Скиф

— Кого нужно убить?!

"Только бы не рассмеяться" — думал, когда стремился воплотиться в образ ужасного маста марману.

— Что ты? Не тут и не скоро...

Значит, все-таки придется кого-то убить. Я улыбался, смирившись с роковой неизбежностью. Смеялся в душе над собой от того, что вдруг задумался о морали, когда убиваешь не ради государственных интересов и высшей цели, а за деньги, для собственного благополучия.

— Не уж-то самого архонта?

— Нет. Это архонт тебе заплатит, если соберешь сотню номадов. Когда Персефона вернется к Аиду49, скифские цари приведут армию к стенам Керкинитиды. Там должен быть и ты, конечно, если сможешь собрать воинов.

"Это просто праздник какой-то! Как здорово, что отправил Авасия вслед за Сохабом. Хоть не зря потел, когда тащил с Агофоклом шкуру с мясом сайгака!" — мысли свои я от Аристида старался скрыть. Делал вид, что размышляю, хоть и хотел тут же согласиться и убежать к ребятам. Ведь пока Сохаб находится в Ольвии, я смогу расспросить его о Хазии и всадниках Ильмека! Теперь это можно сделать! В тот момент во мне проявился Фароат со своим страхом: мальчик опасался, что Сохаб приведет нас к Артазу и отец Алиши запретит дочери встречаться с ним, как это было в Ильмеке. Опасения Фароата казались мне беспочвенным, ведь сейчас мальчик — пазака, ардар и маста марману в одном лице, но пока эти мысли переваривались частичкой моей души, лицо успело омрачиться, что тут же заметил Аристид.

— Я знаю, хороших воинов тут ты не найдешь. Пусть это тебя не беспокоит. Жители Керкинитиды увидят у стен войско дикарей, а с моря военный флот ольвиополитов и наверняка предпочтут сдать город эллинам...

— Я согласен, — ответил торговцу, понимая, чем он хочет закончить свою мысль и положил свою ладонь на второй кошель.

Аристид прикрыл глаза, соглашаясь дать половину вперед и уже смелее, я схватил мешок со статерами. Признаюсь, что до этого момента мне никогда не приходилось держать столько золота в руках. Подарок Гнура весил вдвое, а то и втрое меньше полученных от торговца денег. Килограмм золота там был точно50! Рука предательски задрожала. Хорошо, что Аристид, прихватив второй кошель, уже не смотрел на меня. Грек о чем-то задумался.

— Мы победим! — сказал он и стремительно направился к входу в свой кабинет.

Я промолчал, а когда торговец ушел, почувствовал, что могу еще что-нибудь вкусненькое съесть. Нежное мясо барашка с орехами и медом мне показалось пищей богов, и было у меня в сердце замечательное чувство, когда все складывается лучшим образом!

* * *

Воздух был наполнен пряным запахом степных трав. Ласточки летали над головой, взмывали вверх, а затем стремительно бросались вниз. Редкие пухлые облака только подчеркивали чистоту и голубизну безбрежного неба. Равнина, по которой легкой рысью шли наши кони, тянулась до горизонта и казалась бесконечной.

Сохаб возглавлял наш маленький отряд и после всего, что ему довелось вытерпеть от моей частички Фароата, юный сколот был невесел. Не хотел он рассказывать нам ни о чем, а на меня, одетого в броню, эллинский шлем, цветной халат и с кинжалом в золотых ножнах на поясе он смотрел с нескрываемой завистью. Я его понимал. Кем для него я был совсем недавно? Худородным, нищим пареньком, только вступившим в "сотню"...

Ольвийский рынок шумел, бурлил и пах не так, как жилая часть полиса. Жареное мясо, хлеб, пряности, кожа, опилки — все эти запахи ощущались по-особому, ведь тут не пахло лиманом, разлагающимися водорослями и рыбой. На мне был шлем и Сохаб не узнал Фароата по голосу. Удивился, что богатый ардар сам обращается к нему и ответил на приветствие с должным почтением. А когда я шлем снял, в Сохаба словно злой дух вселился! Узнавание сопровождалось гримасами удивления, отчаяния и злобы. Он зашипел, брызгая слюной мне в лицо:

— Какого уважаемого человека ты ограбил? Как смеешь ты носить такую одежду?!

Парень хотел позвать одного из тех воинов, с кем прибыл в Ольвию, но получил от Авасия древком копья по голове. Мой друг бил не сильно, чтобы только проучить наглеца. Обернувшись, Сохаб увидел своего обидчика, Алишу, Лида, Мазия и братьев. Ребята улыбались.

— Раб, как смеешь ты непочтительно говорить с нашим пазакой? — спросил его Авасий.

То, что Сохаба назвали рабом, никак не проявилось на его лице, и в действиях не выразилось. Он услышал нечто невероятное, во что не мог поверить. Я видел это в его глазах и прочитал по губам:

— Пазакой?..

Братья подхватили разевающего беззвучно, как рыба рот страдальца под локотки, и мы все пошли на выход. Парень не протестовал. Покорно позволял себя тащить. Оказавшись в конюшне Аристида, братья отпустили его, но Сохаб впал в какой-то ступор и молчал, словно не слышал тех вопросов, которые задавали ему я и Алиша. Чтобы получить ответы, мне пришлось вспомнить кое-что из прошлой жизни и применить. Фароату снова стало не по себе и он на время оставил меня. Ничего жестокого я не совершил, но представлял все, что знал о пытках. Наверное, поэтому душа Фароата съежилась и спряталась где-то в неведомом. А ведь только глупцы после заданного вопроса, чтобы поскорее получить ответ причиняют потенциальному источнику информации боль. Так делать нельзя! Все мы рождаемся с сущностью, которую многие из нас за всю свою жизнь так и не сумеют постичь, а личностями мы становимся от воспитания семьей и обществом. Когда человек испытывает от пытки боль, его личность испаряется как вода на жарких углях и обнажается его сущность. Не стоит доводить клиента до этого состояния. Случается, что был он по жизни спокойным и застенчивым, а сущность у него была звериная. Ведь не зря в народе просьба прижилась — "не буди во мне зверя". Со зверем договориться нельзя, его можно только убить. И соответственно — не получить ответы. Опытный дознаватель знает — у каждого есть "ахиллесова пята". Нужно заставить человека бояться. А когда страх проникнет в его сердце, то считай дело сделано — клиент заговорит. Сохабу хватило только вида раскалившегося докрасна кончика ножа. Он тут же решил ответить на все наши вопросы.

Хазия возвращался в Ильмек. Его охота была удачной. За всадниками колесили возки, нагруженные тушами лосей и кабанов. Сам вождь, со слов Сохаба еще собирался повести воинов к Понту. Судьба-злодейка рассудила иначе! Меланхлены появились внезапно и отовсюду. Спаслись, ускакали немногие. Сам Сохаб да еще три руки сколотов. О многом парень умолчал, и я не стал задавать уточняющих вопросов, полагаясь узнать обо всем тайном со временем. Среди беглецов оказался и Артаз, чему я очень удивился, а Алиша обрадовалась. Как мог такой воин бежать с поля боя? Получается, Артаз бросил в беде других ветеранов сотни? Спросил себя, что сам бы стал делать, понимая, что дело "швах"? Отношение к отцу Алиши тут же изменилось: по правильному Хазия должен был спасать своих воинов. Ведь погибнуть в неравном бою с меланхленами и не помочь жителям Ильмека отстоять город — безрассудно и предосудительно.

Беглецы почти добрались до Ольвии. Их приняли в род местные номады. О чем старшие воины договорились с племенным вождем, Сохаб не знал. Я не надеялся увести воинов Ильмека от кочевников. Скорее всего, и они вспомнят, кем был Фароат, но купить местного князька шансы у меня были. Припрятанный мешок с золотом без пяти статеров, которые я отдал тому рабу, кто первым обучил меня премудростям финансовой системы полиса и вернулся к Аристиду с новостями о Гелоне — мой весомый аргумент в переговорах с вождем номадов.

Мы уехали из Ольвии в первой половине дня, а увидели лагерь номадов на закате. В широкой долине между пологими холмами кочевники разбили шатры и выпрягли из войлочных кибиток коней. В шатрах отдыхали воины, а в домиках на колесах бедняки, женщины и дети. За стойбищем паслась отара овец, табун лошадей и небольшой гурт быков. Нас заметили и кочевники загалдели, я слышал невнятные крики, обрывки слов, что доносил ветер, а вскоре увидел десятка два всадников, спешащих навстречу.

Глава 16

Встречают по одежке... да уж! Когда в прошлой жизни увидел куратора при параде — в полковничьих погонах и папахе, с орденами и медалями на груди, помню, как от восторга дыхание перехватило, и незаметно для себя в струнку вытянулся перед ним. Номады, заметив скальпы на уздечке и высушенные головы на ремнях, украшавшие моего коня, тоже прониклись почтением. Еще бы! Сами они носили войлочные двубортные куртки, надетые на голое тело, были подпоясаны веревками из конского волоса, а их штаны и чувяки блестели от грязи и жира. На головах всадников я не увидел ни башлыков, что так любят носить будины ни тиар, лишь повязки из когда-то ярких, а теперь выгоревших на солнце тканей. Не все из номадов встречавших нас имели акинаки. Короткие копья и деревянные луки — все их оружие. Сами, они считали себя настоящими сколотами — царскими скифами!

Позже я узнал, почему эти номады называли себя паралатами или колаксаями. Аристид поведал мне интересную историю, что лишь один из трех братьев-скифов — прародителей по имени Колаксай овладел дарами, упавшими однажды с небес — чашей, плугом с ярмом и секирой. От Колаксая и произошел род скифских царей.

Я возлежал на ложе для гостей стоящем посредине кабинета торговца, а сам Аристид отдыхал на широкой деревянной кровати у стены, увешанной шкурами. В полумраке дымили угольки в бронзовых треногах, мы пили вино. Я доложил торговцу о найме кочевников, а он, довольный моим отчетом, щедро делился своими знаниями:

— Хе-хе... скифских царей! Все это они сами придумали! Мы, эллины знаем наверняка, что первыми людьми в скифской земле были Агафирс, Гелон и Скиф, родившиеся от Геракла и местной полудевы-полузмеи, обитавшей в священной местности Гилея51. — Аристид отхлебнул из килика, причмокнул от удовольствия губами и продолжил историю: — Старшие братья были изгнаны матерью, так как не смогли выдержать испытание, завещанное им отцом — натянуть его лук и опоясаться его поясом. Это удалось лишь младшему Скифу, от которого и пошли все скифские цари. А паралатами они себя стали звать после того, как выгнали из Скифии персов. И значит это — первые! Так персы называли своих военачальников.

Эти "первые" сопровождали нас по стойбищу номадов молча, лишь иногда бросая завистливые взгляды на красную рубаху Лида, броню Авасия и цветные кафтаны братьев. Остановились мы, подъехав к большой кибитке. Огромная войлочная будка была установлена на деревянный воз, в который обычно впрягали четверку, а может, и больше волов. Этот дом на колесах и был пристанищем царя племени паралатов — Агафирса.

Вечер был теплым, и вождь номадов встречал нас лежа на шкурах у своего возка. Парнем он оказался видным. На широких плечах морщился когда-то богатый халат. Теперь, при тусклом свете ущербной луны и факельного огня цвет его определить было непросто. Поблескивала на могучей шее золотая гривна, и сверкали на пальцах перстни. Агафирс ужинал, и я почувствовал себя неловко, не знал, как правильно поступить. Мы сошли с коней и стояли, ожидая, пока вождь номадов обратит на нас внимание. Вождь бросил лежащим неподалеку собакам обгрызенную баранью лопатку и поманил меня ленивым жестом руки.

Напоминая себе, что сам я тоже не из последних сколотов, степенно подошел и сел напротив, как когда-то сидел перед Гнуром. Когда встретился глазами с Агафисом, увидел там все его горделивые мечты, самоуверенность, сознание превосходства над всеми вокруг и многое другое, чего и не передашь сразу словами.

— Кто ты? И почему тревожишь меня? Зачем с тобой воины? — засыпал местный царек меня вопросами.

— Фароат — сын Андарина из рода Нотона, — ответил я.

— Среди наших таких не было! Да имеешь ли ты род? Покажи свою шею, и я по ошейнику узнаю, кто твой хозяин! — надменно пробасил он.

"Да он же пьян!" — словно молния в хмуром небе блеснула, озарился я. А Фароат во мне спустя мгновение такое совершил, что едва не выдворил меня на задворки общего сознания. Его ярость наполнила нашу грудь и мальчик с размаху, растопырив пальцы, врезал царьку ладонью по сытой морде. "Вот это по-нашему!" — обрадовался я, потому, что тут же увидел как Агафис поплыл, он уже не чувствовал себя богатым и знатным скифским сатрапом, которого ждут богатство, власть и почет. Плечи его поднялись до ушей, а руки прикрыли голову, будто он приготовился терпеть побои дальше.

— Поговорю с тобой, когда солнце взойдет, чтобы ты хорошо видел, с кем говоришь!

Это тоже сказал Фароат, не я! Ай да мальчик... может, дух маста марману вселился в него?..

* * *

Скифский шатер совсем не походил на персидский, привезенный когда-то в лесостепь воинами Дария. Для меня он скорее напоминал жилище оленеводов — чум, ярангу или юрту. Хотя, в чем разница, к примеру, между чумом и ярангой я тоже не знал.

Перешагнув бревно, положенное у входа, я оказался в слабоосвещенном помещении с круглым отверстием на потолке. В очаге алели угли, и никто не спешил подкинуть туда ветку. В нос ударили запахи дыма, подгорелого мяса и кислого вина. Увидев силуэты сидящих на полу у стен людей, остановился. Получив от Алиши толчок ладошкой в спину, сделал еще один шаг и замер, раздумывая как быть, что дальше делать?

Пока я общался с Агафирсом, Сохаб отвел Алишу к отцу. О чем она договорилась с ним, я тогда еще не знал. Горе-дипломат Фароат так быстро завершил нашу встречу с вождем, что мне пришлось и дальше плыть по течению, ничего не планируя, полагаясь на свои смекалку и воинские умения, еще на ребят. Они не выглядели напуганными, скорее гордились, что их пазака поставил на место задиру. Под взглядами номадов мы степенно подошли к лошадям. Как смотрели на нас паралаты, я на самом деле мог только догадываться — вокруг уже было сумеречно. Утро покажет. Было у меня чувство, что выходка Фароата еще будет иметь продолжение и меня это беспокоило. Только не мальчишку. Я чувствовал, что сейчас он невероятно горд собой, а о том, что будет, он просто не задумывался.

Алиша появилась вовремя. Я уже собрался сесть на коня и покинуть пределы стойбища.

— Пойдем. Воины Хазии тебя ждут, — прошептала она и потянула меня за собой, вцепившись в рукав халата.

Фароату другого и не надо. Он за Алишой готов хоть на край света, а я снова озаботился. Понимал, что для них я первогодок в бале, не пазака и никакой не ардар, ама и маста марману. Хотя с последним титулом тут не шутили. Наверное, поэтому пока я раздумывал что делать, ко мне из тени вышел Артаз и, разрезав себе ладонь, накапал крови в чернолаковый килик с вином.

— У сколота должны быть настоящие друзья. Их клятвы боги скрепляют кровью. Примешь ли меня Фароат ты другом? — спросил он.

Из памяти мальчика я узнал, что сколот может иметь двух, трех друзей с которыми было распито вино и кровь, принесены богам клятвы. Тот, кто многим предлагает свою дружбу считался чем-то вроде распутной женщины. Поступок Артаза — воина опытного и мужа, прожившего долгую жизнь, для Фароата значил очень много! Воины Хазии на его стороне! В последний момент я сумел взять под контроль порыв мальчишки едва не располосовавшему нам ладонь левой руки. Сделал надрез на холме Луны и накапал нашу кровь в кубок.