Невероятные приключения Коли, Мыши и капитана Боскана

— Ну и не страшно совсем...

— Страшно. Тетя Катя потом рассказывала, что у нее внутри все прямо обмерло, как будто это не собака там за ней идет, а другое что-то... И все время взгляд на себе чувствовала, злобный такой, и так и ждала, что на нее накинется и схватит... ей почему-то казалось, что эта собака может лапами схватить, как человек, ну или как медведь. А потом все исчезло. И собака, и... ну, вообще все стало нормальным, как всегда. Тетя Катя до дому добралась, а потом соседям все рассказала. Ну и они ей тоже рассказали, что это было. У нас возле станции однажды человека убили, давно еще, и убийцу не нашли. А у него собака была, черная и большая. Уже много лет прошло, а собака эта в полночь всегда выходит и ищет, кто ее хозяина убил... А на рассвете пропадает. Вот, — заключила Диана и перевела дух.

— Ну, теперь я. Это тоже на самом деле все было. Они пошли в поход...

— Кто они-то?

— Так эти, туристы на лыжах. Палатка у них и все такое, понимаете? Ушли на неделю и все никак не вернутся. День их нет, второй день нет, третий день тоже нет...

— Четвертый, пятый... и так целую неделю, мы поняли. Давай уже про страшное шпарь!

— Серый, помолчи, а? Ты рассказывал, я не мешал. Потерялись они, понимаете? Все пять человек. Так и не вернулись. Снарядили, значит, экспедицию, чтобы их найти. И что вы думаете? Нашли! Понимаете? Только как нашли: палатка, значит, стоит, вся ножом порезанная, как будто они выйти не могли. И они все лежат рядом... замерзнутые... и зрачки у всех оранжевого цвета! Понимаете?

— Понимаем! Чего ж тут не понять! Представь, просыпаешься — а у тебя глаза стали оранжевые. Ты бы небось тоже напугался и убежал на мороз прямо сквозь палатку.

— Оранжевые как-то не очень. А я бы вот хотела, чтобы у меня фиолетовые были.

— Ну и дура!

— Сам дурак!

С кровати на кровать пролетела подушка. Коля невольно втянул голову в плечи.

— Тихо, тихо, ребята. Разобьете лампу, включим свет — никакой романтики.

— Ладно, теперь я буду. Жил-был парень один. Он однажды гулял по базару и украл у старухи лепешку. Она лепешек напекла и продавала. Ну, а он голодный был. Старуха сначала не заметила, а потом как заорет ему вслед: "Чтоб тебе провалиться! Провались сквозь землю!" А он убежал. Ну, лепешку съел. Потом заночевал в сарае. Осень уже была, холодно. Ну, он костер разжег, кипятку сделал, картошку еще там нашел, испек в золе. Тут выходит к нему из темноты один, рябой такой, говорит: "Давай в карты сыграем! Если ты выиграешь, я тебе ножик свой отдам", — и показывает ножик. Ножик ничего, порядочный, рукоятка наборная. "А если, — говорит, — проиграешь, вернешь мне лепешку, которую у бабки украл". Ну, парень думает, лепешку-то не верну, съел уже, а этот, видать, голодный, я ему картошки испеку и ладно. Ну, стали играть, и парень-то проиграл. Вроде карта ему хорошая выпадает, а все равно рябой выигрывает. Ну, парень и говорит: "Я тебе картошку испеку", а рябой ему: "Не надо мне твоей картошки, лепешку давай!" — "Да я ее съел уже..." Тут рябой как озверел и рычит на него: "Грр! гррр! отдавай лепешку, сволочь!" Парень бежать... Рябой за ним, на четырех ногах, и за пятки его кусает. Ну, парень оглянулся — а там старуха рядом с ним бежит, тоже на четырех ногах. Так они его гнали, а потом он вдруг оступился и провалился сквозь землю. Там только они от него отстали. Там он и живет теперь. Ну, выходит иногда наружу.

— Грустно как, — вздохнула Валя. — А он просто голодный был.

— Я тоже есть хочу! У нас сухарики остались?

— Никаких сухарей в постели! Будете потом на крошках спать.

— Ну Дианочка...

— Никаких Дианочек! Пошли в игровую, там поедим, я чай заварю.

Вспыхнул свет.

— Отдай мое сердце! — запоздало завопил Митя и смущенно заморгал, когда все засмеялись.

Потом еще долго пили чай со сгущенкой и сухарями, пока не пришла Алла Ивановна и не погнала всех спать.

— И окно в коридоре больше не открывайте! — сказала она.

— Да мы не открывали, — удивился Паша. — И так вроде не жарко.

— А кто тогда? Как кино закончилось, я первая в коридор вышла — а окно нараспашку.

— Близнецы, небось, бузят, — пожала плечами Диана. — Я уж утром с ними поговорю.

Коля проводил Мышу до туалета. Ожидая его у дверей, он услышал, как разговаривают в коридоре Паша и Диана.

— А жуткую историю Серый в конце рассказал, да, Паш? Про парня, который украл лепешку. Зря это он, маленьких мог напугать. Но они вроде ничего, как ты думаешь?

— Э... что? ну то есть да, — промямлил Паша. — Диан, слушай... — тут он заметил Колю с Мышей. — А вы чего? Отбой был для всех, давайте-ка по кроватям!

— Я только Мышу отведу, — сказал Коля.

Перед тем как открыть дверь в свою палату, Мыша вдруг оглянулся на брата и серьезно сказал:

— А ты понял, что это было?

— Ты о чем?

— Ты ведь слышал, что Диана сказала? Будто бы ту историю рассказал Серый. А это не он. Я рядом с ним сидел, и ты рядом сидел, и мы знаем, что это не он. Кто-то другой.

Коле вдруг стало неуютно в пустом коридоре. Как будто опять потянуло сквозняком, хотя окно закрыто.

— Ага, это не Серый. Это Вася. Или даже Паша, по голосу похоже. Давай двигай спать.

— Нет, Коль. Паша рассказывал только в самом начале, Серый потом про бабку, Вася ту дурацкую историю про туристов. Еще я и ты. И Витя с Митей, их двое, ни с кем не спутаешь. А остальные — девчонки. Про лепешку рассказывал кто-то другой. Там был кто-то еще, кого мы не видели. А когда зажгли свет, его уже не было.

Мыша открыл дверь, и Коля неожиданно для себя зашел вслед за ним.

— Ложись, — шепнул он, чтобы не разбудить спящих.

В палате уютно горел ночник, близнецы в своих кроватях уже посапывали в унисон. Толстый Карлсон хрустел под одеялом сухарем. Он испуганно уставился на входящих, но обнаружив, что это не строгая Диана, виновато улыбнулся и захрустел с удвоенной силой.

Коля подошел к окну и проверил, хорошо ли оно закрыто. Потом подобрал Мышин свитер с пола и аккуратно повесил на спинку кровати. Ему хотелось сделать что-то еще, что-то важное и нужное, что-то такое, что могло бы прогнать мысль об открытом окне в коридоре и незнакомом голосе в темноте. Ничего не придумав, он тихо притворил за собой дверь и торопливо прошагал в свою палату.

ГЛАВА VII,

в которой вот-вот наступит Новый год

Утром 31 декабря мело так, что из окна казалось — дом плывет сквозь снежное море, поднимаясь и опускаясь на волнах. Коле даже почудилось, что их корпус слегка покачивается, и голова закружилась.

Кругом была суета, у малышей стоял шум и смех, как будто там толпа народу, хотя их всего-то семь человек вместе с девочками. Девочки, кстати, вопили не хуже мальчиков.

Только Мыша тихо сидел в углу и увлеченно строчил обещанное письмо на трех страницах. Коля заглянул через его плечо и прочитал:

"Здравствуй, дорогой друг Мигель де Унамуно!

Я опять в Америке. Решил на этот раз выучить язык индейцев. Он очень сложный, учу уже третий день, и голова от незнакомых слов трещит, и трещит, и трещит, и трещит, и трещит... Ой, чуть не раскололась, но все равно трещит, и трещит, и трещит, и трещит, и трещит..."

Мыша исписывал уже второй лист.

— Пожалей бедного Боскана, — засмеялся Коля, — как бы у него и правда голова не раскололась от этого твоего треска. Напиши что-нибудь другое. Ну хоть про погоду, что ли.

Карандаш в Мышиной руке ненадолго замедлил бег по бумаге, а затем продолжил:

"А погода у нас так себе, все время дождь: кап, кап, кап, кап, кап, кап, кап, кап, кап, кап... Иногда на пять минут перестанет, а потом снова: кап, кап, кап, кап, кап..."

В коридоре к Коле подошла Катя, сегодня непривычно молчаливая, и спросила строго, без улыбки:

— Коля, а ты умеешь танцевать?

— Ну... вроде умею, — растерялся Коля, — а что?

— Так сегодня же танцы вечером, допоздна. А я вот не умею.

— Да ну! Чего там уметь-то?

— А покажи? — попросила Катя.

— Музыка нужна, — смутился Коля, — я без музыки не могу. И место нужно. И вообще... Ты лучше попроси Диану, а?

— Хорошо, — вдруг быстро согласилась Катя.

Развернулась и ушла, только дверь хлопнула.

После тихого часа был утренник. От тихого часа, впрочем, осталось одно название — никто и не думал ложиться: примеряли костюмы, проверяли реквизит, девочки сооружали друг другу прически. У Коли дел не было, но он заразился общим настроением и вызвался расставить в спортзале стулья для зрителей.

Метель немного утихла, небо посветлело. Коля с удовольствием прошелся по дорожке, оставляя на снегу четкие следы.

В зале горели разноцветные огоньки, густо пахла огромная темная елка. Коля работал не торопясь и закончил как раз к тому моменту, когда народ толпой повалил на праздник.

Мальчики с самого начала отказались одеваться зайчиками, а девочки — белочками. "Что мы, маленькие?" — возмущался Алик, хотя его никто не заставлял надевать заячий костюм. А избушка на курьих ножках была. После обеда Коля сунулся было в игровую комнату в поисках Паши, но нашел там Диану, которая выводила кисточкой чешуйки на ногах Аллы Ивановны. Алла Ивановна хихикала и дрыгала ногами, совсем как девчонка, а рядом стояла картонная коробка, расписанная под бревенчатую избушку. Коля пообещал не рассказывать раньше времени о том, что видел, и триумфальное появление избушки стало сюрпризом для всех, кроме него.

Бабой-Ягой была Диана, Морозко разговаривал голосом Сергея Петровича. Спектакль прошел хорошо, если не считать одной заминки: Алик, который играл главного героя, вдруг растерялся и забыл слова. Пока он мямлил и путался, избушка на курьих ножках нервно топталась в углу, потом встала и принялась яростно почесывать одну ногу о другую. В наступившей тишине стало слышно, как Баба-Яга грозно прошептала избушке: "Стойте смирно!", а избушка пожаловалась: "Ноги чешутся! Краска щиплет..." Зрители захихикали. Морозко, не понимая причины всеобщего веселья, заволновался, стал говорить громче и называть героиню Настеньку Анастасией.

Мыша был разбойником. Слов ему почти не досталось, и он просто стоял в сторонке с мечтательным выражением лица. Толстый Карлсон играл атамана разбойников. У него оказался неожиданно звучный проникновенный голос, и зал очень сочувствовал атаману и встречал его появление аплодисментами.

Потом, стесняясь, водили хоровод под песню "В лесу родилась елочка". Потом избушка на курьих ножках, не вытерпев, ушла отмывать краску, и тогда Сергей Петрович сел за пианино и стал играть разные веселые песни. Потом все получили подарки и немедленно распотрошили кулечки: остро запахло мандаринами, зашуршали фантики. Потом Дед Мороз, он же Морозко, потерял бороду, и все очень веселились. Потом пошли играть в снежки, а Коля стал искать Мышу, который с утра норовил выскочить на мороз без шапки.

Мыши нигде не было. Коля вернулся в зал и увидел, как Диана и Катя топчутся возле елки:

— И-и-и... раз-два-три! Раз-два-три! — отсчитывала Диана. — Раз-два, шаг направо, поворот... Ай, опять наступаешь мне на ноги!

— Ничего у меня не получится, — сказала Катя, останавливаясь. — Ерунда какая-то!

Коля попятился и осторожно прикрыл дверь.

На улице он споткнулся об Алика, который сидел у крыльца в засаде перед горкой снежных снарядов.

— Алик, ты не видел Мышу?

— Тихо ты! — страдальчески зашипел Алик. — Васька услышит, вон он идет. Встань правее, прикрой меня... сделай вид, что меня нету!

Мимо них прошли Вася с Олей, на ходу поедая один на двоих шоколадный батончик.

Алик за спиной Коли кашлянул, но Вася не обратил на это решительно никакого внимания. Алик хихикнул. Потом засопел. Потом заорал и бросил вдогонку Васе самый увесистый из снежков.

Вася с Олей, ничего не заметив, свернули за угол.

— Вот как играть? Ведь мы договорились! А он... Совершенно же невозможно! — расстроился Алик, уронил снежок и раздавил его ботинком.

— Пойдем поищем Мышу? — предложил Коля. — И я с вами поиграю.

— Да ладно? — обрадовался Алик. — А чего его искать, он на кухню пошел с Валей, помочь Алевтине Петровне убрать там все.

— Ну пойдем и мы поможем! А то мы тут развлекаемся, а они работают.

Еще за дверью в кухню Коля услышал, что внутри поет радио — похоже, помощнички тут тоже не скучают.

Оказалось, что пело не радио, а сама Алевтина Петровна.

— Но-о-очь пришла так ско-о-оро,

Опять о не-е-е-е-е-ем!

Валя с Мышей сидели рядом с ней за столом, завороженно слушали и не сразу заметили, что к ним присоединились Коля и Алик.

— Очень эту песню любила, — сказала Алевтина Петровна. — Уж так любила! А в школу надо было ходить через лес. Зимой, когда мороз, мне мама с утра картошки сварит и положит в варежки горячую. В каждую варежку по картошке, я туда руки суну — и бегу в школу. Картошка греет, рукам тепло. Ну вот, я иду, а темно так, страшно мне, и я сама себе пою:

Чуть белеют левко-о-ои

Ночь прошла по земле...

Однажды иду, пою, потом замолчала — кругом тихо так... и вроде снег за спиной хрустнул, оглянулась — это Ванька Кудинчиков, через два дома от нас жил, а учился в другом классе. От самого дома за мной шел, слушал. Стоим мы, друг на друга смотрим, и он как заорет: "Алька, бежим! Волки!" Побежали, я варежку потеряла с картошкой.

— И убежали? От волков? — спросил Мыша восторженно.

— Так ведь волков-то не было никаких, Мишенька. Это он так просто крикнул. Я его побила потом маленько, я здоровая уже девка была, хоть и младше его на год. Думала, мама ругать будет из-за варежки, а она ничего. Сказала только: "Кулема ты, Алька!" — да посмеялась.

— А тут правда волки водятся? — не терял надежды Мыша.

— Ну, сейчас-то нет. Ты не бойся.

— Я не боюсь! Мне здесь вообще не страшно почему-то, — Мыша задумчиво поболтал ногами. — Это Коля всего боится: к оврагу не ходи, к пруду не ходи, в лес не ходи.

— Правильно, — сказал Коля. — Ты лучше меня бойся, если удерешь без спросу.

— Бабушка, а расскажи еще страшное, — попросила Валя. — Расскажи, как вы гадали.

Алевтина Петровна засмеялась:

— Ну, слушайте. Был у моей подружки младший брат, тоже Минька... Миша то есть. Собралась она с сестрицами да подружками погадать по старинному проверенному способу. Надо ночью пойти в хлев и встать голым задом к яслям. И если зад погладит рука холодная да безволосая, жених будет бедный, а если погладит теплая и мохнатая лапа — богатый. Набились девицы в хлев, хи-ха да ха-ха, весело им... И тут одну как схватит лапа — ух, мохнатая, волосатая, аж колючая! Девки — в визг и дали деру до дома, а дома им, вот обида какая, никто не верит! И не поверили бы, кабы потом Минька не признался, что это он. Подкараулил их там в хлеву да приласкал одну щеткой для чистки лошадей.

Потом Валя с бабушкой засобирались домой, к праздничному столу. Коля с Мышей проводили их до ворот.