Скиф

Восемь раз стрелял Фароат и все стрелы поразили цели. Его сердце пело: "Ай да Афросиб! Зачем лезть в холодную воду? Вот они — жирные тушки, пробитые меткими стрелами, лежат прямо на берегу!" Он подобрал трофеи и аккуратно вынул стрелы. В воздухе снова захлопали крылья...

На этот раз Фароат не был столь удачлив: он успел выстрелить раз пять и попал всего лишь дважды. Сокрушаясь об утерянных стрелах, юноша подобрал добычу и увидел учителя, выбирающегося из густых зарослей камыша. На его шее висело не меньше десятка тушек. Казалось, старик едва переставляет ноги. Чувяки Афросиба и куртка были испачканы грязью. Он сбросил добычу на землю и одобрительно зацокал, отмечая успех Фароата. Ловко вынув из горита ученика стрелу, Афросиб щелкнул пальцами по кончику. Маленький бронзовый наконечник слетел с древка и затерялся в высокой траве. Афросиб подрезал древко и насадил новый. Фароат понял учителя и тут же проверил все свои стрелы.

— Теперь ты иди, — приказал Афросиб.

Фароат было потянулся к добыче связанной кожаными ремнями, но учитель его остановил.

— Даже лисе не утащить, — он указал рукой на прибрежные заросли в полете стрелы вниз по течению, — Подождешь немного, пока я обойду озеро, потом пойдешь. Увидишь птицу, бей. Понял?

Фароат кивнул. Он дал Афросибу немного времени. А когда тот скрылся за стеной камыша, медленно пошел ко второму озеру. Шуршала под ногами трава, мелькали, проносящиеся над головой ласточки. У озера запахло мятой. Пробираться сквозь густые заросли прибрежной растительности, через острую осоку, рогоз и высокий камыш стало трудно. Горит и лук то и дело за что-то цеплялись, и не было видно, куда он идет, от чего Фароат немного нервничал. Его ноги проваливались в грязь выше колен. Идти становилось все тяжелее.

Полоска воды посреди бурой грязи показалась так внезапно, что юноша опешил. Плавающие там птицы, не встревожились с его появлением, лишь немного отплыли в сторону. Фароат поднял лук и пустил стрелу и попал! Потом еще одну, а глупые гуси не понимали опасности, летящей к ним от фигурки человека по пояс стоящего в воде. Только время от времени они хлопали крыльями и выгибали серые шеи. Охотник стрелял уже не таясь, пока полностью не опустошил горит. Спрятав лук, пронзительно засвистел, гуси загалдели и поднялись в воздух. Собрав добычу, Фароат пошел вокруг озера к учителю. У того охота тоже удалась. Он сказал:

— Славная охота!

Афросиб, связывая лапки убитых птиц, радовался не меньше Фароата. У зарослей тальника до самого вечера Фароат ощипывал тушки, затем собирал сухое дерево и прошлогодние листья, вырыл яму и нарубил щепок. Афросиб тем временем привел коней и свой возок. Вдвоем они закоптили несколько тушек, потом, ели свежее мясо, запивая его кислым вином, и Фароату казалось, что этот день — лучший за всю его жизнь.

Через два дня Хазия приказал окончить охоту. А если бы и не приказал, Фароат и так нагрузил возок Афросиба тушками гусей по самые дуги. Охота удалась! Юноша мечтал о возвращении в Ильмек и нежном взгляде Алиши, но Хазия решил иначе. Он повел отряд к лесу.

— Не грусти, Фароат, — шептал на ухо юноше Афросиб, — Хазия не только отменный воин, он — вождь. Ему решать, что и когда делать.

Отряд Хазии ушел от реки в степь. Где-то там лежал натоптанный шлях к Гелону, а пока, возки по самые дуги скрытые ковалем и степными травами, медленно плыли по изнывающему от зноя, бескрайнему степному простору.

Афросиб задремал, а Фароат, прислушиваясь к шороху трав под колесами возка и далеким, неясным крикам сородичей, звучавшим, казалось, отовсюду, сонно зевал.

Когда всадники спешились, возничие направили повозки к воинам. Фароат толкнул в бок дремлющего Афросиба. Тот, открыв глаза, посмотрел на уходящее за горизонт солнце и направил возок к месту привала.

Воины Хазии — коренастые, загорелые, одетые в шаровары из кожи, обутые в мягкие чувяки, распрягали коней и заводили их в средину лагеря, вокруг выстраивали возки.

Когда на небе замерцали первые звезды, огромным красно-оранжевым кругом поднялась над горизонтом луна, в лагере запылали костры. В бронзовых котлах варилось мясо. Дым от костров облаками стелился над степью, смешиваясь с мглистым туманом.

Наевшись, воины стали собираться у костра вождя, принося с собой ветки, собранные на обильных зарослями ив берегах реки.

— Пойдем Фароат, — вытирая жирные руки о ляжки, сказал Афросиб. Юноша оторвался от созерцания догорающих угольков и с удивлением спросил:

— Куда?

Афросиб рассмеялся.

— Неужто тебе не хочется послушать истории о славных подвигах?

Фароат понял, что Афросиб зовет его к большому костру вождя, где уже собрались почти все охотники. Его глаза засияли, гладкие, пока еще безволосые щеки зарделись. Фароат сделал несколько быстрых шагов к пылающему неподалеку огню, но Афросиб остановил его.

— Не так быстро, малыш. Сними с возка пару сучьев. Разговор будет долгим, полночь еще не скоро.

В кругу воинов появился мех с вином, что не осталось незамеченным Афросибом. Пока Фароат возился у возка, отвязывая двух метровую жердину, учитель присоединился к веселой компании.

Наконец Фароату удалось вынуть из петель самую верхнюю палку. Он проверил другие петли, прочно держащие деревянные сучья на дугах возка, и удовлетворенный осмотром, спрыгнул на землю. Мимо как раз проходил Сохаб. Его приняли в род Хазии прошлым летом. Он тащил на плече кривую ветку дуба, и таращился на пирующую компанию. Поднимая с земли жердину, Фароат стукнул ее концом о возок. Сохаб тут же отбросил свою ношу, и резво отпрыгнув в сторону, выхватил из ножен акинак.

— Это я, Фароат, — поспешил отозваться юноша.

— А — а, — разочарованно произнес Сохаб и убрал оружие.

— Ты зачем кинжал доставал? — спросил Фароат и улыбнулся.

— Прошлым летом ушли к богам Мегабаз и Аранх. Мне пока рано идти за ними. Лучше посмеемся сейчас над тем, как ты меня напугал, чем остаться в степи с перерезанным горлом.

Сохаб поднял, брошенную ветку и направился к пирующим у костра воинам. Фароат поспешил за ним. Юноши, положив свою поклажу на внушительную гору сучьев, навалом лежащих у костра, скромно стали за спинами воинов. Как ни прислушивался Фароат к их разговорам, но ничего толком разобрать не смог. Сохаб толкнул его плечом и вложил в руки полупустой мех. Молодой охотник крепко приложился губами к горлышку. Кислое вино потекло по подбородку и шее, а Фароат все пил.

— Хватит! — услышал он и почувствовал, что кто-то пытается забрать у него вино. То был Афросиб. Учитель смотрел с укором и грустью в желтых глазах, — Зачем пьешь? Одних разговоров об охоте будет мало. Надобно еще умение свое показать. Не пей больше! — сказал старик и ушел к воинам, лежащим на шкурах у костра.

Фароат не расстроился. Напротив, от выпитого вина приятно зашумело в голове, поднялось настроение. Он даже сумел разобрать, о чем говорят Ароба и Сивахш. Они говорили о броне эллинской и сармийской.

— Я куплю в Гелоне панцирь, — сказал Ароба и зазвенел кожаным мешочком под носом у Сивахша.

— На что он тебе? Не уж-то станешь воевать пешим?

— Не стану. А вдруг придется? От копья убережет и стрелы.

— Сармийский меч расколет его как орех, — возразил Сивахш,— Вот если бы добыть броню сармия...

— Где они сейчас, сармии?— ответил Ароба, то ли сожалея о том, что нет их рядом, чтобы тут же добыть железный доспех, то ли намекая Сивахшу, что раз сармиев нет, то и некому будет портить эллинский панцирь.

— Все равно, зря ты собрался купить его. Наша сила в коне и луке.

— Оно-то так, — Ароба снял тиару и запустил пятерню в густую гриву русых волос, — Только не было тебя, когда эллины прижали нас. Я не мог ускакать в степь и стоял перед стеной их щитов и смотрел на длинные копья. Мне было страшно. Я стрелял, но они так ловко прикрывали себя, что из двух десятков стрел лишь одна угодила в ногу греку. Тогда всех нас спас Хазия. Он собрал вокруг себя воинов, тех, кто не оставил копья в повозках и пробился с ними через несокрушимую стену щитов. Мы бросились за ним и вырвались из ловушки. А прошлым летом?.. Вспомни, сколько их было? И скольких мы убили? Все-таки броня — это сила!

— Не броня! — настаивал на своем Сивахш. Год назад нам показалось, что эллинов мало и мы ввязались в бой по их правилам. Я лично заколол одного своим акинаком. Вот и потеряли воинов, будто с сармиями или кочевниками-меланхленами воевали. Помнить всегда нужно о силе нашей, о коне и горите на плече.

— Не у каждого сармия есть меч, — не унимался Ароба, — А стреляют они хуже наших воинов.

— Да и броня не у каждого есть, — соглашаясь с Ароба, добавил Сивахш.

— Вот стрельнуть бы их ардара12. У него и конь знатный и меч и броня, — размечтался Ароба.

Сивахш рассмеялся:

— Так, где они сейчас сармии?!

— Да, — закивал Ароба, — Что делать нам у Понта, если сила наша в коне и луке? Куплю в Гелоне панцирь.

Фароат внимательно слушал разговор воинов. Слушал бы еще, но Хазия, поднявшись с ложа, стал между костром и воинами. Разговоры утихли.

— Славная охота! — прокричал он.

— Славная! — ответили воины, — Здравствуй Хазия!

Вождь поднял руку, и снова у костра воцарилась тишина.

— Фароат! — густой, наполненный силой голос вождя разнесся по степи.

Юноша, услышав из уст Хазии свое имя, растерялся и, не зная, что делать, оставался на месте, безмолвствуя. Сохаб подтолкнул товарища в спину, и юноша медленно побрел к Хазии. Оказавшись рядом с вождем, он все больше смущаясь, подтянул штаны. Хазия, положив тяжелую руку на плечо молодому охотнику, развернул его лицом к воинам и спросил:

— А как этот охотник?!

— Метко стрелял! — выкрикнул Афросиб.

— Не верим! — закричали воины.

Пока они шумели, все сильнее и задорнее вовлекаясь в игру, Хазия прошептал на ухо Фароату:

— Приготовься стрелять!

Юноша не понял в кого ему предстоит стрелять, но за лук схватился.

Накричавшись вдоволь, воины сняли с голов тиары и по знаку вождя, которого Фароат не заметил, ибо Хазия стоял у него за спиной, подбросили их вверх.

Руки Фароата запорхали, словно крылья ласточек, что гнездятся на крутых берегах реки. И все же он сумел выпустить всего четыре стрелы. И все они попали в цель.

— Неплохо! — сказал Хазия.

— Хорошо! — ответили воины.

— А теперь еще!

На этот раз Фароат был готов и сумел поразить, летящие к небу головные уборы сколотов шесть раз! Его хвалили и Хазия и те, кто бросали свои тиары вверх.

На этом испытание нового дружинника расма — скифского отряда, закончилось. Вскоре, будто и не было веселых разговоров и ночной стрельбы по тиарам, воины Хазии и сам вождь быстро уснули.

Фароату не спалось. Он побродил по лагерю, посидел у костра, подбрасывая в огонь дерево. Уснул только под утро. А когда открыл глаза, высоко в небе парила птица, и солнце успело уже выпарить с трав росу. Учитель лежал рядом и жевал стебелек ковыля.

— А где все? — спросил Фароат.

— Не всем охотникам Апи13 подарила свою улыбку. Если выспался, поднимайся, поедем домой, пока птица не протухла.

Глава 3

Возок потряхивало на кочках, оси скрипели, дуги стонали, казалось, что вот-вот дерево лопнет и повозка развалится, но Афросиб на стоны, прослужившей с десяток лет телеги, внимания не обращал. Время от времени он еще погонял вожжами лошадь.

Степь пела, пищала снующими туда-сюда иволгами, жужжала оводами и мухами, кружащими над лошадьми, и шумела ковылями, склоняющимися от ветра, а высоко в небе беззвучно парил орел. Фароат, пересев на кобылу ехал рядом, слушал наставления учителя.

— Пять птиц обменяешь на новые штаны и куртку, две на чувяки. Еще пять отдашь за рубаху. Сколько твоих еще осталось? — спросил Афросиб.

Юноша морщил лоб, смотрел на грязные, с прилипшими лошадиными шерстинками пальцы, но сосчитать так и не смог, а вскоре позабыл, сколько гусей и на что он может обменять в Ильмеке. Старик терпеливо ожидал ответа. Наверное, поняв, что ответить ученик не сможет, потянул на себя вожжи и возок остановился.

Фароат слез с лошади и привязав ее к дуге, перебрался к учителю.

— Афросиб, можешь повторить? — попросил, зная, что ему ни в чем отказа не будет.

Старик кивнул и повторил все, сказанное ранее, слово в слово. Юноша, отломив веточку от сучьев, что везли они от реки, достал акинак и, слушая, учителя, делал на ней зарубки.

Когда вдали показался разбитый, похожий на ров тракт от Гелона, Фароат ответил:

— Два раза по десять!

— Молодец! Но считать нужно еще быстрее. Тот воин богатеет, кто не даст обвести себя вокруг пальца торгашу! Их поменяешь на два медимна14пшеницы. Отцу отдашь. Старик будет рад.

Афросиб, потер руки и подстегнул коня. Вскоре возок перевалился на тракт, ехать стало мягче. Где-то вдалеке заклубилась пыль. Фароат привстал на козлах, но ничего не рассмотрел. Вскоре стало видно, что навстречу охотникам скачет всадник с заводной лошадью в поводу.

— Коня загонит, осел. Куда он так спешит?

Афросиб говорил спокойно, но Фароат почему-то заволновался. "Кто же по собственной воле коня так, без нужды, гнать будет?"

Всадник, не доезжая к возку на полет стрелы, замедлил бег лошади. Поехал рысью. Поравнявшись с охотниками, прокричал:

— Меланхлены идут!

И снова пустил коня в галоп.

Меланхлены назывались так, потому, что носили черные одежды — короткие черные плащи. И Фароат, и Афросиб знали их как жестокое племя кочевников, расселившееся от Дона до лесов, граничащих с Ильмеком.15

Прокопий Кесарийский16, описывая войну с вандалами, писал: "В прежнее время готских племен было много, и много их и теперь, но самыми большими и значительными из них были готы, вандалы, визиготы и гепиды. Раньше, правда, они назывались савроматами и меланхленами. Некоторые называли эти племена гетами"

Историки до сих пор не пришли к общему мнению по поводу территорий подвластных меланхленам, но сколоты не зря соорудили у городов Гелона сорокакилометровый вал. Кочевниками-людоедами в то время пугали не только детей.

Услышав от всадника новость, Афросиб погнал лошадей, уже не заботясь о возке. Он помнил, как кочевники много лет назад осаждали Ильмек. Сейчас воинов там не было и меланхлены могут попытаться напасть. Тревожно стало на душе, и зачесались старые шрамы. Появилась мыслишка: "Смерть близка..." — и как не пытался он отогнать ее, другие, вроде — "Успеть бы, принести жертву Апи", — возвращали его к одному и тому же предчувствию. Он не страшился смерти, но любил жизнь и с презрением относился к глупцам, утратившим здоровье телесное и просящих богов о смерти.

Фароат уже вынашивал планы отомстить за увечье отца. Мечтал отличиться на войне, разбогатеть. Коня боевого добыть, и может, если повезет сразить богатого ардара. Юноша не думал о смерти, и молчание учителя воспринимал как должное. Поглядывая на Афросиба, он заметил и задумчивый взгляд, и нахмуренные брови, и сжатые губы, но истолковал все по своему, как воспоминания о славных битвах и сам, выпрямив спину, поджав губы, во всем старался походить на наставника.