Мальчик-который-покорил-время

Назад.

Я вышел из своего чулана под лестницей. Оружие было уже спрятано в подвале. Дурсли лязгали и чавкали в столовой, Дадли жрал свой чёртов торт. И куда в этого порося только влезает? Эх, не могу я его убить, даже зная, что это обратимо, и он ничего даже не узнает. А вот тётушке я всадил пулю в лоб, как и дядюшке. Они... они заслужили. Не заслужили только того, что сейчас даже не знают, чего они заслужили.

Заснул сном праведника. А на утро продолжил злодеяния во имя добра. Если уж обнёс склад, то не зря, должно быть. Всё, что осталось от кражи, я спрятал в гараже Полкиссов и прочих дружков Дадли, после чего пересёкся с полицейским и, состроив самую невинную моську, сказал, что видел, как мистер Полкисса и его друзья — по совместительству отцы остальных друзей Дадли, что-то таскали из гаража Полкисса. И предъявил ему "оброненный" ими патрон армейского образца. Полицейский, было, связался по рации с кем-то, а я улизнул, пока он меня не заметил.

Я же наблюдал шоу. Дети, которые третируют всех, настоящие отбросы, которые любят пинать котят, устраивать прочие дебоши, отбирать у других деньги в школе... как-то раз мне сказали, что чтобы ваш сын не был похож на Барта Симпсона, вы сами не должны быть Гомером Симпсоном. Логично, все эти "отцы" — домашние тираны, деспоты, настоящая язва. И дети все в них — такие же. Поэтому шоу я смотрел не без удовольствия. Уже вечером поступил сигнал от полицейского, и поднялась тревога по поводу хищения оружия со склада. Дом Полкиссов был на нашей улице — сюда съехалась почти вся полиция Сюррея! Мне так показалось. И даже спецназ, и вертолёты были. Я вылез из дома, что бы посмотреть шоу. Меня не пустили ближе, но я видел, как спецназ ворвался в дом Полкиссов и вывел всю их семейку, где-то там штурмовали других "террористов". В Англии царила напряжённость из-за деятельности ирландских террористов, поэтому... обнаружив одного ирландца среди этой компашки, полицаи подняли спецназ. Оружие нашли, и как полагается, сняли отпечатки. Гранаты, несколько мин, патроны, пистолеты, винтовку... И уже вечером я был наказан "просто так". Дадли был в страхе — отцов всех его друзей забрали неизвестно куда. Особенно досталось Полкиссу — отцу Пирса, с которым Дад был очень дружен.

И... я смог гулять по улице, не боясь Дурсля и его банды. Почти всех повязали и отпустили, правда, отцы семейств сели, так как пальчики их на стволах были и сами стволы — вот они. Хищение пришили только Полкиссу, а остальным — ОПГ, хранение оружия, соучастие в хищении. Лет на пять я теперь могу не бояться эту гоп-компанию. Что ж, отцы, воспитывающие детей жестокими ублюдками достойны сами получить урок миролюбия в тюрьме.

* * *

*

На следующий день письмо пришло опять. Опять и опять. Я вышел, зевая, Вернон кричал с Петунией по поводу школы.

— Добрутро, — прошёл мимо них, — что кричим?

— А ты чего припёрся? — заорал Вернон.

— Бекончик пожарить, — я посмотрел на письмо в руках у Петунии. — Что, из Хогвартса?

Надо было видеть рожи этих Дурслей! Тётя начала хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба — и так за селёдку сойдёт, теперь сходство полное. Вернон налился багровым цветом ещё больше, заорав:

— Ничего не хочу знать про этих уродов!

— Откуда ты знаешь? — взвизгнула тётушка.

— Откуда-откуда... — я повернулся к плитке. — И чего вам не нравится? Я же уеду от вас, или вы так ко мне привязались, что не хотите отпускать?

Я ушёл, ухохатываясь про себя новой истерике, которую устроил Вернон и Петуния. Дадли был превентивно выпровожен прочь с кухни.

Бекон я так и оставил гореть на плитке. Назло, потешить своё самолюбие.

* * *

Очень интересная штука — теория относительности. Особенно, при внимательном и вдумчивом изучении и её, и тервера вместе с теорией игр. Это заставляет меня задуматься каждый раз — какова реальная власть случая? Нет, только окончательно ушедшие от нас в мир своих технофантазий технофашисты будут думать о том, что у случайности есть власть. Вернее, какова вероятность того, что случайность вмешается в стройный, логичный план? И как план оградить от случайности, как защитить рассчитанную интригу от непредсказуемых, человеческих факторов? Вероятность прямо пропорциональна расчёту на действия свободной личности и прямо пропорциональна количеству узловых моментов плана — чем больше положено на человека, чем больше в плане возможностей случайности, тем выше шанс на его обрушение.

И именно этим я хотел заняться — рушить планы. После первого письма приходили ещё и ещё, выводя дядю из себя. Единственное, что я мог сделать — это забаррикадироваться в своём чулане. И вот, в мой день рождения, раздался громкий стук в дверь. Такой, что дверь чуть не слетела с петель. Дядя схватился за ружьё и вышел встречать гостя, даже я выглянул из кухни. Дадли стоял за спиной отца. Я сжимал в кармане компактный Глок. На всякий случай.

Дверь открылась и в дверном проёме показалась огромная фигура. Человечище! Ростом под два метра, в плотном мокром плаще, с бородищей до пуза и зычным басом:

— Гарри Поттер здесь проживает? — он зашёл внутрь без спроса.

Начался конфликт дяди и мужика. Закончился он погнутым ружьём и сюсюканьем:

— Как ты вырос, Гарри, я помню тебя ещё вот такусеньким, — мужчина наклонился к Дадли. За его внешней грозностью скрывалась добродушность и незамысловатость. Или он идеальный актёр, или внешность обманчива. Скорее второе. Дадли убежал от него, взвизгнув, и мужик удивлённо уставился на лестницу. Я вышел из кухни:

— Это я — Гарри Поттер. А...

— Ты? Да, конечно же, — он протопал ко мне, — весь в отца! А глаза у тебя мамины...

Я это уже знал от тёти, поэтому спросил:

— Я в курсе. Кто вы такой, позвольте спросить?

— Я? Хагрид. Хранитель ключей Хогвартса! И лесник, к тому же... — он начал рыться по своему плащу. — Кстат, с днём рождения, Гарри. Я тут испёк торт... кажется, я сел на него по дороге... — лесник достал из кармана пачку каких-то галет, пару ключей, живого ежа... ёжик, пискнув, вцепился в печеньку и Хагрид положил его обратно в огромный карман. Я же смотрел на это представление и, кажется, у меня дёргался глаз...

— Так вот ты какой, Радагаст Бурый! — вырвалось у меня.

— Как ты меня назвал?

— Радагаст бурый. Это из Толкиена. Сильный волшебник, жил в хижине, в лесу, любил всякую живность до жути. У него, кажется, тоже в кармане ёжик жил...

Хагрида это почему-то смутило, и он улыбнулся слегка:

— Ну, я... это не то что бы сильный волшебник...

Я только махнул рукой:

— Всё равно, Радагаст, ты природу любишь. Кстати, что там о Хогвартсе было?

— А, да, я же тебе письмо принёс... — Хагрид достал из кармана, на этот раз сразу, письмо и протянул его мне. Пробежав глазами, я не заметил никаких отличий и поднял на него взгляд:

— Но это же письмо пришло мне неделю назад. И каждый день приходили письма! — возмутился я. — Я не настолько туп, чтобы не мог прочитать его с первого раза. Кстати, обо всём остальном, что надо, тут нет ни слова!

— Ну, так о чём ты знать то хочешь? — Хагрид приземлился на диван, отчего тот подозрительно скрипнул и оглядел гостиную Дурслей. Я, держа в руках письмо, начал говорить:

— Во-первых, хорошая школа должна предоставить минимум информации о себе. А тут только перечисление титулов Дамблдора и всё. Этого мало! Какая будет учебная программа? Какие есть факультеты? Я бы хотел на факультет боевой магии. Где купить всё это добро, и почему нет инструкции — как добраться до Хогвартса? Хотя бы адреса. Никакой полезной информации, кроме голого списка принадлежностей и пары дурацких запретов тут нет! И почему мне доставляет почту лесник, а не курьер? Я всё понимаю, но, похоже, у вас, Радагаст, плохо, получается, маскироваться среди маглов. Да и не нравятся вам города, насколько я знаю.

— Я Хагрид. Кхм. Ладно, зови, как хочешь. Дамблдор мне доверяет, поэтому и попросил тебя забрать, да. А остальное... факультетов у нас немного — четыре и боевой магии уже лет сто не учат.

— А чему учат?

— Ну... всему понемножку.

— Чем же тогда факультеты различаются? — я поднял бровь.

— Ну, эта... — косноязычный лесник замялся, — названием, формой и разные люди там учатся, да. В Слизерин одни тёмные маги идут, плохие люди, в Хафлпафе дружные все, это... говорят, там одни тупицы, но эт тольк суеверие, — он замялся, — в Равенкло умники одни, скучно там у них. Ну и Гриффиндор, конечно! Там твои мама и папа учились и даже сам Дамблдор! В Гриффиндоре честные и храбрые учатся...

Понятно. Подбор по личным качествам. И как это они учудили? Ведь нет у меня никакого желания заниматься детскими играми в свой-чужой. Никакого. Значит надо начать зондировать на предмет другой школы.

— Скажи, а другие школы есть?

— Ну, — Радагаст нахмурился, — есть на материке ещё Дурмштранг и Шармбатон...

Проговорился. Молодец. Остальное я и сам узнаю.

Радагаст ещё немного пораспылялся на тему того, какой Дамблдор великий и какой прекрасный факультет гриффиндор. Искренне так, не со зла, вёл агитацию. И действительно, если искать параллели... то гриффиндор везде. Дамблдор гриффиндорец — пол письма занято его титулами и восхвалениями, Радагаст вот тут чего-то распинается... терзают меня смутные сомнения!

Пока он распинался, я заварил чаю с печеньем, налил ему в большую пивную кружку. Радагаст ещё плеснул туда чего-то из фляжки и, выпив, свалился прямо на диване. Я же ушёл к себе.

========== 2. Там, где восходит солнце ==========

* * *

Стоп! — мы стояли в баре. Со всех концов потянулись люди. Опять.

Назад.

— Радагаст, говорю тебе, не упоминай при них мою фамилию и имя! — взмолился я в который раз. — Просто не хочу я, чтобы меня узнавали лишний раз. Будет им сюрприз потом!

— Но как ж, — он чуть не заплакал, — тебе ж скрывацц-т зачем?

— Так надо. Просто не упоминай, а там видно будет.

— Ладн, есл так хош... — он потащил меня в дырявый котёл. Местечко преотвратительнейшее! Три раза они на меня набрасывались — Радагаст палит всю контору своими неуклюжими словами.

На этот раз он промолчал и только махнул рукой бармену. Мы вышли к тупичку. Мусорка и кирпичная стена...

А за ней, путём нехитрых манипуляций, была открыта целая косая аллея, рекламированная ранее Хагридом. И вот тут уже пришлось мне удивиться — в безвременье она вся светилась! Вся, все люди, предметы, даже воздух. Фантастика.

Мы двинулись прогулочным шагом. Радагаст объяснял мне про банк:

— Тут гоблины всем заправляют. Гоблины — не самые дружелюбные существа, Гарри... — мы прошли в белое здание. Я только оглядывал это всё мутным взором — впечатлений хватит на четверых! Внутри был банк века эдак семнадцатого — гранитный пол, весы, маленькие уродливые человечки считали напоказ золотые монетки и взвешивали камешки...

Ну и мир — Радагаст большой, а гоблины маленькие. Тут всё наоборот, профессор!

Мы подошли к стойке в конце зала. Там сидел один из гоблинов, что не был занят бутафорской работой.

— Юный Гарри Поттер желает взять деньги, — пробасил Хагрид.

Гоблин, с кряхтением, перегнулся через стол и уставился на меня:

— А у мистера Поттера есть его ключ?

— Нет, конечно же, — тут же ответил я, — я даже не знал, что у меня есть счёт в Гринготтсе. Вы бы хоть извещения присылали, или выписки, — тут же затароторил я, опережая Хагрида, который был вынужден замолчать.

— Извещения? За кого вы нас принимаете, вам были отправлены все выписки ежеквартально!

— Не получал ни одной, — я гордо поднял голову, зная, что правда на моей стороне, — и у кого мой ключ — понятия не имею.

— У меня, Гарри, — попытался сгладить ситуацию Радагаст, но было уже поздно. Гоблин встал и убежал куда-то. Радагаст только проводил его взглядом: — Что ты сделал, Гарри?

— Сказал правду.

— Э... — Бурый попался в сети собственных поучений. Признать, что я неправильно сделал, он не может, запретить мне говорить тоже, так что...

Мы стояли как два дурака, не зная, чего ожидать. Я осматривал остальных гоблинов. Они отвлеклись на представление, но как только ловили мой взгляд — с утроенной энергией изображали работу.

Прибежал гоблин в компании с ещё двумя гоблинами.

— Мистер Поттер, не будете ли вы любезны, пройти с нами? — вежливо сказал один из них.

— Куда? — спросил своим зычным басом мой спутник.

Гоблин бросил взгляд на Радагаста:

— В службу безопасности банка Гринготтс, — и уже обернувшись ко мне: — У вас есть нарекания к работе системы безопасности?

О, да, у меня были нарекания. Да ещё какие — ни одно письмо от них не пришло! Поэтому я высвободил свою руку из клешни Радагаста и пошёл за гоблинами. Как только двери зала за нами закрылись, тут же начал жаловаться:

— Ни одно письмо до меня не доходило. Я даже не знал, что у меня есть сейф в банке. У кого оказались мои письма? Кто перехватил личную и секретную, между прочим, корреспонденцию?

— Выясним, — гоблины переглянулись.

По всей видимости, работа им была не в радость, но они были обязаны рассмотреть жалобу. Ну что же, есть их у меня! Мы зашли в какой-то кабинет, где мне дали бумагу, перо, надиктовали заявление на имя директора банка. Я со всем тщанием вывел буквы и поставил жирную точку. Протянул заяву безопаснику, но тот её положил в какой-то шкаф, подождал секунду и достал четыре аналогичных заявления. Попросил подписать все. Я подписал, после чего они, потеряв всякий интерес, спросили дежурной фразой:

— Как давно вы не получали письма из банка?

— Никогда не получал. Ни единого раза, сколько себя помню.

— На вашем доме установлена защита?

— Понятия не имею.

— Хорошо, банк компенсирует вам издержки, если таковые имелись и предоставит более эффективный канал связи, если вам это интересно.

— Какой?

— Например, связанные бухгалтерские книги или передача писем из рук в руки. Как будет вам угодно.

На этом визит в СБ закончился. Собственно, чего я ожидал? Что гоблины будут бегать, просто таки мечтая решить мою проблему? Как бы не так, работают они, а не изображают бурную деятельность. Ну и не буду им мешать, тем более что Радагаст ждал меня в зале.

* * *

СТОП!!!

Ну и чванливый жлоб этот Малфой!

Началось всё с того, что после поездок по гоблинским горкам Радагаст позеленел и захотел пойти в бар. Я искренне сомневался, что алкоголь сделает ему хорошо. Но так и быть, не буду же я мешать ему, отцепляться от меня? Радагаст, приговаривая о том, какой Дамблдор великий и мудрый, расталкивая толпу, как ледокол, попёрся в бар. Я только пожал плечами и вошёл в магазин с дуратским названием "Ателье мадам Малкин: мантии на все случаи жизни".

На табуреточке стояла "блондинко", как я тут же его окрестил — худой мальчик с зализанными по моде ушедшего века волосами и неприязненно осматривающий работниц. Работницы, к слову, были очень даже ничего, явно либо студентки, либо недавние выпускницы. Ко мне подбежала полноватая женщина, тут же, не дав мне слово сказать: