Уцелевшая цапля заметалась вокруг искалеченной пары, а усталая, но предвкушающая пиршество ворона с добычей тяжело перелетела через дорогу. Склонила голову, серые бусинки глаз задорно блеснули. Птица поняла, что перед ней ведьма, и удостоила разговора. Басовито похвасталась: "Кра-аа." Гордо поворочала головой, ухватила своё мясо и тяжело поднялась в воздух.
Если бы не разговорчивость птицы, Анна запомнила б занимательную сценку. Ненадолго. Потом или позабыла, или сделала из неё сказку для детишек. Но прямое обращение к человеку означало, что Анна имеет дело с оборотнем. сиды ведь хоть и не лгут, но и прямо и понятно изъясняться не любят. Предпочитают намёки и загадки. Немайн с её относительной понятностью — редкое исключение.
Но не по достоинству Немайн в ворону обращаться. Её форма — ворон, птица крупнее, чернее и внушительнее. А норманны говорили, что она росомаха — и тому, что сида переросла и ворона, легко верилось. В легендах же предпочитала оставаться женщиной, меняя внешность и возраст. Что несколько раз и проделала уже в Кер-Мирддине.
Это полностью касалось и старшей сестры Немайн, огненной Морриган. Божественная воительница могла превратиться в кого и во что угодно, предпочитая для боя форму животных. Но ворона для неё, тем более, мелковата. Уж скорее Морриган превратилась бы в волчицу.
Оставались Бадб и Маха. Эти послабее, и ворона подходила обеим как нельзя лучше — как и Немайн в далёкой ирландской молодости. Вот только Бадб с молодости на ножах с сестрой. Жениха увела из-под носа. Богиня мародёрства — дурной выбор для бога войны. Но любовь зла, а Нит — красив, силён, да глуп. Тогда-то Немайн и превратилась в Неметону — уехала с горя из Ирландии в Камбрию. Свободное место в триаде воительниц Эрина, которое и поспешила занять Маха, став из простой сиды — сидой при должности.
Кто из них и что хотел сообщить, Анна так и не смогла понять. Пока не решила — послание, скорее всего, адресовано Неметоне. И вообще — не дело ученицы лезть поперёд наставницы. Её дело — пересказать всё в точности. А расшифровывает послание пусть сида.
До города ей прекрасно удавалось держать в голове птичью историю. Но уже предместья гудели, как раскопанная шмелиная нора. С ипподрома доносилось слабое гудение публики. Как будто проходили предварительные заезды пасхальных колесничных гонок. Или рыцари невесть с чего вдруг турнир устроили...
Анна улыбнулась концу недолгой свободы от всего, и направилась к ипподрому. Где в городе происходит новое и непонятное, там и следует искать Немайн. В самой-самой серёдке!
Покрывать голову хорошей кельтской девушке неприлично. Но напялить при дожде капюшон, а перед битвой шлем — фривольность, допустимая для мирянки. Вроде глубокого декольте позднейших времён. Из-за странного сооружения из сосновых брусьев, колёс и скрученных верёвок виднелась голова, неприличная вдвойне: и в шишаке, и в капюшоне. А что поделать, если нужно защититься и от дождя, и от случайного удара?
Анна узнала сиду по голосу: уши и волосы скрылись под шлемом. Похожей на человека Немайн это не сделало, зато глаза-блюдца засверкали из тени зловеще и потустронне. Тем более, что рядом, помимо вороха любопытствующей детворы, обретается и пара взрослых представителей человеческой породы. Вполне достойных — но едва ли не самых вонючих. Может, потому и ребятня держится на некотором расстоянии.
В баню-то викинги ходили. Не реже камбрийцев. А толку, если кожаную броню для сохранности нужно салом смазывать. Которое летом протухает мгновенно. Самих норманнов это не смущало. Издержки власти над северными морями. А богиня морщит нос. И корабельный плотник Эгиль в который раз заводит объяснение.
— Вот ты, Нэмхэйн, мятой пахнешь. Потому, что носишь лён, и травами его перекладываешь. Твоя сестра Гвен пахнет хлебом, ибо присматривает за пекарями. А от нас несёт тухлым салом — потому, что без сала кожаную одежду в море съедает соль. И оружие. Кстати, твоя повозка тоже любит сало.
— И дёготь, — Немайн провела тыльной стороной руки по лбу, за ней потянулась грязная полоска, — и паклю, и верёвки. Которыми я сейчас и пахну. Ну, ещё дождём. И в этом правда: чем больше в вещи души, тем больше ей нужно ухода. Ну-ка, поставьте мою красавицу на ноги...
Красавица, к удивлению Анны, была гоночной колесницей. Пока до неё не добралась сида. А вот чем стала теперь... Корпус, переплетенные ивовые прутья, покрыла толстая бычья кожа и схватили железные полосы. И длиннее стал раза в два. Колёса тоже сверкали не успевшей потускнеть железной обивкой. Но места внутри не прибавилось. Зато появились два сиденья — спиной к спине, перед задним — деревянная рама с крюком.
Внутрь немедленно залез Тристан — колесница странно покачнулась одним корпусом, колёса стояли ровно. Мальчишка между тем по-очереди попрыгал на сиденьях, колесница при этом недовольно, как живая, поскрипывала.
— Тебя выдерживает, — подвела итог Немайн, — а если Харальда с Эгилем? Вдвоём? И, похоже, мы пожалели смазки.
Викинги осторожно забрались в кузов, замерли, не дыша. Вокруг суетилась сида, выглядящая в рабочей рясе сущей замарашкой, теребила.
— Поелозите. Бортики попинайте. Вы же не хотите, чтобы это вот развалилось подо мной в бою?
Не хотели. Совсем. И чтобы колесница развалилась здесь, сейчас и с ними внутри — тоже. Потому елозили очень осторожно. А осторожность в исполнении двухметроворостых верзил иной раз выглядит весьма забавно. Анна не устояла.
— Хотите, я вам венки из яблоневых веток совью? — предложила, — Или из веток сливы? Можно даже с плодами. Уже спелыми и красивыми. И сколько ж их уродилось в этом году! Как и должно быть, судя по всему...
Норманны не удивились. Ученица богини непременно должна быть чуток не в себе. А если не чуток, так и тем лучше: будет правильнее понимать богов. Те-то совсем непредсказуемые. Немхэйн ещё ничего. Почти понятная. К примеру, повозка ей и правда, нужна. Лезть со сломанной рукой в военное седло — глупо. А пристраиваться в женской посадке — самоубийство. Кто её вообще придумал? Колени чуть врозь, пятки под задницу — и балансируй на лошадином хребте, храбрая амазонка... Пешком идти — хорошо, но задержит конных. Повозка — в самый раз. Но зачем неустойчивое сооружение на двух колёсах?
Тем более — изначально единственная ось колесницы была хорошо, прочно закреплена под кузовом, но сида заменила простое и надёжное крепление на мешанину палок и верёвок. А раз колесница при этом не развалилась, то и заклинаний. И вот теперь извольте-ка её пинать и раскачивать!
— Веночки — трогательно, — согласился скальд Харальд, — Человек — это дерево, и мир — это дерево... Но почему именно из яблони и сливы? Листья дубов и клёнов не менее красивы.
— Стоит ли портить деревья, приносящие пользу? — корабельный плотник Эгиль был настроен практичнее.
— Подойдут любые — из ветвей плодовых деревьев. Только такие одевают на предназначенных в жертву Неметоне. Обычно это девственницы или быки. Кем вам быть приятнее, выбирайте сами... Для простого привлечения внимания подойдут ветви ольхи...
— Анна! Легка на помине, мы как раз о тебе говорили!
Ведьма стоически перенесла ласковый напор. Прабабушке повезло с учителем-любовником. А ей досталось ласковое недоразумение. И ведь в первую секунду кажется, что вот сейчас, на виду у пяти десятков зрителей, посреди ипподрома... А вместо этого сида просто прижимается, как дитё к мамке, и мордочка становится такой сладкой и доверчивой, что на неё и сердиться ни за что невозможно. В том числе за перепачканную дегтем, салом и ещё невесть чем одежду.
Клирик окончательно убедился — мозги и тело работают враздрай. На что срабатывает "слезодавительный механизм", пока не понял. Тем не менее, установил, что и обниматься совершенно не обязательно. Достаточно прижаться к женскому телу. И извольте получить в кровь бочку гормонов общности.
— Не раздумала быть моей ученицей?
— Нет.
— Тогда будешь колесничей. Ходят слухи, несколько лет назад ты выиграла гонки. Это правда?
Очень вежливая правда. Не несколько, а, поди, все два десятка лет назад Анне последний раз довелось участвовать в гонках. Ещё девчонкой. Выиграла... А все проигравшие заявили, что молоденькая ведьма сглазила соперников прямо на трассе! Чуть камнями не побили. И приза не дали, наоборот, клан отступное платил. Чтоб замять скандал.
— Правда. А зачем тебе колесничая? С тобой и состязаться никто не будет. Какой смысл?
— Так речь-то не о гонках. Мы на фэйри идём охотиться. Учёная-сида есть, священник есть. Знахарка тоже нужна. Из меня лекарь, как из мэтра Амвросия — молотобоец. Целебный источник найти и вывести наружу — мой предел.
Анна вздохнула. Немайн, похоже, достигла в величии обыденности, и не понимала уже истинной природы могущества. Неужели поставить припарку больному — сила, большая, чем обеспечить панацеей тысячи — и на века?
— Что значит учёная сида?
— Хм. Которая знает... — Клирик не успел перечислить обязательные для хорошей сиды дисциплины.
— Ты же рождённая!
— И хорошо.
— Как же ты можешь Знать? Тебе в лучшем случае мать рассказывала.
— Именно поэтому и учёная, а не просто знающая, — Клирику это очень надоело: ляпнешь сакраментальность, и, не успеешь оглянуться, как под ногами вместо земли хрустит тонкий лёд! И он поспешил оборвать непонятную и неприятную тему:
— Знакомься, Анна, это "Пантера". Знакомься, "Пантера", это Анна. Вылезайте, воины. Сейчас мы испытаем колесницу на ходу. А пока подготовят упряжку, я коротко опишу этот новейший образец.
А потом его понесло. Залился соловьём, словно сдавая объект заказчику.
— Сделать, конечно, нужно ещё многое. Борта, например, будут укреплены четырьмя щитами-павезами каждый, а щиты ещё не готовы. Но главное — вот. Рессоры, — Немайн похлопала по странной подвеске, — двойные, торсионные! Есть и проблема — каждое утро их нужно натягивать заново. А ночью или ослаблять, или, на случай чего, менять на другие. Иначе потеряют упругость.
Из-за всей этой профилактики он и назвал колесницу "Пантерой". Про себя ещё часто добавлял: модификация G. Поскольку у фашистов последней была модификация F. Немецкий танк отличался превосходной для своего времени гладкостью хода... пока держались узкие катки. У танков торсионы были стальные. У колесницы — из дерева и льняных верёвок. Решение подсказал Вегеций. Если верёвки и дерево прекрасно заменяли в баллистах стальной лук, то почему и в рессорах не заменить? А тип рессор, работающий на кручение, и есть торсион.
Клирик был весьма рад скромным успехам. Работал-то на собственную задницу. Ездить на том, что ему гордо выкатили из ипподромного гаража, оказалось невозможно. Даже пассажиром. Стало ясно — колесница вправду транспорт героев. Никак по-другому назвать человека, лезущего туда хотя бы во второй раз, нельзя! С появлением примитивной конницы колесницы исчезли с поля боя почти сразу. Движения лошади — регулярные, к ним приспособиться проще, чем к прыжкам колёс на случайных неровностях дороги. Даже — хорошей римской дороги. И сплетённое из кожаных ремней дно колесницы мало чем помогает. Смягчать толчки приходится собственными ногами, что означает — ехать всю дорогу на полусогнутых, держась за бортики повозки. В двадцать первом веке похожий номер на парадах приходилось проделывать министрам обороны — на Красной площади, на пневматических шинах и мягких рессорах. Всё равно объезд давался очень тяжело, особенно штатским. Правда, им приходилось стоять смирно, это тоже трудно. Кстати, именно из-за тряски все изображения колесничных лучников, стреляющих с хода — туфта и пропаганда. Даже с "Пантеры" стрелять из лука было бы тяжело, разве что на ипподроме. Стоять на полу колесницы — не сидеть в высоком военном седле. Не держась за бортики, непременно навернёшься. Разумеется, лучнику можно сделать сиденье, да и пристегнуть. Чем Немайн и озаботилась. Вот только стрелять из лука она не могла. При сломанной руке.
Анна боевую колесницу в жизни не водила. И вообще — отвыкла от гонок. И вот — упряжка готова к старту. Сзади подпирает сиденье — в походе вещь, очевидно нужная, но не в бою и не на испытаниях. Возле заднего сиденья — очередная мешанина из ремней и деревянных колёс. Колесничное копьё торчит по левую руку. Что колесницы не воюют на ходу, и вообще воюют, только если прижмут — ведьма знала. Когда бежать невозможно, колесница должна остановиться. А герой и возница — взяться за оружие. Герой — за обычное, пехотное. А возница — за колесничное копьё. Длинное, шестиметровое, похожее на двузубую вилку, какими едят на официальных собраниях клана в "Голове". Только большую, и с крюком. Таким копьём можно (и нужно) колоть через головы лошадей. А древние герои, бывало, и на ходу с ним управлялись. Для того и крюк — цеплять неприятельских солдат. Последние столетий шесть колесничное копьё использовалось как древко вымпела с клановой расцветкой на гонках, и почётное оружие колесничих на дуэлях. Именно с таким копьём Анна собиралась выходить на поединок с Немайн.
На месте колесничей Анну охватил восторг, без всякой примеси ностальгической печали. Она вернулась! И пусть кто-нибудь теперь попробует сказать слово поперёк! Если уж сиде можно... От сидовской колесницы она ожидала чего угодно — если б та и взлетела, не удивилась бы. Но та, приняв колесничую, легко качнулась, словно лодка.
Вот чего она не ожидала — что однорукая сида всерьёз соберётся воевать. Для этого рыцари есть. Но Немайн-Неметона страшна и однорукой. сида вспрыгнула — колесница взбрыкнула, точно живая. Немайн плюхнулась на сиденье сзади, принялась поправлять рясу среди оказавшихся у неё в ногах ремней и барабанов. Наконец, перекинула через плечо ремень, закрепила — привычным жестом, будто отточенным годами. А Эгиль водрузил на раму в корме корпуса ещё одну рессору. По крайней мере, на рессору — хоть и вывернутую наизнанку — устройство было похоже. Брусья, верёвки...
Немайн зацепила крюком от устройства в ногах одну из верёвок. Сделала несколько быстрых движений ногами — и верёвка — тетива! — отвела плечи "рессоры". На ложе легла длинная тяжёлая стрела.
— Скорпиончик, — Немайн ласково погладила ложе, — поменьше, чем у римлян. Зато, надеюсь, пошустрее. Эй, мишени на двести шагов готовы?
В натянутом виде "скорпиончик" и вправду напоминал насекомое. Плечи-клешни, ложе-хвост. И жало тяжеленной стрелы.
Сначала Клирик подумывал об арбалете. Но сталь, выходившая у Лорна, была не слишком упругой. Собственно, в другие эпохи её и сталью бы назвать постыдились. А сила скрученных верёвок годилась и для метательного оружия. Маленькая баллиста, поставленная Немайн на шкворень, отличалась от описанного Вегецием образца ровно настолько, насколько заставило физическое нездоровье. А именно — арбалетного типа спуском под одинокую правую руку, да ножным приводом ворота.
— Мишени готовы. Езжайте!
— Ездят рыцарь на лошади и жена на муже. Колесницы ходят, — сообщила Анна, — Немайн, ты готова? У какой мишени остановить?
— Ни у какой. С места я умею. Попробуем с ходу.
