Система укреплений с инженерной точки зрения тоже на фонтан — слишком широкие 'окопы', к примеру. Землянки недостаточно защищённые от нормального ядра, Складские помещения бестолково расположены... Но это мне понятно.
Хотя с приходом Тотлебена и накоплением опыта ничего так получается, грамотно — для местных условий, я бы всё сделал иначе... Ну да неважно.
Потягиваюсь и иду к Левашову — ротный фактически 'рулит' не только ротой, но и батальоном. Как-то так сложилось, что не везёт нам на комбатов — то убьют, то ранят, то дизентерию подхватят. Восемь человек сменилось — и теперь сюда никто не хочет идти, место считается 'несчастливым'. Можно было бы назначить Левашова, но — вполне боевой капитан (недавно звание дали) и без того 'непозволительно молод', да и числится за ним немало историй. Там и дуэли (именно во множественном числе), и мордобой (в том числе и чиновникам) и хамство и... Много, в общем. Но на 'Ржевского' не тянет — очень суров и брутален. Такой если и станет героем анекдотов, то смеяться будут не над ним, а над другими персонажами оных.
— Илья Спиридонович, дозвольте? — стучусь я в дверь землянки. Ротный сидит в расстёгнутом грязном мундире и пишет что-то на листке. Опять стихи? Или письмо?
Недовольный взгляд...
— Хочу сходить ночью к вражинам, — без обиняков сообщаю ему.
— Отпросись у подпоручика Корнеева.
— Не могу, Вашбродь, тот в город ушёл.
Морщится... Корнеев... 'ни рыба, ни мясо', что он есть, что его нет. В бою не трусит, но решения принимать не любит, всячески ускользая от малейшей ответственности.
— Нашёл что-то или так, пошалить?
— Наметить хочу, что там вообще есть и куда стоит с робятами сходить потом.
Откидывается, опираясь спиной на сырую стенку землянки, жуёт губы...
— Сходи. Только осторожно давай, без риска. И эта, если попадётся офицер какой, приволоки. Но писарь там или унтер не нужен.
Выхожу ночью, скользнув ящеркой после напутственного шёпота сослуживцев и... После сворачиваю в Севастополь. Иду не таясь. В смысле — не изображаю из себя кинематографического 'спицназовца' в камуфляже, бегающего по кустам. Спокойно шагаю, включив 'отвод глаз' — благо, магии или чакры это не требует. Прохожие видят меня, но пропускают мимо сознания, что ли. Это скорее из области НЛП
* * *
они— видят, но моя моторика и поведение сигнализируют им, что я свой/не интересный, поэтому сознание 'не запоминает' меня.
Но и не дуркую понапрасну — для таких вот случаев есть мундир 'ранетого солдата' из невнятного полка. Снабжение 'благодаря' воровству интендантов и отвратно поставленной логистике у нас сквернейшее, так что раненых часто наряжают в некое подобие больничных халатов. Пару повязок, халат, страдальчески перекошенная физиономия... И вот перед вами 'человек-невидимка' без всякого НЛП.
А вот и нужный дом... Сравнительно небольшой, не в самом престижном районе — но зато и обстрелов здесь почти не бывает. А запущенный, сильно заросший сад скрывает и кутежи получше любой охраны. Обхожу несколько раз...
— Чегой тебе, — выходит недружелюбный откормленный слуга в полувоенном мундире.
— Табачку бы, братец.
— Сатана в аду подаст, пошёл вон, побирушка.
Никого... удар по нервным узлам и слуга оседает. Подхватываю его дружески, практически обнимаю — и веду к дому. Уложив в кусты, втыкаю несколько сенбонов, парализуя его.
— Ты один в доме? — и смотрю на реакцию зрачков, — кто ещё — твой барин? Венедиктов Иван Карлыч? Гости будут? Сам барин вечером придёт? Днём? Скоро?
Узнав всё нужное, имитирую смерть от сердечного приступа. Не то чтобы это очень нужно, особенно если учесть следующие события...
Интендант Венедиктов Иван Карлович возвращался в хорошем расположении духа — сегодня он получил чистой прибыли на несколько тысяч рублей серебром
* * *
* — и это именно его прибыль! Если война продолжится... Иван Карлович аж зажмурился, предвкушая перспективы — уже сегодня он, вполне рядовой чиновник, смог всего через несколько месяцев нахождения в Севастополе выкупить заложенное папенькино поместье, прикупить соседских, да доходный дом в Петербурге... Эх!
Мечты прервались темнотой и над молодым, но уже изрядно упитанным коллежским асессором
* * *
** возникло усатое лицо и лицо это принялось СПРАШИВАТЬ.
— Где деньги? Кто с тобой в доле? Где остальные деньги? Как вы воруете?
А самое страшное, он не давал ответить — только в голове чиновника зарождался ответ, как усатая рожа задавала другой вопрос... и ещё и ещё... Он не мог пошевелиться, не мог ничего сказать — и страх нарастал. Это было что-то... запредельное. Не жандармерия, не пластуны из казаков... Непонятно, а это пугает.
Затем пришла боль — страшный усатый человек что-то выжигал у него на лбу. А коллежский асессор не мог даже пошевелиться, только сфинктер расслабился. Затем были отрезаны большие пальцы на руках и... Вот с него стягивают штаны. Холодный сквозняк прошёл по сморщившимся гениталиям и даже пушистый персидский ковёр, на котором лежал Венедиктов, не спасал.
'Что он собирается делать?' — пришла мысль, а затем интендант понял — что, и мысленно заорал. При этом он оставался в сознании и всё прекрасно чувствовал. Взмах острым клинком — и вот в руке страшного усача покачивается мужское достоинство Ивана Карловича. Чиновник чувствует боль и ужас, но всё прекрасно осознаёт. А усач, позёвывая, поставил на огонь в камине маленькую кастрюльку, куда бросил горсть серебряных монет, найденных в одном из тайников.
Потянуло плавящимся металлом
* * *
* * *
, а усатый, позёвывая, подошёл к чиновнику, приподнял голову и... Смерть от расплавленного металла в глотке была крайне болезненной, но быстрой.
* * *
Найденные ценности, которых набралось в общей сложности как минимум тысяч на пятьдесят серебром, отправились в просмолённый бочонок, который упокоился на дне укромной бухточки. Я же, раз время есть, и в самом деле проскользнул во вражеский тыл
Вернулся незадолго перед рассветом.
— Держите, олухи, — передаю часовым связку из пяти штуцеров, затем торбу со съестным. На восторженные вопли подтянулся сперва Корнеев, в кои-то веки ночевавший не в городе, а затем и другие офицеры батальона.
— Пять штуцеров, — восторженно сказал подпоручик, — это ты как минимум пятерых упокоил?
— Больше, Вашбродь. Я сперва на турок наткнулся... вот вам ятаган, кстати... Вы с месяц назад говорили, что вам хочется севу...
— Сувенир, Мартынов! — Смеётся взводный, — спасибо. Ай какая сталь, знатная работа!
— Я смотрю, ты хорошо... пошалил?
— Да, Илья Спиридонович, размялся. Ну, турок прихлопнуть было несложно — почитай каждый из нашего полка справился бы. Но чтоб они пискнуть не успели, тут да...
— Да ты, брат, настоящим пластуном становишься, — улыбнулся Левашов.
— Обижаете, Вашбродь, — перешёл я на официальный тон, — вино-то, что я давеча притащил, как раз у пластунов и свистнул.
— У пластунов?! — неверяще восклицает капитан и на его возглас подтягиваются почти все офицеры полка, включая Львова.
— Ну так... шёл мимо, они дразняца. Я им по мордам настучал...
— Сколько их было-то?!
Отмахиваюсь пренебрежительно...
— Да всего пятеро...
— Пятеро пластунов! — восхищается Львов, — какого воина в нашем полку воспитали! Но ты дальше давай.
— Настучал я им по мордасам легонечко, а там их главный выскочил — есаул какой... Что-то там со шкурой фамилиё его. Ещё и он обхамил. Ну думаю... И влез, значит — вино утащил — тот бочонок, помните? Я ещё сказал, что от казаков...
И носком сапога этак стеснительно землю поковырять... Хохот стоял оглушительный.
— Нет, такого орла в унтерах держать не дело, — слышу голос удаляющегося полковника, — грамотный, да вояка хороший... Государь недавно издал указ, согласно которому месяц в Севастополе за год приравнивается
* * *
* * *
, так что теперь нужная выслуга у него будет — пора и в офицеры выдвигать!
* * *
* * *
*
Иван Фёдорович* — по уставу требовалось козырять и орать 'Ваше благородие' или там 'Господин унтер-офицер', но в быту обращение было более человечным. Хотя и здесь были нюансы. К примеру, к вышестоящему командиру по имени-отчеству мог обратиться только вояка 'с именем', заслуженный.
И ржавеют они на складах** — к сожалению, не фейк. Долгое время трофейные ружья было приказано 'сдавать в казну'. Сперва на передний план была выдвинута идея 'единообразности' вооружения, затем — что этими ружьями вооружат отдельные части отборных стрелков. Но в итоге ружья так и ржавели, пока офицеры чинами помладше не начали на свой страх и риск разрешать солдатам оставлять их себе.
Разносили бодучие козы
* * *
— к сожалению, не анекдот.
НЛП
* * *
— Нейро-лингвистическое программирование — направление в психотерапии и практической психологии, не признаваемое академическим сообществом, основано на технике моделирования (копирования) вербального и невербального поведения людей, добившихся успеха в какой-либо области, и наборе связей между формами речи, движением глаз, тела и памятью. Считается, что адепты НЛП способны 'программировать' людей на нужное им поведение — купить товар, заключить нужную сделку, 'воспылать желанием' и т.д. Существует великое множество курсов, обещающих научить этому любого. Однако в реальностиэто как с гипнозом — научить 'в принципе' можно каждого, просто один будет в итоге вводить человека в транс после длительной подготовки и его максимумом будет 'вы хотите спать', а другой 'на ходу' введёт человека в транс и 'запрограммирует' на нужное поведение.
Серебром
* * *
* — курс серебра и ассигнаций в то время в России совершенно официально отличался и серебро, как легко догадаться, стоило больше. То есть за три рубля ассигнациями давали около двух рублей серебром. А в РИ как раз после Крымской войны курс скакнул так сильно, что разница доходила до 300%
Коллежским асессором
* * *
** — то есть майором в переводе на военные чины.
Потянуло плавящимся металлом
* * *
* * *
— температура плавления чистого серебра довольно высока, но в монетах обычно использовался сплав с медью, а они достаточно легкоплавкие.
Месяц в Севастополе за год приравнивается
* * *
* * *
— как и в РИ.
Нужная выслуга у него будет — пора и в офицеры выдвигать!
* * *
* * *
* — офицеров из нижних чинов было в Российской Империи предостаточно. Достаточно было отслужить восемь лет безпорочно (то есть без серьёзных 'косяков') и обладать достаточной грамотностью — и всё. В генералы такой офицер выходил нечасто (но были, причём немало!), но дослужиться до капитана было вполне реально.
Глава девятая
Экзамены на офицера я сдал на удивление легко — офицеры в штабе Горчакова немного погоняли меня по уставу, тактике, задали ряд практических вопросов — и вот здесь 'споткнулись' о разницу взглядов.
— Ну вестимо, горло перерезать, — с долей хорошо рассчитанного недоумения отвечаю упитанному полковнику с черезчур холёными руками, — зачем нянькаться, ежели пленного до расположения части дотянуть не могу.
— Варварство! — Вскочил лощёный (он не представился). — это до какой степени низости...
— Степан Ильич, — мягко успокоил его ротмистр Цезарин (который как раз выглядел как боевой офицер), — наверняка здесь какое-то недоразумение.
— Иван... Фёдорович, — слегка запнулся ротмистр, — вы... вообще говорите или о каком-то конкретном случае?
Моргаю глазами недоумённо...
— Ну меня же спрашивали о том случае с турками — давеча наткнулся на них, ну и прирезал.
— Видите, Степен Ильич, тут просто небольшое недопонимание, — мягко сказал Цезарин.
— Действительно, — пробурчал успокоенный лощённый, — да ещё и с турками... Всё едино те слова не держат.
Решив несколько достаточно простеньких математических задачек и ответив на ряд вопросов по географии...
— Поздравляю званием прапорщика, — доброжелательно сказал лощённый Степан Ильич, — надеюсь, вы и в офицерском чине будете служить Русскому Государству столь же славно.
Далее последовал разрыв шаблонов — лощённый, оказавшийся аж целым князем Долгоруким (хотя из какой ветви, я не уловил, а их было много и влияние было различным) и... на удивление симпатичным человеком.
Как поведал мне Цезарин после символической пьянки (офицер родился!), Степан Ильич и правда в недавнем прошлом был гражданским, которому пришлось надеть погоны по прямой просьбе (!) императора, дабы проще было расследовать злоупотребления интендантов. И эта 'канцелярская крыса' обладала немалым личным и гражданским* мужеством, отправив под суд больше двадцати интендантов. Но увы, усилия его были сродни попытки вычерпать море ведром: для того, чтобы осудить вора, требовались неоспоримые доказательства, а воров было очень много. И что хуже всего — воровство это покрывалось на самом верху, что лично мне (да и нетолько) говорило о прямой измене...
Были ещё и забавная неожиданность — ну то есть офицеры при штабе Горчакова думали, что это будет для меня неожиданностью...
— Раз уж пошли за Мартынова, — подмигивает лукаво Цезаринов, — то и будете теперь Мартыновым официально.
— Кхе...
Улицы Севастополя, в который уже пришла весна, поражают развалинами. Это далеко не 'Сталинградский пейзаж', но город разрушен основательно. Повсюду обломки, следы пожаров, очень много раненых. И тут же — множество бездельников. Добрая половина офицеров и чиновников военного ведомства к бастионам или не приближается вовсе или спешит туда исключительно при штурме — тогда можно 'показать себя' и заработать орден. Расслоение общества колоссальное. Честно говоря, начинаю понимать, что таких 'Благородий' я бы и сам на штыки в семнадцатом...
По вполне понятным причинам, в полку меня не оставили — ну неприлично офицеру оставаться там, где его 'цукали' и 'ставили во фрунт'. Попрощавшись с бывшими сослуживцами (а особенно тепло с фельдфебелем), забрал нехитрые пожитки, коих набралось на удивление много. Одних только трофейных ружей, среди которых были и дорогущие охотничьи** ружья, которые не хотелось сдавать в интендантство или продавать за символические цены офицерам, пистолеты, клинки, ткань... Запасливый я, да.
Офицеры моего бывшего полка провожали очень тепло — я бы зримым доказательством того, что они лучшие — в своей среде воспитали! Были и подарки...
— Мы тут скинулись и построили
* * *
вам мундир, — вальяжно сообщил Львов, — ну и по мелочи.
'По мелочи' оказался несессер
* * *
с полным 'джентельменским набором' в виде 'рыльно-мыльных' принадлежностей, ниток-иголок, зубной щётки и тому подобного. Поблагодарил, но праздновать не стали — наш Львов с началом войны преобразился из 'вялого' командира, который по большей части отсутствует в расположении полка, в настоящего 'отца солдатам'. Чудеса героизма он не демонстрировал, но тягот военной жизни не избегал и жил вместе с офицерами на передовой. Причём если солдат и офицеров время от времени меняли, отводя в город на несколько дней или недель, то Львов крайне редко покидал укрепления. Такие гвардейцы тоже есть...
Перевели меня в отдельный батальон капитана Свиридова Михаила Евграфовича. Он тоже выслужился из рядовых сейчас, будучи в весьма почтенном пятидесятилетнем возрасте, считался (по мнению штабных, кои были ко мне настроены удивительно благодушно) лучшим учителем для меня, вчерашнего унтера. Комбат на диво моложав, силён и вынослив и считает это заслугой ЗОЖа. Не скрывает он и того, что является старообрядцем
* * *
*.
