Их встретило напряженное молчание. Люди выжидающе вглядывались в незваных гостей, гадая, что они принесли с собой: добро или зло? Что это — визит вежливости или же коварная ловушка?
Я же, в свою очередь, отчаянно пыталась разглядеть получше капитана. Что-то подсказывало мне, что это очень важно; и я моментально позабыла о страхе, ощущая лишь недюжинное любопытство.
Тем временем, капитан, не подозревая о моем интересе к нему, вскинул обе руки и громко заговорил:
-Достопочтенные жители Коннемары! Мы не желаем вам зла! Наш корабль направляется к Тангоре, но у нас закончились запасы пищи и воды, а предстоит еще два дня пути...все, о чем мы просим, — дать нам немного еды и пресной воды, и, клянусь, мы покинем ваш остров и больше никогда не бросим якорь у этих берегов!
Голос его был, пожалуй, даже благозвучнее, чем у эддре: низкий, тягучий, с хрипотцой. По спине у меня почему-то пробежали мурашки.
Толпа всколыхнулась в едином вздохе, но враждебности там не было слышно. Скорее, это был вздох облегчения, смешанного с неким недоверием.
Капитан стоял, смиренно склонив голову и опустив руки. Он ждал.
-Кто ты такой? — вопрос прозвучал в вечернем воздухе неожиданно звонко, и я вздрогнула. Это подала голос Марта, моя двоюродная тетка по отцу. В западной части Коннемары они с мужем держали лучших в деревне овец.
Капитан резко вскинул голову:
-Я не буду таиться. Мы — честные пираты, никогда в жизни не обидевшие ни женщины, ни старика, ни ребенка. Мое имя — Моррис Сокол.
Толпа зашепталась, а я почувствовала, что от сердца у меня окончательно отлегло. Мне доводилось слышать о Моррисе Соколе; торговцы рыбой, заглядывающие в Коннемару, чтобы обменять свой товар на шерсть, рассказывали о периодических налетах команды Сокола на торговые суда; однако никто ни разу не упоминал о том, что капитан Моррис был жесток к экипажу этих кораблей. Конечно, он не был благородным корсаром, швыряющим мешки золотых дориев к ногам бедняков, но и не вздергивал людей на реи, как Эдьярд Красный, и не вспарывал пленникам животы, наполняя их, как бурдюки, морской водой, как Пьетро Волчья Пасть. Его стезей был грабеж богатых судов и похищение состоятельных заложников, которые, впрочем, возвращались домой целыми и невредимыми...
...Пока я предавалась воспоминаниям, староста, вполголоса посовещавшись с кем-то, громко объявил:
-Мы согласны помочь тебе, Сокол, но, со своей стороны, выдвигаем несколько условий.
Моррис склонил голову в полушутливом поклоне.
-Мы предоставим ночлег твоим людям — но только тем, которые сейчас стоят рядом с тобой. Остальные проведут ночь на корабле. Поутру мы переправим туда провизию и пресную воду...и нам придется выставить на ночь стражу. Надеюсь, ты не будешь на нас в обиде.
Староста говорил длинно и цветисто; собственно, во многом благодаря этому таланту он и занял пост старосты.
В знак согласия Моррис поднял руки с вывернутыми ладонями вверх.
-О каких обидах Вы говорите? — воскликнул он, — поверьте, мы бесконечно благодарны Вам...и на Вашем месте я бы поступил точно так же.
Что ж, он тоже умеет красиво излагать мысли. Интересно, это помогло ему занять пост капитана?
Внезапно меня охватило жгучее желание посмотреть на Морриса поближе, и я начала потихоньку проталкиваться к воротам.
Люди согласно загудели. Огромный еж, которая представляла из себя толпа с оружием наготове, постепенно убирал свои колючки, почуяв, что опасносто миновала.
Староста взмахнул рукой, призывая к тишине, и люди, ворча, неохотно подчинились.
-Господин капитан, — сказал он, неискренне улыбаясь, — Вы можете переночевать в доме Шеймуса.
Я потрясенно застыла на месте и почувствовала, как мои ладони вмиг заледенели и покрылись мурашками. В совпадения я не верила, но то, что наш дом, далеко не самый просторный в округе, станет прибежищем для капитана пиратов Двух Океанов, именно в рот момент, когда мне захотелось хоть одним глазком взглянуть на него, было слишком невероятным, чтобы быть правдой.
Что же касается спутников капитана, то их было велено приютить Конраду и Шейдэрру — двум рыбакам, чьи дома находились в противоположных концах деревни. Конечно, с какой-то стороны, крайне наивно было полагать, что капитан и его товарищи не найдут способа встретиться, если будет нужно...однако, что они, безоружные, могут предпринять втроем против целой деревни?
Тем временем староста дал сигнал открыть ворота, и людской поток хлынул к распахнувшимся створкам. В Коннемаре слишком редко происходит что-то интересное, и никто не хочет пропустить даже самую малейшую возможность развлечься. Готова держать пари, что, если все удачно обойдется, о визите капитана Сокола будут говорить годами.
Я тоже было рванулась вместе с толпой, но меня быстро оттерли в сторону. Поняв, что дальнейшее пребывание здесь грозит мне переломами рук и ног, я изменила тактику и принялась проталкиваться в обратную сторону, стремясь как можно быстрее покинуть толкающийся, давящий и хрипящий поток. В конце концов, на капитана можно полюбоваться и дома.
Наконец я оказалась на свободе и с наслаждением вздохнула полной грудью. Бросив последний взгляд на ворота, у которых бурлило столпотворение и были слышны неясные окрики старосты, я направилась в сторону дома.
* * *
Чистое белье поскрипывало, покачиваясь на ветру. Мелиандра стояла спиной к улице и швыряла в ивовую корзину простыни, ловко перекидывая их через веревку; услышав скрип калитки, она обернулась и пронзила меня недовольным взглядом. Мне мгновенно стало очень неуютно, и я попыталась предпринять попытку заговорить:
-Отец уже дома?
Сестра швырнула очередной предает белья в корзину так, что та зашаталась. Я невольно попятилась.
-Можно подумать, ты с ним не встретилась, — процедила она сквозь зубы. Я покачала головой:
-Разве ты не слышала, что произошло?
Мелиандра рванула простынь с веревки, и та жалобно заскрипела:
-А ты думаешь, я просто так с бельем вожусь?
Она выпрямилась, вытерла раскрасневшееся лицо рукавом и с прищуром оглядела меня.
-А где кувшин? — неожиданно спросила она.
-Какой кув...ох! — мое сердце обмерло, и я инстинктивно прижала ладони к губам. Когда началась паника, я, поддавшись всеобщему порыву, кинулась к стене...а кувшин с молоком оставила где-то по пути. Наверняка, сейчас кто-то радуется неожиданному сюрпризу.
Лицо Мелиандры стремительно мрачнело; и я поежилась, ощущая кожей надвигающуюся грозу.
Однако сестра меня удивила: вместо того, чтобы метать громы и молнии, она лишь буркнула:
-Возьми в доме второй кувшин, тот, что с отколотым краем, и ступай к вдове Экклбери. У нее должно было остаться молоко. И упаси тебя Боги потерять и этот кувшин...дурища!
Я стрелой влетела в дом, схватила глиняный сосуд и выскочила за калитку. Вдогонку мне полетел пронзительный окрик сестры:
-Да пошевеливайся! Не заставляй нашего гостя ждать!
* * *
Стемнело. Воздух ощутимо похолодел и словно сгустился; слабо пахло пирогами и степной гвоздикой — на Коннемаре мало цветов, и самые неприхотливые словно стремятся продлить свой срок благоухания как можно дольше.
На улицах было пустынно; зато почти во всех окнах ярко горели свечи и стояли блюда с мелко нарезанными морскими рачками — знак благодарности
* * *
за то, что отвел беду. Где-то вдалеке слышалась нестройная пьяная песня; несложно было догадаться, что отмечали ее исполнители.
На темной глади моря едва заметно колыхался спущенный белый парус. В отличие от нашей деревни, света в его иллюминаторах не было.
Я постояла немного у опустевшего забора, глядя на судно Сокола. Завтра оно исчезнет за горизонтом, и из нашей жизни, оставив после себя пересуды и домыслы, которым будет суждено со временем обрасти бородой вымышленных подробностей и пополнить копилку деревенских сказок.
А я так до сих пор и не увидела капитана...
Я тряхнула волосами и медленно пошла к дому, крепко обнимая кувшин, в котором плескалось остывшее молоко. Любопытство подстегивало меня, но какое-то смутное ощущение плохого, отзывающееся тянущей резью под сердцем, заставляло замедлять шаг и изо всех сил оттягивать возвращение домой.
Однако впереди уже показалась знакомая калитка, на которой маленькая я, балуясь, вырезала изображение котенка. Мне тогда сильно влетело от матери, и было велено убрать рисунок, но линии от ножа не сотрешь рукой. Котенок так и остался на калитке, доверчиво взирая на мир единственным глазом. Со временем он потемнел и поблек, но контуры все еще угадывались среди трещин.
Машинально погладив старого знакомого рукой, я толкнула калитку, зашла во двор...и замерла.
У самого крыльца нашего дома скорчилась большая тень, похожая на огромный бесформенный мешок. Не успела я и вскрикнуть, как тень бесшумно бросилась ко мне.
* * *
Неверный свет, льющийся из окна, выхватил из темноты сморщенное, как печеное яблоко, лицо, и безумные выпученные глаза. Седые волосы свисали клочьями, падая на жилистые щеки, а рука, схватившая подол моего платья, была больше похожа на лапу паука — такая же угловатая и высохшая.
Крик застрял у меня в горле, и я с невероятным изумлением узнала сумасшедшую старуху Молли-Энн.
-Что...что вы тут делаете? — пролепетала я, предпринимая слабую попытку вырваться. Старуха подняла ко мне лицо, и я вздрогнула: ее глаза закатились, обнажив белки, блеклые, как брюхо дохлой рыбы.
-У кошечки мягкие лапки, да острые коготки, — проскрипела старуха себе под нос, надвигаясь на меня и перебирая руками по моему платью. Я пошатнулась и чуть не упала, — с кошечкой лучше не играть...больно оцарапает кошечка.
Меня обдала волной зловония из разверстого рта старухи: Молли-Энн придвинулась ко мне вплотную.
-Послушайте, — жалобно заговорила я, чуть не плача, — что вам от меня нужно? Я вас не понимаю...
Старуха оборвала свое полубезумное бормотание на полувсхлипе и вновь глянула на меня. Ее бельма пропали, сменившись вполне осмысленными глазами.
-Берегись птиц, крошка, — промолвила она неожиданно красивым грудным голосом, без намека на обычный сип, — птицы несут через океан беду. Ищи синие глаза..
Неожиданно старуха вновь захрипела и начала заваливаться на бок. Воспользовавшись моментом, я выдернула из ее ослабевших пальцев подол, и побежала к дому.
Уже стоя на крыльце и лихорадочно дергая дверную створку, я невзначай обернулась.
Двор был пуст.
* * *
Захлопнув дверь за собой и накинув щеколду, я постояла пару минут, прислонившись к стене и пытаясь отдышаться. Внезапное появление старухи выбило меня из колеи, заставив позабыть даже о сегодняшнем госте.
Сердце колотилось где-то в горле. Из глубин дома до моего слуха то и дело доносились обрывки бойкого разговора, чересчур громкий смех сестры и...смутно знакомый мужской голос. Значит, капитан Сокол уже удостоил нас своим визитом.
Осознание этого, приправленное вновь вспыхнувшим любопытством, словно придало мне сил. Старуха Молли-Энн осталась в прошлом унылым призраком, а я, поправив платье и поставив кувшин на подоконник, шагнула в столовую.
-Я припозднилась, изви.. — и осеклась на середине фразы.
В столовой внезапно установилась звенящая тишина. Капитан пиратского судна медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на меня.
* * *
Я никогда не верила в любовь с первого взляда. Порой в нашем доме собирались многочисленные подружки Мелиандры и, прядя под тусклым светом свечи, начинали бесконечные пересказы древних алдорских легенд и мифов, выбирая, преимущественно, те, в которых говорилось о неземной любви древних принцесс и рыцарей, начавшейся с первой секунды знакомства. Я сидела в стороне, негромко посмеиваясь про себя. Как же так, казалось мне, разве можно полюбить человека, толком не узнав его?
Оказалось, что можно.
Меня словно захлестнуло. Сердце замерло, сладко кольнув два-три раза, а затем заколотилось, как бешеное.
Капитан Моррис Сокол был красив — даже по меркам нашей деревни. Густые, черные как вороново крыло волосы со смолянистым отливом, огромные светло-карие глаза, настолько пронзительные, что, казалось, они смотрят в самую душу, мужественное лицо, кожа, покрытая загаром, того особого оттенкп, что бывает у бывалых моряков... Моррис Сокол словно шагнул ко мне из какой-то старинной книги, пестрящей изображениями древних витязей.
И этот витязь неотрывно смотрел на меня, на меня и только на меня, не замечая недовольного бормотания моей матери и возмущенного вида Мелиандры, безуспешно пытающейся завладеть его
вниманием.
-О, Боги, — наконец, вымолвил Сокол, — зрение, видимо, обманывает меня. Кто бы мог подумать, что в такой глуши я встречу такую красавицу...как тебя зовут?
Красавицу? Это он про меня? Я залилась краской и еле слышно выдавила из себя:
-Мелиан.
Мой собственный голос показался мне чужим и бесцветным, и я опустила голову, не вынеся жгучего огня глаз Сокола. Сердце колотилось о ребра в каком-то безумном темпе, а перед глазами все плыло.
В этот момент я страстно мечтала об одном: продлить это мгновение до бесконечности. Одно лишь допущение мысли о том, что завтра Сокол покинет Коннемару, заставляло сердце проваливаться в бездну отчаяния.
-Мелиан... — тихо повторил Моррис, будто пробуя на вкус каждый звук моего имени.
-Ну, да, Мелиан, — вдруг подала голос моя мать, и мы оба вздрогнули от звука ее резкого голоса, — младшая моя...уж не знаю, в кого такая уродилась — в роду у нас отродясь таких черноволосых не бывало. Я всю ее жизнь сомневалась — уж не подменыш ли она? Бывали случаи...
Все это я слышала, и не раз, но почему-то именно в тот момент у меня внутри все вскипело, в ответ на несправедливые обвинения матери. В глубине души шевельнулся какой-то иррациональный страх: а вдруг Сокол поверит ее словам и отвернется от меня?
Капитан сделал недовольный жест рукой, словно отгоняя настырную муху, и мать моментально умолкла.
-Такое дивное создание не может быть подменышем, — медленно проговорил Моррис, делая шаг ко мне. У меня перехватило дыхание, — я был во многих странах, но даже в Эльнааре, Земле Поднебесного народа, я не встречал такого чуда.
Послышался надсадный кашель. Мелиандра поперхнулась чем-то, глубоко вздохнув от изумления, в которое ее привели слова Сокола.
Тем временем, тот протянул ко мне руки и схватил меня за запястья. Я невольно ахнула от сладкой дрожи, всколыхнувшей кожу мурашками.
-Мелиан, — нараспев, как-то чересчур торжественно произнес Моррис, — завтра я покидаю Коннемару...
Услышав лишний раз о неизбежном, я поджала губы и опустила голову, но Сокол, словно не замечая расстройства, отразившегося на моем лице, неумолимо продолжал:
-Ты согласна отправиться со мной?
Земля поплыла у меня под ногами, и я чудом не упала. От неожиданности, я вскинула голову и впервые отважилась взглянуть капитану в глаза, замерев от сладкой истомы, разлившейся в низу живота.
-Ты говоришь серьезно? — потрясенно спросила я, — но как же...мы же впервые видим друг друга...час назад ты и не знал о моем существовании...
