Слуга

Юкииэ, вырвавшись из рук сестры, подбежал к сенсею. Вся правая половина его лица превратилась в страшную корку ожога. Там и тут, на шее, на груди, на скулах, вздувались отвратительные волдыри.

-Ох, горе-то какое! Глаз уже не спасти, это дело верное! — раздалось откуда-то слева.

Сестра тем временем догнала мальчика и поспешила закрыть его глаза длинными рукавами своих одежд.

-Сирояма-сама.... Сиро...яма...сама....— губы спеклись от ожога, и, когда йодзимбо все-таки разлепил их ,потекла кровь. — Сиро.... Сама.... — он слепо тянул руку куда-то вверх.

Лорд Сирояма поднялся на ноги и, поддерживаемый под руки гостями, подошел к своему раненому вассалу. Жалость на его лице мгновенно сменилась брезгливым отвращением.

-о, ками, как это отвратительно! Ужасно, мерзко, уродливо! Унесите его отсюда, скорее, пока мне не сделалось дурно. И окажите помощь, если можно еще что-то сделать. Боги, ужасно, просто ужасно... и запах такой гадкий... — вот и все слова, которые старший сын благородного дома Сирояма сказал спасителю своей жизни. Сопровождаемый причитающей свитой, он удалился в свои покои, оставляя за спиной отчаянные стоны Мунемори, который все звал, слепо шаря рукой в воздухе.

-Сирояма-самааа.... Сиро...яма....

* * *

-Сирояма... Сирояма-сама! Вставайте, я приготовил завтрак. — Юкииэ испуганно распахнул глаза и сел, не понимая, где находится. Постепенно события прошедшей ночи прояснились в памяти. Мунемори сидел к нему в пол оборота и колдовал над очагом.

3.

Юкииэ часто заморгал, просыпаясь окончательно, и огляделся. Дневной свет пробивался в хижину сквозь щели и приоткрытую дверь, и все еще горел очаг. Судя по тому, как снаружи дул ветер, погода и не думала успокаиваться.

-Я ходил к реке, она все еще бушует. Думаю, к ночи станет еще хуже. Если дождь не прекратится, она выйдет из берегов, и псам Куроиму будет еще труднее нас достать. — Мунемори сидел на полу, замотанный в какое-то тряпье и что-то готовил, судя по запаху, жарил рыбу.

-Если река волнуется, как ты поймал рыбу?

-Тут есть заводь, она почти отделена от реки, всякие речные гады любят в нее прятаться. Я нашел ее, когда пошел стирать свою одежду. Ну вот, Сирояма-сама, ваш завтрак готов. — Нимпей протянул юноше некое подобие деревянного подноса с разрезанной напополам рыбиной и поспешил снова отвернуться к очагу.

-Выглядит ужасно. И чем прикажешь ее есть? — молодой человек аккуратно подцепил пальцем рыбий хвост.

-Эмм... уф... проштите, Широяма-шама, нафеное, рукфами.... — мужчина, судя по всему, уже во всю уплетал свою порцию.

-животное ты... — фыркнул Юкииэ, но других вариантов не предвиделось, поэтому пришлось последовать примеру сенсея. Рыба оказалась костлявой, но в целом очень даже неплохой на вкус.

-Завтрак мы съели, одежда высохла. Сколько еще нам придется отсиживаться в этом клоповнике? Куроиму не оставит нас в покое, пока мы не покинем эти земли. Нужно возвращаться к брату, в столицу, хоть он будет нам и не рад.— юный Сирояма поспешно запахнулся в протянутое самураем юката и сел поближе к огню.

-Мы уйдем, как только я сделаю из соломы теплые накидки, дожди будут лить еще несколько дней. Вы совершенно правы, господин, оставаться здесь никак нельзя. — Фехтовальщик тяжело вздохнул и сел к юноше вполоборота, так, чтобы тот видел только здоровую половину его лица. — И я должен с прискорбием сообщить Вам, Сирояма-сама, что мы не можем идти в столицу.

-Знаешь что, Мунемори, сейчас, мягко говоря, не время точить зуб на нии-сама. Обрекать нас обоих на смерть только потому что ты стал ему противен — просто верх глупости.

-Молодой господин. — Нимпей посмотрел на Юкииэ в упор, и тот осекся, глядя на маску ожога. — То, что было между мной и лордом Сирояма, сейчас совершенно не важно. Мы не пойдем в столицу по иной причине. Теперь вы мой хозяин, а долг самурая — защищать своего повелителя. Но, боюсь, в столице даже моих сил не хватит, чтобы спасти Вас от смерти.

-Что ты имеешь в виду? Куроиму нужны только земли, он не зайдет так далеко!

-Он — не зайдет. Но вы, господин, сейчас меньше всего желанны в столице. Ваш брат отослал вас в провинцию, чтобы ничто не мешало его свадьбе. Его супруга уже понесла, монахи храма Кумано молятся о появлении на свет мальчика-наследника. Лорду Сирояма не нужен еще один постоянный претендент на место главы дома под боком. Вас убьют, Сирояма-сама.

-Ты... ты что несешь, ты, предатель?! — юноша вскочил на ноги. — как ты можешь говорить такое?!

-Вы видели, насколько быстро ваш старший брат избавляется от тех, кто ему неугоден. Мы не пойдем в столицу. — Мужчина снова отвернулся к очагу.

Молодой человек осекся. Мунемори знал, о чем говорит. После Дня Рождения нии-сама, когда сестра и Юкки-вакка возвращались к морю, к их кортежу добавилась еще одна повозка. Не оправившегося толком от ран фехтовальщика отослали из столицы как можно быстрее, хотя всем было ясно, какие муки ему доставит долгая дорога.

-Но... куда же тогда?

-На ближайшем к нам острове лежат земли дома Тадавара. Их господин — мой давний друг и боевой товарищ. Мы съели в свое время пуд соли и поклялись в вечной дружбе и верности. В гостях у него мы будем в полной безопасности. Направимся туда.

-И сколько часов займет этот путь? До моря недалеко, это ведь будет быстро, да? — юноша с надеждой посмотрел на самурая. Все, оказывается, вовсе не так страшно. Он, правда, никак не мог взять в толк, откуда у Мунемори столь высокопоставленные друзья, но уж сенсей-то врать не будет.

-Господин мой... вы, что же, не знаете, что ближайшая бухта, откуда ходят корабли на другие острова — больше, чем в дне пути отсюда? Вы же жили здесь столько лет...

Некоторое время они недоуменно смотрели друг на друга.

-И что же нам делать? Как мы доберемся туда? У нас ведь даже лошади нет! — в голосе Юкииэ звучала паника.

-Придется пойти пешком, Сирояма-сама. Говорю вам сразу, путь будет непростой. Остров разделен владениями нескольких семей, и нам придется еще раз пересечь реку, на этот раз другую. У единственной переправы на посту всегда стоит несколько воинов от двух домов. Род Сирояма больше не имеет власти на этих землях, так что, скорее всего, нас встретит только охрана с другого берега реки. Да и Куроиму наверняка пошлет туда своих людей. Придется хитрить. Они ищут двух мужчин: юношу и самурая с изуродованным лицом. Так вот, они их не найдут. — И Мунемори торжествующе улыбнулся. Оскал вышел довольно жуткий.

-Не знаю, как ты, а я колдовать не умею. Как мы пройдем заставу? Испаримся? Перелетим ее по воздуху? — Юкииэ старался прикрыть страх гневом и насмешками.

-Мы замаскируемся так, что никто нас не узнает. Я притворюсь прокаженным. — Нимпей с готовностью принялся объяснять свой план. -Пока Вы спали, я нашел у реки сарай, там старик-паромщик хранил разные вещи. Нашлось много полезного, хотя бы вот это тряпье. Я замотаюсь в него, из дерева вырежу посох, закрою лицо — и готово! А Вы, Сирояма-сама, будете якобы моей женой, которая сопровождает смертельно больного мужа на пути в храм милостивой тысячерукой Канон...

-ЖЕНОЙ?! Ты в своем уме, Нимпей Мунемори?! Я, по-твоему, похож на женщину?! — юноша даже покраснел от злости.

Фехтовальщик в ответ издал какой-то странный звук, и молодой человек понял, что самурай тщетно пытается сдержать смех. Признаться честно, сейчас, с распущенными волосами и в длинном юката, Юкииэ действительно смахивал на капризную девицу.

-Если женщиной переоденусь я, Сирояма-сама, обман раскроют сразу же. Так что придется это сделать вам. Нищих изобразить нетрудно, вот, в сарае я нашел старое кимоно попроще. Подвяжете волосы по-женски, наденете на голову платок — и, думаю, никто не заподозрит в скорбящих нищих супругах младшего отпрыска дома Сирояма и его учителя фехтования. Как только мы преодолеем заставу, то сразу же углубимся в лес. Если погоня и начнется, в чаще можно будет легко скрыться. А от леса до причала — рукой подать. В общем, дня за три управимся. Деньги у нас есть, это единственное, что я успел взять из замка.

-Хватит разглагольствовать! Этот план нам не подходит! Я не буду переодеваться нищенкой! Я не буду три дня идти пешком! Мои ноги превратятся в кровавое месиво! Придумай что-нибудь другое, сейчас же!

Тут Мунемори поднялся во весь рост и навис над Юкииэ. Мужчина просто молча смотрел на него. Он не хмурился, не злился, не угрожал, не выказывал непочтение. Но юноша резко осекся. Его словно холодным душем окатили. Наконец к нему пришло полное понимание ситуации. Смерть подстерегает со всех сторон, и единственный, кто может и хочет спасти его — это человек, потерявший по вине дома Сирояма руку и глаз. Не говоря уже об изуродованном лице.

Нимпей покачал головой, развел руками, сел на пол и снова занялся соломенными накидками.

-Слуга должен защищать хозяина. Трудно, если сам хозяин мешает в этом. — голос фехтовальщика прозвучал смущенно и виновато. Он опять был похож на большого и доброго сторожевого пса.

Юкииэ еще некоторое время в замешательстве стоял посреди хижины, а потом снял с веревки высушенную одежду и принялся молча сооружать из куска холстовины хоть что-то похожее на женский пояс.

-Мунемори! — голос звучал сварливо и раздраженно. — Откуда мне знать, как эти чертовы нищенки носят платки?

Левый уголок губ самурая приподнялся в очень красивой улыбке. Юноша вдруг подумал, что ему и правда совершенно не хочется видеть старшего брата.

* * *

Двум воинам до ужаса надоело стоять на мосту под проливным дождем, в то время как их товарищи сидели в теплой сторожке, пили сакэ и играли в "чет-нечет". Если бы их чертовы соседи, Куроиму и Сирояма, не подрались из-за наделов, можно было бы и вовсе не следить за этим проклятущим мостом. А теперь приходится простаивать тут как положено, мало ли что.

-Хэй, Рюдзи-кун, смотри-ка, кто-то идет! Кажись, двое.

-Двое, говоришь? А ты слышал, что монах давеча рассказывал? Будто бы хозяин имения Сирояма сбежал из лап Куроиму.

-Ха, хочешь сказать, те два нищих — это младший лорд Сирояма с верным йодзимбо? Зенки-то протри, умник! Это бродяги!

-Тьфу ты, черт, и принесли же нечистые духи! Кажись, прокаженного ведут!

Приближающиеся к посту путники вид имели самый жалкий. Молодая девушка буквально повисла на руке своего зловещего сопровождающего, закутанного в положенное больным проказой белесое тряпье (и как не боится заболеть?!), сильно хромала на левую ногу, а на лице читалась такая вселенская тоска, что больно было смотреть.

-Мунемори... идиот...Мунемори... ненавижу.... Мунемори... дурак... — губы девушки постоянно шевелились, как будто она без устали повторяла сутру.

-Да пребудет с вами благословление тысячерукой милостивой Каннон и славных богов войны, храбрые воины! — прогнусавил прокаженный, остановившись у края моста и низко поклонившись стражникам. — горе постигло нас с женой. Видно, в наказание за неправедную жизнь наслали на меня небеса проказу. Только и остается нам, что молить добрую Бодхисаттву о послаблении кары. А идем мы в храм ее, что в землях вашего господина...

-Ясно, ясно. — самураи попятились к перилам. — проходи, болезный, не задерживайся. Мы люди честные, нам гнев богов ни к чему.

-Больной-то больной, а жену себе хорошенькую заграбастал. — хохотнул тот, кого назвали Рюдзи-куном, и по-хозяйски подхватил девушку за талию — грудь вот только маловата. — а зад ничего, мягкий — раздался звучный шлепок. Нищенка взвизгнула, а прокаженный так и продолжал гнуть спину. — Не хочешь с нами остаться, красавица?

-Ты сдурел, что ли? — заорал второй постовой. — а вдруг она тоже больная?

Рюдзи чертыхнулся и с такой силой оттолкнул девушку, что та упала в грязь.

-Ладно, пусть катятся к своей тысячерукой. Вот только хочу сначала посмотреть на его рожу.... Ну-ка, покажись нам, бродяга.

Нищий покорно приподнял край ткани.

-Ооо, гадость какая!!! — воины даже не стали всматриваться в уродливую маску. — пошел вон, пока камнями не закидали.

-Жестока болезнь проказа. — причитал больной. Жена плелась за ним. — вот, и руку мне уже отняли... хоть бы Канон сжалилась, я вечно ей молиться буду!

Две фигуры все дальше удалялись от моста, углубляясь в лес. Девушка ожесточенно колотила мужа по спине маленькими кулачками.

-Тяжело ей, небось. Всю жизнь ей муж испортил. — вздохнул Рюдзи-кун — пойду, руки ополосну от греха подальше.

-Да как же! Знаю я тебя! Горло ты пошел сакэ ополаскивать! — заржал его приятель.

* * *

За всю дорогу до замка у моря маленький Юкки-вакка так и не решился заглянуть в повозку Мунемори. Несколько раз, во время остановок, он подходил к занавесям, но, слыша хриплое, похожее на стон раненого животного "сирояма-сама...", сразу же убегал прочь. Зато сестер изуродованное лицо Нимпея вовсе не пугало, они попеременно ехали с ним, обрабатывали рану, старались хоть как-то облегчить его страдания.

Когда они приехали наконец в имение, учитель фехтования оправился настолько, то пожелал сам выйти из кареты.

-Ну, чего вы боитесь, госпожа, — мягким голосом увещевал он одну из сестер, которая настаивала на том, чтобы принести носилки. — руки у меня на месте, ноги ходят, я совершенно здоров, если не считать этого злосчастного ожога, но он же мне передвигаться не мешает.

Мальчик сидел в карете и сквозь отверстия в решетке наблюдал за тем, как самурай проходит сквозь ворота. Рана уже успела зарубцеваться, и теперь вся правая половина лица была стянута гадкой коростой. Очень хотелось верить, что пройдет время, омертвелая кожа опадет, а под ней будет прежнее красивое лицо. К сожалению, это были только глупые детские фантазии. Во дворе кто-то чистил металлические зеркала. Сенсей взял одно из них и пристально вгляделся в гладкую поверхность. Тяжело вздохнул, не выказав, впрочем, особого горя.

-Уважаемые хозяйки, от всего сердца приношу свои извинения. Я испортил вам всю поездку своим неприглядным видом.

Войдя в замок, все разошлись по своим покоям, и с тех пор Юкииэ видел Мунемори лишь от случая у случаю. До юного господина доходили только слухи и сплетни слуг. О том, что Нимпей и слышать не хотел о том, чтобы за ним ухаживал кто-то из сестер, и с тех пор всегда сам обрабатывал свои раны. О том, что он почти все время проводит в зале для фехтований, а спит в каморке неподалеку. О том, что живет как отшельник, не желая никому досаждать своим уродством, и сопровождает жителей замка лишь на охоте или на опасных дорогах, чтобы в случае чего отвратить опасность. Пищу он тоже принимал в одиночестве, хотя имел полное право обедать за столом с хозяевами. Все-таки не простой слуга, а спаситель Лорда. Но самурай был непреклонен.

Юкки-вакка старался почаще ходить мимо додзе. Почти всегда он мог увидеть сквозь открытую дверь высокую фигуру в неброских темно-синих хакама и косодэ. Фехтовальщик либо тренировался с шинаем, либо драил пол, либо, сидя на полу, читал какой-то свиток. Мужчина, несомненно, всякий раз замечал мальчика, поэтому что бы ни делал, старался никогда не поворачивать к двери правым боком. Занятия маленький Сирояма оставил ,не разговаривали они вовсе. Когда каждый день похож на другой, время течет быстро и очень незаметно.