкий, громкий, но приятный голос. Александрия дернулась, обернулась вокруг себя, и заметила молодого альбиноса лет двадцати. Он стоял у дальней стены, прямо под светом одного из прожекторов.

'Стелс?'

Нет. Телепорт. По крайней мере, в этом ее уверяла судорожно подхваченная сила-сканер.

— Не сработает. — весело сказал он. — Хотя звучит красиво.

Ей не показалось — парень был альбиносом, с голубоватыми, обесцвеченными волосами, алыми глазами и острыми чертами лица. Он был в свободном сером костюме — свободном и дорогом: под белым светом ткань почти светилась.

— Джеймс.

Ровно произнесла Доктор, но Александрия удивленно, почти пораженно посмотрела на нее. Женщина была рассержена. Зла.

Парень, ухмыльнувшись, дурашливо взмахнул руками.

— Расслабься, Док. Пришел познакомиться с коллегами.

Взгляд женщины не изменился.

— Я запретила тебе появляться на совещаниях без приказа.

Как-то вдруг, безо всех предпосылок, взгляд парня посерьезнел. Стал оценивающим. Анализирующим, взвешивающим — и тут же исчез. На лицо снова вернулась веселая улыбка.

Никто в комнате этого не упустил. Кроме, возможно, Эйдолона.

— Верно. — он улыбнулся. — Но еще ты сказала что я должен найти тебя, цитирую, 'если почувствуешь что-то угрожающее.'

Доктор посмотрела на спокойную Фортуну, и медленно подняла левую бровь.

— К базе приближаются атомные бомбы?

Парень покачал головой.

— Не так скучно. — он вздохнул. — Вы собираетесь переделывать мир, и я говорю — это не сработает. Точнее, сработает, но не так, как вы думаете. Решил, что лучше вас предупредить заранее.

Доктор цокнула языком.

— Внезапный прилив альтруизма?

Парень покачал головой и искренне посмотрел на нее.

— Это интересно. — он улыбнулся. — А я люблю интересные вещи.

Александрия прищурилась. Что-то с ним было не так. Она еще не могла понять что, но...

Его одежда была аккуратной, слишком аккуратной — тщательно отглаженной по шву. Прекрасно подобранные духи, отлично поставленная речь, будто заученные реплики — так ведет себя актер, выдавая заранее выученную программу.

Кукла, вроде той что дает сила Эйдолона?

Нет

Он волнуется и боится выступать?

Нет. Он слишком уверен в себе. Ни капли робости или неуверенности. Ни намека на напряжение.

Что-то не складывалось.

— Какие у тебя силы?

— Свободная телепортация на сто километров и предвидение ближайшего будущего.

Всего будущего — предупредила ее сила.

'Использует ли он ее сейчас?'

Нет

Александрия немного расслабилась. Она говорила не со сверхсилой, а с человеком. А люди делают ошибки.

Ее до сих пробивала дрожь когда она говорила с Фортуной. Этот ребенок пугал.

— Понятно. — она вздохнула. — Если влез — говори. Почему ты считаешь, что моя идея провальна?

Девушка была почти обижена. Обижена — потому что ценила свой ум. Почти — потому что предпочитала исправлять свои ошибки до того, как они становились необратимыми.

— Потому что ты сочетаешь несочетаемое. Строишь устойчивую систему на двух основаниях — органе в правительстве и хороших людях среди паралюдей. Запас прочности около нуля. Одно серьезное противоречие и все полетит к чертям.

Он смотрел на нее с искренней улыбкой, а алые глаза смотрели остро и почти грубо. Александрия поморщилась.

— Я буду контролировать оба звена. Серьезных противоречий не будет.

— Пока ситуация не станет достоянием общественности. — его улыбка стала шире. — Как твои герои будут реагировать на нарушение правил? Слабые? Сильные? Допустим, кто-то взял в руки огнестрельное оружие и убил героя? Выследил его семью и взял в заложники? Пустил целый город на растопку для своей силы?

Он говорил с сытым удовольствием, наслаждаясь этими возможностями. Его глаза смотрели на нее, но парень был глубоко в своих мыслях, в описываемой ситуации.

— Герои перестанут сдерживаться, и преступника убьют. — Александрия вздохнула. — Я хочу построить систему, которую будет выгодно поддерживать всем сторонам — в том числе и злодеям, которые неизбежно придут на место организованной преступности и бизнеса. Последнее, чего они захотят — это эскалации насилия.

'Это же очевидно!'

Банды вели себя так сейчас, тому же примеру последуют и их сверхсильные аналоги.

— Бизнес любит тишину, да? — парень ухмыльнулся. — Только вот ты упускаешь кое-что, красивая. Далеко не все люди адекватны. Далеко не каждого волнует равновесие сил, дела, доходы — да и не у всех хватает мозга чтобы это понять. Сверхъестественная рулетка может дать что угодно, кому угодно. Из-за этого вы здесь и собрались. Потому что Доктор знает, что рано или поздно из людей полезут суперсилы, которые перекроют даже Героя. Потому что вы не удержите баланс в одиночку, иначе ты бы даже не заикнулась о том, чтобы разрешить банды. — он ухмыльнулся. — Люди плохо придерживаются правил без тяжелой кувалды рядом, прямо перед глазами. Паралюдей, которым вытирают сопли, и которые привыкли драться с одними и теми же людьми, не особенно пугает перспектива того, что те вдруг станут бить сильнее. Им нужна драматическая, очевидная, понятная каждому клиническому дегенерату разница.

— Для этого я и создаю организацию из героев! — закричала Александрия. — Чтобы предотвратить это, избежать, когда получится. А если не выйдет — встретить и победить!

Он только ухмыльнулся в ответ.

— И я еще раз говорю — это не сработает.

Александрия хотела ответить, но ее оборвал спокойный, ровный голос.

— Что ты предлагаешь?

К его чести, под тяжелым взглядом Героя парень не дернулся и глаз не опустил.

— Добавить в систему третье основание. Людей, которым нет места в системе, которую предлагает Александрия. Вигилантов. Просто слишком жестких людей. Если верить тому, что сказала Доктор, то силы проявляются в травматических ситуациях. Ситуациях, спровоцированных насилием. — он улыбнулся. — Поправьте меня, но я не верю, что парень, на глазах которого изнасиловали любимую девушку или сожгли семью будет склонен к всепрощению, смирению и игре по правилам. Им не найдется места среди официальных героев, но на улицах они будут умирать. Или герои будут вынуждены бороться и с ними. К тому же, есть люди, которым сила повреждает разум. Герои могут их усыплять, как полагается животным, но это вредно для морального облика. И, как я понимаю, их будет все больше. Перевес злодеев над героями десять к одному, если я ничего не упустил?

— Допустим.

Все так же мерно и спокойно, где-то даже поощрительно ответил мужчина.

— Александрия права в предлагаемых целях, но задрала планку слишком высоко. Вы идете против природы сил — против насилия, которое их будит. Десять злодеев к одному герою — это убийственная пропорция. И вряд ли Доктор сможет изменить соотношение, иначе все это не имеет смысла. — он улыбнулся. — 'Темных больше, светлые сильнее?' — едва ли рабочий рецепт. Структуре нужен еще один орган. Пусть герои, защитники сияют ярко — стягивают себе каждого первого из одиннадцати. Они — хороший гарант общественного порядка. Людям будет уютно смотреть на них и верить, что они их защитят. К тому же, ограничения на насилие и вправду поможет сберечь инфраструктуру.

— Но? — для порядка спросил Герой. Александрия поморщилась — все уже поняли, что парень имеет в виду.

— Все это бессмысленно, если каждый всплеск насилия они будут вынуждены встречать грудью. Белый всегда захлебнется в море серости, если хотите. Пусть герои играют по правилам — они для этого созданы. Грязную работу должны взять на себя другие. Те, кто не хочет и не может сдерживаться, воспринимать это как игру. — алые глаза парня сверкали. — Вигиланты, злодеи, смысл жизни которых — в применении способностей. Они живут, чтобы драться, убивать, рвать на куски и чувствовать, как их враг мечется от боли и истекает кровью. Не нужно их за это карать — это нужно использовать. Разделим злодеев — самых расчетливых оставим в рамках правил, а тех, кто мог бы стать героями или слишком агрессивных заберем себе. Пусть тренируются, пусть охотятся на тех, кто нарушил правила. Мы изучим их, обезопасим, разобьем на команды с очевидным недостатком — и даже если кто-то предаст, то его бывшие коллеги его найдут и прикончат. Один к четырем к шести — как вам такая пропорция?

— Разделяй и властвуй? — осторожно произнес Герой — Мне нравится. К тому же, тем больше паралюдей воздержаться от нарушения правил.

Парень радостно кивнул.

— Ты предлагаешь раскормить злобную свору. — покачала головой Александрия. Говорить так о людях претило, но... — Ей нужна будет добыча.

Джеймс ухмыльнулся.

— Она найдется. Если будет такой взрыв параспособностей, как описывает Док... Штаты мы еще удержим. Если поднапряжемся — то и обе Америки, хотя латиносы станут той еще проблемой. Но весь мир... запылают как минимум Африка, Индия и Индокитай.

Доктор поправила очки, смотря на парня с куда большим интересом, чем раньше.

— И мы сможем выцепить оттуда наиболее ценных паралюдей без привлечения Двередела и Контессы. — она задумалась. — Остаются два вопроса — как их контролировать и кто их возглавит?

Александрия фыркнула. Она даже не сомневалась, кого будет использовать Доктор в качестве телохранителей для своих курьеров.

— Я бы предложил Героя, но он не умеет бить в полсилы, а именно это и понадобится. — парень улыбнулся. — Прекрасная Александрия великодушно взяла на себя целую гору работы. Легенда занят, остаюсь я и Эйдолон. Голосуем или решит Доктор?

Женщина вздохнула. Александрию передернуло — она представила себе, во что превратит Дэвида свора вигилантов. Нет уж. Через ее труп. Хотя, дьявол, она знает об этом парне слишком мало, чтобы судить.

— Контроль. — тихо напомнил Герой.

Парень задумался.

— Как я уже сказал, сама целевая аудитория такой организации предрасположена к крайней разобщенности. Вигиланты против злодеев, принятых на службу в альтернативу тюремному сроку, садисты и ищущие искупления... это гремучий котел. Атомный реактор, которым нужно тщательно управлять, чтобы не вышел взрыв. Следить за ним — работа главы. — он покачал головой. — Извне хватит и контроля за управляющим звеном.

Доктор кашлянула. Повисла тишина.

— Джеймс будет возглавлять этот отдел. Александрия возьмет на себя продвижение проекта со стороны героев и правительства. — женщина прищурилась, внимательно смотря на парня. — Контесса сможет устранить зарвавшегося главу, но это последнее средство. Каждый из вас четверых должен быть способен зачистить комиссию в полном составе минус один — это мое требование. Джеймс, если ты захочешь принять в состав парачеловека, способного изменить этот баланс, то мы лично обсудим это предложение. Никакого укрывательства и заговоров за моей спиной я не потерплю.

Александрия кивнула, и встала. Совещание было закончено.

* * *

Чем дольше Ребекка изучала досье нового коллеги, тем меньше хотела видеть его у себя в подчинении. Да и пожалуй, в списке живых.

Официальная часть была неприятно сухой и короткой — слишком короткой. А у той, что составляли службисты, был другой недостаток — она оказалась излишне подробной. Александрия перекладывала фотографии богатеньких дегенератов — в компании и по отдельности, упитых в хлам и опухших после очередной безобразной оргии — изучала полицейские отчеты, которые навсегда легли под сукно, протоколы допросов, и не понимала только одного: почему человеку с таким отношением к жизни и людям Доктор вообще позволила получить силы?

Особенно ее впечатлил протокол допроса его бывшей девушки. Ублюдок завел себе подружку только для того, чтобы ее унижать. Не физически — он давно прошел этот этап — но утонченно и даже где-то изысканно. Выродок неделями не разговаривал с ней, будил ударами среди ночи и смотрел в перепуганное лицо жертвы, которая терялась в ожидании худшего. Он заставлял ее завтракать вместе с ним, а сам трахался со служанкой, он отдавал ее охранникам, он...

Александрия с отвращением захлопнула дело держась за страницы так, словно папкой вытирали сортир. Кажется, во всем уголовном кодексе еще не придумали статьи, по которой его нельзя было бы привлечь.

— Доктор. У меня есть всего один вопрос.

Только безупречный самоконтроль, приобретенный девушкой в госпитале, позволил ей говорить спокойно. Темнокожая женщина грустно посмотрела на нее.

— Почему я подарила ему виал?

Александрия покачала головой и медленно, по слогам произнесла:

— Какого хрена он еще жив?

Доктор вздохнула.

— Мне показалось, что взгляд с другой стороны будет не лишним.

— С другой стороны? Ты про сторону насильников и психопатов?

Доктор поморщилась.

— Не психопатов. Джеймс — высокоактивный социопат. Он понимает, что чувствуют и чем вызваны реакции людей, но не может перенести это на себя. Это звено в его логической цепи разорвано.

— Док...

Женщина вздохнула.

— Эти, как ты выразилась, 'психопаты' — наша основаная целевая аудитория, Ребекка. Сущности отдалживают силы не по доброте душевной. Им нужен конфликт. Сам способ триггера, влияние осколка... все это направлено на то, чтобы воспроизвести максимум насилия. И чем больше конфликта может создать человек, тем выше вероятность, что его сила окажется разрушительной. Такие, как Джеймс, и будут сильнейшими природными кейпами. Мы должны научиться работать с ними. — Доктор вздохнула. — К тому же, ты не можешь отрицать, он оказался прав.

Александрия фыркнула.

— В мелочи. Сами бы додумались. — девушка покачала головой. — Как ты вообще можешь ему доверять? Он предаст нас в любой момент.

Доктор внимательно посмотрела ей в глаза, осторожно выбирая слова.

— Джеймс... хорошо понимает угрозы. Он не воспринимает себя как часть социума, но отчаянно не хочет умирать. Контесса может держать его под контролем.

Александрия фыркнула и подняла бровь, смотря на двенадцатилетнюю девочку. Ее всегда забавляло, как Доктор говорит о ней в третьем лице, когда та стоит рядом.

Фортуна коротко кивнула, но ее глаза не приобрели никакого выражения. Александрия поморщилась. Это было частью пути, а не ответом Фортуны — должно быть, девочка и сама не была уверена, зачем и почему кивает именно сейчас.

— Дать маяньяку силу, и надеяться, что двенадцатилетний ребенок сможет удержать его под контролем... — девушка поморщилась. — Казалось бы, что может пойти не так.

Доктор твердо встретила ее взгляд.

— На пути ничего не может пойти не так, Александрия. Элемент случайности полностью исключен.

Женщина была уверена в том, что говорила, но глубоко внутри девушка кричала — ей было противно, почти неестественно мерзко так полагаться на чьи-то способности. Сколько угодно совершенные. Но Доктор считала так, а не иначе.

— Он — вбрачный сын Контессы и Двередела... — Александрия покачала головой. — Я могу убить его. Герой может. Эйдолон и Легенда...

Доктор оборвала ее.

— Вы все можете. Именно поэтому он и останется под контролем. — женщина вздохнула. — Я не прошу тебя полностью полагаться на Фортуну.

Повисла тяжелая тишина.

— Док... — Александрия покачала головой. — Скажи честно. Зачем он нам? Не отговаривайся опытом, далеко не все натуральные кейпы настолько больные.

Доктор внимательно посмотрела на нее. А затем, после краткого раздумья, решила ответить.

— Тебе знакома концепция крысиного волка?

— Нет.

— Когда-то давно, лет триста назад, матросам очень сильно вредили крысы. Они портили их припасы, снасти, пресную воду... с ними пытались бороться, их пытались травить, но это было не эффективно. Крысы — идеальные грызуны, они способны выжить там, где человек погибнет, и вытравить их с кораблей не получалось. Оголодавшие, озлобленные, они жрали даже котов.

— И что придумали моряки?

Доктор улыбнулась.

— Десяток крыс закрывали в ящике и не кормили. Со временем оголодавшие крысы начинали жрать друг друга, и в ящике оставалась только одна, самая сильная и злобная крыса. Она привыкала жрать других, и никакой другой еды уже не хотела. Таких крысиных волков сдавали в аренду на корабли во время их стоянки в портах. Запущенный на корабль, крысиный волк отчищал его от своих собратьев в течение пары недель.

— И ты хочешь вырастить своего волка?

— Да, Ребекка. Девиант всегда давит девианта. Когда появятся первые паралюди маньяки у нас должен быть кто-то, способный привести их к ответу. Многие психиологические болезни невозможно вылечить, но так мы сможем извлечь из них пользу.

— Ими мог бы заняться и Протекторат.

— Он должен остаться цитаделью героизма, основой стабильности. Маяком надежды для героев. Он должен заниматься отношениями паралюдей с остальным обществом, создавать им удобную для жизни нишу. Герои не могут убивать — как минимум, не породив при этом волны страха среди простых людей.

— Поэтому ты создаешь его антипод. Как назовете? Комиссия по отчистке? Дом резни? Может сразу Бойня?

Доктор поморщилась.

— Ребекка. — тихо сказала женщина. — Я понимаю, что ты недовольна, но система не удержится только на героях и злодеях. Всегда будут психопаты, которые пойдут против сложившегося положения вещей. У системы должен быть запас прочности и часть, способная вовремя реагировать на эскалацию. Предотвращать ее самим своим существованием.

Девушка тихо вздохнула, обняв себя руками. Она все это знала, но... чувство глухого, неизбывного бессилия накатывало волнами, угрожая погрести под собой. Тихо произнесла:

— Ты могла бы отдать вигилантов мне, если они настолько важны.

— Ты необходима для другого. Протекторату нужен лидер, способный его направить и вырастить. Создать рабочую структуру, в которую смогут втягиваться молодые герои.

— С этим справился бы и Легенда.

Доктор улыбнулась.

— Справился бы. Но разве ты уступишь ему дело своей жизни?

Девушка вздохнула, и встряхнула головой.

— Нет. Но... Мы ведь решили, что будем делать добра больше, чем зла. Спасать больше, чем вредить... и теперь создаем свою бойню для грязной работы. Дарим силы тем, кого и подпускать к ним нельзя. Мне не нравится, куда это ведет.

Снова повисла тишина.

— Мне тоже, Ребекка. — женщина вздохнула. — Но я прошу тебя проявить терпение. Отнесись к этому как к... эксперименту.

Александрия вздохнула, и твердо посмотрела женщине в глаза.

— Месяц. Я даю ему месяц, Док. — мрачно сообщила Александрия. Нужные силы будто бились в руки, почти умоляли их подобрать — что-то масштабное, чтобы заморозить пространство, шип, игнорирующий телепортацию... нет. Связка из двух сил, насильная телепортация в не населенный мир и что-то похожее на ядерное оружие. Сто километров радиуса, максимальная скорость скачка... хватит. — Если он сорвется, если он окажется не так полезен, как ты описываешь... Я закончу этот эксперимент и сама вырву его осколок. Лучше эта сила будет ничей, чем будет принадлежать этому... существу.

Доктор только кивнула в ответ.

Александрия встала.

"Дверь в Лос-Анджелес, пожалуйста."

Она была почти довольна результатом разговора. Почти. Потому что на губах Контессы, живым памятником самой себе простоявшей весь разговор в углу, застыла довольная усмешка.

Глава 2

Она остановилась на заправке и вышла из машины. Хотела закурить, но хозяин так на нее посмотрел, что Алиса улыбнулась и отошла в сторонку — к запыленным торговым автоматам. Поднимался ветер, и пыль тонкими струйками сдувало, казалось, со всего: с газозаправочной колонки, с тумбы громоотвода и с капота припаркованной за зданием машины.

Машины, которой не должно было быть здесь.

— По кофейку?

— Не откажусь. Я могу повернуться?

— Да ради бога, Алиса. Не будем пугать старика.

'Он не изменился с Эй-Си', — подумала она. Максвелл уже с месяц носил выжженную солнцем мышиного цвета майку, мешковатую куртку и штаны с ремешками и молниями. Его алые глаза были прозрачными, выгоревшими.

'Скам-штаны'. — вспомнила она. — 'Где я подхватила это словечко? Уже здесь или еще на Тета?'

Алиса не чувствовала отчаяния, не искала вариантов. Она просто ждала — как, наверное, все трое беглецов до нее.

'Или нет: только первый и третий. Второго он убил с балкона здания напротив'.

Или так шептались в баре.

— После тебя. — улыбнулся он, когда Алиса указала ему на двери кафе.

— Ты слишком добр.

Руку из большого кармана в куртке Максвелл так и не вынул.

'Он не мигает'. — вдруг поняла Алиса и ей стало отчего-то совсем тоскливо.

'Нужно было убить его еще тогда.' — решила она, и поморщилась. Теперь она понимала причину той насмешливой улыбки.

Понимала достаточно хорошо, чтобы не делать глупостей.

Внутри пахло кофе, и сиденья скрипели пересохшим кожзаменителем, а в столешницу въелись три круга от чашек и один странный полукруг. От стакана для бренди — почему-то сразу поняла она, хотя никогда не пробовала настоящий бренди. Только химическую смесь из пережженной кукурузы с сухим спиртом.

— Два жителя Тэта в одном придорожном кафе — это очень много, да? — спросила Алиса, ведя ложкой по ободку чашки: три секунды, еще три, и еще, а потом — три секунды назад, и еще три секунды...

— Один из них в бегах, другой забежал проездом. — ответил альбинос.

Джеймс положил подбородок на ладонь, а в уголке потрескавшихся губ торчала зубочистка — но по-настоящему Алиса смотрела ему только в глаза. Осталось последнее, что интересовало ее в этой жизни: когда Джеймс Максвелл наконец моргнет. Она не понимала, как в воздухе Невады можно не моргать.

В той пустыне она никогда не снимала респиратор.

— По GPS я опережала тебя на семьдесят миль.

Максвелл приподнял и опустил левую бровь.

— Что такое семьдесят миль?

'Ничего. В его случае — совсем ничего.'

Он опустил ложку в чашку.

— Давай напрямую. Зачем?

— Ты была с ней. Там.

'C ней. — подумала Алиса. — Ну конечно'.

Не спрашивая разрешения, он вытащил сигареты и зажигалку. Продавец под табличкой 'не курить' сделал вид, что смотрит в другую сторону.

А Джеймс снова не моргнул.

— Я ее недооценил.

— В этом мы похожи. — она вздохнула. — Что ты хочешь услышать?

— А я хочу что-то услышать?

Джеймс пустил дым в потолок. 'Почему-то нет вентилятора. Этой заправке критически нужен вентилятор'.

— Говорят, ты свихнулась там.

— Интересная мысль.

— Говорят, ты даже написала последний отчет.

— Было дело.

— Ты написала правду?

Алиса перегнала зубочистку в другой уголок рта. Нетронутый кофе остывал перед ней.

— О том, как она прощалась с убитыми? Как десятки вольфрамовых копий стояли над телами ее коллег? — спросила она. — Или о том, как отряд 'Тессеракт' погиб — весь и сразу? О том, как смело кордон? Или о том, как от горизонта до горизонта встала зеркальная угольно-черная сфера?

— Сферу видели со спутников и бомбардировщиков. — он поморщился. Едва заметно. — Я видел из стратосферы.

— Клево тебе. Мне эта сфера съела хвостовой винт.

— Хочешь об этом поговорить?

Алиса прикрыла глаза и прикусила зубочистку.

— Нет.

'Ну, вот и все', — подумала она. Нижний край солнечного диска уже выедал горизонт. Алиса обхватила чашку обеими руками и спросила, глядя в окно:

— Интересно, как по твоему: почему она оставила тебя в живых?

Джеймс опустил окурок в чашку и положил на стол локти. Он не улыбался.

— Не знаю, как по моему. — он внимательно посмотрел на нее. — Но, я полагаю, мне придется выслушать твою версию.

— Не хочешь — не слушай.

* * *

Окраина поселения 'Кристал Спрингс' освещалась луной весьма паршиво, и, что куда хуже, была в хлам раздолбана. Раздолбана даже сильнее, чем сам бывший мегаполис, по которому словно прошлась танковая дивизия после порядочной артподготовки. Лунный пейзаж истерзанного города был четко виден на фоне звездного неба, а едва уцелевшая деревянная церковь и вовсе остро впивалась в алую полосу рассвета.

Прильнув к прицелу, девушка смогла разглядеть десятки обугленных трупов, ошметков человеческих тел, груд сероватого пепла, остовов кустарно собранных машин и прочих радостей, что остаются на поле боя после очередного налета. Но городу все же досталось больше — в бывшем центре зияла небольшая воронка с остекленевшими краями.

'Двадцать километров... нет, побольше. В центре сейчас жарит, загореть можно до костей. И жарить будет пару суток. Лучше в обход по северному кольцу.'

Еще вчера тут находилось средних размеров посредническое поселение, жившее за счет возвращающихся из глубины ходоков — и идущей туда зелени. Достаточно крупное, чтобы отбиваться от случайно забредших тварей и редких банд. Кажется, они даже собирались расширяться к бывшей базе национальной гвардии, специально наняли поисковиков проследить путь...

Убила затею мелочь. У базы коэффициент рассеивания оказался чуть выше нужного.

Разумеется, на тепловые сигнатуры полетел теплый дождь. На них — и на пару километров во все стороны. Их счастье, что успели залечь в глубокой пещере. Ее предусмотрительность — не пожалела патронов на хороший термокамуфляж, не бросила его, убегая, как лишнюю тяжесть.

И капелька удачи. Первые бомбы легли немного левее. Легли, взорвались и разметали давно пустую землю. Рутина. Почти рутина.

Потому что пещера оказалась совсем не пустой, а за грохотом бомб Алиса поняла это слишком поздно.

Девушка вздохнула. Пройдя неплохую школу выживания, она давно для себя уяснила, что если напарник — на одну ходку или более-менее постоянный — хоть на секунду почувствовал рядом с ней, что он крут, суров и может все, то пришло время его кидать. К сожалению, партнер, подобранный для последнего дела, оказался неплох. Достаточно неплох, чтобы выдержать целую ходку, но...

Жизнь не терпит болтливых стрелков, потому что они ее тратят. Или ты говоришь, или стреляешь — такая вот простая истина карантинной зоны. К сожалению, он ее не знал.

А она не успела рассказать.

Опустив винтовку на ремни, Алиса хлопнула в ладоши и склонила голову.

— Покойтесь с миром, — тихо прошептала девушка и осторожно двинулась в обход воронки. Ей приходится слишком часто сводить ладоши именно в этом ритуальном жесте. Ее ладони устали прощаться — пусть и с людьми, среди которых она пробыла всего день.

Зато они отлично сжимались на цевье винтовки.

'Ближайший лагерь в предгорье, по ту сторону хребта. Значит, вперед, город обойдем по дуге — черт, жаль, там наверняка остались не совсем убитые склады — пройдем между вооон той речкой и остатками автобана, видимость уж больно хорошая, да и каньон рядом.'

Перевал МакКинзи был в этом районе единственным удобным проходом среди цепи гор, отделяющих действительно опасную часть карантинной зоны от чуть менее смертоносных окраин. Мало того — он находился достаточно глубоко внутри периметра, поэтому войска до сих пор не засыпали его минами, предварительно выутюжив местность напалмом. Вояки предпочитали более удобное, но и более дырявое патрулирование с воздуха.

'Предпочитали, пока мы не засветились.'

Путь выходил совсем не плохим, пожалуй, даже слишком, и это серьезно беспокоило. Алиса не успокоилась, пока не нашла еще два варианта, причем каждый следующий — минимум вдвое хуже предыдущего.

Мысленно одобрив свой план она медленно, осторожно пошла вперед, регулярно сверяясь с данными низко опущенного тепловизора. Тело двигалось почти само, оставляя часть сознания лишним мыслям.

Для остального мира все началось заурядно. С сообщения о незапланированном взрыве на Невадском полигоне, какой-то вспышке заразы, объявленной биологической тревоге — по казармам ходили разные слухи, никто ничего не понимал. Сержанты пытались навести порядок, но командование тоже штормило.

А затем хлынула первая волна, и на этом закончился штат Невада. Кардон захлопнули, предгорья забросали тоннами мин, а политики что-то пробормотали о чрезвычайных мерах. Об эвакуации никто даже не думал. Ну, и по слухам пару военных чинов скинули с постов, а еще нескольких нашли уже мертвыми.

Почти вся живность в зоне быстро кончилась — или убило бомбами, или сожрали. Остались только настоящие приспособленцы, способные питаться чем попало и выживать в почти любых условиях: грифы, ящерицы, да люди.

Но если птицы с ящерицами плодились и размножались, то люди медленно и верно находили свою смерть: в стычках друг с другом, на коварных перевалах, в глотках аномальных тварей и в узких ущельях. А иногда просто растворялись в утреннем тумане, чтобы больше о них никто и никогда не услышал. Что тоже аномалия, в общем-то. Хотя и нехарактерная.

Карантинная Зона до усрачки пугала даже военных, готовых в любой час суток встать против очередной полуживой волны, нагло плющей даже на ядерные фонарики. Не перечесть, сколько техники и солдат было потеряно в первые годы при попытках зачистить расплодившихся выродков. И львиная доля потерь приходилась на совершенно необъяснимые с позиций здравого смысла вещи. На облака темного и светлого тумана, жрущие радиацию, словно огонь бензин, на 'немочь' и шепотки, отдающиеся в голове. На часовщиков и лучевиков. На Апостолов — вот так, с большой буквы и тихим шепотом.

На еще какую-то хрень, которой даже названия не придумали, потому что встречи с ней никто еще не пережил.

В конце концов военные отказались от попыток поставить зону отчуждения под свой контроль и плотно застроили по периметру блок-постами, ожидая, что остатки местного населения сами передохнут от голода и аномалий. И были, пожалуй по своему правы.

Карантинная зона с трудом принимала людей, но еще меньше — одиночек. Успешных боевиков были считанные единицы. Ученые, охотники, бандиты, следопыты, те, кто когда-то были мирными жителями — маленький мир в отгороженной от остальной страны пустыне. Мир, на берега которого больше нельзя высадиться. Мир, куда сбегали все реже, и где умирали все чаще.

Мир, триста миль окраин которого регулярно охаживали ракетными ударами, и нерегулярно — еще двести.

Потому что аномальные проявления засекались только в тепловом спектре, а слишком большая их концентрация значила очередную волну.

Алиса тихо выдохнула. Усталость сковывала словно мешки с песком. Ей будто надели один на шею, и еще по одному на каждую ногу. Хорошие такие мешки, их бы на бруствер.

Покачав головой, она привалилась к рыжеватым валунам, греясь под вставшим из-за горизонта солнцем. Зеленоватым, блеклым, даже не обжигающим глаза — то, что спасало местных от ударов из-за кордона, вносило в мир свои исправления.

Алиса помнила, что на самом деле солнце желтое, но с каждым днем представить это становилось все сложнее.

Откуда-то издалека послышался пьяный смех. Девушка принюхалась — да, так и есть. Костер. Невероятная роскошь — деревьев в пустыне мало, а дым заметен отовсюду. Чтобы его разжечь нужно быть или очень-очень сильным и уверенным в себе, и иметь при этом группу из десятка стволов, или быть очень-очень тупым.

МакКинзи был хорошей, удобной точкой перехода. Здесь, в отличие от еще десятка перевалов, можно было почти не думать об изнанке. И сейчас здесь сидела какая-то банда идиотов, решивших, что куда безопаснее грабить потрепанных ходоков, возвращающихся из самой опасной части карантина, чем самим отправляться в глубину.

Такие любители (не) очевидных лайфхаков жили недолго, до первого целого и злого ходока или рейда из ближайшего лагеря, которым ломали поставки и торговлю, но меньше их почему-то не остановилось.

Вдалеке, на излучине перевела виднелось три костра, вокруг которых были разбиты брезентовые палатки. Бандиты неплохо знали свое дело и даже выставили часовых, но Алису это почти не волновало. Если они смеялись и выпивали тут, внутри карантина, то опасности они не представляли.

'Скорее всего сбежавшие с патруля вояки.'

Использовав запыленный, поблескивающий в солнечных лучах валун в качестве сошек, она уложила винтовку и устроилась поудобнее.

— Эй, кретин, куда ты пошел! — раздался вдалеке прокуренный мужской голос.

Девушка мгновенно среагировала и прищурилась, направив ствол в нужную сторону.

— Дай минуту! Мне отлить. — ответный крик был тоньше и неувереннее.

— Главный сказал не отходить от лагеря и стоять на вахте. — ровно ответил первый голос. — Так что заткнись и стой. Отольешь потом.

— Потом — это когда мы снимемся с привала?

'Перевал совсем близко. Но надо сперва разобраться с тем, что меня раздражает' — решила Алиса, прикинув примерное местоположение противника.

Выглянув из-за валуна, она приметили вдалеке копошащиеся мужские фигуры, которые переругивались между собой. Две почти рядом, и еще девять у костров. Скорее всего больше — палатки закрыты.

Говорящие или спящие?

— Слишком беспечные — пробормотала себе под нос девушка, утопив спусковой крючок первый раз.

Неуловимый, почти воображаемый треск порванного брезента, короткое, дерганное движение в тепловизоре.

Отекший от долгого ожидания палец явно не хотел сгибаться, поэтому первый почти беззвучный выстрел получился с запозданием. Благо цель тихо-мирно спала, а не елозила по лагерю.

'Двое в соседней палатке'.

Суставы обрели уверенность после первого выстрела, поэтому два следующих были произведены с минимальной задержкой. Два светящихся тела слегка вздрогнули, и больше к ним Алиса не возвращалась.

'Еще две палатки и смена обоймы'.

К новой обойме цели прилагались посложнее. Не намного, предполагаемые дезертиры практически прыгали, крича 'мы зелень', но Алиса не хотела поднимать тревоги. Стрелять по паникующим, а тем более по отстреливающимся целям ей не хотелось. Это раздражало похлеще песка под камуфляжем.

Пришлось действовать нежно, ласково и в то же время быстро. Каждая секунда приближала ее к моменту, когда кто-то заметит падение своего коллеги. Хорошо еще, что рассветный сумрак был на ее стороне.

После десятого выстрела она поняла — что-то не так. Что-то выбивалось из общей картины бандитского лагеря. Девушка сделала паузу и присмотрелась — неровные ряды палаток, три костра, образующие треугольник, слепящий их же часовых... и вот оно. Небольшой каземат был скрыт в тени, рожденной отвесными склонами перевала. К каменистому склону был прибит человек — его руки, заведенные за голову, весели на железном крюке.

'Значит, кого-то они уже взяли живым.'

Будь он женщиной — она бы не сомневалась в причинах, но в случае с мужчиной... нигде рядом плотью не торговали, особенно мужской. Из него хотели выбить личные схроны? Так они в глубине, даже эти идиоты не настолько глупы, чтобы туда лезть — тем более с враждебно настроенным проводником. Да и выбили бы их уже из него, после чего вкатали свинец в затылок.

Пленный — это всегда лишний рот, лишняя приманка для явлений и просто фактор риска, даже если ему и поручить грязную работу.

Что-то не складывалось. Очень-очень не складывалось. Может быть, его поручили взять живым? Но кто, да и зачем. И почему поручать сложное дело в глубине, пусть и на ее берегу, крысам?

Алиса не понимала, и ее это раздражало.

Она снова собиралась вернуться туда, откуда не возвращались, а если и возвращались, то в числе новой волны, и ей была нужна каждая крупица информации сверх той, что девушка уже собрала. Она просто не могла себе позволить чего-то не понимать. Даже в такой ситуации, насквозь обыденной и простой.

А еще ей было интересно. Просто так, чисто по человечески.

Переведя дыхание и поменяв с тихим щелчком обойму, девушка отправила остальные пули в оставшиеся цели.

Образцово-показательного исполнения, впрочем, не вышло. Троица у костра не удосужилась сесть так, чтобы получилось их выбить одной пулей. Но пока падал первый, а остальные в ступоре смотрели на брызги крови, к первому добавился второй. И к тому моменту, когда перепуганный третий поднялся на ноги, его настигла последняя пуля.

Увеличив кратность прицела, Алиса подтвердила свою догадку: человек еще был жив. Пуля попала ему в спину чуть выше пояса. Сейчас подранок пытался ползти к склону, оставляя за собой кровавый след. Большая часть желудка осталась позади, но тело все еще билось в конвульсиях.

'Грязно. Но патронов жалко'.

— Прости, сам отмучаешься — пробормотала Алиса и перевернулась лицом к небу.

Операция прошла неплохо, но там, куда она направляется, этого будет недостаточно. Будь у них толковые часовые — ее бы срезали еще в пяти сотнях метров от лагеря. Будь налажено толковое ограждение, палатки и костры расставлены правильно, а посты часовых вынесены из слепящей зоны...

Будь они профессионалами, она бы их даже не заметила до последнего. А когда заметила — обползла бы по очень широкой дуге.

Впрочем, чего уж тут. Будь они профессионалами, они бы не сидели на рейде в таком месте. Потому что при всех своих кажущихся плюсах, перевал отличался одним значительным минусом — он простреливался со всех сторон, а укрытий внутри попросту не было. Только естественные склоны — даже крупные валуны заканчивались чуть дальше ее позиции.

Алиса покачала головой. Это было даже где-то не спортивно. Они даже не обустроили укрытие. Не натянули маскировочные сети. Не...

Дьявол, им не хватило мозгов занять позицию на сто метров правее — между сходящимися склонами, где дым будет уходить в пересохшее русло. И она была уверена что они сделали это потому, что там был бы хуже обзор, грязно и неудобно.

'Тот, кто хочет выжить в карантинной зоне, должен быстро думать, взвешенно принимать решения, четко дозировать жалость — и к другим, и к себе, и всегда быть готовым к отчаянному, совершенно дикому риску. Просто потому что иначе здесь не выжить.'

Она не помнила, кто это сказал — может быть даже она сама, сразу после побега из глубины в новый мир, но фраза запомнилась. Она была верной — хотя и слишком пафосной на ее вкус.

Отдохнув, Алиса пошла осматривать трофеи. Палатки, порванные выстрелами, она отложила сразу — ничего интересного в них не оказалось. Снаряжение у большей части бандитов тоже оказалось ниже среднего, как она и думала — только штурмовые автоматы, который солдатня брала в глубокие рейды, да хреновенькие пистолеты. У такого оружия была удивительно высокая износостойкость и устойчивость против внешних воздействий — тем более удивительная, что производство было родное — но при этом откровенно говнистое все остальное. Производители старались максимально его удешевлять, да и лишних денег у правительства уже лет десять, как не было.

Зато, в крайнем случае, автоматом можно было отмахиваться, как дубиной. И как бы над этим не смеялись за кордоном, здесь, в карантине, это вовсе не было абстрактной возможностью.

Просто те, кто над этим иронизируют, никогда не сталкивались один на один с целой стаей явлений с одним магазином и засапожным ножом в руках.

Единственной настоящей ценностью, кроме пары осколочных гранат и десятка армейских пайков, стал небольшой мешочек качественных, заводских патронов пятидесятого калибра, который главарь носил на шее под бронежилетом. Это был очень приятный сюрприз.

Улыбнувшись, девушка встала — обшаривать трупы дальше смысла уже не было, ее мобильность стоила дороже, чем их хлам. Оставлять за спиной запас непочатых сухпайков и воды очень не хотелось, но в ее рюкзаке и так был оптимальный запас. Если взять еще больше, то она просто начнет уставать слишком быстро. А значит — чаще останавливаться, больше есть и пить, что и сожрет разницу в запасах.

И это если ее на таком привале не пристрелят и не сожрут, о вероятности чего забывать тоже не стоит.

Наконец, собрав вещи, Алиса подошла к дальнему склону каньона. Пора была поговорить с теперь уже ее пленным.

Зачем-то ведь они его держали живым, верно?

Алиса посмотрела влево, и время словно остановилось. По спине девушки пробежал холодок, и она вспотела — целиком и вся. Сероватая, рваная, сотканная из клубов светлого дыма тень висела прямо перед Алисой, демонстративно игнорируя солнечный свет. Она густым, пенистым, почти бурлящим туманом окутывала подвешенного на вбитую в каменистый грунт железку парня. Его белое, синюшно-молочное, без единой капли крови лицо было распахнуто в крике.

Явление жрало его живьем.

'Так вот для чего они его держали...'

Сердце девушки замерло. А когда раздался первый 'тук' в груди, то к ней потянулась рука существа. К ней — и ко лбу. Алиса не могла напрячь ни один мускул, ни одну мышцу, не могла даже закричать, а рука все тянулась и тянулась, и хотелось безнадежно, отчаянно завыть.

'Нельзя!' — мысленно закричала сама себе девушка, понимая, что этим подпишет себе приговор.

Рука дотянулась до ее лба и коснулась его. Алиса почувствовала обжигающий холод, который принялся медленно обволакивать ее тело. Иней, рассыпавшийся по мышцам, сухой азот, заставляющий кости трещать, ледяные иглы, струящиеся по венам...

Молочная пелена полностью накрыла девушку, и она почувствовала, как явление пробует ее на вкус.

А затем замирает, узнавая.

— Уходи, пожалуйста! — прошептала девушка.

Холод сменился жаром. И почему-то стало не хватать воздуха, но мысли продолжали оставаться чистыми и ясными.

Алиса вдохнула, сжала зубы... и все закончилось. Тень ушла.

Осталась только резковатая, водянистая боль в висках и полумертвый парень, смотрящий на нее ярко алыми глазами.

— —

Не забывайте оставлять отзывы. Мне они важны и очень интересны.