Волчья Луна (Дама Пик 2)

Другой вопрос, достаточны ли наши знания об этих волшебных существах? Ведь могло случиться, что, будучи призваны и обретя материальную форму, фамильяры обретают также некое подобие "свободы воли" и, значит, могут оставаться в мире людей и после физической смерти того, кто заключил в фамильяре частичку своей неповторимой личности и толику присущей ему магии. Имелись, разумеется, и другие не менее интересные вопросы, но, увы, Август не располагал досугом, чтобы попытаться на них ответить. Однако он знал, что фамильяр — это всего лишь одна из возможных гипотез. С известной степенью вероятности, ворон мог оказаться просто неким волшебным животным, о которых мало что известно даже колдунам. Мог он быть и материализовавшимся духом, что, как пишут знатоки вопроса, не раз и не два случалось уже в прошлом. А может быть, ворон попросту был одним из тех разумных животных, которые обитали на земле на рассвете цивилизации и о которых упоминают в своих трудах некоторые историки древности? Следовало признать, что нет у Августа однозначного ответа на все эти вопросы. Темна вода во облацех, как говорится, и все с этим.

На данный момент Августу и Теа оставалось лишь принимать Кхара, как данность, таким, какой он есть, тем более, что ворон успел показать себя неплохим другом — ну, насколько с ним вообще возможно было дружить, — и верным союзником. Вот и сейчас, он ведь не просто так — от нечего делать, — летает в ясных и холодных небесах, он в дозоре. "Высоко лечу, далеко гляжу", как изволит выражаться Татьяна.

Подумав о ней, Август снова посмотрел на женщину, так стремительно и так драматически вошедшую в его жизнь. Теа была уже в седле. Сидела прямо, откинув плащ за спину, смотрела куда-то в снежную даль, туда, куда предстояло выехать через считанные минуты. Лицо ее скрывал платок из черного громуара, защищавший нежную кожу лица и губы от мороза и холодного ветра. В узкую щель между краем платка и надвинутым на лоб малахаем из чернобурой лисы смотрели изумрудно-зеленые глаза. Временами, волшебство этих глаз буквально сводило Августа с ума. И дело тут не только в их изысканной и опасной красоте, столь сообразной статусу темной колдуньи, но и в том, как отражались в этих все время меняющих цвет глазах быстрый ум и веселый нрав Тани Чертковой, органически слившиеся с циничным авантюризмом и мрачноватой иронией Теа д'Агарис графини Консуэнтской.

Говорят, глаза — зеркало души. И, верно, недаром говорят. Но вот познать душу своей подруги, — так и не ставшей, к сожалению, его женой, — Август до сих пор не смог. Любить мог, а вот изучать не получалось. Слишком сложный объект для изучения: живой, меняющийся, ни на что не похожий, и ни разу не однозначный. От этой женщины можно было ожидать всего, что угодно. Она была непредсказуема и изменчива, коварна и простодушна, близка и далека... Возможно, такой Татьяна и была на самом деле в том далеком и непонятном своем мире, о котором Август по-прежнему знал до обидного мало. Но не исключено также, что нынешний ее характер являлся результатом слияния двух едва ли не взаимоисключающих натур, двух несходных темпераментов, двух наборов чрезвычайно специфических способностей и нигде не пересекающегося жизненного опыта юной девушки-математика и зрелой женщины-колдуньи.

3. Дорога между Черниговом и Киевом, восьмое января 1764 года

Волки напали на третий день пути, когда дорога, которой следовал обоз, увела экспедицию с простора заснеженных полей в узость заросшей густым лесом низины. Первой их почувствовала Аннушка Брянчанинова. Боярышня, и вообще, как успел убедиться Август, обладала сильным охотничьим чутьем, но особенно хорошо она слышала нечисть. Природа ее Дара, однако, была такова, что лучше всего он проявлялся в "чистом поле, в лесу или на болоте", и резко ослабевал внутри людских поселений. Однако сейчас она находилась не в "вонючей" литовской корчме, где даже Аничкина "бесподобная чуйка" оказалась бессильна перед маскирующими заклятиями вампиров и оборотней, а в первозданном лесу, то есть, в своей, по меткому выражению Татьяны, "естественной среде обитания". И реакция ее была безукоризненной: взлетела вверх левая рука, привлекая внимание спутников, а правая уже готовила оружие к бою.

Итак, первой присутствие волков-оборотней ощутила боярышня Брянчанинова, но и Татьяна совсем не на много отстала от своей закадычной подруги. Встрепенулась вдруг, еще больше выпрямляясь в седле, прислушалась, — уж не к "голосу" ли Кхара, "витавшего в облаках", — но еще раньше ее рука легла на эфес польского кончара, пристегнутого к правой луке седла. Собственно, на ее движение и среагировал Август, сначала ощутивший лишь слабый "привкус" опасности и рефлекторно потянувшийся к пистолетам, засунутым за пояс. Действие разумное практически в любом случае, если речь идет о засаде. Пистолеты заряжены заранее — утром, перед выездом с ночевки, — и все это время находились в тепле, под меховым плащом, так что порох наверняка не отсырел. Ну, а выстрелят они по любому, Августу даже искру высекать не придется. На то и магия, чтобы жить было проще. Ну, и веселее, разумеется.

"Проще и веселее! Где-то так".

Между тем, по обозу прошла волна суетливых телодвижений. Люди еще не знали, что им угрожает и откуда придет опасность, но уже останавливали лошадей и готовили оружие, увидев сигнал тревоги, поданный Анной Брянчаниновой и подхваченный графом Новосильцевым. И хорошо, что увидели! На их удачу, обоз не успел пока втянуться в засаду полностью, и, по-видимому, поэтому оборотни не спешили нападать. Прошла минута, другая. В лесу по-прежнему стояла тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом старых деревьев, пофыркиванием лошадей и бряцание железа в конской упряжи и в снаряжении всадников. Ждать было муторно, да и холодно, но было очевидно — надолго эта передышка не затянется. Раз оборотни их ждали, значит нападут. Не так, как задумывалось, но уж, как придется. Отступать-то им некуда — если не сейчас, то когда? И, если не здесь, то где?

Впрочем, Август на заминку не роптал. Пауза однозначно была в пользу членов экспедиции. Одно дело отражать внезапное нападение, будучи к нему неготовым, и совсем другое — знать о нападении заранее и успеть к нему подготовиться. Как говорили древние римляне, "Praemonitus, praemunitus" — предупрежден, значит вооружен. И, если вспомнить недавнее прошлое, именно так обернулись дела во время мятежа в Петербурге. Если бы не предупреждение, так вовремя пришедшее из Преображенского приказа, то одному Всеотцу известно, чем бы все там закончилось. Однако Август практически не сомневался — ничем хорошим для правящей династии и для него самого это бы не закончилось. Их с Теа в этом случае просто убили бы еще там, в Нижнем парке Петергофского дворца. Но даже если бы случилось чудо, и им удалось бы отбиться, из России после этого пришлось бы бежать, что называется, без оглядки.

Но Всеотец заступился. Боги помогли, и Теодора-Барбара не дала умереть... Хотя все тогда висело на волоске.

Однако сейчас Август не собирался передоверять свою судьбу кому-нибудь другому. Даже богам. Тем более, если речь шла не только о его жизни, но и о жизни Теа. А потому, едва коснувшись пальцами рукояти пистолета, он отбросил эту идею, как негодную, и сразу же взялся за плетение заклинаний. Он не думал сейчас о том, почему так поступил, ему было достаточно того, о чем нашептывала ему интуиция. А она не предлагала, а требовала оставить глупости и встретить опасность так, как и подобает темному колдуну. Магия, а не порох и сталь, вот его настоящее оружие.

Краем глаза Август заметил, как обернулась к нему Теа, и как удивленно взлетели вверх ее брови, когда она увидела, — не могла не увидеть, — как он работает с магическими потоками. А в следующее мгновение выражение удивления на ее лице сменилось пониманием, и колдовать начала уже сама Татьяна. И следует заметить, сделала она это как раз вовремя, потому что еще через пару ударов сердца на поезд экспедиции напали волки, и на дороге началась кровавая свалка. Но дело было, разумеется, не в волках, вернее, не в них одних.

Интуиция не подвела Августа и на этот раз. Впрочем, простой анализ ситуации приводил к тем же самым результатам. Нападающие должны были знать, с кем имеют дело, иначе не устраивали бы засаду. Но, если знали, то должны были понимать и то, что даже целая стая оборотней не справится с двумя сильными темными колдунами, тем более, если дело происходит не ночью в пургу, а ясным днем. Они могли ничего не знать про царевну, но уж про него и Татьяну они не могли не знать. Но тогда возникает вопрос, на что же рассчитывают оборотни? И ответ был на удивление прост: колдуны и волшебники живут не только в Петербурге. Здесь, в глухой российской провинции между Черниговом и Киевом, они тоже есть, как и везде, впрочем, в подлунном мире. Поэтому сразу же за нападением вервольфов, которых было, однако, много, — едва ли не целое капральство, — экспедицию атаковали еще и ведуны.

Доморощенные колдуны и волшебники действовали на удивление слаженно. И удивляла тут именно эта их невероятная согласованность. Все-таки темные и светлые маги настолько сильно отличаются друг от друга, что, чаще всего, неспособны не то, что сработаться вместе, но даже договориться толком ни о чем не могут. Август все это знал не понаслышке. Во время войны во Фландрии, — а уж, казалось бы, война на то и война, что отменяет практически все условности, — находясь в рядах бургундского корволанта, Август старался избегать своих же бургундских светлых волшебников, и никогда не ходил вместе с ними на дело. Такова уж природа магии, имеющей, — и по-видимому, не случайно, — две стороны: аверс и реверс, колдовство и волшебство. Оттого и общение Теа с чаровницами-ведуньями вызывало у Августа искреннее удивление: как такое возможно? Однако здесь и сейчас, как, впрочем, и несколько раньше в Нижнем парке Петергофского дворца, светлые и темные ведуны ударили слаженно, и это было более чем скверно. Совместные действия светлых и темных были чреваты серьезными осложнениями. Так все это и выглядело в первые мгновения схватки.

Однако вскоре Август понял, что дела обстоят не настолько плохо, как ему показалось вначале. Он заметил, что темных магов здесь собралось всего трое, включая одну несомненную колдунью, а светлых, скорее всего, и того меньше, и обе-две, похоже, являлись женщинами. Не то, чтобы Август недооценивал колдуний и волшебниц, но женщины, как правило, слабее мужчин не только физически. И эти три представительницы дамского сословия исключением из правила отнюдь не являлись: весьма посредственные ведуньи, если не сказать — слабые. Во всяком случае, даже принцесса Елизавета, не говоря уже о Теа Великолепной, оказалась куда сильнее не только вражеских ведуний, но и их темных кавалеров в придачу. Непонятно было только одно, как так вышло, что за интересы мужчин сражаются сразу три дамы, но это уже совсем другой и отнюдь не актуальный в данных обстоятельствах вопрос.

Итак, бой вспыхнул практически мгновенно, стремительно распространившись, как лесной пожар, на весь поезд экспедиции. Однако главный удар, как и следовало ожидать, пришелся по голове колонны. Именно в Августа и его спутников метили ведуны, в то время, как волки-оборотни набросились на обоз. Там в своем возке, шедшем третьим от головы колонны, встретила нападение и принцесса Елизавета, единственная волшебница в окружении крестьян, вооруженных топорами да вилами, слуг графа Василия, имевших при себе не только тяжелые палаши, но и заряженные пистолеты, и гайдуков охраны, которые, в соответствии с моментом были буквально обвешаны разнообразным оружием. Впрочем, о том, что и как происходит с принцессой Елизаветой Август в тот момент не знал. Он о ней, если честно, даже не думал, поскольку вместе с Татьяной, был занят отражением магической атаки. Именно тогда, ставя щиты и "парируя выпады", он и понял, с кем, на самом деле, имеет дело.

Уровень противостоявших ему магов был невысок, силы невелики. Они с Теа, наверняка, справились бы с ними на раз, но враг был умен и коварен, и засаду приверженцы культа Рюрика и Игоря устроили по всем правилам. Не успел Август отразить первый натиск, как в дело вступили находившиеся в резерве оборотни. Этих набралось не более полудюжины, но, во-первых, это были старые, матерые вервольфы, которые выглядели крупнее, злее и опытнее молодняка, атаковавшего обоз, а, во-вторых, они привели с собой настоящих волков. И зверей этих было на удивление много. Здесь оказались собраны вместе, как минимум, несколько волчих стай. Так что теперь, Августу приходилось сражаться и против ведунов, посылавших в него "перуновы стрелы" и "копья ундины", и против оборотней, прикрывавшихся живым щитом из своих не умеющих оборачиваться комбатантов. И это уже был не бой, а настоящая собачья свалка, в которой крайне сложно действовать сообща, а потому каждый бьется за себя.

Тем не менее, Август старался держаться как можно ближе к Теа, прикрывая ее со спины, ну и сам крутился, как мог. Прибил ударом "молота Тора" какого-то волка, пронзил другого зверя "эльфийской стрелой", но зато и сам чуть не пропустил летевший ему прямо в лицо "русалочий поцелуй". В конце концов, в дело пошли даже пистолеты и шпага. Двумя выстрелами, горько пожалев, что не додумался зарядить пистолеты серебряными пулями, Август сорвал атаку вервольфа, напавшего на Татьяну с тыла, и добавил упавшему на землю оборотню ударом шпаги в горло. Для этого ему пришлось низко свеситься из седла, иначе не доставал. Но отбив эту атаку, Август пропустил другую. Огромный седой волк-оборотень опрокинул его коня, и вылетев из седла, Август упал в придорожный кустарник. Впрочем, слава богам, не разбился и не потерял ориентацию в пространстве, и поэтому уже через мгновение был на ногах и успел взорвать "кельтской саламандрой" голову вервольфа, увлекшегося по своей звериной природе добиванием бьющегося в агонии коня.

Теперь Август передвигался на своих двоих. Шпагу он где-то потерял, — и даже не помнил, когда, — разряженные пистолеты выбросил, и по необходимости мог использовать сейчас одну лишь магию. Получалось совсем неплохо: он прикрыл "черным флером" графа Василия от летевших в кавалергарда "стрел ундины", сломал еще одним "молотом Тора" хребет матерому волку, убившему на глазах Августа возницу с передних саней, ударил "темным огнем" по открывшейся на мгновение ведунье, прятавшейся за деревьями и туманным мороком. В волшебницу он попал, — и, кажется, сразу насмерть, — но заодно умудрился поджечь деревья, что было скверно, так как от темного огня мог выгореть весь лес.

"Так что после боя, — отметил он краем сознания, — придется еще тушить пожар".

Впрочем, сейчас ему было не до пожара, поскольку, едва Август начал прикидывать, чем бы таким можно было погасить пламя, как из седла вылетела уже Татьяна.

Она слишком увлеклась магическим поединком с вражескими колдунами и не заметила, как вплотную к ней подобрались два волка. Действовали звери крайне осторожно. Можно сказать, разумно. Наверняка находились под контролем оборотня, если конечно правда, что вервольфы способны управлять обычными волками, как кукловод марионетками. Так ли это или нет, но волки неожиданно набросились на Таниного рысака. Конь испугался, резко встал на дыбы и сбросил с себя седока. Вот тут Август и увидел наконец, на что способна Татьяна, когда ее не сдерживают условности.