Мы - люди! (общий файл)

Сначала свои навыки демонстрировали охотники из селян. Почти все они из своих луков и самострелов попадали в мишень, и скоро та оказалась утыкана стрелами, к центру гуще. Некоторым удавалось попасть и в череп, стрела при этом рикошетила под буйные крики одобрения зрителей. Затем пришла очередь профессионалов. Перед этим мишень очистили от стрел, владельцев попавших в самый центр опознали по меткам и огласили их имена. Пёстрый взял слово и пошутил, что промахнувшимся придётся, потом самим побегать и поискать свои.

Стрелки из полицейского отряда посылали стрелы в таком порядке: две в мишень, потом одну в череп. Никто не промахнулся. Только Гребешок отступил от этого правила и выстрелил в череп три раза. И все три раза попал, заслужив благодарность зрителей.

Пёстрый объявил, что теперь своё искусство покажет гостья, которую зовут Маленькая-с-самострелом. Тома встала, обречённо вздохнула, сняла с плеча своё оружие и направилась на позицию.

— Удачи! — крикнул я ей вслед, и госпожа Фролова, тоже что-то крикнула, но девушка, кажется, не услышала: уже настраивалась на выступление. Или из-за поднявшегося шума. Репторы раньше на нас особенно не пялились, не знаю из-за врождённой деликатности или получили строгий приказ... Кроме детей, конечно, те просто застывали с открытым ртом. Но тут Тома мотивировано оказалась в центре внимания, гвалт прекратился, только когда она взвела самострел и прицелилась.

Треньк! — первая её стрела впилась в самый центр мишени, да с такой силой, что две или три торчащие там упали на землю. Треньк! Вторая воткнулась рядом. Третью Тома послала в череп. Стрела пронзила его самую толстую, полагаю, лобную кость и пригвоздила мишень к шесту. Приветственный ор поднялся до небес, такого результата никто не ожидал. Тома развернулась, неловко поклонилась зрителям и удалилась на место с неконтролируемой улыбкой на лице. Встречные тоже похлопывали её по плечам, но очень осторожно.

Далее последовало выступление 'огнестрельщиков'. Стрелы из мишени снова вытащили и раздали владельцам. Соревнующихся было трое, я четвёртый, на закуску. Каждый рептор вышел на позицию с тремя предварительно заряженными поховыми 'трубами', на мой взгляд, довольно уродливыми. Но, может, для них это верх дизайна. Громогласные 'бабахи', тучи вонючего дыма. После каждого выстрела мишень содрогалась, и от неё летели щепки. Феерия дымного пороха, короче. Только у одного стрелка случилась осечка, но ему сразу передали запасное 'ружьё', и он, тоже поразил мишень.

Настала и моя очередь. 'Сейчас выступит наш гость — Высокий!' — объявил Пёстрый. Никогда не считал себя искусным стрелком, но мишень недалеко, ветра почти нет... Поставил десантный пистолет на очередь из трёх патронов, прицелился, как учили, затем, стараясь попасть в промежуток между ударами сердца, нажал на спуск. Негромко прострекотало табельное оружие... Кажется, я всё-таки высоко взял, поскольку первая пуля вдребезги разбила многострадальный череп, в который я не целился, вторая всё-таки попала в мишень, а третья 'ушла за молоком'. Но этого никто не заметил, поскольку перебитый пулями шест надломился, и мишень рухнула на землю. Моя пуля, видимо, была последней каплей. Триумф, не вполне заслуженный, но приятный... С надсадными воплями и приветственными кликами.

Тётя Лена с улыбкой кивнула мне, вставая, поскольку Пёстрый объявил финальную пару: 'А теперь — наша гостья С-мечами и прославленный Худой!' Кажется, она ничуть не волновалась. Тома же серьёзно пожала мне руку и сказала:

— Здорово ты череп расколошматил! Пусть знают, это им не вонючие средневековые стрелялки!

— Я, вообще-то, в мишень целился... — сокрушённо признался я и добавил:

— Но вот ты зачётно ему лобешник пробила!

— Я в глаз метилась... — смущённо ответила Тома, и мы рассмеялись.

* * *

Василий Кондратенко.

Бауэр взял пробы воздуха в трюме и, отдельно, из внутреннего пространства скутера. Потянулись минуты ожидания: чтобы все высеялось и дало 'всходы' необходимо некоторое время. Доктор, впрочем, результатов анализа ждать не стал, а попросил разрешения проникнуть внутрь. Я разрешил. Теперь весь экран заняла трансляция с нашлемной камеры доктора. Из его комментариев и картинки было понятно, что он легко продвинулся по небольшому коридорчику, освещённому желтыми плафонами, предположительно, на потолке и упёрся в совершенно гладкий люк. Ни кнопок, ни клавиш на люке и рядом не наблюдалось. Но он дрогнул и ушёл в стену сам, как и внешний. За ним оказалось пространство рубки управления, причём, ничуть не предположительно, поскольку там, в ложементе находился пилот. За прозрачными 'стенами' открывался обзор на холодный трюм 'Алебарды' и на зависших и перемещающихся вокруг моих подчинённых в скафандрах. Каждая фигура на этом дисплее сопровождалась перемещающейся вместе с ней колонкой символов, иногда меняющихся. Это значило, что интеллектроника челнока действовала. Но тут Бауэр сконцентрировал своё внимание на пилоте, и я сосредоточился на его докладе:

— ... Он заключён в полупрозрачный кокон, упругий, это всё, что могу сказать. Судя по всему, антропоморфен, просматриваются ноги, голова и, кажется, две руки. Так, внимание, что-то происходит... он шевельнулся!

На картинке этого не было видно, но, когда доктор перевёл камеру на верхнюю часть кокона, оказалось, что его непрозрачность в этом месте как бы протаивает, и нам открылась видимость на лицо пилота. Нечто среднее между человеческим и лицом человекообразной обезьяны: маленький нос, морщинистая кожа, видимо, светло-коричневая, довольно губастый, мощные челюсти, высокий лоб. Признаков шерсти и волос нет. А, когда травмированный открыл глаза, оказалось, что они совсем человеческие: широкие зрачки, радужка голубая. Около рта существа неприятно копошились какие-то разноцветные трубочки, которые я сначала принял за щупальца, но, когда оно недовольно сморщилось, те мигом убрались за край окна видимости. Не иначе, реанимационная машинерия... Пилот, похоже, сфокусировал взгляд на Бауэре, затем огляделся, и немедленно заговорила Маруся:

— Передача сигнала бедствия прекратилась, поступило сообщение на 'эсперанто': //благодарность/ спасение// понимание/ вопрос//

— Скажи ему: 'понимание'. И дай запрос на репторском, думаю, он его может знать.

Пауза... и Маруся озвучила акустический ответ, присвоив пришельцу хрипловатый низкий голос, как у какого-то киноартиста:

— Да, владею. Не я сам, а компьютер. Вопрос: вы сумели обезвредить дефектных Стражей?

— Трое обезврежены, но один остался в коллекторе, — ответил я.

— За него не беспокойтесь, я сумел его дезактивировать на подлёте. Других не удалось. Вы можете снять скафандры, мой челнок стерилен, это стандартная процедура. Я, к сожалению, останусь в своём... Судя по тому, что вы владеете наречием репторов не в усечённом, а в классическом варианте, вы нашли их судно?

— И это тоже, а, вообще, мы с их материнской планеты.

— Тогда мы вас знаем. Кто-то из нас посетил вашу планету, по репторскому и вашему счёту, шесть тысяч оборотов назад. Но ваша цивилизация находилась тогда в самом зачаточном состоянии. Как вам удалось так быстро подняться? У вас тоже были инопланетные Учителя?

— Нет, мы как-то сами...

— Удивительно... — пилот помолчал, а потом вдруг сменил тему:

— Извините, моя интеллектроника настаивает на срочном продолжении лечения или я сейчас умру. Я получил обширные поражения внутренних органов, нуждающиеся в реставрации. И челнок требует ремонта...

— Чем мы можем вам помочь?

— В лечении моего организма ничем, тут у меня ресурсов и средств с избытком, нужно только время. Челнок, тоже, способен сам восстанавливаться, однако ему потребуются материалы для ремонта. Он получит их от разрушенных Стражей, там, думаю, всего достаточно. Сейчас я прекращу общение, потому, что Медик введёт меня в кому, а вы освободите мой аппарат и откройте люк вашего... вместилища.

— Доставить до места?

— Не нужно, он сам... Уже действует... через двое суток... только не уходите из Системы, нужно ещё обсудить... — он замолчал, глаза закатились, веки закрылись. Мне пришло в голову, что за всё время беседы, гость, даже не шевельнул ртом.

— Давай-ка домой, доктор, а то ещё люки закроются!

— Уже иду, Мастер! Кстати, лаборатория подтверждает: только привычная нам микробиология, и ту мы сами занесли.

— Не задерживайся! — последняя фраза была излишней, поскольку Бауэр уже выплывал из внешнего люка. Тот немедленно закрылся. Команда освободила челнок от фиксаторов и покинула трюм. Монитор потемнел, но ненадолго: по команде Стрижакова раскрылись створки внешнего люка, и в трюм проник свет недалёкого красного карлика. Но тут же затуманился, это скутер включил маневровые и осторожно вышел в открытое пространство. Поворочался, выбирая направление полёта, зажёг неяркий огонёк маршевого двигателя и удалился в сторону недавней битвы, поживиться запчастями, или, что там ему нужно. Нам тоже пора...

— Сколик!

— На связи, адмирал! Без происшествий!

— Принято. К тебе там летит скутер, не препятствуй...

— Я всё видел и слышал.

— Хорошо!

— Стрижаков!

— Слушаю!

— Теперь, когда мы избавились от тюремщиков, нужно доставать ребят. Поэтому, во взаимодействии со Сколиком, поставьте суда на полярную орбиту, высотой, порядка трёх тысяч км и установите связь с Петрухиным.

— Принято, адмирал, приступаем!

Тут же в разговор вступила Маруся:

— С этой орбитальной позиции принимаю сигнал маркёрного маяка ПО-4. Запрашиваю... Есть контакт! Включаю связь!

И пошёл сигнал с поверхности. Тот же Марусин голос, но неуловимо другой:

— Я ПО-4, наконец-то, господин генерал! У нас всё нормально, включаю ретрансляцию на Володю.

— На связи, Василий Петрович!

— Рад тебя слышать, Володя. Как дела? Где находитесь?

— Находимся в местной репторской деревне, в десяти километрах от места посадки. Тамара рядом. Елена Юрьевна недалеко, готовится к бою.

— Какому бою? что случилось?

— Это показательное выступление... в рамках установления дружеского контакта с цивилизацией репторов. Маруся, можешь дать наверх картинку?

— Канал слабоват, добавляю мощность. Как картинка?

Картинка была потрясающая...

* * *

Владимир Петрухин.

Тётя Лена и Худой вышли на ринг, разошлись в стороны и приступили к разминке. У каждого бойца по два меча, у Худого — две сабли максимальной длины, госпожа Фролова же вооружилась катанами, которые, на глаз, длиннее. Учитывая и более длинные руки... Защита — обычный комбинезон. Это, только с виду, его не всякая пуля пробьёт, а разрезать ткань почти невозможно. Рептор, явно, в боевой попоне, Она кожаная, вся в полукруглых потёртостях, поскольку изнутри обшита костяными пластинами со шкуры какого-то динозавра. Аккуратные заплаты, видно, что за 'панцирем' ухаживали. Значит, хозяин его ценит. Хороший доспех, только тяжеловат, наверно. Но, по Худому этого не скажешь, ему, кажется, привычно. В военных условиях попона, иногда, дополняется кольчужными штанами и рукавами, а также железным или медным шлемом, как рассказал мне Гребешок. Но железо дорого, а полиция финансируется недостаточно хорошо. Поэтому обходится без этих полезных излишеств.

Тётя, Лена между тем, изобразила фланкировку. Это такое упражнение, когда мечи, послушные рукам на максимальных амплитудах их движения, образуют вокруг бойца как бы блестящую полусферу, от макушки до самой земли. Сначала медленно, чтобы продемонстрировать зрителям подробности, а затем, взвинтив скорость до того, что рассекаемый воздух, аж засвистел. Тома воодушевлённо заорала, и её крик подхватили опешившие, было, зрители. С такой техникой они, явно, раньше не встречались. Даже Худой остановился на несколько мгновений, раззявив пасть.

Лена остановилась, поклонилась зрителям и противнику, бойцы сошлись в середине ринга и закружились в характерном 'танце', присматриваясь друг к другу. Мечи при этом только несколько раз звякнули. Но разведка длилась недолго. Вдруг Худой ринулся в атаку, но она была с лёгкостью отбита. Тут же тётя Лена контратаковала. Почти неуловимые глазом взмахи катанами — вжик! — и она споро отскочила, но на груди рептора, точнее на его попоне теперь образовалась длинная прореха, под которой явственно засверкали белые пластины. Зрители сопроводили 'туше' горестным воем. Но, к моему удивлению, некоторые болели за тётю Лену. 'С-мечами, вперёд!' — прорвался из наушника перевод их скандирования. Неудача, однако, не обескуражила рептора, он попытался провести подкат, чтобы сбить соперницу с ног. Но та легко вспорхнула, как будто гравитация на неё не действовала и приземлилась в его 'задней полусфере'. И... упала? Нет, не упала, а расчётливо перекатилась с мечами на вытянутых руках. Вжик! Бах! Одной катаной Лена распорола сверху донизу попону Худого и в районе гузки, да так основательно, что на землю посыпались защитные диски, а в воздух взлетели обрывки перьев. А другой от души хлопнула его плашмя по ноге в районе 'штанов'. Будь это серьёзный бой, тут и остался бы Худой без ноги. Он всё равно рухнул на бок — удар был всё-таки очень силён — но тут же вскочил, потирая травмированную ногу. Тётя Лена уже ожидала его, стоя в излюбленной своей стойке: левая катана вытянута вперёд, правая над головой.

Рептор не стал продолжать бой, вместо этого он воткнул мечи в землю, признавая тем самым своё поражение, и глубоко склонился перед соперницей. Лена опустила катаны, и тут случилось вовсе неожиданное: Худой сделал два быстрых шага и подхватил её на руки. Кажется, она от неожиданности взвизгнула, но я не уверен, шум стоял такой, что я бы и собственного крика не услышал. Репторы обнимались и орали при этом так громко, что переводчик вовсе замолчал, и его пришлось перезагрузить.

Худой немного покружился с соперницей на руках, явственно припадая на правую ногу, затем аккуратно поставил раскрасневшуюся Лену на землю, подобрал мечи, и они плечом к плечу направились к Пёстрому, который для такого случая спрыгнул с насеста. Толпа притихла, дабы не пропустить ни слова из церемонии награждения. За все победы полагалась одинаковая награда: по полметра толстой, с миллиметр, серебряной проволоки, которую полагалось свить в кольцо и повязать на голову или шею. Это была особая, наградная проволока, та, что используется в качестве валюты, потоньше.

Призы получили Худой за победу над Толстым, я с Томой за меткую стрельбу и, конечно, тётя Лена. Она, однако, только соединила свою проволоку в кольцо, но на шею не надела, а споро нацепила на голову Худого, наподобие венца, где уже красовался один такой же трофей. 'В знак его мастерства!' — сказала она, а Пёстрый это немедленно озвучил. Худой несколько мгновений выглядел ошарашенным, но быстро опомнился. И с рёвом снова полез обниматься. Но Лена ловко ускользнула от его объятий.

На площадку выскочили дети, похоже давно ожидавшие этого момента. Даже несколько девочек, к моему удивлению. Вооружённые палками, они устроили сразу несколько дуэлей. Двое попытались скопировать фланкировку, получалось немного неуклюже. На этом состязания и завершились, точнее, плавно перешли в празднество. Нас усадили за откуда-то появившийся стол — а сидеть в этот раз пришлось на скамье-жёрдочке — рядом с Пёстрым, Худым и прочими отличившимися, не исключая, кажется, и 'простолюдинов', если можно так выразится. Подали пиво в, наверно, литровых глиняных кружках без ручек и закуску в виде тонко наструганных ломтей мяса, по запаху, вроде, копчёных. Но мой пищевой анализатор попробовать это не разрешил, высветив пугающее: 'Большая концентрация неопределимой микробиологии. Аминокислотный состав в норме'. Насчёт пива он долго колебался, помигивал монитором, затем заявил: 'Разрешено условно. Примите таблетку номер 9'.