Снежный след

Я отрицательно покачала головой. Находиться рядом с отцом сейчас хотелось меньше всего, но еще противнее войти в купе и оставить навсегда семнадцать лет, проведенных в родном городе, перечеркнуть связи, любовь.

И, конечно, я думала о Мише. Он мне все время попадался на глаза — я видела его лицо в каждом прохожем. Вздрагивала, покрывалась мурашками, всматривалась — и облом. И еще. И еще. Проще было просто закрыть глаза и представить, что Миша рядом.

В поезд зашла почти последней, скупо попрощалась с отцом и, подгоняемая проводницей, шмыгнула искать купе. Двери закрылись. Поезд дернулся и медленно двинулся вперед. Колеса стучали все быстрее и быстрее. Их, ритм становился постепенно равномерным и однообразным.

Отец оставался на перроне до тех пор, пока последний вагон не скрылся из виду, за это время он успел докурить очередную за это утро сигарету. Поезд уехал, его пути занял другой. Люди, нагруженные сумками, покидали вагоны, ища в толпе родных и знакомых. Становилось тесно. Отец выдохнул дым через нос, и тот окутал его облаком, прежде чем развеяться по ветру. Он затушил окурок и покинул перрон, оставляя после себя запах дыма вперемешку с ароматом дорогой туалетной воды.

В купе сидел всего один пассажир — юноша примерно двадцати пяти лет, с ярко рыжей шевелюрой. Он засиял, как солнце, увидев меня, и громко поприветствовал. Но я не пошла на контакт. Молча убрала сумки и достала купленную на вокзале книгу.

Чтение не помогало отвлечься от тяжелых раздумий. Взгляд бегал по строчкам, пытаясь зацепиться за смысл написанного, но слова прыгали перед глазами, не желая складываться в старательно написанную историю. Мысли возвращались к нерадостным перспективам на ближайший год.

Моя судьба была предрешена еще весной, когда отцу предложили хорошую работу в Лондоне. Он просто поставил меня перед фактом, что поступать в институт этим летом я не буду, и из-за переезда в другую страну мне придется провести несколько нудных месяцев в снежном плену Шерегеша. Слезы, угрозы, бойкоты и голодовка не изменили решения родителя.

Одноклассники откровенно завидовали: пока они будут кроптать над курсовыми во время учебного периода, я буду отдыхать на горнолыжном курорте, а на следующий год папочка устроит любимое чадо в престижный иностранный ВУЗ. Мечта, а не жизнь. Только я как раз видела все в другом ракурсе. Чувствовала себя вещью, которую отложили в сторонку, как загранпаспорт, который убирают подальше в укромное место до следующей поездки, чтобы не мешал или, не дай бог, потерялся. Знают, где он хранится, но до поры, до времени не вспоминают о нем. Так и я ощущала себя далеко заброшенной. Больно, когда родной человек не считается с тобой. Обидно, что не старается понять.

Шерегеш — поселок России, но он словно находился в другой галактике, где интернет ловил сеть с такой же частотой, как в Африке выпадал снег. Ни связи, ни друзей, ни любимого. Пустота. Отчаяние.

Я понимала, что когда-нибудь нам с одноклассниками придется разбежаться в разные стороны, появятся новые знакомые, закрутятся романы в институте, затем работа, семья, кто-то со временем переедет в другой район — дороги разойдутся. Той дружбы уже не останется. Но, живя в одном городе, собраться и встретиться легче, чем на расстоянии в тысячи километров.

А в Шерегеше — никого из знакомых, кроме стариков. Да и заводить новые привязанности на год совсем не хотелось. Зачем? Чтобы потом опять мучиться болью расставания?

Бабушку с дедушкой я не видела очень давно, но созванивались мы по каждому празднику, поэтому их образы у меня в памяти очень светлые и добрые. Отец рассказывал, что в детстве я часто гостила в Шерегеше.

Бабушка тогда работала в местной школе учительницей английского языка, возвращалась после занятий, к обеду. Первую половину дня за мной приглядывал дедушка — местный лейтенант полиции. По случаю приезда единственной внучки, он всегда брал отпуск. Вместе мы лепили снеговиков, играли в снежки, катались на фуникулере и, втайне от бабушки, ели в кафе мороженое. Ничего этого я не помнила, картинка складывалась из рассказов отца. В воспоминаниях осталась лишь одна поездка, последняя. Мне было тогда шесть лет. В голове медленно просыпались фрагменты из детства.

Уютный домик. Веселые языки пламени в камине. Ощущение уюта и абсолютного счастья. День выдался приятным, ясным и солнечным. Я собиралась гулять.

Дедушка привел покататься на ледяную горку, высокую, как тогда показалось, и шумную. Ребятня с визгом сигала вниз, а я боялась: больно крутой спуск. Стояла и жалась к деду, а он рассказывал мне, как весело кататься с горы.

— Дядя Леша, здрасте! — к нам подбежала девочка в ярко красном, дутом комбинезоне, моя ровесница.

— Привет, Катюша! Опять одна на горку ушла? Мать узнает, заругает.

По роду службы дедушка знал почти всех местных.

— Не узнает, — отмахнулась Катюша, а потом подозрительно посмотрела на деда и уточнила:

— Вы ведь не заложите?

— Если обещаешь вечером хорошо поужинать, не заложу, а то мать постоянно жалуется, что тебя никакими уговорами не накормить.

Катюша недовольно засопела, но на сделку согласилась:

— Ладно, съем манку, но комочки оставлю! — она хитро сощурила один глаз и погрозила указательным пальчиком, в варежках этот жест выглядел забавным.

— Договорились, — засмеялся дедушка. — Комочки я и сам терпеть не могу.

— А кто это с вами, дядя Леша? — девочка указала на меня, прячущуюся за дедушкиной ногой.

— Внучка из Москвы приехала ненадолго погостить. Познакомься, Катюша, с Полиной. Вы одного возраста, думаю, найдете общий язык, — он вытолкал меня вперед.

Мы быстро подружились и каждый день встречались на горке. Теперь скатываться по ледяной дорожке было не страшно, я ведь была не одна. Я заразилась общим весельем, Катюша научила меня съезжать ракетой, звездочкой и на животе. А вот стоя на ногах так и не получилось, оттолкнувшись, я теряла равновесие и падала на попу. Вечером бабушка осматривала мои ноги, охала и мазала кремом новый синяк.

В очередной день дедушка повел меня на горку. Ярко светило солнце, воздух наполнился искристым светом, снег сверкал особенно чистой белизной. Время с подругой летело весело и беззаботно.

К дедушке подбежал коллега в форме, после короткого разговора, взрослые подозвали нас.

— Так, мне нужно отойти срочно по работе. Полина, возьми ключи, и идите с Катюшей к нам домой. Скоро вернется бабушка, покормит вас и снова приведет сюда кататься.

Я тогда немного растерялась, получив теплую металлическую связку ключей. Ведь я еще ни разу в жизни не оставалась без взрослых.

— Не переживай, дядя Леша! — успокоила Катюша. — Не заблудимся.

Она схватила меня за руку и потащила в сторону дома. Дедушка тревожно посмотрел нам вслед, и, тяжело вздохнув, отправился на службу.

— Слушай, а у тебя бабушка, когда возвращается? — поинтересовалась Катюша.

— Обычно часа в два.

— Мне кажется, у нас есть еще время сгонять до одного интересного местечка, — загадочно произнесла Катюша.

После бесконечного числа подъемов на ледяную горку, тащиться больше никуда не хотелось, лучше устроить дома бой на подушках, из вежливости я поинтересовалась:

— Какого места?

— Волшебного, — продолжала интриговать подруга.

— Что в нем особенного? — недоверчиво спросила я, но интерес вспыхнул, как бенгальский огонек.

— Там можно увидеть магию Снежных.

— Никогда о таком не слышала.

— Эх, ты, москвичка! — с упреком произнесла Катюша. — Это существа, которые живут высоко в горах и питаются душами людей. Они управляют снегом и ветром, а в том месте можно увидеть танец снежинок. Безумно красиво. Айда, посмотрим?

— Может не стоит? — с сомнением сказала я, уж больно мне не понравился рацион питания Снежных.

— Струсила! — хмыкнула Катюша и тяжело вздохнула, мол, знала ведь, с кем связывалась.

— Ничего не струсила, — стало обидно, что подруга так обо мне подумала. — Просто от бабушки влетит.

Катюша засмеялась, на миг загасив панику, разгоревшуюся у меня в груди.

— Не влетит. Мы вернемся раньше нее, — уверенно произнесла Катюша. — Тут совсем недалеко.

И я сдалась.

Совсем недалеко оказалось довольно неблизким местом. Да еще и взбираться пришлось по крутому склону. Я едва поспевала за подругой, несколько раз кричала, чтобы та остановилась, но Катюша будто не слышала из-за шума ветра, продолжала идти не сбавляя темпа.

— Уже не далеко, — крикнула она.

Я только фыркнула. Это она говорила уже пятый раз.

Наконец, мы добрались до нависающего уступа скалы и спрятались за снежным комом. Казалось, мы забрались в раскрытую пасть гиганта, который высунул далеко вперед длинный язык и ловил на него снежинки.

Катюша показала жестами, что надо вести себя тихо. Я выглядела такой же перепуганной, какой и чувствовала себя, подруга заметила это, потому улыбнулась и прошептала одними губами, что все будет хорошо. Мы принялись вглядываться в пустоту, ожидая чуда. Я хоть и была тепло одета, но, сидя без движения, ужасно продрогла. Ноги и руки закоченели, холод пробирался под теплый комбинезон. Неприятно и грозило насморком. Я поежилась и подумала о том, что надо встать и пройтись, чтобы немного согреться, уже собралась подняться, как вдруг подруга схватила меня за руку.

— Вот-вот, сейчас! — прошептала она и показала вперед, в сторону обрыва. — Смотри.

На месте, куда указывала Катюша стали собираться пригоняемые ветром снежинки, их закручивало в воронку и поднимало вверх. Белый вихрь, словно привязанный, танцевал на месте замысловатыми движениями. Снежинки искрились на солнце, а затем рассыпались золотым фонтаном. Снова налетел ветер и закружил их в спираль.

— Красиво? — с гордостью спросила Катюша.

— Ага, — я не могла оторвать взгляда от невообразимого снежного танца, такого волшебного и чарующего.

— Пошли, посмотрим поближе.

Она не стала дожидаться моего согласия и уверенно отправилась к краю уступа. Пришлось шагнуть следом. Мне было страшно, но еще больше интересно. Так хотелось прикоснуться к чуду.

Катюша стянула мокрую вязаную варежку и сунула ее в карман, растопырив пальцы, протянула руку вперед. В этот момент вихрь взметнулся вверх и отпустил снежинки, которые драгоценной россыпью плавно спускались в подставленную ладонь. Катюша осмелела и, разведя в сторону руки, шагнула вперед под искрящийся снегопад и закружилась на месте.

Меня охватила тревога, слишком близко к краю находилась подруга. От солнца снежный покров уступа подтаял, образовав корку льда, присыпанную пухляком. Я не успела предупредить Катюшу. Налетел порыв ветра и девочка, поскользнувшись, потеряла равновесие. В последний момент ей удалось впиться голыми пальцами в снег и не улететь вниз.

Я упала на живот и поползла к обрыву, вцепилась в рукав комбинезона Катюши, но вытянуть подругу не хватало сил. Только теперь, смотря вниз, я заметила, как высоко мы забрались. С южной стороны, откуда мы пришли, гора была не столь крутой, а поверх лежал мягкий снег. Западная, отвесная сторона освещалась солнцем, превращавшим любые снежные выступы в ледяные камни. Свалиться отсюда — не с горки скатиться.

— Помогите! На помощь! — закричала я, осознав, что самостоятельно подругу не вытащить.

Звонкий детский голосок эхом прокатился по горе.

— Перестань! — пискнула Катюша, но было поздно.

Сверху загудело, зарокотало. На голову посыпался снег, а затем нас с Катюшей смело белой волной.

Мы катились вниз. Не остановиться, ничего не изменить, в лицо больно впивались льдинки. Чуть правее от себя я видела мелькавшее красное пятно Катюшиной куртки, которое крутило в потоке, как в центрифуге. А затем увидела рядом с подругой кошачью морду. Большую, белую с ледяными усами. Туловище существа сливалось со снежным потоком, который гнал нас вниз, иногда в нем я угадывала мелькавшие огромные, сильные передние лапы. Оно чувствовало себя в снежном потоке, как дельфин в воде. Существо нависло над Катюшей, затем втянуло носом воздух, прикрыв глаза, облизнулось, на морде появилось подобие блаженной улыбки.

На меня посмотрели удивительные глаза, очень светлые, пронзительные, сияющие, как подсвеченный изнутри лед, их взгляд замораживал и оглушал. Мне вдруг стало все равно, что снег забился под штанины комбинезона, а руки и ноги мерзнут, тело болит от синяков и ссадин, что я лечу в пропасть...

Очнулась в больнице. Рядом сидела заплаканная бабушка. Глаза опухшие, ногти обкусаны, вид уставший и обеспокоенный. Взад-вперед по палате ходил отец, то потирая виски, то поджимая губы, лицо отчаянное, бледнее обычного. В углу на казенных стульях сидел дедушка, измученный беспокойством. Рядом незнакомая женщина в белом халате, наверное, медсестра. Хотя ей бы в фотомодели, уж больно выделялась ее красота, особенно на фоне больничных стен и уныния.

Бабушка первая заметила, что я пришла в себя.

— Милая, мы так волновались! — она наклонилась надо мной, поправляя одеяло, ее гладкие черные волосы упали на лицо.

Она нежно взяла меня за руку и погладила. Я попыталась шевельнуться, привстать, но едва смогла приподнять голову.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила незнакомка, оказавшись у изголовья кровати. В белом халате и шапочке, светлыми, собранными в хвост волосами, с изумительными серыми глазами и нежным голосом, она походила на ангела.

Медсестра погладила меня по голове прохладными пальцами, этот мало значащий жест мне особенно запомнился, я всегда мечтала, чтобы мама также гладила меня на ночь.

— Очень сильно хочу спать, — потрескавшиеся губы еле шевелились, тело ныло от ссадин и синяков, а веки наливались тяжестью и против воли закрывались.

— Ей ничего не угрожает, — проговорила медсестра с теплой улыбкой. — Лучше оставить ее одну.

— Отдыхай, дорогая, набирайся сил! Ты скоро поправишься, все будет хорошо, — бубнила, как молитву, бабушка.

— Где Катя? — спросила я, перед тем как заснуть.

Бабушка тревожно посмотрела на отца, который с беспомощным видом присел на краю кровати.

Правды тогда мне тогда так и не сказали. Уже позже я сама поняла, что подруга погибла.

В тот день отец впервые закурил. Нельзя было назвать его зависимым курильщиком, он иногда по несколько недель не притрагивался к сигаретам, но пачку с зажигалкой всегда держал в дипломате или машине.

Долгие годы меня преследовали странные сны, в которых я неизменно видела огромного белого зверя. Сильного, опасного, фантастичного.

Позже я пыталась найти по запомнившемуся образу информацию в интернете. Единственным животным который хоть немного подходил под запомнившийся образ — ирбис. Только виденный мною зверь был во много раз больше снежного барса и на его теле отсутствовали кольцеобразные темные пятна, а еще в нем таилась какая-то страшная загадка, которая не давала мне покоя. И взгляд, завораживающий и пугающий одновременно, сиял осколками холодного стекла. В первые годы после случившегося, во сне в этих глазах отражался красный отблеск детской куртки. Моя память никак не могла расстаться с воспоминаниями о Катюше.