Кто Я?(общий файл)

Это же Волшебный Мир, что-нибудь обязательно случится, меня спасет прекрасный принц. Только вот мой прекрасный принц проткнут стрелой. Да и не прекрасный он вовсе. Вредна и зазнайка. Хоть и нельзя так, но мне тоже недолго осталось, так что мне можно.

А еще было ужасно скучно. Думать о смерти и о том, чего так и не успела сделать, конечно, весело, но не сутки же напролет. Чем там занимался Монте-Кристо? Уж он точно был специалистом по коротанию времени в темнице. Так, помышлял о самоубийстве — это не подходит, морил себя голодом — тоже не хочется. Вел бесконечные интеллектуальные беседы с Аббатом Фариа. Тот вроде даже учил его языкам. А что, неплохая идейка. Нужно познакомиться с местными. Вдруг авторитетом стану, выучу гномчачий язык, для повышения собственной образованности. Или не успею?

Я подошла к решетке. Темновато. Факел на стене всего один и то больше коптит, чем светит. В соседних камерах если кто и был, то признаков своего существования не подавал. Тогда я, схватившись за прутья для уверенности, что есть мочи заорала: "Э-э-э-й, лю-ю-ди, есть кто живой?"

"Ой-ой-ой", — повторило эхо. Одновременно с ним где-то справа что-то упало. Громко так, я вам скажу, упало. Загремело чем-то металлическим об пол, затем завозилось и, судя по интонации, принялось громко ругаться. Наверное, на том самом гномчачьем, потому как я не поняла ни слова.

— Ты чего орешь? — Это уже ко мне. И на понятном мне наречии.

Оказывается, в конце коридора вахту нес стражник. Задремал бедняга на посту, а тут я, налаживаю контакт с местными аборигенами. Осерчал, конечно, служивый, обиделся, что я так невежливо прервала его сон, ну и высказал мне это все. Пожалуй, эту часть его речи я приводить здесь не стану.

— Извините, а на каком языке вы только что излагались? — Вежливо так, чтоб не обидеть, поинтересовалась я.

Секунду он молчал, а потом все же начал объяснять, и что это за наречие было, и, некоторые правила использования слов, и методы построения предложений. Вот только делал он это все на нем же, так что я опять ничего не поняла. В общем, первый урок я провалила с треском.

Поток словоизвержений на непонятном мне языке прервал грохот сапог по каменной лестнице. Сюда будто мчалось стадо слонов, и они явно не пытались скрыть свое приближение. Караульный замолчал, и мне почему-то представилось, как он вытянулся по струнке. Наконец, стража ворвалась в коридор и начала выстраиваться в две колонны по разные стороны от моей камеры. По мере того как каждый из них занимал свое место, грохот немного затихал. Но даже когда последний замер по стойке смирно, в коридоре еще какое-то время гуляло эхо, намекая на бесконечность каменного туннеля.

Я подошла поближе к решетке. Такой парад неспроста устроили, видимо, ко мне идут гости. И я не ошиблась. Я увидела, как в коридор входит Правительница Двора Огненной Саламандры. Странно, ее шагов я не услышала. Она словно плыла по воздуху, не производя ни малейшего шороха. В своем божественном убранстве здесь среди грубых каменных стен она выглядела совершенно неуместно. Подол волочился по пыльному полу и грозил бесповоротно испортить восхитительную ткань. Правительница всегда должна быть на высоте, даже спускаясь в пристанище воров и негодяев, она в первую очередь оставалась высокородной. Драгоценные камни полыхали крохотными искорками по всему платью, изредка отбрасывая отблески на суровое лицо. Такая игра света делала образ Правительницы призрачным и еще более загадочным.

Подойдя к решетке, она остановилась и стала пристально рассматривать меня. С ее лица не сходило презрительное выражение. Так обычно девушки смотрят на тараканов или сороконожек. Вроде маленькое безобидное существо, но мороз пробегает по коже от одного их вида. Понимаешь, что не укусят, и бояться тебя больше, чем ты их, но все равно вызывают чувство гадливости.

Я невольно поежилась под этим взглядом, чем вызвала еще большее презрение к своей скромной персоне.

— Не понимаю, — медленно, растягивая слова, проговорила она. — Как мой племянник мог связаться с... — От переполнявших ее эмоций она не могла подобрать слова. — Да еще пасть жертвой твоего коварства. Тебе нет прощения, но все же я должна спросить, кто послал тебя?

— Никто, — прошептала я.

— Говори правду, — выкрикнула она, едва сдерживая ярость. Видимо, она очень любила племянника. Ведь эльфы, тем более из правящих династий, никогда и никому не показывали свои чувства. Даже там, в степи, когда она увидела Кланки в луже крови, лицо ее оставалось абсолютно спокойным. Мне сперва даже показалось, что племянник ей абсолютно безразличен. А оказывается, она просто не показывала виду, все держала в себе.

— Я не убивала его, и поверьте, мне, как и вам очень...

— Как смеешь ты сравнивать себя со мной, — почти прошипела она, но через мгновение взяла себя в руки и холодным безразличным тоном продолжила. — Мои дознаватели кое-что выяснили. Стрела с зеленым оперением принадлежала тебе. Более того, это уникальная стрела. Она была изготовлена жителями лесных хранителей, а они очень неохотно делятся с кем-то своим оружием. Зеленокожий народ свято чтит свои традиции и охраняет их от посторонних глаз.

— Может, ее кто-то украл у меня, — попыталась защититься я.

— Ты допускаешь, что такое могло случиться?

— Я не знаю...

— Последний раз спрашиваю, зачем ты это сделала? Ты же понимаешь, что в моем распоряжении такие пыточные агрегаты, о которых не слышал никто в это мире, и я могу их все по очереди испытать на тебе?

Мне стало так страшно, что я не могла и слова сказать, лишь беспомощно кивнула. И продолжала смотреть на Правительницу огненных эльфов взглядом затравленной овечки.

Она постояла с минуту, пристально на меня глядя и, не дождавшись ответа, так же бесшумно удалилась. А за ней проследовала и слоноподобная стража, гремя всем, чем можно было греметь, и с удвоенной силой топая по каменным ступеням. Странно, мелькнула у меня мысль, ведь они тоже эльфы. Значит, могут так же бесшумно передвигаться по любой местности, зачем же так грохотать? Может, таким образом на меня хотели напустить дополнительного страху? Так этого и без них было предостаточно. Теперь мне следовало бояться не только за свою жизнь, но и за предстоящую мучительно растянутую смерть.

* * *

* * *

* * *

*

Hinter dem Gitter schmeckt auch Honig bitter

За решеткой и мед горек

Народная мудрость

Когда все успокоилось, я снова осталась наедине со своими печальными мыслями. Может, и не стоит заводить мне здесь друзей? Долго эльфы не будут откладывать мою казнь. Я до сих пор-то жива только потому, что они выбирают для меня что-нибудь поизощреннее. Решают, с какой пыточной машины начать, чтоб я подольше протянула. Или бросят меня в самую темную и самую сырую камеру, на съедение гигантским крысам. Они-то уж точно в этом мире водятся. Ни одна темница ни одного мира не обойдется без крыс.

Я передернула плечами, и стала внимательно всматриваться в углы камеры. Но заметить мне ничего не удавалось. Свет факела из коридора едва освещал пятачок у решетки. Что же касается остального пространства, оно тонуло в чернильной тьме. Слух мой тоже не подтверждал присутствия по соседству живых существ. Ни подозрительных шорохов, ни стука маленьких ноготков по каменному полу слышно не было.

— Эй, — внезапно послышался хриплый шепот. Может, это я перенапряглась, вслушиваясь в тишину? Может, у меня начались слуховые галлюцинации?

— Эй, ты там, кхе-кхе-кхе... — Ну вот, опять. Теперь галлюцинация завершилась глухим кашлем. Я приникла к прутьям решетки, пытаясь понять, откуда раздавался голос.

— Я здесь, — тихонько отозвалась я.

— Девушка,— мечтательно протянул голос. — Совсем юная девушка. Я уже и не думал увидеть нечто подобное в своей жизни.

— Боюсь, увидеть как раз и не получится, — разочаровала его я. Может, маньяк какой, в такие моменты я рада, что меня отделяет крепкая стальная решетка.

— А ну, хватит болтать, х-х-х-х-х!!! — Это караульный, снова проявлял недовольство. Злой он какой-то. Хотя, будешь здесь добрым. Работенка — врагу не пожелаешь. Темно, страшно, контингент определенный, опять же, возможно, крысы...

— Вам нужно жаловаться в профсоюз, — посоветовала я охраннику. — Требовать прибавки к зарплате, кабинет с видом на озеро с лебедями и отпуск не менее двадцати восьми рабочих дней, с оплачиваемой путевкой в санаторий.

— Ах, ты, маленькая х-х-х-х!!! — Славно у него выходит это наречие. Еще бы понимать смысл. Или не стоит? — Посмотрим, как у вас получится вести светские беседы в полной темноте.

Он снял со стены коптивший факел и загремел сапогами по лестнице. По коридору еще долго летало эхо его противного каркающего смеха, но он так и не вернулся послушать нашу "светскую беседу".

В кромешной мгле стало совсем неуютно. Помнится, в углу валялась охапка соломы. Я нашла ее на ощупь и уселась. В камере было сухо, но каменный пол, даже с учетом соломы веял холодом. От этого на душе заскреблись кошки, а в носу запершило.

— Апчхи!

Так и заболеть недолго. Чтобы отвлечься я решила возобновить разговор с соседом по камере. Кто знает, может, удастся выведать что-нибудь полезное.

— Эй, — тихонько позвала я, — почтеннейший, вы здесь?

— Куды ж я денусь? — хихикнули из темноты.

— Давно вы здесь? — Первое, что пришло мне в голову.

— Эх-кхех-кхех... А какой сейчас год?

— Не знаю, — растерялась я. Мне как-то не удалось ознакомиться с местным летоисчислением.

— Странно, — вроде только попала сюда, а уже потерялась во времени.

— Ну-у-у... — засмеялась я.

— Эх, — вздохнул голос. — Я попал сюда совсем молодым, еще юношей. Сначала я считал дни, складывал их в недели, месяца, года... Но чем дольше здесь находишься, тем сложнее становится это делать. В один момент я просто перестал видеть в этом смысл. Прошло очень много времени, а никто не собирался меня освобождать, так был ли смысл вести подсчет моего жалкого существования?

Старик умолк. Бедняга, сколько же ему лет? Хотя без света, в полном одиночестве (из других камер ведь никто не отозвался) в таких условиях любой превратится в безвольного старика за пару лет.

— Я не разговаривал ни с кем уже очень давно, — продолжил голос. — Как ты сама могла заметить, стража не самые милые собеседники. Расскажи мне как дела в Мире, что нового. Жизнь ведь продолжается несмотря на то, что я завяз во времени, как муха в паутине.

Что я могла рассказать ему? Я попала в этот мир не так давно. Не было времени разбираться ни в чем. События слишком быстро сменяли друг друга. И абсолютно все, что ни попадалось мне на глаза выглядело удивительным и волшебным. Да и повидала я совсем немного.

— Все по-старому, — нашлась я с ответом. — Текут реки, шумят деревья, носятся по лесу желтоглазики.

— Лес... как бы мне снова хотелось увидеть деревья. Больше всего мне не хватает здесь шелеста листвы на ветру, бликов солнечных зайчиков в ветвях, чистоты и свежести тенистого леса.

— И вы не скучаете по родным? — Удивилась я.

— У меня нет никого, — с грустью ответил он. — Родители покинули меня еще совсем маленьким, я даже не помню их лиц. А свою семью я не завел. Упустил свой Шанс. Я был молод, родители оставили мне неплохое состояние, так что я ни в чем не нуждался и жил в собственное удовольствие.

Однажды я повстречал замечательную девушку. Это был Шанс. Я мог завести семью, детей. Но я решил, что слишком молод, что у меня еще вся жизнь впереди, что еще успею. И упустил свой Шанс. Девушку выдали за другого, а я продолжал вести разгульный образ жизни. Все ждал, что судьба подбросит мне другой Шанс...

— Вы так говорите, будто Шанс — это что-то материальное.

— Нет, девочка моя. Шанс — это не вещь, это дар, ценный и неоценимый. Он посылается нам провиденьем, которое очень капризно и дважды может не обратить на тебя свое внимание. Поэтому нельзя отвергать его предложения. Если в жизни выпадает Шанс, нужно тут же хватать его за хвост!

— Почему вы так говорите? Многие молодые люди в наше время не спешат остепениться, но это не значит, что всю дальнейшую жизнь их будут преследовать неудачи.

Мой собеседник противно закаркал, то ли от смеха, то ли от кашля, то ли и от того и другого вместе.

— Тебе ли, милое дитя рассказывать мне про удачу? Послушай, что я тебе поведаю. Никогда не стоит отказываться от ее подарков. И это не просто бред безумного старика.

Это случилось, когда я уже совсем потерял всякую волю к существованию. Даже не знаю, на каком году моего пребывания здесь это было. Я смотрел в темноту, и мне стало казаться, что это не свет не попадает в камеру, а мои глаза начинают слепнуть. Лишь визиты караульного напоминали мне о том, что время не стоит на месте, но и они становились все реже.

В один день я заметил, что стражник ведет себя не как обычно. Он не сунул мне тарелку с едой в отверстие у пола, а стал отпирать решетку. Мое сознание тогда находилось в состоянии спячки, мне даже не было интересно, зачем он это делает. "Вставай, старая развалина, — гаркнул он на меня. — Ты свободен". До меня упорно не доходил смысл его слов. Свободен? Что значит свободен? Что есть свобода, и какое отношение она может иметь ко мне?

Стражнику надоело ждать, пока я соображу, что к чему, он схватил меня в охапку и поволок к коридору. Там поставил на ноги и, подгоняя пинками, повел к лестнице. Пока я шел темными коридорами, до меня стал потихоньку доходить смысл происходящего. Винтики бюрократической машины стали на свои места и меня выпускают из темницы. Я не знал, как реагировать, радоваться, плакать от счастья, целовать моего вчерашнего надзирателя или пуститься в пляс. Хотелось все и сразу, но вместо этого я ошарашено молчал и плелся в указываемом тычками направлении.

На улице властвовала непогода. Дождь стоял стеной, беснующийся ветер швырял капли холодной воды во все стороны. Он будто пробовал на прочность стены темницы, крохотные окошки верхних ярусов и силы тех несчастных, кому взбрело этой ночью выйти наружу. Воздух был обжигающе ледяным и продувал мою мокрую до последней ниточки одежду, превратившуюся за многие года в лохмотья. За эти пару секунд свободы я промерз до самых костей не хуже чем бродячий пес. Да и тот сейчас наверняка отсыпался в какой-нибудь теплой конуре под чьим-нибудь сараем. Мне некуда было идти, да и если было, дошел бы я? Разбушевавшаяся стихия свалила бы меня с ног, и остаток ночи я провел бы в сточной канаве. А наутро уже мучился от какой-нибудь жуткой болезни.

И я совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Попросил караульного позволить переночевать эту ночь в своей камере. Он согласился и проводил меня вниз. Здесь я отогрелся и заснул самым счастливым сном. Да то была счастливейшая ночь. Я заснул, веря в то, что я свободен и волен делать, что пожелаю и уйти куда захочу.

Какое же разочарование ждало меня утром. Стража сменилась, караульный, с которым у меня был уговор, ушел домой не оставив никаких распоряжений насчет меня. Я кричал, требовал начальника стражи, приказывал вывести меня на поверхность, но все было напрасно. Сначала на меня просто не обращали внимания, потом, когда им все же надоели мои неуемные вопли они проверили документацию. Но никакого приказа о моем освобождении обнаружено не было, а караульный, выводивший меня той ночью, был уволен со службы.