Рим 2. Легионы просят огня

— Отдохни, солдат, — сказала германка. Светлые глаза ярко блестели в полутьме. Черные капли на лице.

Резкая боль пронзила живот оптиона.

Германка вырвала нож. Кровь метнулась следом и залила весь мир. Море крови. Океан крови, блестящей под лунным светом.

Оптион начал падать. Тонуть. Медленно, преодолевая сопротивление тягучей черной жижи.

— Тре… — хрипнул он. Фанний опустился на самое дно, ударился мягко, почти невесомо. — Тре… во…

«Тревога». Но его уже никто не услышал.

* * *

Виктор зевнул, расправил плечи. Затем вспомнил о вчерашнем и почесал затылок. Дела… Легат вручил ему записки. Верно. А срок, когда их нужно отдать адресатам, он разве назвал? Виктор наморщил лоб.

Нет, кажется...

Не назвал.

Получается, можно отложить наказание на далекое-далекое будущее? Виктор хмыкнул. Хороший фокус, но, боюсь, легат его не оценит…

Ох, задачка. Кому вообще охота попадать к палачу?

Оптион второй когорты только присвистнул, когда Виктор объяснил, что у него за дела. «Приказ легата, значит?» Оптион посмотрел с сочувствием. Понятно, понятно. «Держись, арматура. И топай, куда велено».

Виктор кивнул. Он бы с большим удовольствием перекинулся бы сейчас парой слов с Титом Волтумием, но центурион умотал в конец легионной колонны. И пока даже не думал возвращаться. Подождать? Виктор почесал затылок в очередной раз.

Только хуже будет, честно признал он. Я просто тяну время.

Интересно, что в записке? Розги? Или плеть?

Или — лишение на время воинского ремня?! Виктор невольно схватился за кингулум, вздохнул. Это позор. Да нет, стал бы легат отправлять к палачу за этим…

Ну, всыплют десяток ударов розгами. Или палкой. И гуляй, арматура, дальше.

Всего лишь самоволка! Кто из «мулов» хотя бы раз не ходил в самоволку?!

Как, оказывается, утомительно быть другом легата.

Виктор пожал плечами.

Ладно, что будет, то будет. Но сначала — за наградой.

* * *

Корникуларий, он же начальник над писцами, он же казначей легиона, внимательно оглядел Виктора, но ничего не сказал.

Он ковырнул печать темным от чернил ногтем, остался доволен.

— Приказ легата, говоришь? — казначей близоруко прищурился. А когда прочел записку, засмеялся: — Ты уверен, что этого хочешь, солдат?

Виктор переступил с ноги на ногу. Та-ак. Кажется, накрылась его награда.

— А что там?

Старик мелко затрясся от смеха, поманил легионера узловатым пальцем.

— Пошли. Сам все увидишь.

Свободное пространство повозки занимали ящики с записями, стопки бумаги, полки с табличками, несколько абаков разного размера. Корзина темных и светлых псифосов — счетных камней. Старик, кряхтя, словно тащил на себе все серебро легиона, дошел до нужной полки, остановился.

Виктор, и без того нервный, насторожился. Старик открыл огромный кодекс, нашел страницу. Провел пальцем по строчкам — и постучал черным ногтем.

— Вот здесь. Распишись в получении. У Дентера Стацилия все точно.

Одна строчка — приход. Сколько?! Виктор похлопал глазами.

— Как вернемся в Ализон, деньги вручу аквилиферу, — старик мерзко захихикал. Словно передача мешка с серебряными монетами была чем-то ужасно неприличным. Что-то вроде изнасилования ослицы на центральной площади.

Виктор кивнул. Аквилифер, орлоносец, заведовал деньгами тех ветеранов, что уходили со службы в положенный срок.

Легионер расписался, где показали. Вот это да, вот это легат учудил. Кстати…

— А что в записке было?

Любопытство — словно противный зуд. Пока не почешешь, как следует, никакого покоя.

Старик опять захихикал. Виктор едва преодолел желание свернуть корникуларию тощую шею.

— А ты умеешь читать, мул? — сказал старик.

— Умею.

— Ну, читай тогда.

Записка гласила:

ПОКАЖИ~ЕМУ~ВСЕ

Вот и ответ. Не давай в руки, а покажи. Двадцать пять тысяч сестерциев. Будущая пенсия легионера Секста Виктора — теперь она стала в два раза больше. Легат дорого ценит свою жизнь.

Виктор почесал затылок. Отлично. Награда получена — только я ее увижу через двенадцать лет, не раньше. Эх, было бы на что отметить это дело! Как назло, ни асса сейчас нет. Ладно, что-нибудь придумаю…

— Двадцать пять тысяч ровно, — повторил он. Прямо не верилось.

— Почему ровно? — старик удивился. Морщинистая рука потянула на себя книгу…

— Эй, мул и его уши! — старик бросил Виктору золотой аурей. Тот от неожиданности еле поймал. — Двадцать пять тысяч сестерциев плюс золотой — лично в руки… Дентер Стацилий ничего не забывает! У Дентера Стацилия все точно. Распишись вот здесь, солдат. Получил один аурей, ага. Молодец, ага. И проваливай, ага. Дентер Стацилий занят.

Виктор вышел из повозки казначея, ухмыляясь. Золотой холодил ладонь и грел сердце.

Вот теперь можно и к палачу.

* * *

Спекулатор, дознаватель, специалист по разведке и пыткам. Самый странный офицер легиона.

И один из самых пугающих.

Обычно спекулаторами становились доверенные люди Августа, первого сенатора и Отца Отечества. Формально они подчинялись легату, но имели прямой выход на принцепса, дабы сообщать Августу, как ведет себя, о чем думает, с кем спит и кого оскорбляет в пьяном виде назначенный в легион командир.

Да уж. Интересная работа.

Виктор оглядел сидящего за столом человека.

Спекулатор из особого отряда преторианцев, приближенный Августа. Но ни следа пурпурного цвета, которым щеголяли преторианцы, охраняющие Вара и легатов, Виктор не заметил.

С виду — простой офицер. Центурион, может быть. Лицо обычное, круглое. А глаза маленькие и умные. Разговаривает скороговоркой, с восточным акцентом.

Спекулатор протянул руку.

— Давай.

Виктор отдал записку. Спекулатор пробежался глазами, хмыкнул. Посмотрел на Виктора.

— Секст Анний, прозванный так же Виктором. Помню тебя.

Легионер испугался, что спекулатор продолжит экскурс в историю его прозвища, но тот ограничился многозначительным хмыканьем.

— Поступил на службу в… году, в консульство Божественного Августа. Арматура. Хороший, умелый, храбрый, но временами недисциплинированный солдат. Любит выпить.

Спекулатор явно цитировал по памяти. Мощно.

Виктор опасливо покосился на коллекцию плетей, висящую за спиной спекулатора — на стене повозки почти не осталось свободного места.

— Однохвостая, простая, для обычных наказаний, — заметив его взгляд, пояснил спекулатор. — Рядом — многохвостая, с кусочками свинца на кончиках — такая превратит твою спину в кровавое месиво. Следующая — толстая, с крючками — они раздерут тебе шкуру и вырвут кусочки кожи. Выглядеть будет пострашнее, чем со свинцом, но — если будешь выбирать, выбирай с крючками, мой тебе совет. Не пожалеешь. Крови с виду много, но больше для виду. А свинцовой можно с одного удара вышибить дух. Тебе какая больше нравится?

Виктор похолодел.

— Ээ… так сразу и не выберешь.

— Ты прав. Из чего тут выбирать? — спекулатор почесал лоб. — Ничего особо интересного. Пошли, я тебе такое покажу!

— Ээ…

Показать, действительно, было что. Тиски для ног и зажимы для промежности. Деревянное седло и медный «барашек». Молотки для коленей и локтей, маленькие молоточки для пальцев (для каждого свой), различные иглы, прутья, клещи, ножи. Набор инструментов полевого хирурга — в нашлось место сверлу для черепа, пилам для костей и ложечке для мозга. Крошечные тисочки для ногтей, медные…

— А вот смотри, еще интересное! Обожаю эту штуку!

Спекулатор явно гордился своими «игрушками». И многое мог о них рассказать.

— Я сам из перегринов, из Александрии Египетской. Теперь-то меня кличут Спурий, а раньше звали Спиридоном — на греческий манер. Что означает «плетеную корзину»… или ублюдка, который в эту корзину положен. Рос, света не видя. Вот эти «игрушечки» вывели меня в люди. Спасибо им… и Божественному Августу!

— Хватит уже издеваться!

Пауза.

— Издеваться? — спекулатор медленно повернул голову. — Что ты имеешь в виду?

Виктор больше не мог сдерживаться.

— Что в записке? Что написал легат?

Брови спекулатора поползли вверх, отчего его круглое лицо стало выглядеть как личико огромноголового младенца.

— Хмм, ээ… нетерпеливый какой. На, читай.

Текст записки оказался лаконично короток.

ОТДАЙ~ЕМУ~ВСЕ

— Все? — Виктор помедлил. — И что мне положено?

Плетка со свинцом или тиски для ногтей? «Только не тиски для ногтей, пожалуйста!», мысленно попросил Виктор. «Что угодно, только не это!» Эх, легат, легат…

Спекулатор непонимающе посмотрел на легионера, затем хлопнул себя по лбу.

— Ах, да! Прости, увлекся, запамятовал… Так. Где же оно?

Виктор почувствовал, как между лопаток собрался ледяной комок. Похоже, для него приготовили нечто особенное.

Спекулатор начал искать в ящиках, затем ушел куда-то вглубь повозки, за перегородку, долго громыхал там. Вернулся и поставил на стол перед Виктором это.

— Вот, держи.

Виктор увидел потертую деревянную тубу, запечатанную восковой печатью. Печать была сломана.

— Что это? — голос легионера дрогнул. Какое страшное орудие пытки приготовлено для него, легионера Секста Анния?!

Спекулатор поднял брови и снова стал похож на удивленного грудного младенца.

— А ты разве не знаешь?

— Н-нет.

Спекулатор почесал лоб.

— Хмм, странно. Это письмо легату от его младшего брата. По личному приказу Божественного Августа вся переписка с префектом Квинтом Деметрием Целестом идет через службу спекулаторов. В прошлом его брат натворил дел, так что мы теперь за ним присматриваем. Чего смотришь? Бери и неси легату.

Облегчение было таким сильным, что Виктор едва не бросился спекулатору на шею. Только тот вряд ли оценил бы этот жест.

— А зачем… — Виктор обвел рукой пространство повозки. Все плетки, палки с шипами, розги, тиски и медные иглы. — … Зачем вы мне все это показали, господин спекулатор?

— Я думал, тебе будет интересно.

* * *

Наконец, легионы собраны, орлов поздравили с новым днем, а утреннее гадание получено. Отправляемся. И как всегда, в последний момент, случается непредвиденное…

И, конечно же, неприятное.

— Сегест уезжает?

— Так точно, легат, — говорит Метелл, мой префект конницы. — Уже седлают коней.

Я кручу головой. Шея занемела, словно от огромной тяжести. Громко щелкает позвонок, вставая на место.

— И пропретор ему это позволил? — спрашиваю я.

Прежде чем я успеваю получить ответ, меня окликают:

— Легат!

Я оборачиваюсь. Передо мной бенефициарий, порученец — молодой легионер, приписанный к штабу легиона.

— Что еще?

— Вестник прибыл, легат. Похоже, в обозе что-то случилось.

* * *

Квинтилий Вар смягчает повелительные складки своего лица. Лицо его обмякает.

— Говори.

Гонец, молодой всадник, четко салютует Вару. На лбу у него слипшиеся пряди темных волос.

— Пропретор!

— Ну же, — подбадривает Вар. — Говори.

— Нападение на обоз, пропретор. Варвары напали… и бежали.

— Опять бежали? — Вар улыбается. — Прекрасно! И сколько человек они потеряли?

Гонец поднимает голову. Смотрит прямо и дерзко на повелителя провинции Великая Германия.

— Они убили нескольких солдат, пропретор. И… и увели с собой всех германских заложниц.

Долгое мгновение до Вара не доходит истинный смысл сказанного.

Потом вдруг — доходит.

— Что-о?! Как?!

Шумят трибуны. Я дергаю щекой. Проклятье! Без германских заложниц мы практически остаемся один на один с варварскими обычаями германцев. Вот теперь наша прогулка уже не кажется такой веселой...

Гемы огрызаются.

И очень толково это делают.

— Обходной маневр. Они отвлекли наше внимание. Напали на передовой отряд, затем перебили охрану заложниц. И увели их с собой. Всех, — он смотрит на нас. — Всех до одной.

Неожиданно я слышу воробьев.

* * *

Германия — провинция, которая считается не до конца покоренной. Поэтому ею управляет пропретор, что подразумевает — полководец, военачальник. Не самая подходящая роль для Вара. Хотя надо признать, во время мятежа в Иудее, он действовал уверенно и эффективно…

Но здесь — не Иудея.

Здесь Германия. Провинция, где мы вынуждены брать в заложницы женщин.

Думаю ли я о Туснельде?

Теперь, когда она свободна, и над ней больше не висит меч возмездия за действия ее отца… Что мне делать?

Сегест — царь хавков, отец Туснельды.

Я собираюсь жениться на дочери человека, обвинившего моего брата в измене.

Да уж… интересный поворот.

* * *

— Уезжаете, царь?

Сегест, царь хавков, замирает. Тяжелая, крупная спина. Он медленно поворачивается.

— Да. Подальше от духоты, поближе к дому.

Нумоний, легат Восемнадцатого легиона, смотрит на германца в упор.

— Что ты хочешь этим сказать, варвар?

Варвар? Грубовато.

Сегест вздергивает подбородок. Ноздри раздуваются, глаза потемнели.

— Вы, римляне, пришли к нам с оружием, — говорит Сегест медленно. — Вы подкупили одних, уговорили других, перессорили третьих, а четвертых вмяли в грязь своими легионами. У вас отличная пехота. У вас отличные судьи. Германия стала вашей провинцией. Но вы все равно ничего не понимаете. Германцы — свободные люди. И мы будем сражаться за свою свободу.

— Свобода? Ты говоришь о свободе, варвар? — легат Восемнадцатого раздувает ноздри. — Какая это свобода, позволь спросить? Свобода убивать, грабить и насиловать?! — он подается вперед. — Ответь мне на один вопрос, свободный германец. Сколько раз ты был за Рением? Молчишь?! Хорошо, я не буду спрашивать, что ты там делал. Думаю, если я зайду в твой дом, то твоя жена подаст на стол стеклянную посуду. Или даже серебряную? Откуда она у тебя? Или вернее... — он на мгновение замолкает, но глаза сверкают по-прежнему ярко. — Скольких римлян ты за нее убил?

Сегест делает шаг к нам.

Сейчас он ударит того, кто задает эти вопросы.

— Что ты хочешь сказать? — спрашивает германец.

— Ничего, что ты хотел бы услышать. Почему ты бреешь бороду? Какого врага ты убил?

— Хочешь послушать?

— Еще бы! Сделай мне приятное.

Сегест бледнеет, затем краснеет.

— Мой первый враг… я убил его в шестнадцать лет, еще мальчишкой.

— Оставь эти воспоминания при себе! Ты был за Рением, царь хавков? Ответь на вопрос. Был?

Сегест выпрямляется. Глаза сверкают. Подбородок гладко выбрит, смягченная возрастом линия челюсти открыта. Царь хавков не раз убивал, поэтому имеет право брить бороду.

— Был ли я за Рением? Хороший вопрос. Конечно. Вот правильный ответ на правильный вопрос. Я там был, римлянин. И я убивал других римлян.

Напряженное молчание.

Как будто мы раньше этого не знали? Правда, после этого Сегест храбро сражался за Рим в Паннонии и получил римское гражданство.