Хенрик-Уршула

— Не переживайте, — улыбнулась Марго и мягко накрыла мои нервные пальцы рукой. — Хотите — идите отдыхать, я сама обойду посетителей.

— Не годится, — нахмурилась я, поправляя манжеты. — Ты не должна оставаться одна.

— А я и не одна, — улыбнулась Марго. — Януш вон сидит.

— Януш? — Я обернулась и нашла его взглядом. И правда, сидит, лениво переводит взгляд от посетителя к посетителю.

— Идите, панна Уршула. Спать раньше ляжете, я же вижу, вы не высыпаетесь.

— Круги под глазами, а? — я невольно дотронулась до лица.

— Нет, — Марго закатила глаза. — Просто я знаю, что встаете вы с рассветом, а то и раньше.

— Что поделать, привычка, — улыбнулась я.

— Вот и лягте сегодня пораньше.

— Уговорила, — улыбнулась я. — Спасибо, милая.

Вместо ответа она прижалась щекой к моей щеке и легонько подтолкнула к внутренней двери.

* * *

Сон не шел. Уже давно вернулась Марго — я слышала, как Януш провожал ее до двери и желал спокойной ночи, и часы в конце коридора отбили полночь — тяжелые мысли ворочались, будто змеи в моей голове. Вопрос, кто же со мной так обошелся, не давал мне покоя, хотя я уже давала сама себе слово, что думать об это не буду. Подозревать кого-то всегда неприятно. Вдвойне неприятно потом обнаружить, что ты ошибался. Или не ошибался. Рассеянность моя так и не прошла — пока по крайне мере, и чтобы сосредоточиться на чем-то важном, мне требовалось приложить изрядное количество сил. Маришка — светлый ребенок, — говорила, что мне это только на пользу, потому что я стала улыбаться намного больше. А что еще делать, когда не понимаешь, в какую сторону несет тебя жизнь, и чем это все закончится! Только улыбаться. К тому же Маришка говорит, что все будет хорошо, а я ей верю.... Очень хочется верить хоть кому-то, а Маришке верить легко, она очень уверенно говорит....

Какой-то звук из коридора заставил меня встрепенуться — очень уж он был неожиданным. Хлопнула дверь, ведущая на второй этаж. Потом — на наш, третий этаж. Я настороженно села и подхватила капор, стянула волосы в узел. Кто-то медленно и тяжело ступал по коридору, и я уже задумалась о том, чтобы дернуть за шнур, вызвав кого-нибудь из слуг, как меня озарила догадка — должно быть, вернулся пан Хенрик. Я с облегчением вздохнула и стала прислушиваться — точно, это его шаги, но какие-то странные, обычно он ходит гораздо быстрее, и легче.... И не один он там, с ним еще кто-то.

Я на цыпочках подбежала к своей двери и стала прислушиваться.

— Пан, я пошлю за доктором! — яростно прошипел кто-то.

— Умолкни, — попросил пан Хенрик сдавленным голосом. — Разбудишь Агнешку и Уршулу. Принеси воды и бинты, промыть царапины хватит...

Я решительно распахнула дверь и почти нос к носу оказалась с паном Хенриком и каким-то незнакомым молодым паном.

— Доброй ночи, — растерялась я собственным действиям.

— Доброй ночи, панна Уршула, — меланхолично отозвался пан Хенрик, прислоняясь к стенке. Его спутник молча кивнул, а я обратила внимание на внешний вид пана Хенрика.

— Так, — решительно взяла я в руки ситуацию. — Вы, пан принесите воду и чистые тряпки. Быстро. А вы, пан Хенрик, пожалуйте в свою комнату.

— Вы...

— Я умею, — рыкнула я на парня, и того сдуло. Пан Хенрик усмехнулся и открыл дверь в свою комнату.

— Вы руку можете поднять? — поинтересовалась я, зажигая боковые лампы. Он остановился возле стола, тяжело дыша. Весь его правый бок был в крови, и на спине тоже было крови достаточно.

— Могу.

— Нет, пожалуй, не надо, — решила я и осторожно стала освобождать пана Хенрика от одежды.

— Что вы делаете? — изумился он, когда я кинула на пол его жилет и взялась за пуговицы рубашки.

— А на что это похоже, — проворчала я, стягивая со здоровой руки рукав. — Второй я разрежу, пан Хенрик, не обессудьте.

— Я вполне могу снять сам...

— Не можете, — отрезала я и взяла со стола ножницы. Через две минуты я смогла полюбоваться на исполосованное тело — неглубокие, но длинные порезы щедро сочились кровью. — Лучше бы вам сесть, пан Хенрик, — подумалось мне вслух, и я осторожно подтолкнула его к столу. — На столешницу. Так мне будет удобнее промывать это все. Где ваш помощник провалился, — прошипела я недовольно. Пан Хенрик странно усмехнулся и прерывисто вздохнул. Я жалостливо поморщилась и тоже вздохнула.

— Мой помощник справится сам, панна Уршула, а вам лучше бы пойти к себе. — Отводя глаза, сказал пан Хенрик.

— Чтобы этот молодой человек пропустил какую-нибудь рану, и началось воспаление?! — возмутилась я шепотом.

— Да нет у меня ран, — пан Хенрик негромко засмеялся и тут же болезненно поморщился. — Царапины эти и сами заживут, уж поверьте.

— Я вижу, опыт у вас есть, — у меня голос даже сел, когда я, наконец, рассмотрела старые полосы таких же шрамов — белые совсем старые, и посвежее. Я проследила пальцами один самый длинный — от ключицы наискосок через всю грудь, до правого нижнего ребра. Пан Хенрик перехватил мои пальцы и сжал их, я вскинула глаза, собираясь сказать неизвестно что, но тут явился наконец этот молодой пан, которого мы отправляли за водой.

— Я все принес, хозяин, — он бухнул на столешницу тазик с водой и рядом же вывалил моток бинта.

— Сташек, ты же справишься, — утвердительно спросил пан Хенрик, а я не стала дожидаться, пока меня начнут выставлять, и взялась за дело.

— Сташек, налейте пану Хенрику бренди, — велела я, заходя со спины. Там протянулся самый длинный и глубокий порез. — Будет ему анестезия. А мне налейте в миску — будет пану Хенрику дезинфекция.

— Универсальная вещь бренди, — согласился пан Хенрик, опрокидывая стакан, а я мысленно с ним от души согласилась.

Двенадцать порезов. Все длинные, нанесены одним и тем же ножом, как мне показалось. А еще у него сбиты костяшки пальцев — я хотела тоже промыть, но едва я взяла его ладонь в руку, он мягко освободился, и сказал, что это лишнее. За все время он не проронил ни звука — только спина и грудь покрылись капельками пота, и по виску капля катилась. Я чуть было не предложила ему не стесняться, а стонать или кричать, но глянула в его спокойное лицо и прикусила язык.

— Как будто, все, — с сомнением сказала я, рассматривая свою работу. — Сташек, будьте так любезны, найдите вот что... — Я достала чистый лист бумаги со стола, перьевую ручку и стала быстро писать. — Часть есть на кухне, но остальное есть в аптеке. До утра, конечно, не очень скоро, но...

— Аптекарь и не пискнет, — заверил меня Сташек, бережно убирая бумагу за пазуху и преданно таращась на пана Хенрика. Тот тяжко вздохнул и слегка махнул здоровой рукой.

— Ну что вы еще придумали, — тихо спросил он, когда Сташек вылетел за дверь. Я пожала плечами и сложила грязные бинты и тряпки в одну кучу. Подумав, добавила к куче рубашку и жилет.

— Как вы себя чувствуете? — глупо спросила я, поднимая, наконец, глаза. Пан Хенрик слегка улыбнулся и окинул себя красноречивым взглядом.

— Знаете, панна Уршула, я как выгляжу... так себя и чувствую! Ну, может, немного получше за счет бренди.

— И как вас так угораздило, — покачала я головой, не особо рассчитывая на ответ.

— Я подтверждал свое право в Круге, — пожал он здоровым плечом и потянулся к графину, но я была начеку, и графин забрала очень решительно — по моему мнению, бренди и так был перебор!

— Пан Хенрик, бренди достаточно, — твердо сказала я, отставляя графин на тумбу.

— Отчего вы меня все время зовете паном, — вздохнул он, и облизнул запекшиеся губы. — Я же сазу вам сказал — зовите Хенриком.

— Вы же зовете меня панной Уршулой, — резонно ответила я.

— Я от уважения, — хмыкнул он.

— А я от страха, — пожала я плечами.

— Ну, знаете, — после паузы сказал пан Хенрик. — Это даже немного оскорбительно.

— Простите, — прошептала я. — Я совершенно не хотела вас обидеть, пан Хенрик.

— Ох, добрые и злые боги, сдается мне, теперь вы еще больше будете бояться, правда не могу ума приложить, чего.

— Я все достал! — радостно объявил Сташек, вваливаясь в комнату.

— Отлично, теперь достаньте мне маленькую горелку, мы с вами сделаем целебную мазь для пана Хенрика! — сказать, что я была рада его появлению — значит не сказать ничего.

* * *

За завтраком я была задумчива, а Маришка как обычно — проницательна сверх меры.

— Панна Уршула, что случилось? — без долгих экивоков спросила она, отставляя в сторону кофейник.

— Ничего, Мариша, ничего, — спохватилась я и положила ложку, которую уже минут пять рутила в руках без особой пользы.

— Панна Уршула, — укоризненно повторила Маришка, и я сдалась.

— Твой дядя, пан Хенрик, вернулся сегодня ночью. Я уснуть никак не могла, и потому услышала, как они со Сташеком возвращаются.

— Так, — кивнула Маришка и налила нам свежего кофе.

— И мне показалось странным все, и я выглянула в коридор, — созналась я, испытывая некоторую маету — мой поступок при свете дня казался теперь безрассудным, глупым и неуместным.

— Я бы тоже вышла посмотреть, что случилось, если бы услышала, — кивнула Марго, намазывая два тоста джемом.

— И выяснилось, что пан Хенрик с кем-то... дрался. На ножах. — Закончила я, с опаской всматриваясь в лицо Маришки.

— Ого, — на миг прекратила она жевать.

— Ого? — растерянно переспросила я.

— В смысле, как он?

— Ннеплохо, — растерялась я еще больше. — Я обработала все порезы, и мазь мы со Сташеком сварили, поэтому...

— Ну, если ваша мазь не поможет, тогда я не знаю, чем ему вообще можно помочь, — с великолепной убежденностью заявила Маришка, и я заподозрила, что она издевается.

— Мариша, — сердито одернула я ее.

— Простите, панна, — хихикнула она совершенно несерьезно. — Мне приятно, что вы так побеспокоились о моем дяде.

— Мариша!

— Извините. — Она все-таки, прыснула.

— Мне показалось, что он не намерен обращаться ни в полицию, ни к доктору, — поделилась я сомнениями.

— Ну, в полицию он не пойдет — это точно, — согласилась Мариша, пряча личико за кружкой кофе.

— Но если...

— Панна Уршула. ВЫ, должно быть, плохо поняли, — тихо сказала Маришка, отводя глаза. — Мой дядя — он Король. Король Треф.

— Это... что-то значит? — осторожно уточнила я, начиная подозревать, что мне сейчас откроется какая-то семейная тайна.

— Это значит, что он глава Дома Длинных Ножей, — пожала одним плечом Маришка.

— Прости меня, милая, а чем занимается Дом Длинных Ножей? — решилась я уточнить, когда девушка замолчала.

— В основном — это наемники. Некоторые промышляют запретными товарами. Воры.

— То есть...

— То есть, это преступный мир, панна Уршула, — твердо и спокойно сказала Марго и отставила кружку в сторону. — Мы в Нижнем городе, а добропорядочных граждан тут вообще мало.

— А в Верхнем? — уточнила я.

— В Верхнем живут те, кто успешно притворяется добропорядочным, — хмыкнула девушка. — Зологрельск дивное место, панна Уршула. С одной стороны Запретные горы, с другой стороны — Болото. Богом забытое место, в котором люди живут по своим законам.

— Неудивительно, что я так и не смогла вспомнить название того города, — подытожила я полностью удовлетворенная.

— Ох, панна Уршула, — вздохнула Маришка. — Вы как себя чувствуете?

— Хорошо, — подумав, ответила я. — И танцевать хочу.

— Это прекрасно, — улыбнулась Маришка. — Значит, совсем скоро придете в себя.

— Мне кажется, я давно в себя пришла, — засмеялась я, но Маришка только головой покачала.

— Вы не обижайтесь, панна... Но со стороны кажется, будто вам тем самым откатом — мозги отшибло, — выпалила Маришка, и я захохотала — не выдержала.

— Ну отчего же?

— Я вам только что сказала, что моя семья состоит из преступников, а вы говорите о том, что не могли вспомнить названия города, — вполне резонно ответила она, и я невольно задумалась.

— Знаешь, — трудно начала я. — Это от того, что я едва не умерла тогда. И то, что казалось важным — вдруг сделалось нелепицей. На самом деле я говорю о том, что меня беспокоит. Или радует. И не хочу думать о пустом. Меня должно ужаснуть, что я оказалась в... вертепе?

— Нууу... Наверное, полгода назад вас бы это ужаснуло, — осторожно сказала Маришка.

— Может быть, — не стала я спорить. — Но с тех пор прошло полгода. И я не хочу думать, что Януш, или Сташек — преступники. Я хочу думать о том, что Сташек посреди ночи поднял с кровати аптекаря, чтобы добыть нужную микстуру. А аптекарь от себя добавил еще один порошок — просто так, потому что пан Хенрик нездоров, а порошок — полезный в таком случае. Я не хочу думать, с кем и почему дрался твой дядя, я хочу думать о том, какой он сильный и ловкий. Я не хочу думать о том, что стало с его противником — я хочу думать о том, как будут заживать порезы на Хенрике. Я не хочу думать о том, как наши девочки проводят дни — хотя я вижу и замечаю и все эти синяки, и шепот их я тоже слышу. Я хочу думать о том, что моя наука сможет сделать их жизнь немного светлее. Добрее. Может статься, что это их шанс в жизни, понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Мариша поджав губы. — Вот именно поэтому я за вас убью.

— Какая ты с утра кровожадная, — засмеялась я. — Хочешь проведать дядю?

— Надо, — согласилась она.

— Кстати, он мне сказал, что подтверждал свое право в Круге. Не могла бы ты объяснить, что это значит?

— Это значит, что он на ножах дрался с каким-то молодым дуралеем, решившим, что он сможет удержать целый Дом.

— Не сможет, да? — наивно спросила я, и Маришка только рукой махнула.

— Целая делегация, — хмыкнул пан Хенрик, когда мы просочились в комнату. По виду его нельзя было сказать, что он накануне дрался, потом вытерпел варварские манипуляции, выпил в одиночку почти графин бренди, и полночи не спал. Заговоренный он, что ли?!

— Как ты? — без особого сочувствия, но с интересом спросила Маришка, за что я наградила ее суровым взглядом.

— Нормально, — он слегка шевельнул плечом. — Милая моя делегация, а завтрак вы мне не организуете?

— Мариша, сходи, распорядись, — попросила я. — А я пока сменю повязку.

— Хорошо, — та выскользнула за дверь, а я склонила голову к плечу, рассматривая пана Хенрика.

— Вы позволите? — спросила я, видя, что он не собирается снимать рубашку.

— Думаете, за ночь произошли кардинальные перемены? — с сомнением спросил он, а я невольно улыбнулась.

— Не думаю. Но вон там и там на бинтах кровь. Стоит...

— Стоит дотерпеть до вечера, потому как к вечеру кровь проступит не только в двух местах.

— Как знаете, — пожала я плечами и только собралась уйти восвояси, как он неожиданно сказал:

— Спасибо.

— За что? — решила я все-таки уточнить.

— За все. За то, что не дали пропасть Агнешке. За то, что не смотрите на всех пренебрежительно. За то, что учите всех этих девиц не только танцам, но и хорошим манерам. За то, что умеете вовремя отступить. За то, что не боитесь глупых условностей.

Я откровенно растерялась. Он стоял, опершись руками на стол, и широкие плечи под белой рубашкой перечеркивали черные ремни подтяжек, лицо было осунувшимся и строгим, и у меня от его взгляда вдруг во рту пересохло. Я облизнула губы и попыталась что-то сказать — не знаю что. К счастью, Маришка явилась с подносом, и я позорно сбежала, пробормотав что-то вежливо-бессмысленное.