Комсомолец 3. Коммандос. (Черновик).

— Пора, — шепнул я одними губами.

Вскочив на ноги, мы разделись. Все наши действия давно были расписаны мной, поэтому действовали мы как хорошо смазанный механизм. Оружие я ещё не доставал, что не напугать пассажиров и не насторожить пилотов, захват должен был произойти незаметно для наземных служб, поэтому подскочив к двери в кабину пилотов, распахнул её и, содрав наушники с голов обоих плотов, показал ствол пистолета и громко сказал:

— Самолёт захвачен, покинуть кабину.

В салоне уже поднялась паника, послышались громкие восклицания и взвизгнула умолкнув какая-то женщина. Это значит, капитан достал оружие и молча продемонстрировал его. Немецкого он не знал, так что угрожал пассажирам жестами. Заметив один такой, когда сопровождал пилотов в салон, я только засмеялся и, тронув капитана за локоть, указал на пустую кабину, крикнув:

— Твоя очередь!

Дальше было просто, я стоял в наушниках в проёме двери и передавал всё, что говорил диспетчер пилоту, при этом отслеживал всех в салоне. Было два офицера, но мы их уже разоружили.

— Что-то они тянут, — наклонившись к уху, сообщил я Колясьеву. — Взлетай, пошли они.

Самолёт взревел моторами и начал разгоняться. Взволнованно забормотал в наушниках диспетчер, но я послал его, после чего сорвал наушники с головы и отшвырнул их в сторону

— Машину на взлётную полосу хотят загнать! — крикнул капитан.

— Успеем?

— Да, — кивнул тот и потянул штурвал на себя, отчего нос "Юнкерса" начал подниматься и мы оторвались от взлётной полосы, пролетев буквально над грузовиком.

Ревя моторами, пассажирский лайнер с разворотом начла набирать высоту. Засветились и заметались столбы света прожекторов в поисках угнанного самолёта, но было поздно, на бреющем, в ста метрах от земли, мы уходили в сторону нашего временного аэродрома-подскока, где нас ждали остальные лётчики и раненый.

Кресло я занять не мог, наблюдал за салоном, благо свет был включён, поэтому и взлёт и довольно жёсткую посадку на поле мне пришлось простоять в дверном проёме, заклинившись, чтобы не болтало в нём, руками. Ничего, нормально сели. Только взлетели, как капитан заметил костры и пошёл на посадку. Быстро долетели одним словом. Смелый тоже полёт и посадку перенёс спокойно, устроившись у меня в ногах и изредка скуля в испуге, но на руки я пока его взять не мог.

Как только самолёт докатился до конца поля и ревя моторами, развернулся, пока капитан глушил моторы, я открыл дверь и громко сказал по-немецки:

— Все на выход. Шнель-шнель!

Особо упрашивать пассажиров не пришлось, потянулись к выходу. Когда половина оказалась на открытом воздухе, я страховал снаружи, капитан внутри, то заметил, что при свете костров к нам направляются тени, две тени несли самодельные носилки. Летуны приближались к нам.

Смелого я держал на сгибе руке, поэтому, как только лётчики приблизились и двое стали охранять пассажиров, то спустив щенка на землю, подхватив две пустые канистры и шланг, полез на крыло самолёта к горловине бака. Баки были полные, как мне сообщил Колясьев, поэтому я надеялся залить обе канистры, бензин мне был нужен. Ещё как нужен.

Закончив с этим делом, мне помог бомбардир, я отнёс канистры в стороны и, посмотрев на пассажиров, что испуганной кучкой стояли невдалеке, указал им рукой в сторону Берлина и громко сообщил:

— Берлин в той стороне. Никто вас не задерживает. Идите... Шнель я сказал!

Сперва не уверенно, немцы и испанцы, офицеры были испанской армии, потянулись в сторону Берлина, спотыкаясь на кочках, что хватало на поле.

— Зачем отпустил? — спросил подошедший Колясьев.

— А зачем они вам, с собой хотите взять? — удивился я и, подхватив на руки подбежавшего щенка, добавил. — Ладно, хрен с ними, не особо они интересуют. Взлетайте и улетайте к нашим. Фотоаппарат оставляю вам, доберетесь до наших сдадите контрразведчикам, ну или особистам. Один хрен. Обо мне можете всё рассказать, от и до. Ну что, прощаться будем?

— Будем, — кивнул капитан и обнял меня, потом другой капитан, тот, что Ефимов, чуть позже подошли и остальные.

После того как мы попрощались я отошёл в сторону, где стояли обе мои канистры и чемодан, про него я не забыл и капитан по моей просьбе нашёл его. Багажный отсек самолёта был освобожден от груза. Лишний вес как-никак.

Как только "Юнкерс" ревя моторами, оторвался колёсами от поверхности поля и пошёл на взлёт, я потрепал щенка по холке и спросил у него:

— Ну что, пора сваливать? Конечно пора, куда нам ещё деться?

Отпустив щенка на траву, я подошёл к канистрам, на одной был закреплён скрученный шланг, вздохнул, сорок кило на себе километров пять тащить и, взявшись за ручки быстро перебирая ногами, побежал в сторону леса. Оставив канистры на опушке, я в сопровождении щенка вернулся за чемоданом и спокойной лёгкой походкой направился к канистрам.

Вот возвращение обратно к лесу Смелый не выдержал, устал и стал скулить. Пришлось взять его в свободную руку и нести до опушки леса. Усталость давала о себе знать, вторые сутки не спал как-никак. Но всё же следовало поторопиться. Скоро на поле где грудой лежит выброшенный из "Юнкерса" багаж появятся немцы и наверняка какому-нибудь ретивому офицерику придёт в голову мысль прочесать лес. И ведь найдут поляну по нашим следам, есть у них собаки, что по следу хорошо ходят, ещё как есть.

Пройдя мимо канистр, я только шланг снял, и направился вглубь леса. За полчаса минут добежав до поляны, я занялся делом. Выгнал самолёт на поляну, заодно прогрев мотор, убрал все вещи внутрь, после чего оставив щенка в салоне, бегом побежал за канистрами. В баках у меня три четверти, шестьдесят литров, всё равно не хватит долететь до швейцарской границы, куда я и собираюсь, тут два полных бака нужно, но запас карман не тянет. Посмотрим, можно будет кого-нибудь ограбить по пути или нет. Опыта у меня теперь хватало.

Вот чтобы сбегать за канистрами, у меня ушло куда больше времени и сил, четыре километра, да ещё по лесу довольно сложно нести тяжести. Однако всё же я добрался до самолёта, одну канистру убрал в салон, другую залил в баки, под пробку.

Забравшись в салон, я посмотрел на ночное небо, луна так и не появилась, хотя звёзды в небольших "окнах" видно было, так что я надеялся, что небо очиститься к моменту моей посадки. Достав планшет с картой, я осветил его фонариком и примерно прикинув маршрут и запасы топлива, уверенно ткнул пальцем в один из немецких городов у меня на пути.

— Нюрнберг, тут есть гражданский аэродром. Значит, есть и топливо. Права горючки у меня до него едва хватит, фактически на пределе имеется запас.

Запустив двигатель, отчего Смелый спавший рядом вздрогнул и проснулся, я погазовал, после чего увеличил мощность двигателя, отчего тот загудел очень громко и отпустил тормоза. После недолго разбега самолёт пошёл на взлёт. Моя эпопея на этом моноплане ещё не закончилась, так что нужно довести её до логического конца.

Основной план выполнен, Ольга теперь не доберётся до меня, да и отомстил ей за всё что она натворила, с адмиралом вон повстречался... В общем хорошо так хлопнул дверью, пусть чекисты и политработники зубами скрипят, а теперь пора и свою жизнь устраивать. Нет, на Украину я вернусь, получу паспорта нейтральных стран, стану их гражданином, а после вернусь. Ведь бандеровцы и националисты сейчас себя вольготно чувствуют на оккупированных территориях, поэтому будем их уничтожать ударными темпами, и рядовых и их командиров. Пройтись косой смерти по Украине и Белоруссии. Но это планы на будущее. Сейчас же у меня стояла другая задача. Получить или постоянный паспорт или временное разрешение в Швейцарии, после чего перебраться в Канаду, и получить статус гражданина уже там. Купить дом, оформить его как положено, чтобы было гнездо куда возвращаться, и можно снова браться за националистов. Огонь ненависти к ним у меня не погаснет никогда и я не собираюсь его искусственно гасить.

Именно об этом я размышлял, управляя "Шторьхом" на небольшой высоте. В Берлине наверняка паника, подняты все части, уверен, что где-то наверху барражируют немецкие истребители, а я же удалялся от столицы Третьего Рейха на максимально возможной низкой высоте, разве что не цеплял верхушки деревьев колесами шасси. Одним словом, удалялся всё дальше и дальше.

Поглядывая на компас, а также на ночную землю вокруг, благо облаков тут не было, и всю поверхность освещала серебристым светом луна, что позволяло ориентироваться, я стал искать место для посадки. За два часа экономичным ходом я пролетел около трёхсот километров, даже чуть больше, около ста осталось до Нюрнберга, поэтому пора дозаправиться, благо ночь позволяла это сделать.

Внизу я давно обнаружил какое-то шоссе, поэтому пошёл на посаду. Сел нормально, даже не трясло, дороги тут были хорошие, асфальтированные. Поставив самолёт на обочине, пока щенок бегал вокруг и делал свои дела, я достал последнюю канистру с горючим и ручной насос, заправляя баки. Теперь точно до нужного города хватит, тем более в баках ещё оставалась горючка.

По привычке отлив на обочине, и длинно с повизгиванием зевнув, спать очень сильно хотелось, ведь двое суток на ногах, я поймал разыгравшегося Смелого и, сунув его в салон, залез следом.

Через минуту ревя мотором мой самолётик начал поднимется ввысь, оставляя длинную ленту ночного шоссе далеко внизу. До рассвета ещё часа три, времени, чтобы добраться до нужного города, найти место для стоянки самолёта и замаскировать его там, ещё было, а вот проводить разведку и искать топливо я решил уже к вечеру, ну или завтра, когда высплюсь и приведу себя в порядок. Из зоны поисков я вышел, так что тут меня никто не ищет. Да и вряд ли кто обо мне знает, немцы ведь ищут "Юнкерс" и немецкие зенитчики уже доложили, что в зоне их внимания пролетел неопознанный самолёт, так что куда улетели Колясьев и его экипаж, немцы знали и искали в той стороне. Я мог опасаться только случайного обнаружения, его и опасался.

Через полчаса впереди показался затемнённый город, тут и там огни светились, показывая, что город хоть и соблюдает светомаскировку, но его ещё ни разу не бомбили. Близко я подлетать не стал, убавив газу на малые обороны, чтобы мотор особо не шумел и не привлекал внимания, практически крадучись стал облетать город стороной, направляясь к единственному тут лесу, роще фактически. К сожалению, вблизи от города были только поля, и нормально спрятать самолёт не получалось, а эта роща находилась в шести километрах от Нюрнберга, но хоть что-то.

К счастью вблизи от рощи не было никаких поселений, это странно, но видимо свои печи баварцы топили углём, а не дровами. Сделав над рощей небольшой круг, и не обнаружив внутри ни одной поляны, я решил прятать самолёт на опушке. Другого выхода не было. Рядом с рощей пробегала полевая дорога, поэтому я не стал ломать шасси на неизведанном поле, а просто сел на неё. Потрясло, конечно, но не особо сильно, полевая дорога оказалась очень хорошо укатанной и почти ровной.

Оставив крылатый аппарат на дороге, осматривая луг у рощи на предмет ям и кочек, я направился к опушке. Мне понадобился час и так не резинового времени, чтобы найти нормальное место для стоянки самолёта. В одном месте в рощу уходил небольшой языки луга, именно там я и собирался его укрыть. Снова запустив мотор, я, на шасси используя тягу винта, покатил его к месту стоянки, пока не загнал в нужное место. Развернуться не получилось, могу порубать кустарник винтом с одной стороны и зацепить хвостом с другой, поэтому заглушив мотор и вслушавшись в тишину вокруг, поправил шлемофон и, согнав складки немецкого лётного комбинезона назад, я ухватил самолёт за хвост и, хрипя от усердия, стал его раскачивать, разворачивая машину. Всё, полторы минуты и самолёт был развернёт к выходу.

Осмотревшись я довольно хмыкнул, "Шторьх" фактически стоял в небольшом лесном туннеле, едва не касаясь крыльями деревьев с обоих сторон, метрах в сорока была видна опушка, а хвост всего метров на тридцать не упирался в кустарник. Этот крохотный лужок, что уходил вглубь рощи был ровен, поэтому ухватившись за хвост и мотая его туда-сюда, стал медленно тянуть, перекатывая колёса, к кустам. Чем дальше аппарат будет от опушки, тем лучше. Благо склонившиеся сверху ветви деревьев очень даже неплохо скрывали нас от взглядов с неба. Хороший схорон. Можно сказать гараж для моего самолёта.

После этого упав на траву тяжело дыша, ворочить самолёт, что весил почти тонну, не лёгкое дело, хотя я и был физически крепким. Подбежавший Смелый лизнул пару раз меня в щеку и отбежал, предлагая играть. Но мне ещё было не до него. Отдышавшись, я взял топорик из салона и, осмотревшись, пошёл рубить ветви, нужно замаскировать "Шторьх" и вытащить из салона ценные вещи, закопав их где-нибудь подальше. А то найдут самолёт со всеми вещами, и останусь я с голым задом. Не пойдё-ё-ёт.

Два часа у меня ушло на всё это. Два часа я прятал самолёт, делал схрон для ценных вещей и лежку, чтобы выспаться, установив палатку в густом кустарнике. Уже час как рассвело, когда я, наконец, убрал все вещи и, забравшись в палатку, уснул спокойным сном человека сделавшего за последнее время всё что полагается. Сытый желудок был полон, рядов в ногах ворочался Смелый, в общем, под эти мысли я и уснул. Что будет дальше, посмотрим по ситуации, но основные планы я свои менять не собирался.

Разбудил меня Смелый, он видимо захотел в туалет, долго терпел, пытался выбраться сам, но я крепко зашнуровал вход, забыв оставить щелочку и подойдя к моему лицу, стал будить языком. Сразу сообразив в чём дело, я принял сидячее положение и сонно расшнуровав вход, выпустил его наружу. Свалившись снова на надувную подушку, я продолжил лежать, медленно проваливаясь сон, но тут вернулся облегчившийся и потому довольный щенок, стал прыгать вокруг меня тыкаясь мокрым носом, прося есть.

Посмотрев на часы, я определил, что время было полпятого вечера. Неплохо мы поспали. Снова приняв сидячее положение, я посмотрел на щенка, тот с рычанием уцепился за мой спальник и, тряся головой, пытался содрать его с меня.

— Да понял я понял, — длинно зевнув пробормотал я. — Вставать пора... М-да, действительно что-то есть хочется.

Потрепав щенка по холке, тот что-то разошёлся, я взял лежавший рядом "Вальтер" с накрученным глушителем и выбрался наружу. Сквозь ветви кустарника пробивались лучи солнца, было достаточно светло, поэтому осмотревшись, я первым делом сбегал в соседние кустики, по необходимым делам, а только потом уже обошёл стоянку самолёта, выглянул на луг и дорогу где совершил посадку. Там медленно катилась телега с огромной копной сена, или соломы, не понятно, которую влекли два вола. Возница в своей обычной тут одежде, белой расписной рубахе, штанишках с подтяжками и странной зелёной шляпе лениво развалился на своём месте, правя волами. Патриархальная картинка.

Вернувшись к самолёту, я поправил кусок маскировочной сетки, которую накинул на мотор с винтом и часть кабины, крылья у меня были прикрыты ветками. Достав из грузового отсека продовольствие и посуду, которую убрал вчера, даже не помыв, кстати, времени не было, после чего достал ещё канистру с водой. Пока котелок на бездымном костерке закипал, я отдраил не помытую посуду, включая миску Смелого. Да, кстати, тот подрастал и пора ему купить что-то побольше. Эта скоро малой станет.