Это была не моя боль. Это была боль моего акту. Это была боль моего Лёни. Его буквально разрывает на части от принудительного приказа. Приказа, который он может скинуть, разорвать путы, что связывают его с этой жрицей. Навсегда. Но эта жрица не чужой человек, это мать. Есть вероятность того, что он ее убьет, убьет, если откажется подчиняться. Но он не может покинуть меня. Я его шайти. Я та, ради кого живет акту. Я главная часть его мира. Я, по сути, и есть его мир. Я.
— СТОЙ! — почти вой. Я не могу его отпустить. Крылья резко распахиваются, передние лапы упираются в пол так, если бы его тянули за поводок, а он сопротивлялся.
— Что ты делаешь? — я даже не поняла, кому она задает этот вопрос, мне или ему?
— РРР, — тихий, предупреждающий рык. Я чувствую боль, боль потери. Акту разрывает связь. Он ждал лишь моего решения. Я сказала, чтобы он остался. Я приняла его. У акту не может быть двух жриц, только не тогда, когда у него есть шайти. Шайти превыше всех жриц, пусть даже верховных и даже если она твоя мать.
— Ты не можешь этого сделать! Я Верховная жрица и я тебе приказываю! — так больно. Она усиливает свое воздействие.
— Пожалуйста, хватит! — я плачу, мне так больно. Как будто сердце разрывают.
— ИДИ! — не сдается Мильен.
— Пожалуйста! Ему же больно! Хватит, — у меня уже истерика.
— ИДИ! — перед глазами уже звездочки. Но я не могу позволить ей его увести.
— СТОЙ. Он — МОЙ, — а дольше стало еще больнее и меня скрутило на кровати, а затем забило в конвульсиях. А еще через секунду я была на руках у Лёни.
— Тише-тише. Я с тобой, успокойся, — какое, к черту, успокойся? Мне словно душу вывернули на изнанку!
— Что это? — тихий, удивленный голос Мильен. — Такого не бывает. Я же Верховная жрица!
— Я тебе уже говорил. Она — моя жрица, — страшно, его тон, его голос. Это угроза. Это предупреждение.
-Но даже если она твоя жрица, такого быть не может! Я не только Верховная жрица, я человек из твоего РОДА. Я твоя мать! — интересно, она только сейчас об этом вспомнила? И неужели она не слышит предупреждения в этом тоне? Неужели не понимает, что надо уйти?
Потом были разборки. Лёня что-то доказывал и убеждал. Мильен отчаянно спорила, не хотя, не желая принять правду. Естественно все это происходило на повышенных тонах. Я, кажется, стала еще более ненавистна из-за своей уникальности.
Наконец Лёня закрыл дверь за своей потрясенной матушкой и повернулся ко мне.
— Судя по твоему виду, на улице дождь, снег и град! — как ни странно, голос у него стал значительнее мягче, но вот сам вопрос...
— Ик? — истерика до конца не прошла. Я зареванная сижу на кровати, меня все еще трясет, а этот придурок решил поиздеваться?
— Ты же всегда плачешь, когда идет дождь? — выгибает бровь кошак.
— Скотина! — швырялась я долго. Жаль, так ни разу не попала. Лёня ржал. Довольный как никогда. Я тут практически померла от боли и страха, а ему смешно?
— Ты мое чудо, — и когда он оказался так близко? Тихий нежный шепот в ушко. Нежные прикосновения. Мягкое свечение из-под его ладони, от которого становиться легче. Медленно уходит боль. От ласкового поцелуя медленно растворяется страх...
БАБАХ!
Кто-то бил по батареи. Кажется, мои соседи. Почему? Ну, при этом были слышны странные крики:
— УРОДЫ! Три часа ночи. Ща полицию вызову! Совсем охерели! — романтика продолжалась...
Просыпалась я долго. Нежилась в лучах солнца, сладко потягивалась и счастливо жмурилась. Думать не хотелось. Вспоминать тем более.... Нет некоторые моменты прошлой ночи — не забываемы, и не мешало, бы повторить..... Но не все, вычеркнуть бы ту часть, где я от ужаса и боли чуть коньки не отбросила и еще постараться не вспоминать о том, что в итоге натворила. Я прямым текстом сказала Лёниной мамаше, самому Лёне и главное себе, что НЕ ХОЧУ, чтобы он уходил. И что-то мне подсказывает, что взять свои слова назад я не смогу. И что теперь? Здравствуй новый мир? Мне в своем уютнее как-то....
Из кровати я выползала тихо и аккуратно. Встретится с Лёней, лицом к лицу я еще не готова. Лёнчик — дрых, правда, вместо себя мне пришлось подсунуть подушку в его объятия. А то бы точно проснулся. Все же вчерашняя ночь измотала его сильно. Перевоплощение в акту, и принудительное противостояние приказу, разрушение связей, да еще и лечебная магия. Кхм, о дальнейших физических упражнениях, продолжавшихся почти до утра, я промолчу.
Пожалуй, надо привести свои мысли в порядок и решить, как вообще теперь жить дальше. И как я черт подери, все это объясню родителям? А сестре? Это же ходячий детектор лжи!
Но подумать мне не удалось. На кухне меня встретила Милочка. За моим многострадальным столом. Странно, но сегодня она выглядела старше. На меня она смотрела не мигая. Стало жутко. Меня сейчас будут убивать? А еще завещания не написала! Мне правда и завещать особо нечего, ну разве что коллекцию лаков для ногтей....
— А ведь я тебе недооценила, — задумчиво протянула Мильен.
— Ам, да я сама для себя — открытие, — нервно хихикаю я.
— Ты — сильная, — глубокий, пронзительный взгляд.
— Я? — странное заявление. Я тут вчера практически каблуки откинула от страха, и в тот момент меня точно нельзя было назвать сильной.
— Я до сих пор не поняла природы вашей связи, — все так же не мигая глядя на меня произнесла Мильен.
— Ну, так Лёня же что-то говорил о жрицах? — нервно хихикаю. Надо было выходить с Лёней, а то что это я одна отдуваюсь? Вдруг меня тоже сейчас каким-нибудь заклинанием прихлопнут и всё?
— Илёнтерэнерион — ошибается, — аж скрипнула зубами. Не поняла, только она так злиться из-за его ошибки или на то, что я так вольно его имя сокращаю?
— М-мм, может чайку? — нервно предлагаю и начинаю заваривать чай. И за что мне этот допрос с пристрастием с утра?
— Я Верховная жрица, я сразу вижу является ли женщина жрицей или нет.
— Прям так сразу? — у нее что, как у терминатора в голове компьютер? Стрелочками показывает где жрица?
— Если она в связи с акту, то да. Когда у жрицы происходит связь с акту, то он передает ей часть своей энергии, а уж перепутать энергию акту с чем-то другим просто невозможно. Но ты другая. Я тебя не чувствую. Ты — не жрица, — вот так. Приговор приведен в исполнение. Вот только один вопрос, обрадовало это меня или огорчило?
— Бывает, — разливая чай по чашкам, соглашаюсь я.
— Не бывает, — резко мотает головой Мильен, — Только жрица может остановить акту. Но у Верховной жрицы всегда преимущество, особенно если она кровно связана с акту, но не в этот раз..... Кто ты? — мда, что то мне последнее время этот вопрос часто задают.
— Я? Я — Храброва Елена Александровна у меня большая семья и я жрица вашего сына, — я резко оборачиваюсь и ставлю перед ней чашку, — И я очень недовольна вчерашней сценой в спальне.... Вы, что хотели убить своего сына? Или просто помучить? — она явно не ожидала от меня таких слов, да что уж там, я сама от себя таким слов не ожидала. Видать общение с одной очень наглой скотиной — заразно. Наглость передается половым путем?
— Я всего лишь хотела вернуть его домой, — не чуть не удивившись и не испугавшись, тем более, отозвалась красотка, — его нахождение там — необходимо. Он Герц и у него есть свои обязательства. В том случае если он не появиться, то многое может измениться. Я могу лишиться своего статуса. А без своего статуса я не смогу защитить своего сына, — словно по носу ударили.
— Защитить? — Боже, от кого эту скотину нужно защищать? Он кого угодно в могилу сведет. И если уж ему требуются защитники, то я даже не хочу знать его врагов. Чувствуется мне, что кто-то из нас этой встречи не переживет и этот кто-то скорей всего я.
— Да. После одного случая, он на испытательном сроке, на моем попечении, ведь только Верховная жрица может решить, опасен ли акту для общества или нет. И до вчерашнего дня, я еще могла сказать на Совете, что могу остановить его. Но не теперь.... Теперь у меня нет связи с ним.... — вот так, связи теперь нет. Я сама была свидетелем, того как она рвалась.
— И что теперь? — под ложечкой противно засосало.
— А теперь я не знаю, что делать. Ведь без тебя он не уйдет из этого мира. Я не знаю кто ты, но ты привязала моего сына к себе так, что теперь его легче убить, чем разлучить с тобой, — нет это не жизнь, это каторга какая-то, что не день то новое испытание.
Что мы делали потом? О, мы очень мило побеседовали. Вы удивитесь, но наша Мила, действительно мила. По-своему естественно. Понятие матери у нее тоже довольно своеобразно, но не могу сказать, что она не любит Лёню. Любит, но по-своему. Не понимает и не собирается. Старается оградить от ошибок и если он все же влипает в истории (а он в них влипает), то старается помочь по мере сил и возможностей.
Их проблема в том, что они оба слишком высокомерны и горды, чтобы открыться друг-другу. Никто не хочет уступать. Тем более на что-то жаловаться. Нытье — признак слабости, а в семье Шлодт не признают слабости. Что-то мне подсказывает, что я не впишусь. Я то слабая. И речь не в физических нагрузках, хотя я и в них не сильна. Пара-тройка километров легким бегом и я труп. Я чисто в психологическом аспекте жизни. Я -нытик. Я ною по поводу и без повода. Ною, когда смотрю мелодраму, ною когда сломала ноготь, ною когда заболею. Я жалуюсь на работу, на притеснение своей персоны со стороны всех в мире и т.д. т.п. Короче я нытик и слабак. А Лёня Геракл и Супермен в одном лице, ибо никогда не жалуется, всегда все в себе, горд, спокоен, холоден. Даже когда он свалился с тяжелейшей лихорадкой, даже когда переломал себе пару-тройку костей, даже когда его притесняли и издевались — Лёня никогда не ныл. Это мне говорилось с гордостью. Нет я не спорю, что такие наверно и должны быть настоящие мужчины..... Но не всегда же и не в детстве. Так и с ума сойти можно.
— Я есть хочу. И пить хочу. И у меня спина чешется, потому что у тебя ужасный матрас, — проныл заспанный Лёня заходя в кухню....
— О Геракакл...., — мда, а люди-то меняются..., или решил отхватить от жизни все, что в детстве не добрал?
— Что? — недоуменно переспрашивает кошак, все еще пытаясь почесать себе спину.
— Ничего, — мычу я пытаясь вспомнить если у меня что-то в холодильнике чем я смогу накормить эту скотину.
— Почеши, — поворачиваясь ко мне спиной, приказывает кошак. Хватаю со стола вилку и чешу. Кошак подскакивает, успевает повернуться еще в воздухе, и отбирает вилку.
— Ты меня за шашлык принимаешь? — сипит, ну хоть проснулся окончательно.
— Илёнтерэнерион? — и как ей не надоедает выговаривать это имя? И в своем ли она вообще уме была, когда своего ребенка так называла?
— Что? -искоси, смотрит на маму Лёня.
— Твое присутствие действительно необходимо. Ты знаешь, какие проблемы может навлечь на тебя эта неявка на совет. Ты и так долго отсутствовал, — кажется, на наши манипуляции с вилкой не обратили никакого внимания.
— Ты меня кормить будешь или нет? — не обращая никакого внимания на слова матери заявила голодная скотина. Не успела я подивиться этому факту, как вновь встряла Милочка:
— Тебя что еда волнует больше чем решение Совета? — грозно хмурит бровки Мильен.
Понимая, что я в этом разговоре ничем помочь не могу, ретируюсь к холодильнику в поисках еды. Надо действовать пока саму не съели.
— Я жрать хочу. Если ты не помнишь, то по вине одной женщины мне вчера пришлось потратить ОЧЕНЬ много сил, — вилка жалобно хрустит в Лёниной "лапке".
— Ты — Герц, а это требует выполнения обязательств, — кошусь на сломанную вилку. Пожалуй, после такой демонстрации силы, я бы не стала продолжать обсуждения, столь не понравившейся темы Лёне. Мысленно делаю пометку об еще одной порчи имущества, которое имеет место быть в моем доме. Так он скоро у меня все в квартире переломает. А кто ущерб возмещать станет? Спросят то опять с меня!
— Обязательства — подождут, — веско прорычал кошак. В холодильнике нашлась еда. Я люблю свою маму, за то, что она любит готовить.
— До каких пор? Ты нашел ОЧЕНЬ странную жрицу, и я не уверена что такая жрица устроит Совет. Или ты забыл, ЧТО на кону? — я странная? Пусть в зеркало посмотрит! ей уже лет сколько? А выглядит как школьница!
— Я ничего не забыл. Но они должны быть спокойны, моя жрица может остановить меня. В не зависимости от того в каком я прибываю состоянии — гордая лыба расцветает на Ленином лице. Такое ощущение, что это исключительно его заслуга. И мне бы его уверенность!
— И ты собираешься представить ее Совету? — скептически интересуется маман, — представить? Меня? Не хочу. Какой совет? Совет им всем и любовь, но без меня!
— Я пока не собираюсь домой, — наворачивая из миски творог, заедая пирожками и гречневой кашей, заявил Лёня. Чтоб он лопнул! Поспешно нарезаю сыр. Хотя зачем парюсь? Он же монстр и так кусок заглотит и не заметит.
— Тебе надо домой. Срок подошел, — даже как-то грустно глядя на сына, возразила Мила.
— Ты Верховная жрица, придумай что-нибудь, — я останусь без еды! Но это меньшая из моих бед.
— У тебя совесть есть? почему она должна что-то придумывать? — поспешно нарезаю ветчину, что-то мне подсказывает, что сыра будет мало.
— Дай подумать? Может потому что вчера она меня чуть к праотцам не отправила? — мда, и крыть то нечем.
Дальше Лёня кушал. Мила гневно смотрела в окно, у вороны, сидевшей напротив, почти случился инфаркт от этого "нежного" взгляда.
В моей голове было пусто, так же как в моем холодильнике. Наверно надо сходить в магазин за продуктами, если у меня конечно еще деньги остались.....
Я как раз рылась в сумке, в поисках материальных благ, когда в комнату вошел Лёня.
-Лен. Я думаю, ты не совсем понимаешь, что происходит, — с места в карьер, а главное лицо такое серьезное, как будто предложение делать пришел. Чур меня чур.
— Думаешь? — скептически переспрашиваю.
— Да? — неуверенно соглашается Лёня.
— Иногда? — мне безумно хочется над ним поиздеваться.
— Что?
— Если бы думал всегда, то я бы тебя никогда не встретила. Значит, думаешь ты — ИНОГДА.
— Почему ты никогда не можешь просто выслушать? — и главное ведь даже не разозлился. Заболел?
— Это ты меня никогда не слышишь, приходиться изощрятся, для привлечения твоего внимания, — чаще всего он меня не слушает. Пуп земли, хотя я теперь знаю в кого, этот пупок пошел.
— Лен, я никуда не уйду. А если и уйду то только с тобой, — фигасе, это даже хуже чем предложение руки и сердца.
— Всю жизнь на моей шее? Ты что альфонс?
— Лена! — интересно, как он для себя альфонса перевел? Сегодня здесь Дюши нет, некому разъяснить толкование слова.
— А может, ты по быстрому смотаешься, куда там тебе надо, а потом вернешься, когда все дела закончишь? — "можешь и не возвращаться", явственно говорило выражение моего лица.
— Боюсь оставлять тебя здесь одну, — изучив мое лицо, не согласился кошак.
— Я не одна у меня целая семья, и до твоего появления я прекрасно без тебя жила, — я бы даже сказала чудесно жила. А главное нервы были живы.
