— А вы кто? — любопытствует Вьюжный. Какое оживление, и даже к бутылке не тянется, а вот я бы сейчас с удовольствием выпила бутылку, залпом.
— О! Простите, не представился! Точнее, как я понимаю, имя мое вы уже знаете? Точнее, мое теперешнее имя, — заинтриговал. — Впрочем, как меня звали раньше не имеет никакого значения, — он логичен до безобразия. — Я — владеющий нитями создания, — стоим, молчим, перевариваем. Интересно, только я одна ничего не поняла? — Не всеми нитями, — уточняет шатен. Это должно было что-то пояснить?
— А это как? — ага, значит, не одна я нифига не поняла, вон и сержанту не все понятно.
— Боюсь, мне подвластны только нити воды и воздуха, да и то не в полной мере, — извиняющее отзывается Иванов. Да уж, теперь все понятно.
— Здорово! А это как? — вновь уточняет Вьюжный, и начинается... Сижу на пеньке, мерзну. Эти козлы обсуждают нити, словно старые друзья, почти все, только Лёня и мадам-оборотень перекидываются совсем не дружелюбными взглядами. А так идиллия. Одна я тихо зверею. Правда, пока особо не выступаю, на мне тут уже показательное выступление показали, нити воздуха, так сказать, продемонстрировали. Меня слегка высушили, не до конца, конечно, за что извинились. Так что я терплю и особо не выступаю. Зато много узнала о нитях. Мой мозг даже перевел это на более понятное восприятие: дядя Иванов — маг, владеет стихиями воздуха и воды. Все понятно и просто. И так чертовски нереально!
Через полчаса меня это достало.
— Конечно, безумно интересно слушать об особенности структуры линий полей энергетического и высшего уровней, но, по правде говоря, меня больше волнует вопрос о вашем присутствии в моей жизни! — фух, задала самый волнующий вопрос.
— Ах, простите, надо было сразу объяснить! — вновь извиняется маг и волшебник, снабжая свои извинения своей волнующей улыбкой.
— На нее не подействует, — вдруг выдает кошак. Дружно непонимающе смотрим на него. — На ней купол, внешнее влияние минимально, — пояснил, ничего не скажешь.
— Ах, вы об этом, к сожалению это не я... точнее, я бы с радостью перестал, но это... проклятие, — очаровательно краснеет шатен. Все стало еще более понятным, не правда ли? Умно хлопаем глазами, потом Лёня начинает ржать.
— И кто же вас так осчастливил?
— Лучше вам не знать.
— А? — я как всегда гениальна, чем и горжусь.
— Тебе же говорят, на нем проклятие очарования, — мда, хочу быть проклятой, глядишь — жить станет легче.
— Это что же, он всех очаровывает? — уточняю.
— В основном действует на женщин, меньше на мужчин и практически теряет свое действие при соприкосновении с защитным куполом, — гениально поясняет Лёня.
— С куполом?
— На всякий случай поставил на тебя защитный купол, — раздражается моей тупостью Лёня.
— Да?! Временного действия что ли?
— С чего ты взяла?
— А чего я тогда мокрая?!
— А это воздействие не несло в себе смертельного или вредного действия, — шипит в ответ кошак.
— Правда что ли? А простуда, по-твоему, не вредное побочное действие, или воспаление легких? И вообще, чем вредно быть очарованной?
— Я тебе потом расскажу! — орет кошак.
— Спокойно-спокойно! Может все же узнаем причину слежки? — влезает Вьюжный. Жаль, так хотелось покричать, выплеснуть все что накопилось и врезать кому-нибудь для успокоения нервов. И даже есть чем — в руке намертво зажата какая-то железяка, когда успела ее подхватить, даже не спрашивайте — не помню.
Короче, нам объяснили, что в наш мир попасть сложно, почти невозможно, но вот беда, когда кто-нибудь проникает — рушится баланс, что приводит к катаклизмам, поэтому чужаков старательно вылавливают и отправляют по месту прописки, так сказать. Всех пока не выловили, скрывающихся эмигрантов до фига, но специально созданный отдел по отлову иномирянинов не дремлет и т.д. и т.п. У меня начинается истерика. Невозможно попасть случайно? Тогда пора записывать Лёню в книгу Рекордов Гиннеса. Он-то здесь случайно, а вот его друг действительно прячется. Дядя Петя с интересом слушает объяснение Лёни, параллельно отпаивая мою истерику водкой. Воду я пить отказалась, не доверяю я санэпидемстанциям.
Короче, нам дали три недели на нахождение Вальте и сбежавшей невесты, а потом в добровольно-принудительном порядке — домой. Лёню, кстати, оформили под мою ответственность. Слегка пьяная, с истеричным смехом я послушно подписала бумажку о том, что беру Лёню под свое попечительство. Бюрократизм не дремлет! Скорей, идиотизм, но не суть.
Шатен с желтоглазой уехали, напоследок предупредив, что прятаться Лёне не стоит, его теперь смогут найти везде. Дядя Петя тоже распрощался и поспешил к магазину, а то водку почти всю мы с ним на двоих распили. Поэтому, именно Лёне пришлось практически тащить меня до дома.
— Сам спустись за отверткой! Как я его тебе передам ТУДА? — примерно такими криками и встретил нас мой родной дом. Кричала мама, обращаясь к отцу, который сидел на крыше; его роба была просто увешена инструментами, и он что-то чинил. Ну, или активно делал вид, что что-то делает, мама же находилась на крыльце, в бигудях, теплом махровом халате, поверх которого накинут ватник, и завершали образ "прекрасной" домохозяйки разношенные тапочки и зажатый в правой руке молоток.
— Но мне-то, едрен батон, не спуститься! — раздраженно орал сверху папа.
— Ты предлагаешь МНЕ лезть к тебе?! — возмущалась мама.
— ДА!!! — зря он так ответил.
— ЧТО?! Да мы с тобой больше тридцати лет вместе прожили, а ты до сих пор не можешь запомнить, что я боюсь высоты?! Нет, ну бывают невнимательные мужья, но тебя можно в книгу рекордов записывать!
— Да тут высоты-то, едрен батон, три метра всего, — вообще-то больше, но папа одно время работал высотником, так для него и десять не высота.
— Всего? Меня на табуретке укачивать начинает, а ты предлагаешь на три метра? — сказано таким тоном, что папа должен прямо сейчас почувствовать свою ничтожность и скудность ума.
— Да, едрен батон...
— И не смей мне тут ругаться! Сколько раз говорила, что терпеть не могу, когда ты начинаешь выражаться!
— Так ты ж сама хотела эту антенну!!!
— Я и сейчас хочу!
— Да, едрен батон, как без отвертки-то?
— А вот ты не мог сразу взять с собой? Какого лешего ты туда полез без инструмента?
— Да, едрен батон, я только чертову отвертку и забыл!
— Я же сказала — не ругайся!
— Да, едрен батон...
— Достал, сейчас как кину! Лови!
— Не надо!
— Кхм, — это я голос подала, а то как-то прохладно стоять мокрым на улице в апреле. Удивительным образом, но вниманием обоих мы с Лёней завладели сразу. Кошак, хоть и мокрый, все же смотрелся много лучше меня, ведь он-то всего-навсего мокрый, а я? Куртка порвана, штаны стыдно даже вместо половой тряпки использовать, на голове воронье гнездо и расцарапанная щека до полного завершения образа.
— М-мм, дочка? — не уверенно позвал папа и, видимо, чтоб убедиться в своей правоте, слегка накренился вперед. Зря. Молоток выпал из нагрудного кармана робы и красиво полетел вниз. Все же более невезучей из нас двоих с Лёней определенно являюсь я, ибо этот чертов молоток полетел именно в меня. Попыталась отбить летящую в меня, если не смерть, то качественную шишку подобранной железякой. Со стороны папы послышался мат, со стороны мамы приглушенный вопль, один кошак был спокоен и собран, успел перехватить молоток в трех сантиметрах от моего лица. Так и стоим с поднятыми руками — у меня кривая железяка, у Лёни молоток, но особо эффектно смотрелись наручники, веселым розовым пятном выделяясь на нашем сером фоне.
— Добрый день, — хорошо его все же воспитали, вежливый.
— П-п-п-ривет м-м-м-мам, — я тоже попыталась быть вежливой. Как же меня достало, что за сегодняшней день меня уже раз пять пытались убить, а то, что последний раз это был родной отец, и то, что это была случайность, все же не успокаивало мои нервы!
— Что-то больно знакомая композиция получилась, — раздался знакомый до бешенства дяди Петин голос, однако быстро он до магазина сгонял! Впрочем, ничего удивительно нет, не я же виновата, что он наш самый ближний сосед.
— Действительно, похоже, — просипел папа с крыши, нервным движением вытирая пот со лба. Правильно, пусть понервничает, чуть свою родную дочь не убил! Хотя, о какой такой композиции они говорят? — Хотя и не совсем.
— Да брось, сосед, ты глянь повнимательнее, все ж на месте и серп и молот, — заливается смехом дядя Петя.
— Не припомню, чтоб те еще и с этаким довеском шли, едрен батон, — отзывается папа, указывая на наручники.
— Ну да, нам такое вряд ли по телевидению показали бы в советские-то годы, — уже почти рыдает от смеха дядя Петя. Собираю мысли в кулак и начинаю догадываться, о чем они. Серп... Молот... Баба и мужик... Рабочий и колхозница. МОСФИЛЬМ?! А еще точнее — известный с самого детства монумент, изображением которого начинался любой фильм, начиная с пятидесятых годов прошлого века. Я, правда, на пышность форм той дамы не претендую, но одежда меня сейчас облепляла не хуже, да и кривая загогулина была похожа на старый, ржавый, поломанный серп.
— А я это... ик... документы привезла, — вспоминаю я причину нашего приезда на дачу.
— И года не прошло, — бурчит отошедшая от испуга мама. А как она на меня смотрит! О, этот знаменитый мамин взгляд, в котором можно прочесть все, что она в данный момент обо мне думает. А что сейчас может обо мне думать мама? Такая красотка с царапиной, да еще еле на ногах стоит и запах от нее соответствующий.
— О, спасибо вам! — это уже обращаясь к Лёне, а во взгляде такая вселенская благодарность, что меня даже на слезу пробило.
— Да, спасибо тебе, — соглашаюсь я с мамой. Вот ведь не везет — Лёня уже второй раз спасает мою жизнь, вот несправедливость! Получается, что мне еще расплачиваться и расплачиваться.
— И спасибо, что довели! — продолжает благодарить мама. С непониманием смотрю на нее, нет, он, конечно, меня периодически ловил, когда я падать начинала, но вела его к дому определенно я.
— Даже не знаю, как вас отблагодарить. Может быть, чаю? — так, пора брать инициативу в свои руки, а то запутаюсь окончательно.
— Мама, знакомься, это Л... Рэн — иностранец из Австралии, он переночует у нас, — ступор у всех, включая дядю Петю.
— Ах, австралиец? Всю жизнь мечтал увидеть австралийца, — задумчиво цедит Вьюжный.
-Так... вы вместе? — ошарашено переспрашивает мама.
— А что? Так невозможно представить, что мы можем быть вместе? — уточняю я, нет, я, конечно, не красавица и рядом с Лёней чувствую себя неполноценной, но услышать подтверждение своих представлений от собственной матери? Приятного мало.
— Ты почему не сказала, что приедешь не одна? — тихо шипит мама на ухо, по дороге сдирая бигуди. Ох уж эта женская привычка — хотеть нравиться всем. — Я же совершенно не готова к приему гостей! — Гляжу на нее исподлобья.
— Посмотри на меня и улыбнись! Не все потеряно! — утешаю.
— На тебя?! Да мне на тебя и смотреть не хочется! Воспитала, называется! Так опозорить перед иностранцем! — возмущенно сипит мама. Смотрится жутко, ведь параллельно она лыбится во все тридцать два зуба Лене. — Никогда бы не подумала, что из тебя вырастет алкоголичка! Ты где валялась?! В канаве?
— Какого ты обо мне плохого мнения! — возмущаюсь. — Я, между прочим, принимала душ чистой колодезной водой, проверенной санэпидемстанцией!
— О, боже! — шепчет мама, пропуская Лёню в дом и быстро переодевая тапочки на босоножки. Ничего не скажешь, ватник заиграл, великолепно смотрится с босоножками.
— Мама, у тебя потрясающий вкус! — хвалю. Да уж, у мамы вкус с большой буквы, чего не отнять, того не отнять! Смачный подзатыльник, вот и вся благодарность от мамы.
— Живо в баню! Чтоб немедленно привела себя в порядок, а я пока займусь гостем! -Послушно направляюсь в баню, мама во всю начинает любезничать с Лёней.
— Ой, какой у вас замечательный браслетик! Новое веянье моды? — ага, Лёня прям законодатель мод в вопросе "браслетиков".
Через полчаса я уже сидела на веранде чистая и довольная, в махровом халате, валенках и с грандиозным тюрбаном на голове, пила чай и счастливо жмурилась от того, что тепло и чисто, правда, после баньки меня слегка "развезло", но это мелочи, право слово. Лёня же прибывал в каком-то странном состоянии коматоза, замедленная, вялая реакция и ошарашенность во взоре. Прислушалась.
— И я вот такенную рыбину вытаскиваю. Нет, ну ты можешь себе такое представить? — это папа в очередной раз рассказывает о рыбалке. Этот случай я помню, с каждым очередным рассказом об этой рыбалке рыба увеличивается в размерах на пару-тройку сантиметров, а с учетом того, как часто об этом вспоминает папа, то рыбина выросла уже почти до двух метров и черт знает сколько килограмм. На самом деле, та рыбина премило поместилась в ведерко и места в ведре оставалась достаточно для свободного плаванья. — А как у вас в Австралии? Рыбу-то хоть ловите? — с интересом смотрю на Лёню — он спокоен, только как-то странно смотрит.
— Ловим.
— Вот! — радостно вопит папа. Его счастье понятно — в нашей семье только он один страстный рыбак, поэтому благодарных слушателей ему бывает сложно найти. — И как? На что ловите? — самый животрепещущий вопрос для папы. Уж чем он только рыбу не прикармливал, и какую только наживку не использовал. У нас даже один забавный случай был. Папе кто-то рассказал, что червяков надо откармливать, прежде чем на крючок насаживать, и откармливать не чем-нибудь, а ... заваркой. Да-да, обыкновенной чайной заваркой. Папа взялся за дело со всевозможным усердием и энтузиазмом, достойным лучшего применения. Заварку мы тогда не выливали, просто сливали червякам, а уж этих червяков! Да где их только не было, в том числе и в старом, давно не используемом чайнике, с которым очень любили играть дети, подружки Дюши по даче. Чай они оттуда не пили, но активно играли в "кухню". Детский сервиз у нас, кстати, загляденье — когда-то дед привез для моей мамы из Чехии — красота неописуемая, сделана из пластмассы, но издалека смотрится как настоящий, пока не пощупаешь — не догадаешься. И вот сидят две кумушки: Маша — четыре года и Серафима — шесть лет и активно играют в ресторан. Как я понимаю, подражают мамам, то бишь сидят за чашкой чая и обмениваются информацией — попросту сплетничают, надо сказать, у обеих прекрасно получается пародировать своих мам.
— Ах, Мари, у тебя прекрасное платье!
— Ох, не смущай меня, сама тоже красива. — Это Машка отвечает, ей только четыре и она пока еще плохо с предложениями дружит.
— Еще чаю?
— Да! — В общем, идиллическая картина и тут приходит мама Маши забирать ее на обед.
— Машка, живо домой! Кашу есть.
— Мам, я чай пью! — возмущается ребенок, которому ну очень не хочется есть кашу.
— Как? Я же просила тетю Таню ничем тебя не кормить! А то знаю, накусочниешься и больше ничего есть не будешь!
— Ну, мама! — вопит ребенок. Назревает скандал, ссора между мамой и ребенком. Серафима у нас — ангел, терпеть не может ссор и по возможности старается их избегать или улаживать.
