Драконид сипло всхрапнул и заплясал на месте, не зная, кому из нас подчиниться. Северянин нагнулся и прошипел что-то ему на ухо, но зверя это мало успокоило.
Я вновь дернула узду, но наемник предупреждающе поднял ладонь. Его лицо было трудно различить в темноте, однако я вдруг кожей почувствовала волну удивления, хлынувшую с его стороны.
— Да ладно, — пробормотал он, — не может быть.
И, понизив голос, спросил:
— Ты тоже это слышишь?
Я напрягла слух. Очевидно, у северянина с этим было получше, но теперь и я различила далекие голоса, не то перекликивающиеся, не то тянущие заунывную, как степной ветер, мелодию.
— Шар'ракх, — выругался Коннар со смесью удивления и облегчения, — прямо как по заказу. Похоже, твои хилые боги услышали тебя и подкинули нам эту встречу!
Я не стала ничего отвечать, ограничившись слабым кивком. Все мысли и чувства ярко вспыхнули внутри и сосредоточились в одной-единственной точке — монастыре, который, наконец, обрел вполне реальные очертания.
Впрочем, северянин истолковал мою молчаливость по-своему.
— Привыкаешь к роли? — деловито осведомился он, — ну, и правильно, а то развяжешь язык в самый неподходящий момент, обьясняйся потом, почему у моего "брата" голос прорезался, да не какой-нибудь, а бабский.
Я криво усмехнулась. Запах сил на то, чтобы злиться на наемника, иссяк.
— Уверена, это всегда можно обьяснить чудом Лиара. Думаю, у него, как у всех богов, своеобразное чувство юмора, — прошептала я и подстегнула драконида.
* * *
Отрезок времени между тем, как мы увидели мелькающие далеко впереди огни, и тем, когда мы добрались до них, показался мне вечностью. В голову безостановочно лезла всякая чепуха: каждый шаг то приближал цель, то будто отбрасывал на несколько шагов назад; отблески пламени вдруг становились призрачными, как мираж в пустыне, а дракониды начинали дышать тяжело, с присвистом, грозя свалиться замертво. Такой бури эмоций я никогда не испытывала, и к тому моменту, как мы достигли цели, меня колотило так, что я при всем желании не могла пошевелить языком.
Факелы, послужившие нам ориентиров, были воткнуты в землю у дороги в виде большого полумесяца. В их дрожащем свете кружились фигуры, облаченные в темные хитоли; их количество было сложно назвать из-за постоянного перемещения. Не замечая нас, замерших совсем рядом, они тянули какую-то заунывную мелодию, состоящую только из одного звука "о", и передавали друг другу большой шар, светящийся золотисто-молочным светом. Его отсветы выхватывали из темноты потрепанные края капюшонов одеяний незнакомцев, надежно укрывая от нас их лица.
Коннар фыркнул, казалось, со всем презрением, что накопилось внутри.
— Мы даже на похоронах такую тягомотину не пели, — едко заметил он, — под нее хочется добровольно в костер прыгнуть.
Я хихикнула про себя. Северянину нельзя было не поверить. Не так давно Коннар рассказал мне, что, когда на Севере умирал кто-то из мужчин-воинов, соплеменники либо сжигали его со всей воинской амуницией в погребальном пламени, либо отправляли по реке в ладье, завернутого в листья тука. Все это происходило под аккомпанемент разудалых песен, а хмельная брага лилась бочками. Северяне верили, что за смертной чертой воина ждали вечные радости жизни: славные битвы рука об руку с легендарными героями прошлого, хмельные пиры в чертогах Амальганны и рощи, полные девственниц и умерших возлюбленных.
Сомнительные радости, как по мне.
На мой вопрос о загробных перспективах женщин наемник расплывчато намекнул, что их тоже ждет счастливое послесмертие: самые везучие удостоятся почетной роли служанки за пиршественным столом или наложницы в тех самых рощах. О том, что случится с менее удачливыми, северянин предпочел умолчать, однако после моего насмешливого замечания, что уж куда-куда, а на его родину или в Амальганну мне попасть совсем не хочется, заметно помрачнел.
Рисунок танца сменился, и песня стихла. Фигуры в хитолях выстроились в два ряда, встав лицом друг другу и дав мне, наконец, сосчитать их.
Всего их оказалось тринадцать: по шесть с каждой стороны и один — во главе, лицом к дороге. Ряды протянули друг к другу руки с вывернутыми к небу ладонями и, воздев головы, затянули еще более тоскливую песню. На сей раз, она заключалась в монотонном чередовании звуков "а" и "э" и напоминала заунывный плач недавно родившихся детей.
— Интересно, надолго ли они тут собрались? — проворчал Коннар, — не удивлюсь, если они проторчат тут всю ночь, так и не заметив нас.
И невольно сглазил.
Светящийся шар вновь возник на сцене. Он возник в руках фигуры, что стояла особняком, не дав мне даже понять, откуда.
Незнакомец принялся плавно описывать круг шаром, двигая его посолонь; в какой-то момент шар явственно дрогнул и едва не упал на землю, а раструб капюшона обратился в нашу сторону.
Остальные даже не повернули голов, из чего я сделала вывод, что они либо слишком погружены в свои рулады, либо стоят с закрытыми глазами.
Нас наконец-то заметили.
Несмотря на явное замешательство, "глава" не прервал странного танца. С грехом пополам покончив с кругом, он вытянул руки прямо перед собой и медленно, двинулся вперед, сквозь частокол рук своих сотоварищей, прорезая их, как костяной плавник речного трирама
* * *
— лед по весне.
В конце пути он вручил свою ношу ближайшему товарищу и поспешил к нам, путаясь в широкой хитоли и сбрасывая с головы капюшон.
Это оказался высокий человек с абсолютно лысой головой, тонкими бескровными губами и впалыми щеками. Желтый свет факелов сделал его похожим на жертву зыбучих песков Ароайны
* * *
**, до последнего боровшуюся за свою жизнь.
— Вы кто такие? — буквально выкрикнул он, раздувая щеки, — что делаете на этой священной тропе? Случайным зевакам сюда нельзя!
Ох, как обидно, что мой язык был связан! В горле страшно защекотало от желания указать ему на откровенное отсутствие логики: вряд ли "случайных зевак" занесло бы в такую глушь, так что наш визит в любом случае выглядит запланированным. Коннар в гневе сузил глаза, и я мысленно застонала: похоже, наше предприятие может провалиться к Хэллю, даже толком и не начавшись. Однако капитан, похоже, сумел побороть собственную натуру. Он заговорил вполне мирным голосом, лишь легкой хрипотцой выдавая свою ярость:
— Мы не хотели нарушать ваш...кхм...танец. Просто мы очень торопились, чтобы догнать вас...
— Это не танец, а походный ритуал Выноса Шара! И зачем вам понадобилось догонять нас? — с подозрением спросил мужчина. Он сильно вытянул шею, подробно разглядывая Коннара, и на лице его плясал нескрываемый страх.
Я вполне понимала его чувства. Наемник и при свете дня не выглядит милым невинным созданием, а в неверных бликах пламени — и подавно. К тому же, грязь и ошметки застывшей слизи, намертво приставшие к коже и запутавшиеся в волосах, не добавляют в образ привлекательности. Конечно, перед тем, как тронуться в путь, мы ополоснули лицо и руки в мелкой речушке, что протекала близ Омнии, но толку от этого было чуть.
Северянин вздохнул и простер руку ко мне. Его пальцы повисли в ударе сердца от моего лица, и он стал похож на актера из королевского театра, готовящегося сыграть жизненно важную роль. Я взглянула на него и мысленно пожелала удачи: от убедительности Коннара зависело то, попадем ли мы в Лит-ди-Лиар без приключений или будем прорываться туда с боем.
— Мой брат тяжело болен, — заговорил наемник, и я с облегчением услышала в его голосе почти настоящую скорбь, — это случилось с ним в пять лет, и с тех пор мы мотаемся по всему свету в поисках средства, которое исцелит его...
Браво, капитан. Без преувеличения — браво. Не знай я всей подоплеки, поверила бы безоговорочно. Жаль, что сейчас неподходящий момент, а то бы я встала и зааплодировала.
Пожалуй, налью тебе ирли-лея за свой счет, когда все закончится.
Лысый незнакомец пожевал губами и неприязненно сказал:
— И вы решили, что мы поможем твоему брату? По-твоему, мы лекари?
Коннар пожал плечами.
— Лекари не справились с этой хворью. Я не очень-то верю в целительную силу веры, но мой брат где-то узнал о том, что в Лит-ди-Лиаре могут помочь и сделать его прежним. Теперь он постоянно думает о том, чтобы попасть в этот монастырь... Мы узнали, что туда могут пустить только, если идешь с паломниками, и смиренно просим вас взять нас с собой.
По лицу незнакомца прошла рябь недоверия, и он обратил внимание на меня.
— И от кого ты это услышал?
Я развела руками и смущенно покачала головой.
— Мой брат Мерран немой с рождения, — расколол молчание резкий голос северянина.
Значит, теперь и северянин ступил на извилистый путь придумывания имен. Я повторила это имя про себя несколько раз, чтобы примерить и запомнить потверже.
Паломник слегка смутился, но это ничуть не изменило его суровости.
— Сожалению, друзья мои, — судя по тону, у Хэлля он таких друзей видал, — но наш монастырь — не лечебница. К тому же, насколько я понял, вы даже не алдорийцы...
Коннар мрачно склонил голову, подтверждая это. Незнакомец широко развел руками, будто пытаясь обнять кого-то очень толстого и невидимого.
— И не отмечены светом Лиара. Я не возьму вас в монастырь, ибо не вижу в этом никакого смысла. Сожалею.
Он низко опустил голову и стал быстро-быстро осенять себя кругом.
Мы с северянином молча уставились на него. Кажется, Коннар заскрипел зубами; я же почувствовала себя так, будто только что добралась до вершины крутой горы, но пальцы соскользнули, и я покатилась вниз, обдирая кожу об острые булыжники.
Подмога подоспела с совершенно неожиданной стороны.
— Что случилось, брат-в-Свете Шомас? — прозвенел над поляной молодой мужской голос. Его звук подарил мне крошечный лучик надежды, и я немного воспрянула духом.
Нас обступили другие паломники. Скинув капюшоны, они застыли молчаливым полукругом, с недоверчивом опаской разглядывая незваных гостей. Вперед выступил высокий юноша с буйными темными кудрями, рассыпавшимися по плечам. На его лице, как присосавшаяся пиявка, сидела продолговатая родинка.
Лысый Шомас недовольно взглянул на него и нехотя ответил:
— Ничего не случилось, брат-в-свете Джолан. Они уже уходят...
— Я скажу, что произошло! — вдруг перебил его Коннар, и, кажется, от его громкого рыка вздрогнула не только я, — этот ваш Шомас, — он беспардонно ткнул пальцем в сторону последнего, — отказывается не просто помогать, но и просто подарить надежду на исцеление моему брату! — тот же жест, но уже в мою сторону.
На лице молодого Джолана отразилось крайнее возмущение.
— Брат-в-свете Шомас, — срывающимся голосом произнес он, — это правда?
Лысый паломник пронзил наемника яростным взглядом, но наткнулся лишь на бесстрастные черные глаза.
— Он утверждает, что его брат болен, — процедил он, — но я не понимаю, чем поход в Лит-ди-Лиар может помочь ему. Лекарей там и в помине нет, а настоятель не занимается ничем подобным!
Его голос булькал от возмущения. Северянин дал ему договорить и легко перехватил инициативу.
— Иной раз вера творит чудеса, — спокойно сказал он, — и я уверен, что это именно такой случай. Мой брат уверовал в Лиара. Как бы я сам не относился к вашим богам, я хочу его выздоровления, с помощью ли Лиара, Бриссы или демонов Хэлля.
По ряду паломников пробежал шепоток. Джолан со свистом втянул в себя воздух.
— Брат-в-свете Шомас! — с праведным негодованием воскликнул он, — как же так? Вы отказываете в помощи человеку, который действительно в этом нуждается? А как же сила вашей веры? Неужели вы забыли о третьей заповеди Лиара: "Помоги всем убогим и обиженным, и да приумножится Свет-в-тебе"?
Хэлль побери, этот парень мне определенно нравится!
Наверное, почуяв, куда ветер дует, Шомас торопливо заговорил:
— Мы не знаем, что за болезнь у этого юноши, не знаем, заразна ли она! А если из-за него мы все умрем? Как говорится, пусти паршивую овцу в стадо — испортит всю отару!
— За все то время, что мы шлялись по этой стране, из-за брата никто не умер, — заметил Коннар. По его оттенку сарказма в его голосе я поняла, что северянин начинает терять терпение.
Джолан растерянно посмотрел на Шомаса, потом перевел взгляд на меня и участливо спросил:
— Что именно с тобой произошло?
— Мальчишка немой, — резковато бросил Коннар, — это уж точно не вылечишь. Мерран, покажи им!
Мне стало жалко Джолана: такое несчастное выражение появилось на его лице. Захотелось ободряюще улыбнуться парню, но я сдержалась и выполнила требование северянина, спрыгнув на землю и приспустив перед всеми свою повязку.
Кто-то охнул, кто-то помянул Лиара. Шомас начал громко молиться, а Джолан, явно наспех сотворив круг, начал с любопытством вглядываться в мое лицо. Постояв так несколько ударов сердца, я почувствовала себя неуютно, как обезьянка в шатре бродячих циркачей. Решительным движением спрятав лицо, я отступила в тень, а Коннар занял мое место.
— Убедились? — хмуро спросил он, — я-то на это уже вдоволь насмотрелся, на две жизни вперед, а с непривычки может и удар хватить.
С этим он, конечно, хватил через край, но никто и слова ему поперек не сказал. Опасливо поглядывая на наемника, паломники сгрудились в кучу и принялись переговариваться между собой так тихо, что до нас долетало только приглушенное шипение, словно ветер шуршал в камышах. Бросив на нас враждебный взгляд, Шомас нырнул в самую гущу обсуждения, и до нас периодически доносился его негодующий шепот.
Я молча посмотрела на северянина. На его лице было написано безразличие, но оно явно было наигранным: чуть подрагивающая верхняя губа выдавала внутреннее напряжение. У меня же в подреберье кольнула и заныла тянущая, как удар хлыста, боль предвкушения, и я начала нервно переступать на месте, не в силах справиться с муками ожидания.
Шепот стих, и к нам направился Джолан, сияющий, как начищенный медный кувшин.
— Мне удалось переубедить брата-в-свете Шомаса! — радостно воскликнул он, — вы отправляетесь в Лит-ди-Лиар с нами!
*орехи ларра — орехи, растущие в тропических лесах на юго-восточном побережье Второго материка. Имеют упругую кожистую оболочку коричневого цвета, испещренную морщинами, и ярко-розовую мякоть;
**булладх — нецензурное ругательство (коннемарск.). Самый мягкий перевод — 'сволочь';
* * *
Феррг — в космогонии северных народов бог-кузнец, выковывающий судьбу. Изображается трехруким великаном с седыми волосами, в которые вплетены сосновые иглы.
* * *
Поля Йаллы — загробный мир в космогонии северных народов, куда попадают те, кто умер не в бою.
* * *
*трирам — речная рыба, размером с ладонь взрослого мужчины. Имеет на спине треугольный костяной плавник, при помощи которого вспарывает лед на реке, когда идет на нерест ранней весной;
* * *
**Ароайна — пустыня неподалеку от Запретных пустошей. Изобилует очагами темно-желтых зыбучих песков, которые вытягивают всю жидкость из живого существа, угодившего в них;
