Сказка

Ну, вот пришли они, значит, на место и притаились в кустах. Епископ и два его помощника: монах Клаус и послушник Карл. Сам его преподобие уже стар был и скоро уснул, настрого приказав помощникам бдеть и ни за что не пропустить ведьму. Клаус, конечно, заверил, что все будет в порядке и, дождавшись, когда епископ уснет, развалился рядом, накрылся с головой плащом и уже из-под него, велел послушнику не спускать глаз с горы. Ну, а Карлу, что оставалось? Он и смотрел на Лысую гору.

Смотрел-смотрел, да едва сам не задремал, а сообразив, что сил терпеть больше нет, решил встать и пройтись, чтобы разогнать свой сон. Ну, а поскольку, гулять там сильно негде было, пошел прямо на холм, благо луна уже поднялась, и все было хорошо видно. И вот так он прохаживался, пока не услышал плач. И так это удивило Карла, что он тут же пошел посмотреть, кто же плачет ночью, да еще в таком месте.

Оказалось, что слезы льет совсем юная девушка, почти девочка, одетая как крестьянка. Бедняжка спряталась в небольших кустах с другой стороны холма, завернулась в старое одеяло и сидела так, пытаясь согреться. Но видимо ей было очень грустно, а потому она все время всхлипывала. И уж так ее стало жалко юному послушнику, что позабыл он, где находится, и с какой миссией.

— Милое дитя, отчего ты так горько плачешь? — срывающимся от жалости голосом, спросил он.

— Ой, кто здесь?! — испугалась девочка.

— Это я, слуга его преподобия Карл, — поспешил успокоить ее послушник. — Не бойся меня!

— Хор-рош-шо, — стуча зубами от страха, согласилась с ним незнакомка и стрельнула глазами, куда бы улизнуть.

Однако вид у послушника был совсем не страшный, и скоро она успокоилась и даже смогла спросить:

— А что слуга его преподобия делает в такое время в таком неподобающем его сану месте?

— У нас тут важное дело! — строго сказал Карл и поджал губы.

— У кого это, у вас, вы тут что, не один?

— Один, — поспешил успокоить ее юноша. — Просто дело действительно важное.

— Понятно, — покивала головой девочка и тут же жалобно добавила: — Я ужасно замерзла!

— Вот возьми, — послушник тут же снял с себя плащ и укрыл свою новую знакомку. — Так лучше?

— Ага, — счастливо улыбнулась она, почувствовав тепло.

— Так почему же ты так горько плакала?

— Меня мачеха выгнала из дома.

— Какой ужас! Но куда смотрел твой отец?

— Он сейчас на вырубке, там, где раньше был Черный лес. Вернется не раньше чем через неделю. А уж до той поры мачеха придумает, что ему рассказать. На это она мастерица!

— Да уж, не повезло тебе.

— И не говорите, ваша милость!

— Не называй меня так, я всего лишь простой послушник.

— Пока послушник, а там глядишь и епископ.

— Ну, уж, до той поры еще много времени утечет, — засмеялся Карл, поежившись.

— Вам, наверное, холодно? — с улыбкой спросила его девочка, и стрельнула глазами. — Тут много места...

Вообще-то она с самого начала думала, что парень сядет рядом с нею и накроет своим плащом, но тот оказался недотепой и ему все надо было подсказывать.

— Это неудобно, — смутился Карл.

— Неудобно будет, если мы тут оба замерзнем, — рассудительно заметила она и решительно откинула полу плаща.

Делать было нечего, и послушник робко присел рядом. Сидеть под одеялом девушки и его плащом и впрямь оказалось куда теплее, чем ежиться на ветру. А уж когда их тела прижались друг к другу, а девочка положила голову ему на плечо, парня и вовсе кинуло в жар.

— Так значит, ты сирота?

— Да, матушка умерла, когда я была еще совсем крошкой. А твои родители живы?

— Разве иначе пошел бы я в послушники, — буркнул Карл и чуть отодвинулся.

— Прости, я же не знала, — повинилась перед ним новая знакомая.

— Да ладно, я уже привык. Слушай, а как тебя зовут?

— По-разному.

— Как это?

— Ну, как тебе сказать... мачеха зовет Ведьмой, а батюшка, когда в хорошем настроении — Фиалкой!

— Ты и впрямь фиалками пахнешь, — принюхался парень.

— Нравится?

— Очень. Слушай, а ведь это отличная мысль, насчет ведьмы!

— Не поняла! — широко распахнула глаза девочка.

— Да что же тут непонятного! Тебе надо написать на свою мачеху донос, что она, дескать, занимается колдовством. Тогда она точно ничего не сможет тебе сделать!

— Никогда о таком не думала... а поможет?

— Конечно! Если ее кинут в воду, то она или утонет, или выплывет.

— Моя мачеха, пожалуй, что выплывет, — неожиданно зло отозвалась Фиалка. — Она такая!

— Ну и прекрасно. Это будет означать, что она ведьма и ее сожгут.

— Это, наверное, решило бы все мои проблемы, — задумчиво сказала девочка и неожиданно чмокнула парня в щеку. — Ты такой умный!

Это прикосновение показалось ему настолько нежным и сладким, что закружилась голова. А еще от нее так волнующе пахло фиалками, что послушник не мог удержаться и потянулся к ней губами. Та в ответ прикрыла глаза и подалась ему навстречу, но тут кто-то больно схватил послушника за ухо и принялся безжалостно трепать!

— Негодяй, лентяй, лежебока проклятый, — приговаривал Клаус и зажимал ему рот, чтобы он не закричал. — Я же тебе говорил, чтобы ты не смел спать! Хорошо хоть его преподобие еще не проснулся, иначе как бы я выглядел в его глазах, по твоей милости!

— Прости меня, пожалуйста, — запричитал Карл, сообразив, что все это ему только приснилось. — Прости, я сам не знаю, как это получилось!

— Как-как, — проворчал монах. — Как и все грехи, от лености и нерадения! Ладно, приведи себя в порядок и будем будить епископа.

— А что мы скажем ему про ведьму?

— Да какие тут ведьмы, — отмахнулся Клаус. — Совсем умом тронулся наш старик вот и чудит... Вставайте, ваше преподобие, а то утреннюю молитву пропустите! Давай, Карл, затягивай "Ave"!

Юноша совсем было начал петь, но одеяло, которым был накрыт епископ, упало и они увидели его безжизненное, посиневшее лицо.

— Это что же, он умер? — удивился послушник.

— Господи, Боже мой, прими его душу, — перекрестился монах и осенил себя крестным знамением. — И храни нас Пресвятая Дева Мария!

Ну что тут скажешь! Епископы тоже смертны, как и все люди. Но хоронят их обычно с почестями, что тоже, какое-никакое, а развлечение. Простой народ любит развлечения, будь то хоть свадьбы, хоть похороны, хоть казни. Тем более что для поминовения усопшего, известного своей праведностью и непримиримой борьбой с колдовством, устроили пышные поминки, на которые позвали всех достойных людей в городе. А для черни, выкатили пару бочек дешевого вина, дескать, выпейте за помин души вашего епископа!

— Ох, Фиалка, ну зачем ты это сделала? — покачала головой базарная торговка Эльза, пригубив стаканчик.

— Да ладно вам, госпожа, — беспечно отмахнулась гадалка. — Сами ведь знаете, сколько он извел наших сестер, в свое время!

— Так это когда было! — сварливо отозвалась ее собеседница. — А теперь он постарел и потерял былую хватку. Вот уже лет двадцать никого не ловил.

— И не поймает!

— Он, нет, — покачала головой Эльза. — Но вот на его место пришлют другого, и никакой черт тебе не скажет, каков он будет!

Только людям несведущим кажется, будто нотариусы сидят день-деньской в своих конторах и ждут когда к ним придут клиенты и принесут денежки. Нет, это ремесло вовсе не такое спокойное и тихое. Частенько случается так, что надобно бежать за тридевять земель, с тем, чтобы составить завещание, или произвести опись, или еще по какой надобности. Да и клиенты бывают разные. Одни сами не сочтут за труд прийти и скромненько посидят в прихожей, ожидая вызова. Другие приедут верхом или на повозке и велят доложить о своем появлении. Третьи же могут заявиться с шиком и открыть дверь пинком ноги, дескать, встречайте, вот он я! Но ведь бывают и такие важные господа, что и не подумают никуда отправляться, а пришлют вестника, что граф такой-то или барон сякой-то, желают дабы вы мэтр прибыли и как можно скорее, потому как нрав у нашего господина суровый и вы бы его не испытывали!

С мэтром Иоганном тоже так случалось, и тогда он спешно собирался, седлал своего мула и, не мешкая, отправлялся исполнять свой долг. Но поскольку он был добрым супругом и заботливым отцом, то всегда спрашивал, что привезти своим дочерям и, конечно же, любимой жене — прекрасной госпоже Ангелине.

Да, его супруга действительно была очень красивой женщиной. Говорят, в юности она и вовсе была подобна цветку, но и сейчас, после рождения двух очаровательных дочурок, фигура ее была стройна и изящна, кожа свежей и чистой, а черты лица сохраняли прелесть совершенно неизъяснимую!

Что, простите, вы спрашиваете, отчего я упомянул только о двух девочках? Так ведь Аврора дочка самого мэтра! Вообще-то мало кто знает эту историю совершенно достоверно, поскольку никто и никогда не видел первую жену нашего доброго нотариуса, да и ребенка многие впервые увидели, когда Иоганн и Ангелика уже поженились.

Ну, так вот, мэтр собрался уезжать, и перед тем как сесть на мула и отправиться в путь стал прощаться со своими домашними. Первой к нему подошла старшая дочка — Клодетта. Надобно сказать, что она была очень красивой девочкой и весьма напоминала госпожу Ангелину в детстве, отчего отчим любил ее более других детей.

— Счастливого пути, батюшка, — сказала она ему своим бархатным голоском и сделала книксен.

— Спасибо, милая, — ласково отвечал он ей. — Скажи мне дитя, какой подарок привезти тебе?

— У меня все есть, что необходимо, — рассудительно отвечала наученная матерью Клодетта, но потом лукаво улыбнулась и добавила. — Однако, если бы вы, батюшка, привезли мне голубого бархата на новое платье, то это было бы и вовсе чудесно!

Услышав эти речи, ее мать нахмурилась, ибо она была женщиной бережливой и рачительной, хотя и вовсе не скупой. К тому же она знала о слабости супруга к Клодетте и не желала ее поощрять. Но мэтр очень обрадовался просьбе своей любимицы, и горячо пообещал привезти ей самого лучшего бархата, какой только сыщет. Госпожа Ангелика вздохнула, но делать было нечего, раз уж ее муж дал слово, так уж он его сдержит, вот такой он человек. К тому же, желая угодить, ткани он привезет столько, что хватит и на всех дочерей, и на их мать, да, пожалуй, что и служанке достанется несколько лоскутов на обновку.

— Доброго пути, батюшка, — вышла вперед младшая дочь Женевьева.

Надобно вам знать, что вторая дочка госпожи Ангелины, тоже была весьма милой девочкой. Не такой красивой, конечно, как Клодетта, или их мать в том же возрасте, но все же наружность ее была довольно приятной. Темно каштановые волосы красиво вились. Карие глаза ярко блестели, а задорная улыбка никого не могла оставить равнодушной.

— Спасибо, — кивнул ей отчим, и, понимая, что предложить подарок только старшей будет не слишком удобно, спросил: — а что привезти тебе?

— У меня все есть, — попыталась сохранить важность Женевьева, но, не выдержав, прыснула от смеха.

— Что такое? — удивился мэтр.

— Ничего, батюшка, просто я подумала, что если уж вам будет угодно привезти бархату на платья, так к ним было бы не худо добавить лент и кружев. А то, что же это за обновки будут?

— Что же, в твоих словах есть резон, — согласился тот. — Пожалуй, я позабочусь и об этом.

Тут госпожа Ангелика хмуриться не стала, во-первых, потому что просьба младшенькой была куда более скромной, а во вторых, красивое платье и впрямь, без лент и кружев не сшить, так что вспомнить о них было вполне уместно.

— А что привезти тебе, дорогая? — нежно спросил мэтр Иоганн и взял жену за руку.

— Единственно, что мне будет не хватать, — улыбнулась супруга, — так это тебя. Так что возвращайся скорее и это будет самым лучшим подарком!

— Хорошо, любимая, — расцвел нотариус. — Я вернусь, как только позволят дела! А теперь прощ...

— Милый, а ты ничего не забыл? — мягко остановила его госпожа Ангелина, и взглядом показала на третью дочь.

По совести говоря, точного возраста Авроры никто не знал. По виду ей было столько же, сколько и Клодетте, а может быть даже немного больше, так что, вполне возможно, старшей была именно она. Но, увы, никто не мог назвать ее красавицей. Нет, девочка вовсе не была безобразна лицом или дурно сложена! Но на фоне дочерей прекрасной госпожи Ангелики она терялась. К тому же, она была на редкость своенравной. Пока другие ее сверстницы играли в куклы или занимались рукоделием, она предпочитала бегать по улице с окрестными мальчишками, драться, проказничать, в общем, делать все то, что совершенно не пристало благовоспитанной девочке из хорошего дома. Понятно, что устраивать все эти проделки, будучи наряженной в красивое платье несколько неудобно, поэтому Аврора предпочитала одеваться как мальчишка. А уж когда дочь нотариуса за какой-то надобностью влезла в чан со смолой и измазалась в ней, да так что ее длинные волосы пришлось остричь, ее совсем стало не отличить от других сорванцов.

Впрочем, сейчас она стояла, как и другие дочери в платье, может быть не таком нарядном, как у Клодетты и Женевьевы, но все же чистом и вполне приличном. Короткие волосы скрывались под чепцом, а лицо против обыкновения умыто. Так что выглядела она, как самая обыкновенная девочка и если не знать, о ее нраве можно было даже назвать ее милой. Но вот родителям-то ее наклонности были хорошо известны, а потому скромный вид и потупившийся взгляд ни капельки их не обманывал. По крайней мере, отца. Но все же она была его дочерью, и мэтр скрепя сердце спросил:

— А что привезти тебе, дитя мое?

Аврора растерянно подняла голову и уставилась на родителей. По правде сказать, она поздно легла спать, потому что весь вечер бегала с соседскими мальчишками и вернулась, когда совсем уж стемнело и стало ничего не видно. Но мачеха не дала ей сразу завалиться в кровать, а велела хорошенько вымыться и только потом идти отдыхать. Поэтому совсем неудивительно, что она не выспалась и теперь не слишком хорошо поняла, о чем ее спрашивают и лишь хлопала в ответ глазами. Это не очень-то понравилось мэтру Иоганну, и он грозно нахмурился.

— Может быть тебе чего-то хочется? — быстро спросила госпожа Ангелина, стараясь разрядить обстановку.

— Пожалуй, да, — промямлила в ответ девочка.

— И что же?

— Мне очень хочется иметь крепкую дубинку, чтобы хорошенько отходить этого задаваку Курта!

Все только ахнули от этих слов, и даже окончательно проснувшаяся Аврора замерла, сообразив, что именно она сморозила.

— Пусть будет так, — нахмурился мэтр. — Если мне по пути попадется хорошая палка, так будь уверена, что я привезу ее тебе!

От этих слов веяло неприкрытой угрозой, но все знали, что нотариус человек добрый и никогда не поднимал руку на своих домашних. Так что Клодетта с Женевьевой лишь прыснули со смеху, госпожа Ангелина лишь покачала головой, и только лицо Авроры приняло упрямое выражение. Будто она и впрямь готовилась к экзекуции.

Мэтр Иоганн тяжело вздохнул и, кивнув на прощанье дочерям, вышел на улицу к давно ожидающему его мулу. Жена вышла его проводить и девочки остались одни.