Закон эволюции - роман завершен

Первый коснулся своего ПЦП. Дверь открылась, пропуская дворецкого, катящего перед собой тележку с массивной стеклянной витриной на ней. Подкатив ее поближе, дворецкий поклонился и ушел.

— Полюбуйтесь, капитан.

Под стеклом на подставке находился странный предмет длиной сантиметров в семьдесят. Толстый стержень вроде черенка, плавно переходящий в две параллельные пластины, формой напоминающие длинный заостренный листок. Оба 'листка' соединены сложной системой перемычек.

— Выглядит... увесистым. Что это?

— Понятия не имею. И никто не имеет. Это один из двух артефактов, найденных на Луне. Магистр?

Хрбица кашлянул:

— Вес — четыре килограмма сто десять граммов. Материал неизвестен, свойства напоминают окаменевший либо кристаллизованный полимер, а также, частично, керамику. Химический состав — органические соединения и металл, преимущественно цинк. Внутри находятся тонкие прожилки из еще одного вещества, также, предположительно, металлокерамика, обладающая колоссальными по размеру макромолекулами. Длина одной молекулы может достигать нескольких сантиметров. Все вместе волокна внутренней структуры образуют чрезвычайно сложную систему, возможно, сложнее, чем нейроны человеческого мозга, однако предмет, по всей видимости, не является вычислительным устройством. Назначение неизвестно, можно судить лишь о том, что основанием, стержнем этим, артефакт во что-то вставлялся. Приблизительный возраст — около десяти-двадцати тысяч лет. Что крайне интересно — изотопы в нем не обнаружены. Вообще. Два артефакта найдены в одном месте, на расстоянии меньше метра друг от друга. Примечательно также, что координаты места находки — геометрический центр проекции Луны на Землю. Проще говоря, та точка лунной поверхности, которая ближе всего к нам. Что позволяет предположить, что все это как-то связно с Землей.

— А еще проще — они наблюдали за нашей планетой, вот что, — сказал Первый.

— Возможно, но не факт.

— Спасибо, магистр. — Виттман наклонился вперед, и в его голосе снова зазвенел металл. — Итак, капитан, вы спрашивали, почему мы устроили тут эволюцию такими жесткими методами? Потому что время играет против нас. Мы ведем самую настоящую эволюционную гонку на выживание, и у нашего предполагаемого врага фора в десятки тысяч лет эволюционного и технического развития. Таинственные 'они' овладели технологиями межзвездных полетов минимум на двадцать тысяч лет раньше нас.

— Но за эти тысячи лет они никак не проявили свою враждебность. Времени у них было полно, не правда ли? — возразил астронавт.

— Нет, неправда! Капитан, а вам не приходило в голову, что телепортация — единственная возможная технология мгновенного путешествия?

Маркус потер подбородок.

— И что, если так?

— А то! Что противник, желающий колонизировать нашу планету, попутно истребив нас, будет лететь на скорости, близкой к скорости света. Его субъективное время практически остановится, для него все равно перелет будет мгновенный. Но зато не будет риска на миллиарды лет пропасть в темпоральной девиации. Примерно пятнадцать тысяч лет назад тут побывали разведчики. Нашли планету, полетели докладывать. Затем враг собрал флот и вылетел к нам. Если, предположим, до его родной планеты пятнадцать тысяч световых лет — пятнадцать туда, пятнадцать обратно — то у нас еще есть сто или сто пятьдесят веков в запасе. Но если только десять — увы, они могут нагрянуть через сто лет или даже завтра. А закон эволюции неумолим: выживает сильнейший. Мы должны использовать все отпущенное нам время с наибольшей пользой, чтобы, когда 'они' прилетят, не оказаться слабейшими. Вы тут разглагольствуете о счастье, а я пытаюсь спасти наш вид от судьбы динозавров.

— Вы уверены, что они непременно летят? Что они непременно враги?

— Не уверен. Но надейся на лучшее, готовься к худшему. Хочешь мира — готовься к войне. И даже если именно эти визитеры про нас давно забыли, если они не враждебны — ну, мы уже точно знаем, что не одни во вселенной. А раз так — кроме 'этих' наверняка есть и другие. И те, другие, тоже могут нагрянуть в любой момент. Я вам скажу прямо. Лет за сто двадцать до сегодняшнего дня тогдашний правитель взял курс на смягчение. Но потом нашли артефакты, и стало понятно, что у нас нет возможности расслабиться и радоваться жизни. Мы под угрозой. Будущее нашего рода под угрозой. Все правители с того момента следуют простой политике: эволюция и развитие на первом месте. А гуманизм и прочее — только если не во вред главной задаче. Вы говорили, вам жалко тех несчастных, что родились слабыми? Мне, Хорсту Виттману, тоже жалко. Но как правитель всего человечества, я не вправе идти на поводу своих эмоций. Я хочу, чтобы мои потомки, встретившись с внеземной формой разумной жизни, говорили с ними как равные с равными, как сильные с сильными. Мы не должны проиграть эту гонку.

Маркус криво усмехнулся:

— Только и слышу, правитель человечества да правитель человечества. Доминион вроде бы — восемьсот миллионов из нескольких миллиардов, нет? Ах да, у вас же самое крутое оружие, вы всех из космоса разбомбить можете. Согласен, вы главный. И не для протокола замечу, что с преступностью вы разобрались, а с тщеславием — нет.

Если этот выпад и достиг цели, то Виттман никак этого не показал.

— Дело не в оружии, ведь мы не завоевываем никого. Дело в той же эволюции. В качестве этих восьмисот миллионов. Тесты на коэффициент интеллекта, сложенные еще в ваше время так, чтобы средним показателем было сто баллов, сегодня среднестатистическим доминионцем проходятся со ста двадцатью баллами. В то время как средний уровень интеллекта в остальном мире — девяносто пять.

— Люди там поглупели, что ли?

— Люди не поглупели. Просто самые умные перебираются к нам. И не последнюю роль тут играет наша политика. Мы принимаем всех иммигрантов с показателями выше среднего, тем самым повышая наши собственные возможности и улучшая наш генофонд. Все умные и сильные стремятся перебраться к нам, ибо знают, что тут у них будет достойный уровень жизни и права. А там, само собой, остаются те, которые нам не подходят. Потому за границей средний уровень интеллекта падает, а у нас растет, по многим причинам, включая эту.

Маркус чуть склонил голову, взяв со стола чашку:

— Выходит, Доминион, как упырь, высасывает из окружающих территорий самых лучших людей...

— ...Тем самым обрекая остальные народы на упадок, бедствия, вырождение и вымирание, — продолжил за него Виттман, — да, все верно. Вам известно, как происходит эволюция отдельно взятого вида? Когда случается катаклизм, слабые погибают, выживают только альфа-особи. И весь вид получает параметры альфа-особей. Затем из них снова выделяются новые альфы. И когда случается еще что-то — опять же слабые гибнут, выживают только лучшие. Они занимают территории слабых, размножаются... Потом опять катаклизм. И так этот процесс продолжается, и с каждым циклом вид становится все лучше. Если прямо сейчас вымрут все люди за пределами Доминиона — средний уровень интеллекта человечества мгновенно вырастет со ста двух до ста двадцати. То есть, я не хочу, чтобы вы подумали, будто мы намерены истреблять тех, кто хуже нас, ни в коем случае. Но давайте будем реалистами. Человечество — вот оно, тут, в Доминионе. А за его пределами — в основном люди второго сорта. А некоторые уже скатились до уровня недолюдей...

Маркус сам не заметил, как чашка в его руке хрустнула, раздавленная, и разлетелась на осколки, расплескивая чай по столу.

— С меня хватит! — выпалил он, поднявшись во весь рост. — Господь свидетель, что этой нацисткой херней я уже сыт по горло!! Можете больше не трудиться, выискивая себе оправдания, выглядящие аргументами, для толпы это работает, но мне мозги полоскать — увольте!

Астронавт вышел из-за стола и стремительно двинулся к дверям. У самого выхода он обернулся и сказал, вложив в свои слова как можно больше желчи:

— Да, чуть не забыл: спасибо за обед!

* * *

Каспар догнал его во дворе.

— Вас подвезти обратно?

Маркус остановился и обернулся:

— Спасибо, но я уж сам как-нибудь.

Агент огорченно развел руками:

— Жаль, что так вышло. Насчет нацизма — это вы напрасно. Я, конечно, понимаю, что озвученная Первым точка зрения в чем-то совпадает с тем, что Гитлер пропагандировал, но факт в том, что одни люди рождаются одаренными и с отличным генным потенциалом, а другие — во всем обделенными и не способными произвести на свет полноценное потомство. Нравится нам это или не нравится, но природе неведомы понятия равенства и справедливости, она придумала жизнь, эволюцию — а в основе эволюции лежит механизм уничтожения слабых сильными. Выступая за равенство, вы отвергаете законы природы. С таким же успехом можете и гравитацию отвергнуть.

— Не согласен, — покачал головой астронавт. — Безусловно, Первый отлично разбирается, как работает эволюция, но забывает о том, что человек, однажды поняв что-то, всегда старается приспособить любое открытие под свои нужды. Эволюция работает так, как он описал, но только с неразумными животными. А мы люди. Лично я на эволюцию ценой человечности не согласен. Пришельцев Первый боится? Так это две крайности. Хоть мы проиграем гонку и будем уничтожены, хоть выиграем, заплатив за это человечностью — оба варианта одинаково ужасны. Оба — смерть человечества. Если ваши потомки, Янек, станут биороботами, лишенными доброты, сострадания, милосердия, всего того, что мы ценим в нас самих и окружающих — зачем им тогда жить дальше?

— Я как-то не задумывался о смысле жизни, — признался Каспар, — жизнь есть форма существования белковых тел, ага. Я и существую. По умолчанию. Живу, пока живется, и не размышляю о высоких материях.

— А вы задумайтесь. Если жизнь есть форма существования белковых тел — почему мы не остались просто протоплазмой? Протоплазма существует — а мы живем. Животные живут как животные. Мы же обладаем мозгом. Если мы используем наши умственные способности, чтобы как можно лучше уподобляться тем, у кого их нет... Ну подумайте, Янек! Существо, поднявшееся на одну ступеньку эволюции выше, использует свое превосходство лишь для того, чтобы походить на тех, кто находится ниже! Это прогресс разве?! Регресс как он есть. Дегенерация.

Каспар почесал затылок.

— Что-то есть в ваших словах. Но вы перфекционист, а я, видимо, и есть просто белковое тело, употребляющее свой мозг исключительно для того, чтобы наилучшим образом выполнить свою генетическую программу: хорошо устроиться, обеспечить себе выживание и оставить потомство, несущее мои гены.

— Не говорите так. Вы ведь занимаете высокую должность, являетесь важным человеком в системе, да и Первый, если не ошибаюсь, работает только с идейными людьми.

— Ну да, — подтвердил Каспар, — а где вы усматриваете противоречие? Да, я занимаю высокую должность: с этого я имею доходы и привилегии, позволяющие мне жить и содержать семью. Да, я идейный человек, но моя идейность приземленная, она заключается в моей вере, что именно это устройство общества для меня самое лучшее и что для моих детей оно тоже будет наилучшим вариантом. Потому я убежденный сторонник нового общества, но мое убеждение произрастает исключительно из утилитарных соображений. А вы... Знаете, я попытался посмотреть на мир вашими глазами. И даже думаю, что понял вас. Вы тоже идейный человек, но наша идейность разная. Вы верите в идеалы, которые кажутся вам высокими, и не желаете смотреть вниз, на грешную землю, при этом игнорируя даже собственные интересы. Что же до меня, то моя идейность — не от веры, а от понимания. Я знаю, что данная среда хороша для меня, и знаю, почему.

— Еще бы, — с сарказмом ответил Маркус, — при каком другом строе вы могли бы ездить на танке в гости к соседу?

Каспар ухмыльнулся:

— Вот это еще одна причина, почему наше общество лучше демократии. Вы говорите о равных правах — но демократия это на самом деле бесправие, потому что если ваши права равны правам других — значит, все бесправны. Моя дочь смотрит мультики про супергероев, так там один персонаж сказал замечательные слова: 'Когда все вокруг 'супер' — никто не супер'.

Представьте себе, что мы в двадцать первом веке. Представьте себе, что я трахаю вашу жену. А вы — вы не имеете ни малейших прав что-то сделать. Совершенно беспомощны. Запереть дома жену? Нельзя, суд и тюрьма. Начистить мне рожу? Нельзя, суд и тюрьма. Только развестись можете. После чего ваша теперь уже бывшая жена будет жить у меня дома, при каждой встрече на улице со мной или с ней вас будет захлестывать чувство бессильной злобы и горечи, а все соседи будут за вашей спиной шептаться, какой вы неудачник, раз ваша жена ушла от вас к соседу напротив. А вот у нас все иначе. У нас вы можете бороться и попытаться доказать и соседу, и всему миру, что ваша жена — только ваша и ничья больше.

В этот момент на улице за воротами остановилось такси.

— Это я вам вызвал, — кивнул в сторону машины Каспар, — если что — обращайтесь. Мой номер знаете.

Маркус хмыкнул:

— А разве Первый еще не освободил вас от обязанности быть моей нянькой?

— Уже освободил. Но мой служебный долг — нести порядок и справедливость туда, где их, по моему мнению, не хватает, и следить, чтобы все было без сбоев. Работа такая.

Астронавт кивнул на прощание, прошел через дверь в воротах мимо почетного караула с флажками вместо штыков, сел в машину и назвал свой отель.

По пути он обдумал весь разговор. Безусловно, Виттман — не слепой фанатик, его идеология вполне рациональна и местами правильна, и Маркус поймал себя на мысли, что если бы он точно знал, что вот прямо сейчас к Земле летит на досветовой скорости колонизационный флот пришельцев-завоевателей, то сам стал бы фанатичным последователем идей нового общества. Да только вероятность этого крайне мала. И вообще все виды рано или поздно вымирают. Средний срок жизни отдельно взятого вида — пять миллионов лет. Одни вымирают очень быстро, другие, как крокодилы, живут уже десятки миллионов. Но итог в любом случае один. Даже если допустить, что человечество не вымрет, а будет жить миллионы и миллиарды лет — все равно вселенная рано или поздно перестанет расширяться после Большого Взрыва и вновь сожмется в то, из чего родилась, уничтожая все живое, чтобы в результате нового Большого Взрыва снова образовалась новая вселенная... А раз так — зачем куда-то к чему-то стремиться? Стоило бы просто жить, радоваться этой жизни и стараться не делать другим того, чего не желаешь себе.

Из задумчивости Маркуса вывел писк ПЦП. Он достал наладонник и увидел, что ему пришло сообщение из банка: пополнение счета. Три с половиной миллиарда.

Вовремя. Теперь, когда Маркус осознал неизбежность борьбы за реформы, деньги ему очень пригодятся, хотя он пока что не знает даже, с чего начать. Впрочем, начинать такое всегда надо с создания команды, и один единомышленник уже есть.

Астронавт принялся тыкать пальцем в экран, набирая номер Пайпер.

* * *

— И как прошел ваш обед? — полюбопытствовала девушка, когда они не спеша прогуливались в тенистом скверике с мороженым в руках.