Хенрик-Уршула

Она рассматривала свинцовую ленту реки, мерцающую под мостом. Вода была холодной даже на вид, а ветер подтверждал это, рвал шляпку, пробирался под пальто, заставлял ежиться в зыбкой надежде на тепло. Увы. Было холодно.

— Панна Уршула, — совершенно неожиданно прозвучало сзади, и она медленно обернулась, придерживая шляпку. Панночка, стоявшая рядом, была смутно знакома, и нерешительная улыбка тронула губы женщины, не затронув, впрочем, глаза. — Поедемте, панна Уршула, — настойчиво повторила панночка.

— Здравствуйте, милая, — тихий неприятный голос заставил молодую девушку вздрогнуть и жалостливо поморщится.

— Панна Уршула, — в третий раз позвала панночка и осторожно потянула женщину к карете, стоявшей рядом. Может быть, она оттуда и вышла, а впрочем — какая разница. — Поедемте, панна. Пожалуйста.

— Хорошо, — равнодушно согласилась женщина, забираясь в карету. Там, внутри, было немного теплее и заметно темнее. Окошки были затянуты темной непрозрачной тканью.

— Трогай, трогай, — пробормотала панночка, роясь в крохотном ридикюльчике. — Да где же оно.... А, вот! Панна Уршула, вам нужно выпить вот это, — панночка настойчиво и монотонно продолжала звать женщину по имени, настаивая, чтобы та выпила глоток жидкости из крохотного пузырька.

— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнула панночка, когда панна Уршула послушно сделала глоток. — И спите теперь, панна, спите....

* * *

— Что за чудачка, — хихикнула Мими, снова наткнувшись взглядом на странную женщину. Одета прилично, причесана, перчатки на руках. А сидит как сломанная кукла — немного склонившись на бок, одна рука висит вдоль тела, голова к плечу наклонена. И лицо — тут хохотушка Мими зябко передернула плечами, — странное. Страшное даже.

— Не вздумай подходить к ней, — вполовину шутливо предупредил Збышек. — Не то явится Марго и начнет визжать.

— На нее? — девушка кивнула в сторону окна, возле которого сидела чудачка.

— На тебя, — Збышек легко переставил ее на тумбу, и поправил пряжку на поясе. — Вон, не видишь, что ли? Марго за ней ходит, будто та ей матушка родная, не меньше!

— А может, и правда, матушка, — хихикнула Мими, исподтишка посматривая в ту сторону.

— Глупая ты, — покачал головой Збышек и тоже посмотрел. Марго быстрым шагом подошла к Чудачке, поставила на столик поднос. Присела на корточки, заглядывая в глаза, дотронулась до щеки. Чудачка вздрогнула, села ровно, и руки чинно сложила на коленях, повела затекшей шеей. Марго с облегчением улыбнулась, села на колченогую табуретку, стала что-то ласково говорить. Чудачка тоже улыбалась и чуть качалась в такт словам. Марго замолчала на полуслове и огорченно вздохнула.

Збышек помялся, и снова без нужды оправил пряжку. Потом двинулся вперед, не обращая внимания на косые взгляды. Ну, нравилась ему Марго, хоть тресни.

— Чего тебе? — неласково спросила она, едва он подошел.

— Я вот, — неловко сказал он, доставая из кармана маленькую статуэтку балерины и ставя ее на стол. — Панну порадовать хотел, — тихо сказал, глядя на Марго. — Не подумайте чего, панночка, да только страсть как она на эту балеринку похожа, значит...

— Похожа, — с тихой горечью кивнула Марго. — Еще бы не похожей быть...

— А это вам, — совсем уж неловко протянул он диковинное лакомство — трюфель. Накануне в лавке кондитерской полчаса протолкался, весь пропах сдобой да чем-то тонким, дамским. Марго вскинула глаза, и резкость хотела какую-то сказать, он прямо кожей это почувствовал, как разом произошло вот что. Сперва панна странно как-то всхлипнула, и статуэтку в руку взяла. И Марго вроде обрадовалась — лицо у нее стало радостное, но сказать ничего она не сказала, потому как и без того хлипкая дверь с треском слетела с петель, а к ним в вагончик ввалилась толпа черных каких-то, и мигом стало шумно, тесно и страшно. Страшно — потому что Марго вцепилась в свою Чудачку и орала не хуже трубы Иерихонской, что никуда без нее не пойдет, и он вступиться полез, и тут же по голове чем-то получил, и мир ненадолго погас. Когда пришел в себя — Мими в порванном трико сидела возле него, голову его, положив на коленки себе, и баюкала как маленького. Он кое-как огляделся. Кроме них в вагончике никого не было.

— Уволокли, — всхлипнула Мими, и шмыгнула носом. — А я в тумбу спряталась. Хорошо, ты меня туда посадил....

* * *

Я кое-как села, и тут же рухнула обратно, спиной вниз, к счастью — на мягкое. Голова болела невероятно. Ох, да что же это за напасть? Мысли разлетались, как стайка вспугнутых птиц. Мутило. Я снова попыталась сесть, и на этот раз удачнее — назад не упала, но все равно, плохо было ужасно. Отравили все-таки, в гадючнике этом?...

В соседней комнате кто-то громко ругался. То и дело спотыкаясь в потемках, я двинулась на голоса — в конце концов, кто-нибудь потрудится объяснить, где я и что происходит. Я замедлила шаги. Что-то не так. Что-то не так.... Комната? Что это за комната? Не моя, и не Густава. И какой сегодня день? Мы что, на гастролях? И отчего так голова болит? Я кое-как добрела до окна и осторожно отодвинула пыльную штору. Вид из окна был совершенно незнаком. За стенкой продолжали кричать. Я отдернула штору в сторону, впустив в комнату серый пасмурный день, и огляделась.

К большому зеркалу я подходила с опаской. Боже мой, я что, в запое была всю жизнь? Вид у меня был — в гроб краше кладут. Нет, конечно, тридцать лет и есть тридцать лет, но не до такой же степени! Я глубоко вздохнула и стала приводить себя в порядок — за ширмой обнаружился умывальник, и через пару минут даже тошнота отступила. Я оправила платье, с удивлением отметив, что такого в моем гардеробе точно не было, и решительно направилась к двери — желание выяснить, что происходит, даже головную боль заглушило.

В маленькую гостиную я вошла в середине скандала. При моем появлении, спорящие резко замолчали и несколько неприлично уставились на меня. А я обрадовалась единственному знакомому лицу:

— Маришка! — Я подошла к ней и взяла ее за руки. — Девочка, а что с твоим лицом — с огорчением спросила я, отмечая потеки от слез и туши на хорошеньком личике. — Простите, пан, — спохватилась я и торопливо поздоровалась со стоящим в комнате мужчиной. Тот вежливо ответил и отошел в сторону большого стола.

— Мариша, не молчи, — позвала я, откашливаясь. Голос не слушался, прыгал, и я начала волноваться еще больше. — Что здесь происходит, и отчего ты плачешь?

— Панна Уршула, — шепотом позвала она. — А вы совсем ничего не помните?

— Вот, возьми платок, — нашла я чистый платочек в своей поясной сумочке. — А впрочем, я помогу...

— Панна Уршула, — повторила Мариша, и я на мгновение замерла.

— Я... Я помню, как был Большой Королевский Бал, — прерывисто вздохнула я, хватаясь за виски. Головная боль стала невыносима, и лавина каких-то непонятных образов, лиц, звуков, красок, накинулась на меня. Неожиданно очень близко оказался тот самый пан, с которым спорила Маришка, и сама Маришка обеспокоенно заглядывала мне в лицо, и я хотела сказать, чтобы они не беспокоились, и жаль доставлять им столько хлопот... Но не успела. Я вспомнила. Я все вспомнила. Спасительная чернота сама кинулась мне в лицо, насмешливо оставив за собой терпкий вкус беспомощности и какой-то приятной, необременительной зависимости от кого-то незлого и теплого.

* * *

— И я тебе не позволю ничего с ней делать, — истерично кричала рядом какая-то женщина. Замолчите все, дайте спать... Или это такой шумный сон?

— Я хочу пригласить к ней доктора. — Спокойный мужской голос не вызывал такого раздражения, как женский, но все же.

— Не нужен ей никакой доктор! Она сейчас поспит и все хорошо будет, — уже тише сказала женщина. — Теперь ты мне веришь?

— Начинаю, — хмыкнул мужчина. — Но в незаконную колдовскую практику поверить сложно, Агнешка.

— О, кто бы говорил, — с великолепным сарказмом отвечала женщина. — Мне говорит про незаконную практику Король Треф!

— Поэтому и хочу доктора позвать, — определенно, этот голос весьма приятен. — И сядь. Никто не выгонит твою благодетельницу на улицу. Я Король Треф, как ты сказала. А не какой-нибудь там Джокер.

— Пообещай, — мрачно и драматично потребовала нахальная девица, и я неодобрительно вздохнула. Разве можно так с мужчинами? Все знают, мужчины ненавидят обещания!

— Я обещаю, — медленно начал мужчина,— что покуда ты будешь на моих глазах и под моей опекой, эта женщина будет под защитой моей и моего Дома. Слово Короля Треф.

— Ненавижу тебя, — всхлипнула та, которую назвали Агнешкой. — Почему ты не даешь мне жить!?

— Да кто тебе не дает? — устало возмутился мужчина, — хотела на сцене плясать — пляши пожалуйста. Но в моем заведении. И под моим контролем.

— И для твоих Шестерок? — взвизгнула Агнешка.

— А чем мои Шестерки хуже твоей чистой публики? Много ты ее повидала, той чистой публики?

— Панна Уршула говорила, что искусство облагораживает всех! И вельможного князя, и простого солдата, и грубого крестьянина!

— Вот и облагородите, — подытожил мужчина. — Все. Точка. И помни про мое обещание.

* * *

Я тихонько брела вдоль стены — снова было темно, и я уже смутно понимала, где кончился сон, и началась реальность. Проснулась я снова в той же комнате, снова одна, и никто на мои негромкие призывы не отозвался — должно быть, все спали. И теперь я сама брела незнамо куда — просто потому что сидеть там одной в комнате, не было никакой душевной возможности, да к тому же приснился кошмар самого мерзкого свойства. Я прибавила шагу — впереди, в конце коридора, из под двери пробивалась полоска света. Дойдя до двери, я нерешительно постояла рядом, и уже собралась было развернуться обратно, как дверь распахнулась сама.

— Доброй ночи, панна Уршула, — негромко поздоровался хозяин кабинета.

— Доброй, — пробормотала я неверным голосом, и прищурилась на свет.

— Не окажете любезность? — дверь приоткрылась шире, и я нерешительно шагнула через порог.

— Простите, я не знаю вашего имени, — вымученно улыбнулась я — играть в любезности сил не было никаких, однако оборвать их тоже было решительно невозможно.

— Зовите меня Хенрик. Присаживайтесь.

Я осторожно опустилась в глубокое кресло и разгладила юбку на коленях.

— Мне кажется, вам нужно поесть, панна, — нахмурился Хенрик, и я невольно отвела взгляд, осознав всю двусмысленность своего положения. Я, конечно, не Княжна, чтобы беречь свою репутацию как зеницу ока, да и замужем была, но все же, есть ситуации, в которые незамужним женщинам лучше не попадать. К примеру, не оставаться на ночь у незнакомого мужчины. У некоторых знакомых мужчин, впрочем, лучше тоже не оставаться — мелькнула у меня мысль и я невольно усмехнулась.

— Пан Хенрик, — неуверенно обратилась я, не отрывая глаз от причудливо изогнутой ножки подсвечника. — А где мы сейчас находимся?

— В Нижней части, — после небольшой паузы ответил он, и я метнула на него быстрый взгляд. Сидит, локти на столе расставлены, подбородок и нос в кулаки упираются. Взгляд полусонный, но как будто только.

— То есть, в этом городе есть еще и Верхняя часть? — немного растеряно уточнила я, а пан Хенрик со вздохом положил руки перед собой на стол.

— Панна Уршула... А как назывался город, в котором вы познакомились с Агнешкой?

— С кем? — не поняла я. Хенрик поморщился.

— С Маргаритой. На самом деле ее зовут Агнесса.

— Мы познакомились в Вешнеплесье. — Твердо ответила я, ведя пальцем по столешнице. — Она пришла на просмотр, — улыбнулась я почти приятным воспоминаниям. — И очень волновалась, девочка....

— Мы с вами сейчас находимся в славном городе Зологрельске. — Спокойно сказал пан Хенрик, поднимаясь из-за стола, во весь свой немалый рост. В дверь еле слышно поскреблись, и через мгновение комнату заполнил запах какой-то еды.

— Зологрельск? — растерянно повторила я, тщетно пытаясь вспомнить карту или хотя бы вызвать воспоминания о гастролях в этом городе.

— Ешьте, — велел сидящий рядом мужчина, — потом будете думать. И не хмурьтесь. Вам улыбка идет, а не эта задумчивая гримаска.

Я машинально зачерпнула какую-то еду, стала жевать. А после еды страшно потянуло в сон — хозяин кабинета как раз куда-то вышел, и я пристроила голову на мягкую спинку кресла — на минутку, не больше. И самым позорным образом уснула. Ненадолго получилось — пан Хенрик вернулся, и негромко позвал меня. Я вскинулась, вырываясь из липкой дремы, в которую то и дело тянуло скатиться.

— Простите меня, пан Хенрик, — виновато сказа я, протирая лицо ладонью. — Я не очень понимаю, что со мной творится...

— Последствия колдовства, — пожал плечами пан, разливая по низким стаканчикам янтарную жидкость. — Всегда тяжело переносятся. А уж если колдовство нелицензионное, то и подавно. Пейте, панна Уршула. Это бренди, а не отрава.

— Боюсь, слишком крепкий напиток для меня, — я с сомнением принюхалась и тут же шарахнулась от резкого запаха. — Колдовство, говорите?

— Оно самое, — пан Хенрик выпил свою порцию, как воду и снова сел напротив меня. — Вы нарочно дурака валяете? — я с некоторым страхом поняла, что он злится, и мне стало еще больше не по себе.

— Нет. — Твердо сказала я, от неловкости начиная крутить стакан в пальцах. — Просто мысли у меня... разбегаются все время. Сосредоточиться на чем-то не могу. И спать все время хочу, — голос мой под тяжелым взглядом пана Хенрика упал до шепота, и в итоге я замолчала, уставившись в свой стаканчик.

— Вы подверглись удару волшбы, — негромко сказал пан, и я поборола в себе желание вскинуть на него глаза. — Этот удар стер все те защитные слои, которые дарует нам природа при рождении. И на длительное время — около трех дней, вы остались без защиты. Все недобрые слова, пожелания, проклятия — все достигло адреса. Вас.

Я только скривила губы, пытаясь сдержать слезы, вспоминая те самые три дня.

— Обычно человек, которого так "ушибло", погибает в первые же сутки. Не могу сказать, почему вы остались живы, панна, но это лишь усугубило ваше положение. Защита ваша только начала восстанавливаться, как вас застиг откат от волшбы.

— Откат? — слабо переспросила я.

— Вы хоть знаете, чем лицензионное колдовство от нелицензионного отличается, панна?— немного насмешливо спросил пан Хенрик.

— Нет, — прошептала я и покачала головой. Какие-то совершенные кошмары рассказывал пан Хенрик, и разум мой верить отказывался в них решительно.

— Ох, добрые и злые боги, — тяжело вздохнул пан. — Позвольте мне не углубляться в теорию. А вкратце... Если колдун или колдунья, или чародейка, или ведьмак, имеет лицензию — то и с последствиями своей волшбы он разбирается сам. А если он подпольно занимается волшбой — то и вся тяжесть этой самой волшбы ложится на того, на кого волшба направлена.

— Понятно, — кивнула я. — Из-за этого мне так... странно?

— Именно, — пан Хенрик внимательно меня рассматривал — этот взгляд я чувствовала всей кожей, как если бы сидела рядом с открытым огнем. — Агнешка вас нашла на второй день. Утром. И увезла куда-то, подальше от людей. Поэтому вы и не умерли в последующем.