Вундеркинд

— Так, залезай на закорки, — велел он, когда мы встали на более ровный камень. Я прикинула, сколько еще идти вниз и кивнула.

— Ты не свалишься?

— Если орать в ухо и пинаться не будешь — не упаду, — ответил Леша. Дальше я вспоминала Тарзана. Длинные скачки с камня на камень, балансирование на качающихся валунах, хриплое дыхание — ужос, ужос! Я зажмурилась на второй минуте нашего спуска, стиснула зубы и со всех сил старалась не взвизгивать, когда мне казалось, что мы теряем равновесие.

— Приехали, — все-таки, дыхание сбилось. Я открыла глаза — мы стояли под природным карнизом. Щель между валунами уходила вглубь, образовывая не то пещерку, не то грот. — Слезай.

— Стряхивай, — клацнула я зубами. Леша повел плечами, и я кое-как отлепилась от него. Села на землю, потрогав ее рукой. Сухая, хвоей закрыта. Оперлась спиной на камень, расшнуровала гриндерсы. Леша опустился рядом со мной. Дождь, кажется переходил в грозу.

— Костер, конечно, разводить нельзя, — скорее сказала, чем спросила, я. Леша неопределенно повел плечами.

— Если через два часа дождь не перестанет, разведем и костер. Хвои хватает. Ты замерзла уже?

— Немного. — Я дернула плечами. — Сыро просто.

— Это лес.

— Я заметила, — язвительно ответила я и принялась стягивать рюкзак. — Ну, раз мы тут на час, не меньше, предлагаю перекусить.

— Ты что, шашлыки взяла? — хмыкнул Леша.

— Нет, я взяла шоколад, орехи, немного мяса и овощей. Воду ты брал, кажется.

— Брал, — хмыкнул Леша. Я разделила всю провизию напополам, половину убрала обратно, остальную половину разделила на две неравные части. Большую протянула Леше, меньшую принялась есть сама.

— Жить стало лучше, жить стало веселей, — пробормотала я.

— Лишь бы эта пьянь не полезла нас искать, — неожиданно вздохнул Леша. Я хмыкнула и полезла за сигаретами.

— Не полезут. Там уже бессознательный балласт лежит. Дай бог, чтоб в домике лежал, а не на улице. Слушай, дождь вообще стеной стоит, — пожаловалась я.

— Быстрее кончится.

— Если он кончится, когда стемнеет? — проявила я любопытство, чем, кажется, ввела Лешу в раздражение.

— Значит, ночевать будем тут. Страшно?

— Страшно, — серьезно ответила я и потушила сигарету. Леша, кажется, устыдился. — Ночи холодные, замерзнем.

— Насмерть не замерзнем.

— Воспаление легких штука тоже неприятная. — Я поежилась.

— Иди сюда, заяц, — хмыкнул неожиданно Леша, а я вытаращилась на него. — Сидишь, трясешься. Иди, иди, не бойся, приставать не буду.

— Иду, — я с трудом разогнула окоченевшие коленки и подобралась к Леше. Он широко распахнул края своей ветровки. Я не стала изображать из себя Тургеневскую барышню, и юркнула к теплому телу. Повозилась и уместилась компактным комочком. Леша тоже принялся возиться. Голову повернуть я не могла, поэтому только спросила:

— Ты чего делаешь?

— Рубашку застегиваю, у тебя спина ледяная.

— Ты переоцениваешь мои скромные габариты, — фыркнула я, а Леша дернулся. — Ты чего?

— Не щекочись, — сердито велел он, а меня распластало по могучей груди. Я затихла, пока он заправлял мои волосы мне же за уши. — На голове воронье гнездо, лезет в рот прямо!

— А ты его закрой, — посоветовала я и снова фыркнула. Леша дернулся еще сильнее. — Я не шевелилась! — тут же отбрыкалась я от возможных претензий.

— Ты фыркаешь, а мне щекотно.

— Такой большой, а щекотки боишься, — захихикала я и тут же получила щелбан. — Несчастного ребенка, произвол, руки распускают!

— Ребеночек нашелся, — хмыкнул Леша. Я это проигнорировала, вдыхая запахи, которые меня окружали. Зря, по-моему — мой организм как-то причудливо отзывался на это, что напугало меня хуже раската грома над головой. Сердце начало колотиться как бешеное, дыхание, соответственно участилось, в животе стало как-то гулко, пусто и тревожно. Черт, траванулась, что ли?

— Ты чего так дышишь? — проявил интерес и наблюдательность Леша. Я сделала несколько глубоких вдохов и поделилась подозрениями.

— Да как-то в животе странно. То ли пусто, то ли скользко. И ногам горячо.

— Заболеваешь, что ли?

— Да вряд ли, — усомнилась я. — Симптомы странные.

— А, я ж забыл, ты ж доктор!

— Не смейся, — буркнула я.

— Не буду. Дождь успокаивается.

— А он заново не зарядит?

— Не знаю. У нас три варианта. Первый — сломя голову через весь лес обратно. Второй — тут остаться. Третий — тут примерно в половине от того, что мы прошли — село.

— В село, — тут же решила я. — Если дождь начнется заново, быстрее к селу придем. Лишь бы пустили.

— Пустят. Давай собираться.

Пока собрались — дождь кончился, но с деревьев то и дело щедро ссыпалась вода. Ведрами. Леша меня вел за руку и инструктировал:

— Главное, ногу не подвернуть, Настя.

— Не подверну, — пообещала я. — Я тоже в гриндерсах.

— Умница девочка. Сильно устала?

— Нет, — соврала я. Устала я неимоверно, но хоть живот отпустило.

— С тобой в поход не страшно, — видимо, похвалил меня Леша. Я вытаращилась:

— А мы сейчас не в походе?

— Мы сейчас на увеселительной прогулке. Смотрела когда-нибудь по каналу Дискавери передачу такую....

— Мужчина, женщина, природа? Смотрела пару раз. Мы с тобой не тянем.

— Точно. Почти пришли. — Впереди и правда, что-то чернело, вроде строений, слышно было, как скотина... голосит, дымом потянуло.

Через час я сидела, завернутая в одеяло до носа и пила огненный чай. Сердобольные хозяева охали над моими синими ногами. Баба Клава решительно сказала:

— Девку надо в баню, иначе свалится.

— Может, не надо? — пискнула я. Леша бодро растирался вафельным полотенцем.

— Стакан самогонки и баня, — постановила баба Клава и вышла.

— Леш, я пить не буду, — заволновалась я.

— Будешь, как миленькая. Кто там пневмонии боялся?

— Я и теперь боюсь, но я когда выпью, я...

— Буйная?

— Хуже, — мрачно ответила я. — Озабоченная.

— Не волнуйся, я отобьюсь.

— Это вот самое обидное, — буркнула я. К счастью, Леша не расслышал. Вернулась баба Клава и уволокла меня в баню. Я тут же задохнулась от жара и пара, ослепла и закашлялась.

— Ложись на полок, я сейчас за веником схожу и вернусь.

— Баб Клав, я ж сдохну!

— Не сдохнешь, — донеслось из-за двери. Я кое-как улеглась на нижний полок, отвернулась к стене и приготовилась к худшему. Ожидания оправдались — веником меня налупили нещадно, до звона в ушах и жалобного писка. Зато сверху облили теплой водой. Баба Клава снова вышла, оставив в предбаннике большое чистое полотенце. Я замоталась в него и выползла из бани, пошатываясь. На кухне дед Митяй принял меня к столу и железной рукой налил мне стакан самогона.

— Баба Клава одевается, что ли? А Лешка где? — начала бормотать я. Перед глазами все расплывалось.

— Бабка корову доит, Лешка на дворе обливается, вон, — дед махнул рукой в окно. Я выглянула и тут же потянулась за стаканом. Блин, пришли мы с ним одинаково синюшные, а этот ... нахал стоит посреди двора, в чем мать родила и обливается водой колодезной. От злости я снова посинела и щедро отпила из стакана, тем более, что пить хотелось неимоверно.

— От и молодец, девка, — подбодрил меня дед. — Закусывай, закусывай. — Я чем-то зажевала пожар в пищеводе. — Давай теперь за здоровье!

— Дед Мить, я ж ...

— Пей, сказал! — дед крякнул, стукнул по моему стакану своим и воровато оглянулся на дверь. Лешка, красный и мокрый, замотанный в полотенце зашел и тут же отвел глаза. Я приложилась к стакану и выхлебала оставшееся. Даже смогла не закашляться, просто сразу запила и закусила.

— Смотрю, вы нашли общий язык. — Леша сел за стол, налил себе чаю.

— Ты, Алексей, рисковый парень! — важно поднял палец дед Митяй. Я подперла голову рукой и пьяно смотрела то на одного, то на другого.

— Такой, дядь Мить. — Не стал спорить Леша.

— Тебе прям вот надо было девку по мокрому лесу таскать! Просто нельзя было на сеновал позвать?

— С кузнецом, — икнула я. Леша кинул на меня быстрый взгляд, а я глупо улыбнулась.

— Дядь Митяй, Настю бы уложить, — тихо сказал Лешка. Я насупила брови.

— Я все слышу!

— Это радует. Спать сейчас пойдешь. Дядь Митин самогон быка с ног свалит....

— Дурак что ли, на скотину добро переводить! — тут же оскорбился дед. Я сложила голову на скрещенные реки и уснула.

Сны мне снились совершенно непотребные — видимо, нерастраченное мое пьяное либидо нашло выход и такой сон порнографический выдало — ужас. Снилось, что пришел ночью Лешка, проверить меня, и остался. И вовсе не отбивался, а наоборот — шептал, что я самая красивая, храбрая, желанная на всем свете. И щедро подкреплял свои слова действиями. А я тоже не возражала и взахлеб рассказывала, что он — самый лучший мужчина на земле. И тоже действовала. Вот так вот, девочки, как вредно подавлять женскую природу....

Утро было кошмарным. Во-первых, присутствовало дикое похмелье. Во вторых, ломило все тело. В-третьих, страдала я вчера зазря — простыла, и горло опухшее, и гланды, и сопли. Поставив себе диагноз — фарингит, я нашла свои сухие вещи и переоделась. Время было восемь утра. В деревне встают раньше, так что я всех нашла на кухне. Лешка сочувственно присвистнул, когда меня увидел, а баба Клава только руками всплеснула. Дед Митяй прищурился и многозначительно предложил полечиться. Я шарахнулась от пузыря, как черт от ладана и попросила водички.

— Насть, у тебя телефон с собой есть? А то мой разрядился. — Леша наворачивал оладьи.

— Телефон-то есть, а тут связь есть? — просипела я.

— У нас, как в Греции до кризиса — все есть, — солидно сказал дед Митяй и показал в окошко. Я послушно туда посмотрела и увидела лестницу, прислоненную к сараю. Перевела вопросительный взгляд на Лешу. Дед обстоятельно объяснил:

— Значит, кладешь телефон на крышу — ысымысы принимает. Насест видишь?

— Вижу, — слабым голосом отозвалась я. В кроне дерева и правда, виднелись какие-то доски.

— Вот, туда влезаешь, говорить можно.

— Жесть, — выдохнула я. Леша развел руками. — И кто полезет?

— Ну, этот кабан точно развалит все, — дед махнул рукой на Лешку. — Так что, ты полезешь!

— Кому звонить, чего говорить?

— Игорю, скажешь, что с нами все нормально и мы скоро будем. — Лешка как-то подозрительно отводил глаза.

— Тогда, я полезла, — обреченно вздохнула я.

На насесте было скользко и шатко. Для верности я ухватилась за ветку и принялась дозваниваться. Повезло, Игорь взял трубку с первого раза. Значит, потеряли.

— Мать вашу, Настя!

— Не трогай мою маму, святая женщина!

— Конечно, такую засранку родила!

— Мы в соседнем селе, попали в лесу под дождь, сюда быстрее было. Игорь, я сижу на дереве, как ворона, потому что по-другому не ловит. — Дикий хохот в ответ. — Хорош ржать! Я простыла, у меня похмелье и взбесившееся либидо, и я через час максимум буду в зоне досягаемости!

— Прости, золотко, — всхлипнул Игорь. — Это нервное. Ждем.

Мое прощание потонуло в моем же мате, потому что насест не выдержал, жалко хрустнул и сломался. Я полетела на крышу сарая, которая тоже сломалась. 'Это конец', — подумала я, приземляясь боком во что-то хрусткое и относительно мягкое. Дыхание вышибло из груди, боль — адская залила все багряным цветом, а сверху что-то принялось меня трогать. Я застонала, отмахиваясь и пытаясь встать хотя бы на четвереньки. Двери сарая распахнулись, и в свете дня, я, наконец, рассмотрела, что трогал меня теленок. Языком, по-видимому. Я застонала с удвоенной силой и принялась отползать — телят я недолюбливала за их страсть жевать все подряд. Лешка вынес меня на свет божий. Я злобно косила заплывшим глазом в разные стороны и пыталась рассказать этому миру, что я о нем думаю.

Обошлось без переломов. Морда заплыла, зуб, кажется, шатался. На плече длинная ссадина. Сходила в поход, называется....

Наше появление, на дед Митином тракторе произвело фурор. Когда из трактора выползла я — на поляне воцарилось гробовое молчание. Я нашла не заплывшим глазом Игоря:

— Что бы я еще раз! С вами! Сволочами! Куда-нибудь! Поехала. — Полная чувства собственного достоинства, я поковыляла в домик — там у меня лежала более масштабная аптечка. И зеркальце.

Через час в дверь тихонько поскреблись.

— Занято, — мрачно ответила я.

— Настюююш, — сочувствующе воззвали девчонки. Я вздохнула:

— Заходите....

— Насть, ты как?

— Вот я как выгляжу, так себя и чувствую, — уже менее злобно ответила я.

— Ты чем-то намазалась, да? — шедевральный вопрос. Если у меня вся морда в белом креме, значит, я определенно, чем-то намазалась.

— Синяк-оффом.

— Думаешь, поможет?

— Надеюсь. Ты представь, что мне в понедельник в больнице скажут?

— Да уж, — вздохнула Маринка. — Леша там себя поедом сожрал....

— Да? — немного оживилась я. — А чего говорит?

— Говорит, сводил девушку в поход....

— А...

— Хотел, говорит, поближе познакомиться, а теперь без шансов, — хитро прищурившись дополнила Аленка. — Ты простила бы парня, что ли....

— Да я и не сержусь на него, он-то при чем тут....

— Может, пойдем, а, Насть?

— Еще полчаса, отек спадет, и выйду, — вздохнула я.

Дальнейшие посиделки и прощание прошли скомкано — народ тщетно прятал улыбки, а Леша, кажется, всерьез обвинял себя во всех смертных грехах.

* * *

Отработав год в больнице, я поняла, что схожу с ума. То, что я всю жизнь тщательно дозировала и отбирала информацию, сослужило мне плохую службу. Информация, которая теперь ежедневно обрушивалась на меня, взрывала мне мозг. Сон пропал, аппетит пропал, появился невроз и депрессия. Рассудив, что в нормальной больнице такой специалист даром не нужен, я пошла, сдаваться директору. Мнение директора совпало с моим собственным, что не могло не порадовать, и мы взялись решать эту проблему.

— Полгода протянешь? — деловито спросила Аделаида Григорьевна. Кабинет ее плавал в клубах сизого папиросного дыма.

— Должна, — я плотнее закуталась в старую кофту.

— В отпуске была?

— Побоялась. Отката.

— Тоже да.... Так, Настя Филипповна, собери себя в кучу, я не хочу тебя в дурке навещать!

— Я стараюсь. — Зубы расцепляться не желали категорически.

— Пока сделаем так — я тебя поставлю на ночные дежурства, всем проще будет.

— Спасибо.

— На здоровье. А вообще — ты дура, Настька! Работала бы на КэГэБе, горя бы не знала.

Я только вздохнула — разговор о моей предполагаемой карьере в КГБ повторялся с удручающей регулярностью....

Терапия помогла — ночные дежурства мало кто любит, но для меня они стали спасением. Я немного пришла в себя, и через месяц стала совершенно ночным существом. Еще через месяц пришел ответ из управы — мое желание работать в попе географии начальство встретило с восторгом. Упомянутую попу я не нашла даже на Гугле, что обнадеживало — обещали, что там население не больше трех тысяч человек, и только через годик соберутся проводить Интернет. Самый большой плюс — удаленность от города и малонаселенность. Второй плюс — такой практики мне нигде не набраться, потому как я врач общей практики и буду одна на все село. Третий плюс — в нашей стране, молодому специалисту, который согласен работать в эдаком Медвежьем углу, полагаются приличные подъемные и вполне приличный оклад, что тоже хорошо.