Пустошь. Нулевой круг

— Ага, щас! — с одышкой ответил крысеныш, пытаясь пробить защиту моих рук. Слабак, с презрением подумал я, каким чудом он получил четыре звезды, если уже задыхается. — На! На!

— Отброс, ты, конечно, можешь продолжать извиваться на песке, но я начал уставать. Убери руки и прими свою судьбу деревенского мусора. Прими удар самого слабого из нас. Иначе...Порто может и снова откажется, сегодня он видимо перегрелся на солнце, но Шиго с радостью ударит тебя вместо Скирто. И тогда ты действительно можешь умереть. Хочешь проверить, насколько ты удачлив? — а у меня сегодня выходит двойное испытание. Впрочем, кто тут мусор, как не те, кто толпой унижают слабого? По-прежнему слабого перед лицом силы Виргла. Но разрыв уже гораздо меньше. Я за пять месяцев прошел тот путь, на который у них ушли годы. Еще пара шагов и я обгоню их. Я уже начал подниматься на ту гору, что уведет меня из этой деревни, оставив здесь настоящий мусор. Всех их. И я опустил руки, принимая свое испытание и глядя в такие же серые, как у меня, глаза Скирто.

— Мусор, вонючий отброс, жирный дарс, — распалял себя все больше и больше крысеныш, обрушивая удары на мою голову и лицо и превращая пустошь вокруг в круговерть цветных пятен, света и темноты. Я уже не понимал где кто находится, все вокруг словно расплылось.

— Довольно, а то ты сломаешь нашу игрушку, — наконец раздался веселый голос Виргла. — Осталось вернуть этого дарса в грязь, из которой он выполз. Порто, вперед. Или снова найдешь причину?

— Нет, босс, — без промедления раздался ломающийся бас здоровяка, а на меня хлынули вонючие помои. Их отвратительный запах так ударил в мою кружащуюся голову, что меня вырвало.

— Вот это другое дело! — довольно заявил Виргл. — Мусор ты меня слышишь? Последние пару месяцев ты бегаешь, по деревне, задрав нос. Мне не нравиться что такой отброс как ты, пропахший дерьмом джейров, не выполняющий норму, презираемый охотниками, ходит по нашей деревне так, как будто она ему принадлежит. Я все-таки нашел время исправить это. Слушай сюда. Если я снова увижу, что ты поднимаешь глаза в деревне от земли, то ты будешь ее жрать. Мне нравится твой теперешний вид. Если я снова увижу тебя чистым в деревне, то опять окунув помои. Дорогая выделанная кожа слишком хороша для тебя. Верни старую рубаху из джута. И не вздумай штопать одежду, мусор должен быть одет в рванье. Запомни это. Ты понял меня, отброс?

— Понял, — еле выдавил я с кровью сквозь разбитые губы.

И остался на песке один.

Глава 6

— Что с твоим лицом? — мама одним быстрым, слитным движением не только сбросила с себя переноску, но и, непонятно как, расстегнула ремень.

— Разногласия с Виргло по вопросу моего внешнего вида, — неожиданно лишившись ежевечернего ритуала помощи маме, я не знал, куда деть руки, как-то даже разговор начался не так, как я себе представлял. — Твой сын слишком хорош для этой дыры.

— И это правда! — мама осторожно коснулась моего лица прохладными пальцами. — Завтра я отправлюсь к Черной горе. Найду тебе свежую траву Восстановления тела.

— Не нужно, мама, — замахал я руками. — Оно и так слишком быстро заживает, мне придется прятаться пару дней от глаз его шайки.

— Быстро заживает? — удивилась мама и, зайдя со мной в дом, принялась внимательно разглядывать моё лицо при свете лампы. — То есть вот это? Это уже зажило? — ее голос задрожал.

— Хорошо, все хорошо, — я, крепко обняв маму, принялся ее утешать, рядом примостилась снова шмыгающая носом Лейла, которая тоже была напугана, когда я вернулся домой. — Я немного поиграл на нервах у крутого босса, вот и одно к одному. Я теперь буду вести себя так, как он хочет. И этого не повторится. Твой сын будет терпеливее, мама.

-И что он от тебя требует?

— Ничего нового, — я усмехнулся. — Быть деревенским мусором. Не поднимать глаз, быть грязным и оборванным. Радовать его своим видом каждый день.

— Прости сын, прости!— мама сжала меня так, что я охнул и она, опомнившись, ослабила объятья. — Моя вина перед тобой все копится и копится. Я даже не беспокоюсь как вы живете без меня, бросив дом и дочь на твои плечи!

— Мама, прекрати, — мне больно видеть ее такой, в этом нет ее вины.

— Сын, прости свою мать. Но этот торгаш, — мама прошипела, — отлично видит мою нужду, и дает мне даже не четверть цены. Еще два года! — она схватила меня за плечи и отстранила от себя, вглядываясь глазами полными боли. — Два долгих года я прошу тебя вытерпеть все испытания, что обрушит на тебя небо. Только тогда я смогу спасти вас и вернуть в Арройо!

— Мама, хватит!

— Мама, ты так говоришь, как будто на нас напали разбойники, — буркнула Лейла, недовольная, что лишилась объятий.

— Ах, родная, ты почти угадала, — покачала головой мама и принялась ее тискать. — Ничего, мама соберет молодые травы и посадит свой личный маленький огородик на южном крае Черной горы, там, где всегда солнышко. Через год, я соберу отличный урожай, не меньше чем у Кардо. Может хоть его хватит заткнуть жадную глотку торгаша.

— Мама, — в волнении я почти кричал, схватив ее за руки, — но ведь скопление трав может привлечь Зверя! Одно дело просто обыскивать эти проклятые развалины, хотя и это опасно. А другое дело самой сделать все, чтобы позвать тварей на обед!

— Все будет хорошо, мама опытная бродяга пустошей! Ты хоть раз слышал, чтобы охранники у Кардо бились со Зверем? — попыталась меня успокоить мама, своей навязшей уже у меня на зубах присказкой, и обычной улыбкой.

— Хватит, — я был настроен решительно и решил применить подлый прием. — Ты рассказывала про свою юность и, там никогда не было и слова про охотников. Тебе хочется сгинуть в Черной горе и оставить нас одних с Кардо?

— Это подло, сын! — охнула мама, а в ее глаза засверкали искорки, превращая серое в сталь.

— Как иначе победить твоё упрямство с травами, наследством и деньгами? — я упрямо глядел ей в глаза, не поддаваясь на жалость и не страшась ее гнева.

— Ты не понимаешь, как тяжело нам придется на новом месте! — снова начала мама тот же рассказ, что я уже слышал.

— Я понимаю, как тяжело нам придется без тебя! — Лейла только переводила глаза с мамы на меня и обратно, не смея вмешиваться в нашу почти ссору и не смея плакать. — Прекрати ходить на гору!

— Нет! — мама разрубила воздух перед собой рукой, — Я могу пообещать быть осторожнее, но пойми, без денег для нас ничего не изменится!

— Никакого огорода в этой проклятой башне! — ставлю я условие.

— Хорошо, договорились, сын мой, — с облегчением вздохнула мама и поскорее сменила тему, тоже ее любимый прием в спорах. — Вы вообще собираетесь кормить вашу маму?

— Встаем! Поднимаемся! Все на площадь. Быстрее, быстрее! — разбудил нас оглушительный крик над ухом.

— Пшел вон из дома! — закричала мама и, похоже, швырнула что-то, а вернее кого-то, в сторону двери, потому что раздался грохот, и циновка с входа слетела, сорванная темной фигурой. Лейла в испуге начала плакать, и я кинулся к ней.

— Дарсова баба! — заорали с улицы. — Приказ вождя! Все на площадь! Быстрее! Или я опять войду и выволоку тебя!

— Это ты, Паурит? Твою гнилую отрыжку трудно не узнать. Воспользовался шансом пощупать? — насмешливо крикнула мама в темноту, заставив меня заскрипеть зубами.

— Не умничай! — с обидой ответил тот же голос. — Я сказал, щас выволоку! И сделаю!

— Иди Миргло для начала выволоки, слабак! — продолжила насмехаться мама, пока я торопливо одевал впотьмах Лейлу.

— Не, мне она не по вкусу, — начал бахвалиться Паурит. — Я бабу люблю повернуть, а там скорее обходить нужно. Выходи и караван свой тащи. Или я вытащу.

— Если войдешь в дом, я тебе ноги сломаю, — пообещала мама.

— Вождю тоже? — насмешливо спросил новый голос с улицы. Ракот?

— Ждите, сейчас оденусь, и выйдем, — помолчав, ответила мама и прошипела под нос. — Уже в открытую называют Вождем, вонючий дарс!

— Да можешь и так выходить, а то я плохо в темноте рассмотрел! — радостно посоветовал, Паурит. Я запомню твоё имя, поклялся я себе.

Похоже, здесь собирают всю деревню. Нас подняли одними из первых и стоя на площадке, той самой с пробежки через которую начался мой путь Возвышения, в центре деревни, в лучах встающего алого солнца, мы слышали крики со всех сторон, а между домов мелькали фигуры, идущие к нам. Что же происходит?

— Дарсов выкормыш! Ди, я ведь столько раз говорила тебе быть осторожнее! — вдруг сердито прошептала мама.

Я оглянулся и действительно увидел выходящего на площадь дядю Ди. Даже в сероватом свете последних минут ночи было заметно, что он бледен, как побелка, а его загар выглядит как небрежно намазанная сверху на лицо грязь. В чем он был неосторожен? Неужели мама понимает что происходит?

— Ди, что у тебя? — негромко спросила мама, не глядя в его сторону.

— Мясо засолил, шесть тушек квыргала, — растеряно ответил дядя Ди, весь поникший, с опущенными плечами. — Удачно разрыл большой выводок.

-Удачно? — почти по слогам уточнила мама и припечатала. — Жадный дурак!

— Что делать, Эри? Что мне делать? — на дядю Ди было больно смотреть, он кажется, даже трусился мелкой дрожью.

— Молиться какому-нибудь богу, что ты был не один такой, идиот, в деревне, — припечатала шепотом мама. — Тогда наказание будет меньше.

— Что же делать, что делать? — дядя Ди все больше был похож на какую-нибудь молодуху, сжегшую ужин и теперь причитающую над угольками в ожидании мужа с тумаками.

— Ди, хватит труситься! Ты мужчина или нет? — возмутилась мама, наконец, подняв взгляд на него. — Ралио, дай ему пощечину, чтобы был не такой бледный, я боюсь не сдержать руку и сломать твоему мужу что-нибудь.

— Эри! — возмутился дядя Ди, а его жена только покачала головой и вздохнула.

— Что Эри? — мама тоже покачала головой, но в отличие от Ралио, со злостью, а не с сожалением. — Я тебе говорила не оставлять следов?

— Да Эри, — растеряно подтвердил дядя, Рат только кусал губы глядя на отца, который сам на себя был непохож.

— Теперь говорю, — отходите от нас и меньше показывайте, что продолжаете общаться с нами. Пожалуй, даже неплохо, что у тебя столько мяса оказалось, — задумчиво проговорила мама.

— Это еще почему? — совсем растерялся дядя Ди.

— Больше шансов, что поверят, будто ты перестал помогать нам, — мама без улыбки, внимательно оглядела его.

— Эри, прости! — дядя Ди резко сменил цвет лица с белого на красный. — Я помню, кому обязан жизнью!

— Потом поговорим, отходите, — и мама отвернулась от их семьи, обрывая разговор.

На площадь перестали выходить новые лица, видимо согнали всех. Только теперь появился Кардо. Огромный, больше похожий на буйвола, истории, про которых мне рассказывал отец. Охотники редко охотятся на них, предпочитая добычу мельче. И на это есть причина. Буйвола почти нельзя взять в стрелы, нужно подходить с копьем. Но не за эту сложность его не любят трогать. А за ум и мстительность. Если ты не убьешь буйвола, а лишь ранишь, то будь уверен, он будет следить за тобой, и нападет сам. Есть байка, что однажды он пришел за охотником в его дом и убил его там ночью. На буйвола охотятся, только если уверены, что убьют здесь и сейчас, не дав ему бежать. Если лев или пересмешник не смогли убить буйвола, то меняют место охоты, предпочитая на несколько недель уйти с его глаз. Боюсь, Кардо похож на него не только снаружи. По виду он вообще не похож на главу деревни. Как всегда, он одет в простые тонкие кожи и зарос черной давно не стриженой бородой, как какой-нибудь охотник бобыль. Борода его резко отличалась от более светлых тёмно-коричневых длинных волос, свободно спускавшихся с его головы. Он оглядел разбившихся на кучки жителей и вскинул руку, привлекая внимание. Но рта раскрыть не успел.

— Какого дарса! Ты кто такой, сектантская отрыжка?! Пшел вон отсюда! — раздался дикий крик и, из дома Орикола буквально вылетело чье-то тело. Правда, без крыльев его полет закончился метрах в десяти от дверей, лишившейся циновки. Выскочивший следом хозяин дома огляделся и снова заорал. — Кардо, блевотина старая, это как понимать!

— Спокойно Орикол, произошло недоразумение, — наш глава скривился так, будто жевал протухший билтонг. — Никто не должен был тебя трогать. Мой человек проявил излишнюю прыть.

— И, по-твоему, я должен радостно попрыгать, услышав это, развернуться и уйти? — спокойно спросил бывший Воин, резко меняя тон.

— Что ты хочешь? — оглянувшись на жителей, уточнил Кардо.

— Наказания. Они у тебя совсем обнаглели от безнаказанности, — Орикол покачал пальцем, будто ругая малыша. — Я чую, недалек тот день, когда они начнут сильничать баб.

— Орикол, — натужно рассмеялся Кардо, — что за ерунду ты несешь? Мы все жители одной деревни.

— Да, да, — спокойно покивал бывший Воин и продолжил, не сдерживая голос. — В какой-то, затем сгоревшей, деревне я уже слышал подобные речи. Говорят, дом главы полыхнул первым.

— Хватит, — раздраженно рыкнул Кардо. — Я извиняюсь перед тобой! — и, шагнув к уже поднявшемуся на четвереньки телу, схватил его за грудки и от всего сердца приложился несколько раз кулаком к его лицу, тот сразу обмяк. — Достаточно?

— Хм, — задумался Орикол, оглядывая небо с разгорающейся алой зарей. — Такая рань, а мне уже не уснуть. Еще раз.

— Скройся с моих глаз, недоносок, — Кардо с силой впечатал ногу в задницу провинившегося Ма, снова отправляя его в полет. Жаль это не Паурит, подумал я. Но он не настолько тупой, чтобы считать Орикола равным остальным жителям деревни и пытаться его силой вытащить из дома.

— Итак, что привело вас всех на площадь? — спросил Орикол, растирая помятое от сна лицо с длинной щетиной.

— Жители деревни! — отвернувшись от учителя, и игнорируя его вопрос, Кардо обвел нас рукою. — Волею неба и богов, наши предки оказались здесь, в центре нашей страны. Да, это скудное и суровое место. Но нам, хвала небесам, удается достойно жить и растить наших детей, даже в этих песках, смешанных с прахом Древних. В чем же сила нашей деревни? В нашем единстве! В том, что мы трудимся и работаем сообща, плечом к плечу встречая все невзгоды! Так было раньше... С каждым днем, мне, главе нашей деревни, приходилось с болью смотреть, как вы все меньше думаете о своих товарищах и все больше только о себе. Мы становимся все слабее, наши склады пустеют, а караваны брезгуют заходить к нам. Я не могу больше этого терпеть, иначе, видит небо, наша деревня просто исчезнет в песках, как тысячи до нее. Сегодня я проверю, все ли жители деревни исполняют мои наказы и не прикарманивают ли они, наши общие скудные ресурсы, отбирая их у наших детей. Воины вперед!

— Какие воины, самодовольная отрыжка, — тихо прошипела мама. — Стража позволена только пятизвездочным селениям!

— Разойдись! Ты сюда! — приближенные Кардо принялись разгонять нас по краям площадки, выстраивая как на сдаче экзамена, когда нужно чтобы было видно всем и было видно всех. — Вы трое на эту сторону!

А затем мы, молча наблюдали, как Ракот, Паурит и старик Газил обходили дома и тщательно обыскивали каждый, выкладывая перед хозяевами то, что они посчитали лишним или спрятанным. С каждой минутой людей, которые выглядели даже хуже, чем дядя Ди, становилось все больше. А я наглядно видел то, о чем давно говорила мама. Все жители деревни утаивали. Утаивали многое. Ах, совсем не потому, что мы бедны, перестали приходить к нам караваны. Если бы бродячие торговцы знали о личных запасах в нашей деревне, то давно слетелись бы как грифы на падаль. Перед всеми появлялось разнообразное мясо, а я переживал, что деревня голодает, и кучи шкур, зубов, рогов и копыт, но кое-кто красовался целой горой самых разнообразных вещей, которые можно было купить только у торговцев. Я с радостью увидел трясущегося Скирто, перед ним с матерью, отец Порто, Ракот, выкладывал травы. Огромный мешок трав. Верный подхалим Виргла обеспечил своей матери отличное местечко старшей у сборщиков травы на Черной горе. Видимо она решила, что ей этого мало, а Ракот не собирается ее прикрывать. А вот перед матерью Шиго пусто, хотя она почти в такой же ситуации, только ее место оплачено Кардо не сыном, а смертью мужа годы назад. Вообще, дядя Ди зря так боялся. С моего места видно, что мяса перед ним, пожалуй, меньше всех, а шкур и прочего и вовсе нет. Это у второго-то, как бы его не принижал Кардо, охотника деревни! Все же советы мамы ему изрядно помогли в этой беде. Но едва я растянул губы в усмешке, как моё сердце пропустило удар. Перед нами упала шкура, а на нее лег какой-то невзрачный полу засохший кустик. Перед нами стоял Паурит. Сейчас я отчетливо видел гадкую усмешку на его губах, жирно блестящую бородку с застрявшими в ней крошками, давно немытые жидкие волосенки, которые торчали во все стороны. А главное, блестящие маленькие черные глазки которые просто горели какой-то непонятной мне эмоцией.