Легенда о черном рыцаре (фэнтези, попаданство)

Вот если бы у меня был лук, я мог бы выстрелить из кустов и убежать. Правда, стрелок я очень посредственный, но то было до сделки, а демон обещал, что я смогу попадать в куропатку на лету. Так что в идущего человека с десяти-двадцати шагов — тем более, после небольшой тренировки... да, надо раздобыть лук и стрелы. А этих фуражиров, увы, придется отпустить восвояси...

Двигаясь тропинками и периодически выходя на дорогу, чтобы не заблудиться, я добрался до города, сориентировалась по местности и к позднему вечеру нашел-таки ту избушку, построенную в трех километрах от города в очень укромной лощине.

Место я сразу оценил: можно безопасно разводить огонь, его все равно издали не заметить. Только днем дым может выдать. А иначе домик не найти, если не знать, что он тут есть.

Моранкай уже ждал меня — с обмотанной головой и очень хреновыми новостями.

— Такие дела, сэр рыцарь, — сказал он, показывая пальцем на повязку, — кто-то как-то увязал меня с вами. В первой же деревне меня камнями попривечали и намекнули прозрачно, что от бессмертного слуги Скверны защиты, окромя молитвы Ярину, нету, а вот на смертного его, то есть вашего, прихвостня управа найдется...

Я тяжело вздохнул. Впрочем, в этой ситуации был и один положительный момент. У революционеров есть такая присказка: 'Чем хуже — тем лучше'. Уж если смиренные моряне взялись за камни... Рано или поздно мне удастся расшатать ситуацию до такой степени, когда они возьмутся за топоры и остроги. Главное — направить их гнев в нужное русло.

А Моранкай, получается, мне уже не нужен, раз так. И, по логике, самое время расплатиться им с демоном... Я уже и дерево по пути сюда присмотрел сухое...

Правда, от логики этой мне не по себе: кажется, я сам потихоньку превращаюсь в демона.

* * *

Ночь я провел довольно неспокойную — снилась всякая хрень, которую я предпочел бы не видеть ни во сне, ни наяву. А под утро в мою голову, еще не очень занятую делами насущными, прокралась очень неприятная, чтобы не сказать кошмарная мысль.

Демон, паскуда, меня переиграл.

Я, тупой наивный смертный идиот, чей жизненный опыт исчислялся менее чем тремя десятками лет, полагал, что демон, древнее бессмертное существо, не знает, кто я на самом деле — а он, скорее всего, знал. Цена сделки — принести ему в жертву как минимум лучшего друга. Но я при этом как-то не сообразил, что мне неоткуда этого самого друга взять.

Моранкай мне кто? Напарник. Соратник. Боевой товарищ. Но ни разу не друг, и его в жертву приносить просто бессмысленно. Демон, в принципе, мог говорить правду, что он не знает, что у меня в голове творится, но это не мешает ему знать, какими путями попала в этот мир моя душа. И, таким образом, даже ничего не зная собственно обо мне, логично предположить, что здесь у меня друзей нет.

Что дальше? А ничего, приехали, как говорится. Завести лучшего друга, чтобы принести его в жертву — это оксюморон, сродни анекдоту про человека, который предлагал дружбу — настоящую, крепкую, чистую — за деньги.

Ну а в конце всезнающий Пастырь определит, была ли жертва дорога мне — и прощай моя душенька...

Меня в какой-то мере обнадеживало то, что демон, вроде бы, утверждал, что не лжет и что платой ему послужат именно мои муки совести, но что-то у меня мало надежды на такой исход. Тем более, что непосредственно в самой сделке не было оговорено, что демон был честен со мной и до ее заключения.

Ну да, тут и к гадалке не ходи, он меня банально перехитрил. Даже не обманывал, скорей всего, а просто позволил мне объегорить самого себя. На что я, сопляк, надеялся, заключая сделку с существом неизвестно в сколько сотен раз старше себя?!

Ладно, с друзьями у меня ничего не получится, но это не единственный вариант. Родители, невеста, братья, сестры — все годятся, главное, чтобы они у меня были... Формально, кровная родня предыдущего хозяина тела — это моя кровная родня по факту. И она, скорее всего, в Эйдельгарте, и чтобы добраться до нее, я должен прогнать кочевников из Долины, а в идеале — все же отыскать генерала Бато, чтобы он разбил Мадунгу в самом Эйдельгарте и очень-очень быстро.

Наутро мы с Моранкаем приступили к реализации нашего плана. Впрочем, имелось одно осложнение.

— Тут дело такое, в городе меня уже могут знать, а если еще не знают — то скоро деревенские расскажут, что я — ваш, кхм, прихвостень. И тогда убить меня не убьют, а вот ханнайцам могут и донести, и вот те меня тогда уже точно прикончат, не преминув пытками вытянуть, где вы находитесь...

— Ладно, — вздохнул я, — я уже придумал, что делать...

И врезал ему кулаком в лицо.

— За что?! — завопил Моранкай, свалившись с колченогого стула.

— Да ни за что, я просто меняю твою внешность. На войне как на войне...

Через две минуты я основательно его разукрасил: подбил оба глаза, несильно, впрочем, чтобы мог видеть, разбил губу.

— Понимаешь, люди, видя побитого тебя, подсознательно воспримут как жертву, а не как злодея. Всем говори, что замешкался, уступая дорогу группе ханнайцев, и те тебя побили. Как синяки поднапухнут — ты сам на себя совсем похож не будешь. Ну и легенда тебе надо немного другая. Никто и не заподозрит, что ты — это ты. В смысле, что ты тот самый прихвостень Царная. И это, зла не держи, обстоятельства заставили, сам понимаешь.

— Да понимаю, понимаю, — вздохнул Моранкай и стал собираться в город.

— Кстати, — напутствовал я его, — присмотрись к патрулям, а заодно отыщи место, где я мог бы ночью незаметно в город пробраться. Пора приниматься за дело всерьез.

Когда он ушел, я тоже собрался в путь и двинулся к рудникам, ориентируясь по грубой карте, которую нарисовал для меня Моранкай.

По дороге мне пришла в голову одна идея. Если демоны существуют, то могут быть и методы борьбы с ними. У меня, вообще говоря, целых три способа спасти душу. Убить демона — раз, правда, я не уверен, что в таком случае сделает с моей душой Пастырь. Каким-то образом добиться нарушения сделки демоном — два, но непонятно, как это сделать и реально ли вообще. Возможно, в городе есть кто-то, сведущий в демонах. Хотя вряд ли.

Ну и третий путь — принести правильную жертву. Гнусно, но надежно.

* * *

Пятнадцать километров по лесу — прогулка сомнительной увлекательности, если вместо рюкзака с палаткой и шашлыком тащить на себе доспехи с кольчугой и меч, друзей, травящих анекдоты, нету, зато ежесекундно ожидаешь нежелательной встречи.

В этот раз я встречи с врагом не ищу: я еще никогда не забирался севернее Дарбука, если Сайрабаз и его кривоногие черти будут думать, что я только у побережья околачиваюсь — мне это на руку. В конце концов, не стоит надеяться, что я и впредь буду за здорово живешь охотиться на ханнайцев, а они ничего в ответ не предпримут. Тем более что один раз они уже расставили на меня ловушку и преуспели бы, если б не моя сделка с демоном. Сайрабаз ведь не дурак, это точно. Он будет пытаться снова и снова, и я уверен, что рано или поздно он придумает что-то действительно опасное. К тому же он знает, что 'черный рыцарь' — не простой смертный, и в своих планах это непременно учтет. По правде говоря, я и так не очень хорошо понимаю, почему он до сих пор не организовал облаву. Конечно, прочесать весь лес ему не под силу, потому что ширина Долины — порядка двадцати километров, если задействовать хотя бы пятьсот воинов, оставив почти двести в городе и на перевалах, то получится цепочка с интервалами по сорок метров. Если примерно знать, где я сейчас нахожусь — можно сделать цепь в половину Долины, но двадцать метров между воинами — это все равно не облава. И даже если схитрить и дать мне приманку, сузив ширину облавы до пяти километров — ну, по одному воину на десять метров, я все равно прорвусь.

Однако Сайрабаз все-таки умный, да и хитрый наверняка, к тому же он профессиональный налетчик и командир, а я — дизайнер. У него передо мною огромное преимущество, надо это признать, и если он возьмется за дело системно и грамотно — плохи мои дела будут. Ему не обязательно с первой попытки меня поймать, он может делать облавы точечно, в местах моей наибольшей активности, и при большом количестве попыток рано или поздно удача улыбнется ему, показав мне свой зад.

Более того, если я сейчас начну куролесить в северной части Долины — он может догадаться, что я двигаю к рудникам. И догадается, если не верит на полном серьезе, что я неупокоенный мертвец...

А ведь это здравая мысль! Ловить человека, на самом деле, не очень сложно, потому что человек должен иметь логово, где отдохнуть, должен что-то есть... Поведение человека можно просчитать, подловить, хотя бы разместив по небольшому отряду в каждой деревне... В самом деле, по двадцать человек на где-то двадцать деревень, еще по двадцать человек на перевал, или даже по сорок на два перевала, потому что два со стороны Ханнайской степи охранять не надо. Будет четыреста восемьдесят человек. Еще двести в городе. Другими словами, прямо сейчас Сайрабаз располагает достаточными силами, чтобы поставить меня в крайне невыгодное положение. В самом деле, разместив по двадцать воинов в каждой деревне, он сделает фуражиров ненужными. А мне каждый раз придется рисковать даже для того, чтобы добыть себе еды... не говоря уже о том, что любая попытка воевать превращается в необходимость драться против двадцати.

Конечно, был бы риск восстания — было бы неумно так разделять свои силы, но моряне трусливы и покорны. И теперь вопрос времени, когда Сайрабаз наконец-то догадается...

Но если он уверен, что имеет дело с восставшим из могилы злодеем — картина меняется. Живого человека можно понять и просчитать, поставив себя на его место. Как понять и просчитать мертвеца — большой-большой вопрос, живой не может представить себя мертвым. Возможно, пассивность Сайрабаза объясняется именно непониманием ситуации, и если так — стоило бы запутать его еще больше. Правда, я пока не знаю, как.

Дело близилось к обеду, когда впереди послышался негромкий говор, притом непонятный. Я сошел с дороги, двинулся вперед и вскоре нагнал источник шума. Оказывается, впереди меня шли, пыхтя, два ханнайца с заплечными мешками. Ханнайцы периодически переговаривались мечтательно-довольными голосами, в мешках едва слышно звякало. Должно быть, уроды награбили подсвечников, столового серебра и прочего добра из драгметаллов и теперь куда-то несут. Я быстро сообразил, что прут они не точно на север, а на северо-запад, надо думать, к одному из перевалов, ведущих на их родину.

Больше всего меня возмутила их непуганость. Серьезно, по лесам бродит страшный мертвец в черном доспехе, убивший уже где-то под тридцать варваров — а этим и дела нету, идут, не прячась, только вдвоем, из оружия — сабля у одного да боевой топорик у другого.

Я пару секунд боролся с искушением догнать их и ласково поинтересоваться, куда это они топают, такие деловитые, этих двоих убить — что два пальца об асфальт... Хотя нет, с двумя пальцами будет проблема, асфальта не найти... Но выродков можно убить легко и просто, трупы спрятать — поди догадайся, чьих рук дело, моих или крестьяне наконец-то взялись за оружие...

Но тут впереди послышался отдаленный шум гораздо большей группы людей. Да еще и с лошадьми. Оба ханнайца поспешно юркнули в кусты, причем на ту же сторону, где и я был. Меня они, впрочем, не заметили, хотя разделяли нас метров шесть, по сути, они сидели за соседним кустом. Ладно, коль так — поглядим, кого это несет по дороге.

А несло, как оказалось, целую процессию. Впереди гарцевал отряд человек в двадцать, причем на неплохих конях, с пиками, щитами, луками, у многих сабли, у всех — либо седельные сумки расшиты довольно красиво, либо со щитов декоративные висюльки свисают, либо шапка с пышным мехом, как у Мономаха, либо сбруя украшена, либо ножны сабель красивые... В общем, при полном вооружении и параде, явно не самые худшие воины едут.

За ними ехал на лошади нереально толстый ханнаец в парче, шелках или я уже не знаю, из чего там его одежка пошита, но это просто стопудово не те обноски, в которых ходят остальные немытые чувырла. Да и лошадь побольше, чем у остальных, у нормальной бы хребет сломался: шутка ли, это чудо в парче с лошади свисает с двух сторон, и это не считая ног.

И характерно, что жиртрестина ну никак воином быть не может. Вот совсем никак. У него не то что оружия при себе нет — я бы многое отдал, чтобы поглядеть, как он будет залезать на коня без посторонней помощи. Ведь не залезет же. Те, которые первые проехали — это видно, что всадники с рождения. На земле кривоногие уродцы, но в седле держатся великолепно, словно родились прямо на своих лошадках.

За жирдяем катила повозка крытая и неплохо разукрашенная, которой правил довольно обычный ханнаец, но одежка попроще. Не в шелках, не разукрашен, за поясом обычный топор, но хотя бы не рвань. Судя по всему, слуга жирдяя, статус у него пониже, чем у воинов в авангарде, но слуга важного господина, так что выглядит прилично...

Пока я это думал, повозка проехала, а за ней — еще один всадник странный. Был он длинный и тощий, особенно для ханнайца, тоже в дорогих одеждах, на дорогом седле и на коне хорошем. Приглядевшись, я даже заметил, что конь-то иноходец, а они в военном деле похуже будут, так как не выносливые, зато ездить на них куда комфортней. Ясно, тощий — тоже важная шишка.

За тощим катила еще одна повозка, а за ней ехал третий странный тип. Правда, он сам выглядел относительно нормально — ханнаец как ханнаец — но тоже разодетый, значит, он с теми двумя — одна компашка. И тоже без оружия, а за ним — третья повозка, самая скромная и неброская, но зато на козлах с возницей — охранник, и сзади на повозке еще двое сидят, свесив назад ноги. Вооружены хорошо — полный комплект — но одежда простая. Слуги.

Всю эту процессию замыкал арьергард — еще человек двадцать сродни авангарду, но чутка поскромнее.

Караван неспешно миновал место, где мы с ханнайцами сидели, причем ханнайцы даже не подумали выйти навстречу своим, а тихо дожидались, пока шум процессии не стал значительно тише, и только после этого начали переговариваться вполголоса, периодически посмеиваясь. Что-то лопочут, снова посмеиваются и дальше лопочут. В их говоре мне слегка резануло ухо слово 'гакайн', которое звучало как-то обособленно, выбивалось по произношению из ряда других более-менее однотипных слов и было несколько раз повторено.

Поговорив и посмеявшись, они начали осторожно выбираться на дорогу, но к этому моменту я уже обогнул тихо куст и находился у них почти за спиной.

Рывок — и первый потерял верхнюю часть головы, даже не успев обернуться. Второй успел, одновременно схватившись за саблю — да так и замер с широко открытыми глазами. Когда я приблизился к нему, он упал на колени, с круглыми от ужаса глазами и открытым в беззвучном вопле ртом, так и не выхватив саблю, только выставив вперед руки.

Мой меч вошел ему в глаз и вышел из затылка, ханнаец молча повалился на траву.

Я стер с накидки алые и розовые брызги из разрубленного черепа первого, затем вытер клинок шапкой одного из них, придирчиво осмотрел местность. Дорога — за кустами, притом густыми. Найти тут трупы можно будет только случайно, или чуть попозже — по запаху. Но некоторое время их пропажа будет без объяснения, и это меня устраивает.