Садовое товарищество "Металлург"

— Марин, заткнись, а? Вот не хватало... — сварливую бабу заткнули товарки. Настроение у всех, похоже, воинственное. Как-то так сложилось, что среди прибившегося к госпиталю контингента представители той, российской ещё власти, доверия не внушают. А уж ФСИН...

— Хули надо!? — Поинтересовался дядя Коля, выйдя за ворота с веткой зелени в руке, — мы цирк не заказывали, клоуны не нужны.

— Мы не..! — взвился было камуфилированный, но взял себя в руки, — Ивашинников Леонид Фёдорович, как представитель законной российской власти, требует признать его юрисдикцию...

— Чего? Какой такой власти? Народ! — Старик оглянулся назад, — мы что, в Россию вернулись? Так с какого хрена...

— Высокий дипломатический этикет, — нервно оскалилась Дашка, ставшая поближе к нам.

— Чисто неконкретный базар, — пробило на нервное хи-хи меня, — ладно дед, он импровизирует. А тот... дятел как есть. Что, подготовиться не мог или поумнее никого не нашлось?

— Не нашлось, похоже, — отозвалась тётя Надя, зло засмеявшись, — кто за тюремщиками пойдёт? Нет там умных. А это, кажется... да, Максим Панков. Он?

— Он, он, — нестройно отозвались бабы.

— Ёбнутый на всю голову, — вздохнула тётя Надя, — Афганец вроде, но по статье с головой комиссовали. В дурке даже лежал, потом ничего... отпустило. В православие ударился, я сперва радовалась за него — думала, может и присмотрят. Потом в городе его видела — то он с казачками в форме и с нагайкой ходил, то крестный ход организовывал в честь Николая Второго.

— Царебожник?

— Кто? — Не поняла меня женщина.

— Секта такая в православии, Николашку чуть ли не вторым Христом считают.

— Не знаю... — неуверенно, — что-то похожее точно, он по убитому царю много сокрушался и нас покаяться призывал за его убийство.

Ситуация зашла куда-то не туда, воинственно настроенный вертухайский спецназ расслабился и стал с интересом наблюдать за спором. Несколько минут спустя камуфлированного отозвали, а из рядов донёсся искажённый мегафоном голос:

— Я генерал Ивашинников Леонид Фёдорович...

— Сам себе очередное звание присвоил? Да ещё и через ступеньку прыгнул? — Удивилась Зинпална, — быстро!

— ... как правопреемник Российской ... ации... требую...

Бабы вновь построились перед войском и до нас донеслись звуки российского гимна.

— Россия священная...

— Союз нерушимый, — надрывая голос, начал петь кто-то из стариков. Слова быстро подхватили и вскоре пели все.

— Я ведь никогда при Союзе не жил, а гимн знаю. А российский так и не смог выучить...

Длинная бамбуковая жердь с красной майкой взметнулась над госпиталем.

— Ёбаный пиздец! — Сдавленно прошипел Пашка, — уже идеология в ход пошла. Что-то мне сыкотно, Саш.

— Да мне тоже, — вражеская сторона подняла в глубине строя иконы и пошла... всё так же, с бабами впереди. Видно было, что им адски страшно, но что-то удерживало женщин, в большинстве своём не очень молодых, от бегства. Чтобы заглушить страх, они начали нестройно петь молитвы.

— Не хочу... зону, — бледный как смерть мужичок с наколками вышел вперёд с ременным дротиком, — народ, делай как я!

Десяток мужчин и неожиданно — полтора десятка женщин (при госпитале их много больше, чем мужчин), вышли вперёд. Глянув на отворачивающегося Пашку, взял дротик и я. Как-то неожиданно противостояние зашло далеко...

— Мне — надо, Паша, — говорю ему негромко, — я же как катализатор сработал.

— Раньше или позже...

— Сработал, Паш! Нельзя мне в кусты. Кого другого может и простят, а мне с этим ФСИНовцем если и жить... то у параши точно.

— А бежать некуда, — сглотнул друг, беря связку дротиков.

— Пора, — гляжу по сторонам, но... остальные тоже смотрят, не решаясь переступить через себя. Нет однозначного лидера, способного взять командование на себя, да и ситуация пока не зашла слишком далеко. Все понимают, что надо, что если не оказать сопротивление, то ждёт нас зона с культом личности Ивашинникова, но...

— Идут, идут! — Донёсся голос мальчишки с вышки, — тётки разбежались, мужики вперёд!

Грохнул выстрел, и детское тело свалилось сверху.

— Разом! — Заорал дядя Коля, по морщинистым щекам которого потекли слёзы, — разом, ну же!

— Разом! — И мы бросили дротики через хлипкую ограду.

— Ещё, — донеслось от дяди Коли, — разом! Ещё!

Дротиков было в избытке, и каждый из нас кинул не меньше десятка. Кто и в кого попал... надеюсь никогда не узнать.

— В атаку! — Вооружившись длинным копьём, старик вылетел за ворота.

— Стоять! — Дёрнул меня один из стариков за ворот, — куда поперёк нас?

Грохнул выстрел со стороны гулаговцев, ещё... донеслись выстрелы и от нас.

Взяв наизготовку копьё и связку тростника в качестве щита (ну не готовились мы к войне!), вышел за ворота вслед за стариками и...

— Блять! Пуля! — Неверяще смотрю на окровавленный бок и опускаюсь на землю. Невеликим своим медицинским опытом понимаю, что рана болезненная, но безопасная — если можно вообще так выразиться о ранении в условии полного отсутствия медикаментов и антибиотиков.

— Внутренние органы не задеты, — бубнит побежавший Пашка, — наложить на рану тампон и повязку, после чего доставить в ближайший медпункт.

Проговаривая свои действия, сделал мне перевязку и подхватил на руки.

— Сам дойду! Что ты меня как...

— Но выёживайся, — друг не обратил внимания на возмущение, бегом направляясь к госпиталю, — потом успеем поругаться.

— На стол! — Быстро приказала встревоженная Зинпална, завидев меня и бесцеремонно отдирая повязку, — ф-фу... ничего страшного, только рану почистить на всякий случай. Готовься, сейчас будет больно!

Сознание я не потерял, зато описался... немного. Стыдно, как ни странно, не было — когда в сквозной ране ворочают прутом, как-то спокойней воспринимаешь подобные вещи.

— Ну вот блядь, куда вы попёрлись, — ругалась врачиха, — боевики херовы! Ладно Пашка, берсерк горный, да и лоб здоровый, а ты-то!? А ты, Петриашвили, не улыбайся! Чем думал, когда воевать бежал?

— Я как санитар, — отбрехался друг.

— Санитар... — прищурилась тётя Зина, — ну так иди санитарь дальше! Сейчас там работы тебе... блять, за что мне всё это?!

— Это...

— Да нормально всё с Сашкой! Из макарова, похоже, бок прострелили — болезненно, но через неделю уже ходить нормально сможет. Собственно, он и сейчас может, но очень, очень нежелательно! Уу... утырок дебилоидный, зачем под пули подставлялся?! И сам чуть не подох, и толку от тебя такого сейчас?

— Зин Пална, так я сидя могу чего...

— Сидя он... а куда деваться, придётся! Пашка, помоги ему слезть со стола. И всё, всё — иди, тащи людей.

Оглянувшись на меня, Пашка ушёл, несколько успокоенный болезненным, но вполне бодрым видом.

— Слабость... — прислушиваюсь к себе, пока ковыляю к стулу, — но больше, наверное, от зонда, чем от пули и кровопотери. С-сука! До сих пор ноги трясутся.

Присев за стол, взял на себя заполнение документов — благо, учили. Медсестра, старенькая уже Роза Дмитриевна, сидела напротив.

— Тёть Роз, а...

— Подскажу, — отмахнулась она, потирая рукой под левой грудью, — не беспокойся.

Выстрелы перестали звучать, а доставленные раненые уверенно говорили о победе. Только вот голоса нерадостные...

— ... баб чуть не полсотни, — жадно затягиваясь примой, вполголоса говорил работяга, пока его перевязывали, — дротики в основном. Как бабочек булавками... А этих, со щитами, меньше... но мы их потом, когда они убегали... в спины.

— Не мы пришли к ним, и не мы начали стрелять, — утешила его Дашка, ловко обматывая голову, — мальчишку-то... как вспомню, как он с вышки... без слов.

— Мальчишку, — помрачнел раненый, — сколько таких мальчишек сегодня осиротело!

— Если бы не арбалеты, что работяги наши сделали, хер бы какие дротики помогли! — Убеждённо говорит женщина мужиковатого вида, помогая взгромоздиться на стол раненому мужу, — дротики всё больше баб, легионеров этих с десяток разве зацепило, за щитами-то.

— Думали, от зверья, — с нервным смешком отзывается Зинпална, — а получилось вот так.

— Да от зверья и есть, — зло отозвалась женщина, — никогда мальчонку не прощу!

— Ивашинникова поймали! — Раздался истошный визг над госпитальным городком, — живого! Бабы!

— Никакого самосуда! Только судить!

ФСИНовца отстояли, но... сомнений в его участи никаких. Оглядываться на какие-нибудь демократические институты нет необходимости, а человек этот опасен, ох опасен...

— Идут! — Заорал с вышки Славка-Расписной, — с других посёлков отряды!

— Мы в ту сторону давно посматривали, да всё повода не было, — жадно глотая воду после длинного забега с оружием, — прерывисто сказал лидер заводских, — ФСИН... не мне вам говорить, народ там изначально с гнильцой. Нет в этой профессии ничего доброго и светлого.

— Слухи доходили, что он секту какую-то сколачивает, — мрачно озирая поле боя, — процедил сквозь зубы Пётр Иванович, в миру завуч одной из городских школ, ставший главой Школьного посёлка, растущего потихонечку по соседству, — промедлили.

Немолодой, очень интеллигентный мужчина вычурно выругался, побелевшими руками сжимая тяжёлое копьё.

— Вы уж простите, что помедлили на помощь к вам идти, — обратился Пётр Иванович к Зинпалне, но нас в Школьном полсотни всего, не считая детишек. В оборону сразу встали, да гонцов разослали по посёлкам. Потом уже, с другими отрядами подошли.

— Не винитесь, — искренне сказал дядя Коля, на грязном лице которого виднелись высохшие дорожки от слёз, — главное детей защитить, вы всё правильно сделали.

— Правильно, а всё равно...

— Не винитесь, — сказала Зинпална, — не ваша это вина и не наша. А вот чтобы такого в дальнейшем не происходило, надо что-то делать.

— Что-то, — бесцеремонно влез Расписной, — да Советы! Чего? Я не о коммунизме, я... помните, после Революции были Советы солдатских и рабочих депутатов? Вот! Органы власти нужны и депутаты от каждого посёлка, с полномочиями. Но чтоб отозвать каждого депутата могли враз, а не... не как в Думе, будь она неладна. А там уже и решать будем.

Седьмая глава

Обернув полами футболки металлическую миску, отхожу в сторону, усаживаясь прямо на влажный после недавнего дождя бамбуковый помост, едва не выпустив в последний момент из-за плеснувшегося на руки горячего варева.

— Зар-раза! — Отмахнувшись брезгливо от гигантского таракана, решившего использовать меня в качестве посадочной площадки, вытаскиваю широкий кинжал и кладу рядом. То ли пары бензина повыветрились, то ли ещё что, но насекомых в посёлках становится многовато.

Помимо брезгливости при виде гигантской мокрицы или двадцатисантиметрового таракана (летающего!), есть ещё и вполне реальные опасности. Насекомые через одного ядовиты, отмахиваться голыми руками опасно. Потеряли от них больше людей, чем от нападений хищников.

Шершни до десяти сантиметров... каково?! Одного укуса хватит, чтобы насмерть. Правда, такую пакость видели всего два раза, ну да хватает и другой дряни.

Изощряемся как можем — кто кинжалами обзавёлся, а в последнее время наши госпитальные бабы завели моду на многохвостные плётки. Выглядит, конечно, специфически... но помогает.

Настои на травах ещё используем в качестве дезодорантов, но с ними хуже. Попал под дождь (а они тут постоянно и всегда неожиданно), так мажься заново. Начали плести что-то вроде пончо из отпугивающих насекомых трав, и вроде как результаты обнадёживающие.

— На! — Плюхнувшийся рядом Пашка протянул варёный росток бамбука, похожий на початок кукурузы, — Зинапална сказала, чтоб ты перестал выёживаться и начал жрать, что дают, пока запор не начался.

— Паш...

— Ешь! Сам знаешь, как у нас со жрачкой туго! Вроде бы и до фига вокруг живности, а сколько там ядовитой, без меня знаешь. И ладно бы зубы или там шипы, но ведь хватает и тех, у кого само мясо ядовитое.

— Жрачка, — поморщилась подошедшая Дашка, — Петриашвили, что ты слова нормальные подбирать не хочешь? Умные вроде парень, а лексикон чуть больше, чем у Эллочки-людоедочки.

— Отвянь, — огрызнулся друг, подвигаясь, чтобы та могла присесть рядом. Пикировка их стала привычной — Дашка не оставляет попыток захомутать понравившегося парня, а Павел... ну не интересуется он тощими голенастыми девчонка, из которых ещё неизвестно, что вырастет! Девчонка на мордашку очень даже ничего, да и ноги, даром что тощие, вполне себе стройные и даже длинные. Но маман... несмотря на человеческие качества, физически как-то не вдохновляет.

— Ещё пару месяцев и еда нормальная будет, — приободрила меня девочка, не слишком охотно принимаясь за еду, — разберёмся помаленьку, что и как готовить, и будет у нас лет через несколько вполне себе высокая кулинария.

— Будет, — соглашаюсь уныло, зачёрпывая бульон. Змеятина, основная наша еда после переноса, говорят, считается деликатесом. Но то ли у нас не мясные породы, то ли готовить не умеем. Думаю, верно и то, и другое — в садовом товариществе 'Металлург' не нашлось любителей азиатской кухни.

Точнее... любители-то нашлись, но всё их любительство сводилось к выбору суши в буклетике при заказе на дом. Чуть реже — к рассказам о посещении Азии, где они ели-пили-видели всяческую гадостную экзотику, вроде жареных насекомых на палочке, да вино, настоянное на мышатах.

Так что змеятина, змеятина и ещё раз змеятина. Благо, сами приползают и не нужно тратить время на охоту. Да и опасно это.

Местная живность, по утверждениям биологов, вполне себе параллельна земной, но далеко не тождественна. Недавно похоронили бравого охотника, решившего добыть виденных в кустах зайцев. Добыл... Стайными хищниками оказались, при всей похожести на земных длинноухих.

Кровью истёк в ста метрах от заводского посёлка, благо хоть тело отбить сумели... хотя вряд ли его друзей это сильно утешило. Так что охота дело такое... расчищаем помаленьку окрестности вокруг посёлков и дорог, и на этом всё. Что под руку само лезет, на то и охотимся.

Змеи, мелкие травоядные, грызуны, птицы, да изредка — хищники из числа мелких кошачьих. Не перебираем.

Думалось после переноса, что вот сейчас как ринемся исследовать и обследовать дивный новый мир! Обживать и покорять!

Реальность оказалось куда более прозаичной, началось со строительства посёлков, да непременно со стенами, ибо ссыкотно... после виденных крокодилов метров этак до восьми в длину. Говорят, это ни хрена не крокодилы, а рептилии более древнего подвида, но разницу мало кто понимает.

Да и не хочется понимать, честно говоря. При виде зубастой гадости шириной с двуспальную кровать и длиной с автобус, как-то резко озадачиваешься совсем иными вопросами.

Затеяли производства и техническую часть вообще — для больницы, для кузни, для слесарки, для химического цеха. Смех один... наша надежда на выживание заключается в химической лаборатории уровня не самой продвинутой школы, да списанных (и спизженных) станках школьного же уровня. Сверлильные, несколько универсальных токарных, несколько... разные, короче.