Невероятные приключения Коли, Мыши и капитана Боскана

В полутемном коридоре вкусно пахло жареной картошкой. Где-то капала вода.

— Здравствуйте! — сказал Мыша, не решаясь пройти дальше.

Помолчал и, не дождавшись ответа, повторил погромче:

— Здравствуйте!

В тишине за его спиной отчетливо скрипнула входная дверь. Мыша вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Здра-а-а-авствуйте! — глумливо протянул Серый гаденьким голоском.

— Ты что здесь делаешь? — Мыша попятился.

— Мышкую, — ухмыльнулся Серый. — Ловлю Мышек и поедаю их живьем. А ты везде этого уродца таскаешь? В сортир тоже?

— Чего?

Серый протянул руку к Боскану. Мыша торопливо спрятал его за спину, сделал еще шаг назад, потом еще... и побежал.

В конце коридора было две двери, Мыша толкнулся в правую, она с готовностью распахнулась, и он оказался в другом коридоре. И опять перед двумя дверьми, освещенными тусклой лампочкой под потолком. Одна дверь — сплошная, с увесистым замком, другая — со стеклянным окошком. Мыша бросился к ней, ударился всем телом, стекло зазвенело, но дверь не подалась — заперто изнутри. Больше выходов из этого коридора не было. Ловушка... Мышеловка... Серый, по-видимому, тоже это понял: подошел не торопясь, вразвалочку и остановился в шаге от добычи.

— Ну что, отдашь уродца?

Мыша спрятал Боскана за спину, вжимаясь в дверь вместе с ним... и вдруг почувствовал, что ручка двери шевельнулась, потом замерла, потом повернулась вниз, и дверь медленно подалась — наверное, на миллиметр, не больше. За ней кто-то есть! Кто-то там тоже боится Серого, но хочет помочь! Мыша уставился в пустой коридор за плечом Серого и заорал во всю мочь:

— Алевтина Петровна! Идите сюда!

Серый оторопело заморгал и обернулся. В эту же секунду дверь за спиной Мыши распахнулась, впуская его внутрь, и снова захлопнулась перед самым носом Серого.

— Эй! Эй ты там! — заорал Серый, стуча в стекло. — Ну я до тебя доберусь!

Но шумел он недолго, опасаясь, видимо, что на крики действительно прибежит Алевтина Петровна, и вскоре ушел, шаркая ногами, как старик.

Мыша перевел дыхание. Сердце колотилось так, что в груди было больно. Куда он попал? Ничего, прямо ничегошеньки не видно — кругом темнота. Он снова прижался к двери и хотел спросить, кто здесь, но у него не сразу получилось — прыгающие губы не слушались.

— Это я, — прошептала темнота, — не бойся!

И к его руке прикоснулись легкие пальцы.

Вспыхнул свет, Мыша зажмурился, а когда открыл глаза, увидел перед собой Валю. Строгую девочку Валю с тугими косичками, которая ехала с ними из Ленинграда в соседнем купе.

— Это ты? — Мыша тоже стал говорить шепотом, нормальный голос куда-то подевался. — Что ты тут делаешь?

— Пришла в гости к бабушке, — сказала Валя уже вслух.

— К какой бабушке?

— Ну к своей, к которой я приехала. Она здесь работает поваром. Да ты же знаешь, ты ее сам только что звал!

— Алевтина Петровна — твоя бабушка?

Мыше вдруг стало жарко. Он звал на помощь бабушку Вали, и вообще чуть не разревелся там перед Серым от страха и обиды — какой позор! Даже хуже, чем колготки! От досады он даже заговорил в полный голос:

— Я ее не звал, это я внимание отвлекал. А Серый, дурак, купился!

— И хорошо, что купился, — рассудительно заметила Валя. — Я вас обоих через стекло видела, а вы меня нет.

Мыша огляделся: вдоль стен громоздились пыльные ящики и пустые банки.

— А ты почему тут сидишь в темноте? — спросил он.

Валя нахмурилась.

— Я спряталась, — призналась она, помолчав.

— От кого? Тебя обижают? Серый, да?

Мыша прошелся по комнате, чувствуя, как страх сменяется злостью.

— Нет, не он. Его я не боюсь, он девчонок не трогает. И маленьких не трогал, пока ты не появился.

— Да что я ему сделал-то? — возмутился Мыша. — Я его знать не знаю, чего он ко мне привязался?

— Завидует, — пожала плечами Валя. — Он всем завидует, а вам с Колей особенно. Вы семья.

— Да какая семья?

— Ну, братья. Это все равно что маленькая семья. Коля о тебе вон как заботится. А у Серого мама — пьяница, и ее хотят лишить родительских прав. И тогда Серого отправят в детдом. Я слышала, бабушке воспитательница рассказывала. Только ты никому не говори, это секрет. И вот поэтому он так бесится.

Мыша сел на ящик и надолго замолчал. Мама — пьяница, детдом... Если бы Мышу и Колю сдали в детдом...

Валя потрогала его за плечо:

— Пойдем! Бабушка, наверно, уже вернулась.

— Бабушка? — очнулся Мыша. — А, ну да. Так от кого ты пряталась?

Валя поджала губы.

— От всех. Мне вообще-то нельзя здесь находиться. У меня же нет путевки, я у бабушки с дедушкой живу.

— А Алевтина Петровна знает, что ты здесь?

— Знает. Она пошла к воспитательнице зачем-то, мне велела обождать. А я подумала — нехорошо, если меня увидят. Скоро дежурные по кухне придут, а тут я.

Мыша решительно встал.

— Ты больше не прячься. Я скажу Диане с Пашей, что ты будешь приходить к нам в гости. Что в этом такого? Знаешь что, пошли прямо сейчас к Диане.

Валя сначала нахмурилась, потом улыбнулась, потом махнула рукой:

— Пошли!

У выхода они столкнулись с Алевтиной Петровной.

— Валюша, вы куда это собрались?

— Я сейчас вернусь, ба! Я только Мышу провожу, ладно?

На улице Мыша расстегнул курточку, чтобы спрятать Боскана за пазуху.

— Это его Серый назвал уродцем? — спросила Валя.

— Ага. Представляешь? А Боскан разве виноват, что у него нет ноги и глаза? Это боевые раны!

— Боскан? У него имя такое?

— Он испанец, — объяснил Мыша. — Капитан Хуан Боскан, благородный разбойник и пират. У него есть друг — Мигель де Унамуно, тоже испанец и пират.

— А этот Мигель... тоже кукла?

— Нет, — вздохнул Мыша, — я его просто выдумал. А Коля назвал.

Валя развязала бантик в косичке, потом завязала заново.

— А хочешь, поиграем, как будто у Боскана и правда есть друг? — сказала она.

— Как это?

— Они оба пираты, да? Плавают каждый на своем корабле, да? Видятся, наверное, редко. И поэтому пишут друг другу письма. И мы будем писать с тобой! Ты будешь как бы Боскан, а я — Мигель. Давай?

Мыша замер на месте, а потом вдруг завопил:

— Йо-хо-хо! — выдернул Боскана из-под курточки и подбросил в воздух. — Ура! Будем писать письма! И оставлять их в дупле, ага? Ты не знаешь, где бы найти дупло? Йо-хо-хо!

Он пустился вскачь по тропинке и столкнулся с Дианой.

— Мыша, — сказала Диана, поймав его за плечи, — салфетки, Мыша! Для снежинок. И клейстер.

— Ой! Я забыл... я сейчас сбегаю! Диана, а вот это Валя, она внучка Алевтины Петровны. Она побудет у нас немножко, ладно?

— Заметано! А теперь топайте за снежинками. Ты варежку так и не нашел?

— Пираты не носят варежек, — многозначительно ответил Мыша, и они с Валей переглянулись и прыснули со смеху.

ГЛАВА V,

в которой Мыша становится поэтом, а Коля преодолевает опасности генеральной уборки

Коле не повезло. Так сказал Вася во время умывания, и до завтрака окружающие повторили это еще четыре раза самым сочувственным тоном, чтобы Коля не забыл. Он в ответ только пожимал плечами. В глубине души Коля вовсе не считал, что судьба к нему так уж неблагосклонна. Дело в том, что день его дежурства совпал с датой генеральной уборки перед Новым годом. Обычно дежурные по спальне откровенно скучали — дел у них было немного: проследить, чтобы все заправили кровати и убрали с тумбочек фантики и огрызки, проветрить комнату, подмести пол. Вот тем, кто в столовой, приходилось похлопотать, расставляя и убирая посуду. А дежурному по палате — лафа. Обидно только, что пропускаешь занятия в кружках и разные интересные дела, но Коля был этому даже рад. После вчерашнего лыжного похода у него с непривычки побаливали плечи и ноги, так что он не возражал против того, чтобы немного поскучать. Правда, фронт работ был шире, чем в обычные дни, но это не страшно.

Для генеральной уборки дежурных назначили сразу по двое в каждой палате: у девочек это оказались Катя и Оля, а у мальчиков поработать в паре с Колей вызвался сам Паша. Наверное, тоже устал вчера: ходил вечером грустный, вздыхал и то и дело протирал очки без всякой надобности.

День выдался тихий, пресный, скучный и очень подходящий для уборки. Небо как будто стерли ластиком, осталась белая слепящая пустота, в которую упирались макушки сосен.

Решили убирать каждую комнату всем вместе — так веселее. Катя и Оля быстро и умело развели в спальне сырость. Хохотушка Катя, не переставая болтать и смеяться, бултыхала в тазике графин из-под кипяченой воды и стаканы, не замечая, что за ее спиной Оля со скорбным лицом изучает каждый стакан и перемывает заново те, которые ей кажутся недостаточно чистыми.

Перешагивая через лужицы мыльной воды, Коля подошел к запотевшему окну и приоткрыл его. Потянуло холодом и свежестью.

С улицы доносились редкие гулкие удары: у самого крыльца печальный Паша выбивал хлопушкой коврик, разложенный на скамейке. Ударит по нему и стоит как истукан, думает о чем-то. Потом встряхнется, снова ударит раз или два и опять словно засыпает.

— Зря он так переживает! — сказала Катя, глянув в окно. — Мне вот тоже Ален Делон нравится, ну и что? Он далеко, у себя там во Франции. И все равно сюда не приедет... никогда! — она замолчала и снова взялась за стаканы.

— Ален Делон тут ни при чем, — сказала Оля. — Паша не к нему ревнует, а к вожатому из четвертого корпуса. Забыла, как зовут, высокий такой. Дианка с ним танцевала, я сама видела.

Коля кашлянул и зашуршал веником: ему стало обидно за Пашу. И за Диану почему-то тоже.

— Коля, а тебе кто больше нравится, Диана или Наташа? — спросила Катя.

— Какая еще Наташа?

— Ну, вожатая из четвертого. Помнишь, они после ужина выбирали, кто будет Снегурочкой на празднике, так Алла Ивановна сказала, чтобы Наташа, она больше похожа. Диана согласилась, но я думаю, ей обидно. Я бы ужасно обиделась! А Паша молчит как дурак. Нет бы сказать: давайте лучше Диана!

Коля порадовался, что ответа на вопрос, кто ему больше нравится, вроде бы уже не ждут.

— Так Диана или Наташа? — тут же спросила педантичная Оля.

В комнату заглянул Мыша, покосился на девочек и сказал:

— Коля, мне надо с тобой поговорить.

Коля бросил веник и поспешно вышел в коридор.

— Прочитай, пожалуйста, — Мыша протянул брату сложенный треугольничком лист бумаги, — я тут письмо сочинил. Положу в дупло, а Валя возьмет. Только ты никому не говори, это наш секрет.

— Не скажу. А я думал, ты на занятиях у Сережи.

— Я не пошел, — признался Мыша. — Я попросился, чтобы оставили дежурным. У нас тоже уборка сегодня.

— И ты уже все убрал?

— Ну-у-у... еще не совсем. Да я сделаю все... потом. Времени навалом! Почитай письмо, а?

Коля развернул лист.

"Здравствуй, дорогой друг Мигель де Унамуно!

P.P.S. Я еще забыл написать, что на ближайшее время у меня запланирована поездка в Индию. Что тебе оттуда привезти? Может, бананы? Только они будут зеленые, надо завернуть их в газету и положить под кровать, чтобы дозрели".

— По-моему, очень хорошо, — сказал Коля. — Если бы я был Мигелем де Унамуно, я бы такому письму обрадовался.

— Правда? Нет, честно-честно? — просиял Мыша. — Я тогда побегу положу его в дупло!

Коля вернулся в спальню и снова взялся за веник. Оля и Катя, бросив мытье, стояли у окна и выглядывали на улицу из-за занавески.

— Вы чего тут? — удивился Коля.

Он подошел к окну и увидел, что к Паше присоединилась Диана, которая вытащила на крыльцо половик.

— Паша, ты сегодня вроде сердитый? — спросила она, обмахивая половик метелкой.

— Я не сердитый. Этот эпитет слишком слаб и нежен! — Паша вдруг размахнулся, хлопушка со свистом рассекла воздух и врезалась в ковер, который с готовностью задымился пылью.

Коля нахмурился и с грохотом захлопнул раму.

— Ты чего? — растерянно заморгала Катя.

— Мальчики вечно нервничают из-за пустяков, — снисходительно уронила Оля.

Опуская письмо в дупло, Мыша нашел там конвертик от Вали: она уже тоже написала! Он торопливо развернул листок, испещренный мелкими буковками, и прочел тут же, у дерева:

"Здравствуй, Боскан!