Легенда о черном рыцаре (фэнтези, попаданство)

Я, наверно, действительно остолбенел, потому что на стенах принялись орать громче, приободренные барабанщики колотят с воодушевлением, ярбаки читают свой то ли рэп, то ли заклинание, толстяк поет, все трое колотят посохами в землю и каждые два удара направляют их на меня... Что ж, настало и мне продемонстрировать свой талант, только актерский.

И я пошел вперед, разыгрывая что-то вроде пантомимы, словно борясь с напором урагана или огненной струи и поднеся к лицу руку для защиты. Шаг за шагом, пошатываясь, иногда отступая, будто бы под напором магии ярбаков, я приближался к ним.

Они оказались стойкими, то ли в своей вере в собственные возможности, то ли в своей глупости: я видел на их лицах и в их устремленных на меня взглядах твердость и решимость. Первыми сдали нервы у барабанщиков: вначале один покинул свое место в строю и бросился к городу в поисках спасения, затем второй, третий...

Когда до ярбаков оставалось всего несколько шагов, последний барабанщик уже бежал к спасительным воротам, но ярбаки не сдвинулись с места, только их голоса звучали сильнее и сильнее, жирный брал одну нереальную ноту за другой.

А ведь они и правда верят, подумалось мне. Медленно, словно превозмогая колоссальное воздействие, я заносил для удара меч.

Роль, надо думать, я отыграл сильно: на стенах утихло все, больше никаких криков и подбадриваний, словно весь мир замер, наблюдая за мной и ярбаками. При этом мне не понадобилось прилагать больших усилий для передачи достоверности происходящего: была некая сила, которая действительно сковывала мои движения.

До этого момента я уже перебил кучу ханнайцев без малейших угрызений совести, казалось бы, еще три, в чем проблема? Только внезапно я понял, что убивать врагов в бою — довольно просто, все те, которые умерли от моего меча, были вооружены.

А вот эти трое передо мною — не бойцы. Жрецы, шаманы, жулики, уверовавшие в свой обман — кем бы они ни были, но они безоружны. И сюда, в чужой для них край, они приехали хоть и с охраной, но без оружия. То ли просто потому, что ни один из них не годится для боя, то ли религия им запрещает — этого я не знаю.

Все было легко и естественно, когда у него оружие и у тебя оружие, и вопрос стоит ребром — кто кого. Когда я знаю, что вытворял с мирными жителями мой противник — все еще проще. Но вот эти трое — некомбатанты. Да, они на стороне врага — но они некомбатанты, а я — цивилизованный человек двадцать первого века, и убийство небоевого персонала, хоть жреца, хоть медсестры — против моих убеждений...

Тут я вспомнил, чем согласился заплатить за возможность спасти многих, вспомнил высказывание одного философа о том, что Добро побеждает только в сказках, в жизни же оно бессильно против Зла. Увы, но у меня всего один план, и тут уж ничего не поделать.

И я, шагнув ближе, рубанул вначале хромого, затем тощего.

Толстяк, оставшись в одиночку, буквально замер с открытым ртом и вытаращенными глазами. Если вдуматься, мне уже не нужно его убивать: моя победа очевидна, ярбаки не совладали со слугой Скверны, и толстому самое время бросить свою палку и побежать, в меру сил, естественно, прочь. А мне будет как-то несолидно гнаться за ним, куда выигрышнее просто постоять и посмотреть на умолкших ханнайцев...

Но толстый не побежал. Он пару раз глотнул воздух, а затем медленно завалился на спину, глядя в небо широко раскрытыми глазами. Разрыв сердца или кровоизлияние в мозг? Уже неважно. Пастырь свидетель, я не хотел его смерти, но вышло иначе.

Я поднял голову и обвел стену взглядом. Не видать больше ни одного горожанина, только ханнайцы потрясенно молчат с открытыми ртами. Безоговорочная победа.

Вытягиваю руку, выразительно указываю на ханнайцев: мол, вы следующие. И все это в полной тишине, даже птицы не поют.

Уже когда я собрался повернуться и уйти, глаз уловил движение сбоку на стене, ухо разобрало свист стрелы. Я видел, откуда она летит, потому подставил ей свой меч плашмя. Сбоку это, разумеется, выглядело как отбивание стрелы клинком.

После этого я повернулся и пошел обратно в лес. Вслед мне засвистела еще одна стрела, но я определил, что она упадет рядом со мной, и даже не оглянулся. Да, это стоило мне определенного волевого усилия — но каков психологический эффект!

Вот снова свист — и эта стрела попадет. Я шагнул в сторону, не оглядываясь, стрела пролетела там, где я только что стоял, и воткнулась в землю. Можно только догадываться, что творится в головах суеверных ханнайцев: теперь они уже точно уверены, что я — Царнай, бессмертный слуга Скверны.

Скрывшись в кустах, я сменил направление и двинулся к охотничьему домику. Посплю, отдохну — и вечерком наведаюсь в город.

И тут я подумал, что со мной помимо моей воли происходит то, что можно описать как рождение 'крысиного волка'. Вначале запертой в клетке голодной крысе подбрасывают труп сородича, и в конце концов она съедает его: он уже мертв, а живой надо как-то дальше выживать. Первый барьер — 'не съешь своего' — преодолен, она привыкает пожирать трупы других крыс. Затем ей бросают умирающего крысенка. Вначале инстинкт 'не убей' будет бороться, крыса станет дожидаться смерти 'соседа', но рано или поздно добьет сама: он и так обречен, а мне надо жить, такая вот логика. А потом ее начинают кормить живыми товарками, и в итоге на свет появляется противоестественное чудовище, сознательно сделанная ошибка природы. Крысиный волк, крыса, приученная питаться другими крысами.

Обычно хватает всего одного такого монстра, чтобы крысы, дружные социальные существа, почуяли среди своих монстра-каннибала и покинули обжитые места. Хватит ли одного меня, чтобы заставить уйти ханнайцев? Жизнь покажет.

Но одно я теперь знаю: тот философ был прав, Добро не может победить Зло и остаться Добром. И уже не важно, Царнай я или нет: у Скверны вот-вот появится новый слуга.

Да и — новый ли? Царнай умер двести лет назад, а я уже знаю, что души имеют тенденцию перемещаться между мирами.

Так что вполне возможно, что я — не новый чемпион Зла.

Просто круг замкнулся.

* * *

День я провел в охотничьем домике, но Моранкая не дождался. Ладно, куда бы он ни запропастился — а меня самого время не ждет. Где находится дерево, по которому легко перебраться через стену, я и так знаю.

На ночном большаке я не повстречал никого. Вполне ожидаемо: ханнайцы боятся встретить меня и партизан, моряне — меня и ханнайцев. Один я никого не боюсь, разве что странного саблезуба, да и то лишь немного.

Дарбук встретил меня тьмой и тишиной. Охраны на стенах я не заметил, что весьма удивительно. Ладно, моряне не ставили стражу, потому что не от кого. Почему не ставят ханнайцы, если по Долине шастают отряд горе-гвардейцев и легендарный немертвый злодей?

Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что и тут есть рациональное зерно. В Долине нет силы, превосходящей ханнайский гарнизон, потому проникновение в город тех же партизан не представляет опасности. А вот если часовых расставить — это уже потенциальные жертвы нападающих, потому что пятьдесят человек будут иметь локальное превосходство и Сайрабаз просто потеряет нескольких воинов. Он ведь не может везде поставить по пятьдесят часовых.

С другой стороны, если собрать все войска в центре — легче будет отбиться. Максимум, что могли бы сделать партизаны — поджечь город. Но они этого делать не станут, город же свой.

Так что я перебрался через стену и проник в город совершенно незаметно.

Некоторое время я проблуждал по улицам среди невзрачных одноэтажных домиков, пока не вышел на более крупную улицу. Должно быть, ведет к центру города.

Дарбук спал. Горожане, надо думать, такой же примитивный люд, как и деревенские. Они не ловят рыбу и не возделывают землю, но куют инвентарь, выделывают кожи и так далее. В общем, в поте лица своего добывают себе хлеб насущный. У них нет времени на ночные гулянки и так, а в условиях оккупации привлекать к себе внимание тем более не с руки.

Так что на ночных улицах я не повстречал ни души. Ни шума, ни голосов, только порой собачий лай слышен да кудахтанье из сараев доносится. Интересно, ханнайцы хотя бы патрули по городу пустили или нет?

Бредя мимо чуть более солидных домов, в основном двухэтажных, я заметил свет в одном переулке. Оказалось — корчма. Заглядываю — внутри несколько свечей и трое посетителей. Ханнайцы, ясен пень, это я понял по очертаниям их шапок еще до того, как заметил их сабли и топорики.

Прислуживал им тучный немолодой корчмарь, под их гогот наливавший кружку за кружкой.

Взвешиваю 'за' и 'против'. Три врага — три 'фрага'. Но сразу после этого начнется катавасия, шум, гам, вопли... Даже если я уберу по тихому всех трех — корчмарь начнет визжать, это если, конечно, не откинет копыта, как тот старик на дороге...

Я тихо пошел дальше. Три трупа — слишком мало, у меня нет времени на такие мелочи. Я обещал Сайрабазу наведаться в гости быстрее, чем он думает — настало время сдержать обещание.

Правда, найти центр города и казармы врагов оказалось сложнее, чем я думал. План застройки Дарбука четко и исчерпывающе описывается четырьмя буквами: 'хаос'. Дома строились, кто как и где хотел, улочки какие получились, такие получились, о том, чтобы отыскать 'главную' улицу и по ней найти центр, не может быть и речи: нету тут главной улицы. Только узкие кривые переулки.

Вскоре я нашел мощеную камнем улицу и обрадовался, но не тут-то было. Мощеный участок простирался метров на сто и являлся, по всей видимости, результатом самодеятельности местных хозяев, чьи дома на каменку и выходили.

Прячась в тени, я тихо скользил от дома к дому и понемногу приходил в бешенство: да я тут всю ночь проплутаю, ни кочевников не найду, ни дороги назад, чего доброго.

И тут впереди меня открылась дверь, из нее, оглянувшись по сторонам, выбежала невысокая девочка или очень миниатюрная женщина. В одной руке фонарь со свечой, в другой — корзинка. Судя по тому, что мне видно в темноте — красивая, оно и понятно, почему по ночам ходит. Днем, неровен час, на глаза варварам попадется.

— Эй, девочка! — громким шепотом позвал я.

— Кто тут?! — испуганно вздрогнула она.

— Тихо, не бойся! Я из Эйдельгарта! Командир послал меня разведать, где тут ханнайцы разместились!

Темнота не позволила ей разглядеть цвет моих доспехов: ночью все черно.

— Они в доме князя и в окружающих домах поселились, — охотно сообщила мне девочка. — Вы уже скоро прогоните этих поганцев?

— Как только сможем, так и прогоним. Только это, покажи мне дорогу, я тут никогда не бывал, заблудился. И свечу погаси, чтоб не видел никто.

Она провела меня несколькими кривыми улочками и вывела в центр города, к большой площади.

Мы притаились за углом, она показала пальчиком:

— Вон дом князя на той стороне. Ханнайцы живут вот в том доме, том, том и том. И еще за домом князя сзади есть два дома по два этажа и казарма стражников — там тоже ханнайцы.

— А скажи, как мне потом отсюда попасть к стене? Какой-нибудь простой путь с ориентирами, чтоб не заблудиться.

— Вон та улица, видите? По ней надо миновать три, а лучше четыре поворота направо и свернуть в пятый или шестой. Если идти по ней до конца — она будет поворачивать влево и тоже выведет к стене, но свернуть направо в пятый будет быстрее.

— Спасибо, милая, теперь беги быстренько домой и сиди тихо. И никому ни слова.

Девочка убежала, а я затаился в тени и принялся наблюдать. Патрулей не видно, охраны почти нет, по воину у каждой двери и все. Правда, на площади горят тусклые светильники, так что меня заметят... Как бы к дому князя подобраться незаметно... Хороший вопрос, но даже решив его, я окажусь перед следующим: а как мне внутри найти Сайрабаза? Я же не знаю его в лицо. И если он действительно умный и хитрый, то будет ходить в такой же одежде, как все, по той же причине, почему на Земле офицеры не имеют заметных знаков различия и солдатам запрещается отдавать им честь. Только земные офицеры опасаются снайперов, а Сайрабаз — кое-кого пострашнее. Меня.

Но если хорошенько подумать — именно ночью опознать Сайрабаза может оказаться проще. Он может днем ходить в обычной одежде кочевника, но спит наверняка в своей личной спальне. Найду комнату с одним ханнайцем — вот и Сайрабаз.

И живет он наверняка на втором этаже, на третьем или четвертом было бы безопасней, но они 'антресольные', низкие, в отличие от высоких 'господских' первых двух. Как назло, у стен нет ни кариатид с атлантами, ни лепнины — ничего, что облегчило бы мне задачу забраться на второй этаж, а прорываться с боем через первый... Сложу голову как пить дать.

Я призадумался. Как бы мне сейчас нанести ханнайцам максимальный урон, и чтоб не только живой силе, но и боевому духу? Можно напасть на часовых — их я перебью, не вопрос. Затем в меня полетят стрелы из окон... Если перебью и спрячусь — может быть, бросятся искать. Да почти наверняка бросятся. И в темноте я еще нескольких прикончу... Если мне очень повезет — может быть, я угроблю аж десяток супостатов, поставив при этом свой личный рекорд... А дальше что? Да, ханнайцы будут в ужасе, но и только. Выставят патрули, перекроют баррикадами подходы к площади. И второй раз такую диверсию провернуть мне не удастся. Более того, своими действиями я могу подтолкнуть Сайрабаза к идее заложников, и это усложнит мне борьбу до предела: если ханнайцы додумаются держаться вместе... Скорее всего, я буду бессилен.

Но, с другой стороны...

Предположим, ханнайцы засядут в Дарбуке и возьмут заложников, заставив крестьян возить им еду. В этом случае я буду просто ловить 'едовозов' и уничтожать провиант. Крестьяне ничего поделать не смогут. И вот тут уже возможны последствия. Первое — ханнайцы могут начать убивать заложников, это заставит крестьян зашевелиться. Не имея возможности справиться с 'восставшим из мертвых' Царнаем, они могут решить, что справиться с ханнайцами будет проще, все-таки они смертны. Второе последствие — кочевники начнут отбирать пищу у горожан, горожане начнут голодать — что снова чревато восстанием.

На самом деле, морян в Долине слишком много, чтобы Сайрабаз мог удержать город силой. Нет, он держит его страхом. А страх легко победить другим страхом, более сильным.

Ну а в наихудшем сценарии жители бегут из города — и я его просто подожгу, он деревянный процентов на девяносто восемь. И тогда уже Сайрабаз внезапно лишается опорного пункта, мастерских, снабжения...

Но наиболее вероятным мне показался следующий ход событий. Сайрабаз узнает, что Царнай уничтожает провиант, и убивать заложников ему смысла не будет. Он либо возвращается к практике походов за едой, либо... Хотя к черту 'либо'. Мне не обязательно ждать, пока жители сбегут, чтобы сжечь город, я могу сам спровоцировать бегство, распустив слух о том, что грядет поджог. Или прямо сообщу морянам, лично.

А дальше моя задача упрощается. Сайрабаз теряет то, ради чего он в Долине, и либо идет присоединяться к Мадунге, либо бежит обратно в свои степи. В обоих случаях задача освобождения Долины выполнена и я могу идти искать в Эйдельгарте свою родню. Правда, уходя, ханнайцы могут пролить немало крови, но я уже не уверен, есть ли способ выгнать их иначе.